Искра. Судьбе вопреки

– Искра иллюзий? – невероятное предположение, но вдруг.

Применение такой опасной и крайне редкой искры на территории дистрикта разрешено только в узконаправленных сферах и при наличии лицензии. Но что-то подсказывало, таким как Зейда положить на получение лицензий, учитывая, как она уважительно посылает к аркху под хвост закон о недопустимости ментального вмешательства. Да и кто ее уличит? Я? Бессменный источник сюжетов для Аландри? Все решат, что снова пытаюсь мелькнуть на весь дистрикт, а просить, чтобы меня допросили ментально чревато олигофренией. Не стоит Зейда того, чтобы я потом всю жизнь слюной на пол капала.

– То есть… она не беременна? Или беременна, но не от Харви?

– Этого я знать, увы, не могу. Тебе есть о чем подумать, Александрин. Послушай мудрый совет старика. Однажды Мина Хартман и Оруэл Сайонелл уже совершили ошибку, которую повторяете вы с Харви. Они поверили интригам окружения, а не друг другу, в результате прожили несчастную, а в случае с Оруэлом, еще и короткую жизнь. Теперь между нашими родами словно енот пробежал. Все винят друг друга в случившемся. Прежде, чем сделать вывод, как бы ни была сильна твоя обида, а доказательства вины Харви – убедительны, всегда говори с тем, кто тебе дорог.

– Спасибо, фет Сайонелл. Я подумаю над вашими словами.

– Подумает она, – недовольно передразнил он. – Я и крошки в рот не возьму, пока ты не наберешь его!

– Ладно, ладно. Только не нервничайте, хорошо? Ради вашего спокойствия я что угодно сделаю.

И пусть я улыбалась, но пальцы дрожали, когда доставала планшет. А ведь я не могу набрать правящего. И не могу объяснить Оуэну, почему набрать нельзя. Пришлось схитрить.

– Можете сделать это за меня? Я не отважусь. Пожалуйста!

И взгляд такой, как у енота на ароматную печеньку.

Оуэн недовольно покачал головой, но принял планшет и с третьего раза смог непослушными пальцами нажать на панели кнопку вызова. Сердце пропустило несколько ударов, отделяющих тишину от гудков. Но вместо гудков я сразу услышала голос: «Если вы слушаете это сообщение, значит, я не могу или не хочу отвечать на ваш звонок. У вас десять секунд, чтобы убедить меня перезвонить».

Использовать свои десять секунд не стала. Сбросила вызов и растерянно улыбнулась фету Сайонеллу. Не могу или не хочу. Что-то подсказывало, что в случае со мной это скорее второе, чем первое.

– Снова делаешь выводы? – если бы мог, Оуэн наверняка пригрозил бы пальцем.

– Делаю, – а толку-то врать, когда у меня все на лице написано. – Мы набрали Харви, он говорить не хочет, теперь ваша очередь.

Но фет Барский нарушил наши планы и договоренности, прибавив звук телепатовизора:

– Чета фетроев не отстает от звезды этой недели – феты Сайонелл-Аллевойской и подбрасывает новые лакомые кусочки нашим пираньям. От источника, близкого к правящим, стало известно, что фетрой Харви, прежде, чем исчезнуть в неизвестном направлении, бросил очередной вызов на поединок. На этот раз своему старшему брату – Кайлу Хартману.

– Он что, совсем с катушек слетел? – вилка звякнула о тарелку, а сердце почуяло беду. Харви не стал бы разбрасываться вызовами забавы ради.

– Что творится за закрытыми дверьми Аклуа Плейз, что или кого не поделили братья? Пока вы присылаете нам тмс с догадками, что или кто мог стать причиной такого поведения, мы побеседуем с фетессой Лоуренс. Что это: бушующие гормоны или отчаянный шаг на фоне вызова Хи Ой Ли? Всем известно, после этого поединка проводить другие смысла не будет.

– Я бы на вашем месте не стала недооценивать Харви и раньше времени закупаться белым.

Всем известно, что белый – цвет скорби. Его на похороны надевают…

– Есть что-то, о чем мы не знаем?

– Очень может быть, – улыбка пустынного мертвоеда и взгляд в камеру, а показалось, что на меня. Да что я могу? Я бы рада, но не уверена, что что-то получится. Хотя, вряд ли эта злыдня меня имеет в виду. Тогда что?

– Поделитесь?

– Разумеется, нет. Это дистриктская тайна. Могу лишь сказать, что во время поединка тор-ана ждет очень неприятный сюрприз! Жители девятого дистрикта могут быть уверены, что мы не только останемся под руководством четы Хартманов, но и расширим границы на сто, а то и больше километров!

Мы? Тебя, вообще-то, ядерным ветром из четырнадцатого сюда надуло, чего замыкала-то?

Я хотела подумать еще какие-нибудь гадости про эту красотку с родинкой под глазом, но не успела – кожу под перстнем, что дал Харви, внезапно обожгло, а прозрачная сфера украшения стремительно налилась красным туманом. Медленно, опасно, словно кто-то впрыскивал в нее кровь…

– Александрин, сними немедленно! – приказал Оуэн.

Я и сама ухватилась, но при попытке снять украшение, перстень обжог мои пальцы почти до крови. Я завизжала, стиснув зубы от невыносимой боли, вскочила, не зная, куда себя деть. Камень пульсировал рубиновым светом, а боль из ладони перетекала в руку, поднималась выше. Я беспомощно смотрела на Оуэна, а Оуэн что-то стремительно набирал на планшете.

– Что происходит? Что мне делать?

– Потерпи, девочка. Просто потерпи. Кольцо тянет из тебя энергию, – впервые видела фета Сайонелла взволнованным. Он протянул мне ладонь, чтобы успокоить, вот только на нее капнула красная капля, вторая, третья. Не сразу поняла, что это из моего носа.

– Что… Что со мной?

В следующий миг легкие обожгло огнем, а грудь – невыносимой болью, я закашлялась и изо рта на пол шмякнулись красно-черные сгустки, перевела взгляд на живот – ткань платья стремительно окрашивалась красным. Последнее, что помню – шаги в коридоре, крик Оуэна и падение. Кто-то уже прибежал на помощь, вот только успеют ли?

Если это рай, то какой-то неправильный. Если ад – то не дотягивает по антуражу. Хотя, пожалуй, на преддверие ада весьма похоже. За что ты, боженька? Я ведь, вроде как, поверила в тебя. Или поздно? Стоп. Кажется, чтобы все сработало, нужно раскаяние. А постфактум вроде как раскаиваться поздно… А ведь мне есть за что. Всем есть за что.

Пока в голове крутился хтонический бред, осматривала место, где оказалась. В двух словах: невыносимое пекло. Агрессивные лучи испепеляли кожу рук, впивались в лицо, кусали за ноги. Перегоняемый ветром песок обжигал ноги множеством мельчайших уколов, а от раскаленного воздуха легкие едва не сгорали заживо. Пространство искажалось, но за мутной горячей дымкой я разглядела очертания чего-то темного. Не то камни, не то владыка мест не столь отдаленных. В любом случае, стоило проверить, кто по мою душу явился, потому что местечко, прямо говоря, не ахти какое. Может, удастся договориться?

– Эй, кто здесь?

Тишина.

– Оуэн?

Снова тишина, только едва слышно трещит в ушах огонь да шелестит песок.

– Флер?

Расслышала слабый голос, в котором узнала… Быть того не может, Харви?

Сделала ладошку козырьком и присмотрелась. Действительно, одна из фигур – фетрой. Вот только он лежал и истекал кровью рядом с тушей огромного… Ничего себе пиончики на соседском балкончике! Аркх!

– Харви!!!

– Флер, уходи отсюда, – несмотря на неуверенный хриплый голос, слышала я его отчетливо. И просьбу сознательно послала на три интересных буквы.

– Харви!

Я пыталась бежать, но ноги увязали в горячем песке, словно чьи-то омерзительные раскаленные пальцы хватали меня и пытались затянуть на дно зыбучей трясины. Падала, до крови обжигая ладони, но поднималась и продолжала бежать.

– Харви, я сейчас…

– Уходи, немедленно!

Грозный рык сотряс странное место, где бы мы ни находились, а затем по песку скользнула тень. Нет, не тень. Тенище. Я только успела голову вскинуть и рот открыть: на меня, растопырив крылья, нападал аркх. А затем я получила телепатической волной и резко села на кушетке, шумно вдохнув полной грудью холодный воздух операционной. На меня с изумлением таращились Григорий, Лоби, фет Сайонелл и несколько медсестер.

– Там… Харви! – крикнула прежде, чем присутствующие успели прийти в себя. Почему-то казалось, что Оуэн меня поймет. – Мне обратно надо! Фет Сайонелл, он истекает кровью, аркхи кружат, я должна ему помочь, как мне вернуться обратно?

Сердце колотилось быстро-быстро. Возможно, у меня был бред, но казалось, что увиденное – правда. Интуиция подсказывала, что я должна сейчас находиться в другом месте, должна помочь фетрою, его попросту сожрут!

– Кольцо – твоя связь с ним, – нехотя, с болью произнес Оуэн, остальные хлопали огромными от удивления глазами и молчали. – Подумай о фетрое. О том месте, где он…

Дальше не услышала, меня словно засосало в какую-то пространственную дыру и выплюнуло ровно в то место и время, откуда забросило в палату. Твоего ж енота за ногу! Аркх, раскрыв клюв и заверещав так, что земля содрогнулась, ринулся на меня. Успела только скрестить руки над головой, что вряд ли убережет меня от поедания, но помогло! Зверина, словно обожглась, взвыла, дернулась на меня еще раз и, поняв, что я в невидимом коконе, взмыла в воздух. Харви! Он из последних сил меня оберегал.

На этот раз кинулась к нему молча и даже смогла добраться. Харви не шевелился, хотя, вроде как, дышал.

– Уходи, Флер, – прошептал одними губами.

Я не знала, за что первым схватиться: его грудь и живот исполосованы когтями аркха, который сейчас стеклянными глазами смотрел в вечность, вывалив язык из клюва. Фетрой же лежал, прислонившись спиной к мощному звериному телу, что больше не представляет опасности. Вот только в небе кружил еще один, которому явно не понравилось получить отпор от сахарной косточки. Уверена, это его лишь раззадорило и скоро будет второй заход.

Накрыла рану на животе фетроя ладонями, пытаясь остановить кровь. Глупо, конечно и бесполезно. Ему в операционную надо. Да только как я туда попаду?

– Хартман, срочно придумывай, как вытащить нас отсюда.

– Не хватит… сил… Но ты можешь… уходи…

– Ага. Раскатал губу!

Рваных слов почти не разбирала, они перемежались с грубым кашлем, отхаркивающим сгустки крови. Вновь мелькнула тень, а кончики пальцев фетроя заискрились. Он планировал снова выпихнуть меня из этого странного места. Его сил не хватит, но моих же хватит? В миг, когда почувствовала очередной удар телепатической волны в грудь, я схватила Хартмана за что-то. То ли рука попалась, то ли шея. Представила, что он отправляется со мной. Вот только, когда снова села в кровати, в палате, кроме меня, по-прежнему были лишь Лоби, Григорий, Оуэн и медсестры. Харви не…

Харви рухнул тяжелой кровавой тушей прямо на меня.

– Носилки, срочно! – среагировал Григорий.

Рефлексы хирурга, в отличие от моих, сработали мгновенно. Я же лежала под мужчиной, истекающим кровью и не подающим признаков жизни и понятия не имела, что делать. Смотрела, как умирает любимый и не могла ему помочь.

– Харви, ты только держись. Все будет хорошо! – прошептала, когда фетроя устраивали на каталке. Вот только будет ли? Бордовое лицо с ожогами, бело-синие обескровленные губы, раны на груди и животе, на которые лучше не смотреть… Как он вообще оказался там, с аркхами? Енот пойми где и один?

– Нужно связаться с другими фетроями! – заявила Лоби и уже мазнула пальцем по планшету, как услышала тихое:

– Никаких… фетроев.

Она с недоумением глянула на меня, на Оуэна. Фет Сайонелл подтвердил, что ни с кем не нужно связываться.

– Поняла. Никаких фетроев.

Она кинула планшет в сторону и присоединилась к Григорию, который накладывал на правящего стазис, чтобы успеть довезти до операционной. Другой операционной. Моя, видимо, для работы с такими страшными, смертельными ранениями не подходила.

– Он жив, – прохрипел Хартман, глядя на Оуэна. – Я нашел его…

Легендарная выдержка фета Сайонелла дрогнула. Глаза мужчины расширились, а на лице живо отразилось волнение. Он подкатился ближе к фетрою, но Григорий четко делал свое дело и не давал спокойно пообщаться с пациентом.

– Все разговоры потом. Он умирает!

– Умирает? – наконец, я очнулась, вскочила и подошла к Харви. Да, выглядел и правда не краше покойника: кожа покрыта струпьями, глаза лихорадочно блестят и закатываются, едва дышит, но усердно цепляется за явь, не позволяя небытию унести себя. – Харви! Не смей умирать! Я запрещаю! Мы еще отношения не выяснили!

Сжала его ладошку, раскаленную, как те огненные пески в пустыне, но наше касание тут же прервала Лоби, которой понадобилось переместиться к голове пациента.

– Свяжитесь… Пятый дистрикт…

– Потом. Ты выживи, сынок. Поговорим потом, – приказал фет Сайонелл и к моему удивлению покинул операционную, не в силах сдержать эмоции. Кто жив? Кого нашел Харви? Я поняла, что это как-то связано с той встречей в больнице, но как?

Вскоре веки Харви закрылись и, кроме тяжелого хриплого дыхания ничто не выдавало в нем признаков жизни.

– Готово. Повезли! – скомандовал Григорий.

Я видела, как едва заметно мерцала над правящим золотистая пленка стазиса и бежала вслед за несущейся по коридору каталкой. Стерилизующий душ предоперационной, быстрая смена халатов, маска, шапка, перчатки… Никто не обратил внимания на мое присутствие, впрочем, оно могло оказаться и полезным. Лоби знала о моей искре, а Григорий, уверена, чувствовал усиление своей, потому я, обхватив себя руками, тихонько стояла в сторонке и молилась. Все пять часов, пока шла операция. Стояла в одной точке, слушала пиликанье датчиков, умирала, когда останавливалось сердце Харви, и воскресала, когда оно вновь начиналось биться. Мне казалось, стоит хотя бы моргнуть, присесть или отвлечься, и я потеряю Харви навсегда. Понимание того, что это может случиться в любую секунду, пугало до ледяной дрожи.

Через пять часов Лоби разрешила сесть рядом с фетроем и взять его за руку. Уверена, она считала, что это как-то могло помочь. Из-за моей искры или моих чувств. Но я как умела, а умела я, увы, никак, пыталась передать Хартману свои силы.

Не знаю, что произошло со мной в палате фета Сайонелла, но ни единого намека на раны у меня не осталось. Если Григорий смог меня вылечить, что ему вылечить великородного, у которого одна из искр – лекарская? Который сильнее всех великородных дистрикта?

Когда Хартмана под тройным восстанавливающим куполом перевели в палату интенсивной магической терапии, Лоби и Григорий едва держались на ногах. Шутка ли – с таким грузом ответственности вытаскивать с того света правящего! Учитывая необходимость соблюдать инкогнито, они не могли никого позвать на помощь, рассчитывая только на собственные силы и волю фетроя к жизни.

Сейчас оставалось лишь ждать, когда Харви придет в себя. Это может случиться через час, через день или через месяц. Может не случиться вовсе. После таких ранений никогда нельзя сказать наверняка. Но что-то мне подсказывало, что мой Великогад на то и Великогад, чтобы даже смерти показать средний палец и свою коронную улыбку. Такую, похожую больше на усмешку, но безумно, до одури обаятельную!

Хотелось думать, что самое страшное позади, но Лоби каждый раз повторяет после сложных операций, что самое трудное – впереди. Самое невыносимое – ожидание, когда от нас уже ничего не зависит. Никто и никогда не может дать гарантий. Ни маг, ни обычный доктор. Григорий и Лоби влили в Хартмана много энергии, я и сама чувствовала, как перстень передавал мою силу, не знаю, правда, присутствующим или Харви, которого я держала за руку, боясь отпустить. Я изучила каждый миллиметр его грубой кожи, каждый изгиб, каждый бугорок, каждую морщинку на сухой ладони. Наши перстни время от времени соприкасались, вспыхивая золотым сиянием, а, когда размыкались, снова сияли красным. Кто бы еще объяснил, что это значит?

Фет Сайонелл не появлялся, Лоби оставила мне тревожную кнопку и тоже ушла. Кроме меня и безмятежно отдыхающего фетроя в палате никого не было. А еще эта пугающая тишина, изредка прерываемая жужжанием аппаратов… Темноту рассекал приглушенный свет серебристого кокона, на тонкую пленку которого я смотрела с надеждой. Когда она истлеет и проклюнется вторая – голубая – можно сказать, что жизни пациента ничто не угрожает. Ну, а появление третьей – зеленой – свидетельствует о скором пробуждении.

За окном уже брезжил рассвет, когда комнату озарило зеленое сияние. На сердце сразу же стало легче. Я прижимала теплую ладонь Харви к груди, гладила мужчину по волосам, о чем-то рассказывала, чем-то делилась, кажется, в порыве страха и волнения с уст даже слетели те слова, что Альби отправила ему по тмс, а Зейда удалила. К лучшему удалила. Ни к чему ему знать. Это лишь осложнит и без того сложные отношения… А на Зейду сейчас мне было глубоко плевать! Я не могла оставить Харви. Не могла и все!

Последние пятнадцать минут я честно боролась со сном, концентрируясь на том, как красные швы на животе и груди фетроя постепенно бледнеют, стягиваются, превращаясь в тонки светлые нити, но все же моя голова мягко упала на плечо Хартмана, и сон унес за собой.

Правящий внезапно открыл глаза и долго смотрел в белый потолок, пытаясь осознать, где находится и что произошло. Последнее событие, отчетливо запечатленное в его памяти: как к нему бежит Флер, а он спешно из последних сил выставляет вокруг нее барьер. Она, кажется, и не понимала, что находилась в пустыне, и какую опасность представляют ядерные ветра. К счастью, в тот момент их не было. Затем нападение на нее аркха и портал.

Портал!

Устанавливая ло-ану, он полагал, что таким образом защитит Флер от своих братьев и любой угрозы, а в итоге это спасло жизнь ему самому. Но как она смогла протащить его через телепатический тоннель? Без тренировок! Подобная практика сама по себе практически невероятна и шансов, что они оба при этом выживут не было. Точнее, они были настолько малы, что их даже нельзя принимать в расчет. Тем не менее, они выжили. Оба. Возможно, арийская кровь великородных выступила стабилизатором, не дав силе разорвать их на мелкие кусочки. А, может, множество других «возможно». Сейчас он не хотел об этом думать. Он ни о чем не хотел думать, кроме той, что трогательно спала на его плече, сжимая руками его ладонь, неосознанно питая его своей силой, помогая восстанавливаться каждую секунду. Он должен был умереть. Но не умер. Вот только Флер не знает, что может иссушить себя, потому Хартман очень медленно освободил свою ладонь и, прикрыв глаза, отрезал нить, питающую его через ло-ану энергией. Кольца мгновенно померкли.

Не шевелиться бы, позволить ей отдыхать на его плече, выспаться. Но у него слишком мало времени. У фета Сайонелла его еще меньше, а информация, в достоверности которой Харви убедился лично, следовало немедленно передать в нужные руки.

Кокон над правящим полностью растворился – процесс исцеления завершен. Конечно, у подобного лечения есть свои последствия – недели слабости и недомогания, вот только это ничто по сравнению со спасенной жизнью.

Харви медленно поднялся, и потревоженная Флер сонно открыла глаза, не понимая, что происходит.

– Харви? – она потерла лицо ладошками, пытаясь сфокусировать взгляд, но не получалось.

– Все хорошо. Отдыхай.

Он поднял ее на руки, уложил в свою кровать и укрыл одеялом. Поворочавшись, она что-то неразборчиво шептала, а потом удобно устроилась на подушке и затихла. Он любовался женщиной, что спасла ему жизнь, и не мог поверить в свое счастье. Не мог поверить в то, что начал чувствовать. Жизнь обрела для него смысл, стала чем-то большим, нежели обязанность дарить свою силу дистрикту и оберегать спокойный сон миллионов людей, которых не знаешь. От которых никогда не получишь благодарности за то, что делаешь. Они принимают защиту и самопожертвование фетроев как должное, а в ответ еще и гадостей наговорят, пользуясь свободой слова и отсутствием цензуры. Впервые у Харви появилось что-то для себя: не однодневки, чьих лиц он не помнит, а его чувства, его любовь. И он не собирался отдавать Флер ни братьям, ни тем более балетмейстеру или неудачнику Вэльскому. Он поцеловал мягкие губы, не спрашивая на это разрешения, словно поставил на них печать:

– Моя Флер, – ласково погладил ее по щеке и, накинув на плечи халат, чтобы скрыть заживающие шрамы, превозмогая боль, покинул палату.

Стоило шагнуть в коридор, как от стены тут же отделились рейгверды. Те, которых он лично подобрал для охраны Флер, кому доверял, как себе.

– Фетрой. Вас разыскивают братья.

– Вы доложили, где я?

– Мы слышали вашу просьбу фете Мирианской. Никаких фетроев, – неуверенно доложил второй. – Решили подождать, когда вы придете в себя.

– Или пока умру? – Хартман ехидно усмехнулся, но первый поджал губы.

– Мы не сомневались, что вы справитесь. Тем более с ней.

– Молодцы. Хорошая работа. Оставайтесь с Флер.

– А как же вы?

– Меня бережет Венера, – обаятельно улыбнулся правящий с лицом незнакомца и направился вперед по коридору. Ему следовало спешить. Пока пациенты и дежурные врачи спят, он должен успеть обсудить с фетом Сайонеллом сложившуюся ситуацию и покинуть больницу. Братьям пока не следовало знать, где он, и что задумал.

Палату Оуэна нашел быстро, воспользовавшись навигатором по этажу. Запер двери, чтобы никто им не помешал и аккуратно тронул старика за плечо, вернув свой истинный облик. Вот только фет Сайонелл не ответил – чувствительности в его плече уже не было. Поняв это, фетрой произнес:

– Фет Сайонелл, проснитесь.

Дрогнули веки, старик медленно открыл глаза и не сразу понял, кто перед ним, а когда понял, его губы растянулись в улыбке, а из груди вырвался вздох облегчения:

– Я знал, что ты живучий! Помоги сесть, сынок.

Харви подложил подушки под спину Оуэну и открыл шторы, чтобы медовые лучи восходящего солнца разогнали неуютный полумрак.

– Как ты себя чувствуешь?

– Словно заново родился! – улыбнулся фетрой, превозмогая боль.

На самом деле, ему казалось, что он только что прошел через жернова мясорубки и каким-то чудом выжил, а в животе эта мясорубка все еще работает, активно пережевывая железными челюстями его внутренности.

– Красоваться будешь перед Александрин!

– Я выживу. Понадобится время, чтобы восстановить силы. Если бы не Флер… У вас невероятно отважная, но бесконечно безрассудная внучка! – улыбнулся Харви, осторожно устраиваясь в кресле возле кровати.

– Долг платежом красен, – улыбнулся Оуэн. – Ты спас ее от неминуемой смерти, перехватив управление воларом, она вытащила тебя из пустыни. Это невероятно!

– Верно. Невероятно. И у меня вопрос – как ей это удалось?

– Должно быть, унаследовала одну из моих искр. Я об этом не знал.

– Вы ходите тоннелями?

– Когда-то, – мечтательно улыбнулся фет Сайонелл, вспоминая далекое прошлое, полное приключений и ярких событий. – Сейчас на полное перемещение у меня не хватит сил.

Так всегда, кажется, что вечно будешь молодым, что весь мир открыт перед тобой и каждый день, что вызов, который ты отважно встречаешь. И вот однажды просыпаешься и понимаешь, что прежняя отвага осталась, но силы покинули сухое тело. Как так выходит, что душа не стареет и, запертая в клетке беспомощности, бесконечно страдает, вспоминая былые времена. Воспоминания – вот что нам остается на закате жизни. Важно, чтобы за них не было стыдно, и теперь фет Сайонелл был готов уйти, понимая, что сделал и исправил почти все, что вызывало у него жгучее осуждение совести.

– Обещай научить ее обращаться с силой. Я уже угасаю и не успею этого сделать.

– Обещаю, Оуэн. И обещаю, что освобожу ее отца.

– Почему ты думаешь, что это Антуан?

Харви улыбнулся и, соединив ладошки, подался вперед:

– Вчера, когда я встречался с правлением Конгресса и обсуждал условия поединка с тор-аном, мне поступило интересное предложение, как увеличить свою силу.

– Принять кровь разжигающего искру? – Оуэн облизнул сухие губы.

– Куда больше! Правление в полном составе принимает эту кровь время от времени, как допинг. Мне было предложено провести древний ритуал. Съесть живое сердце разжигающего искру, чтобы получить невероятную мощь, несравнимую по силе даже с мощью тор-ана, – Харви скривился, явно демонстрируя свое отношение к подобному допингу.

– Сердце живого разжигающего… Сердце Александрин? – ужаснулся старик. – Или…

– О ней правлению неизвестно. Пока. Значит, был кто-то еще, ведь Самуил принимал кровь до того, как я обнаружил Флер. Когда я отказался, правление начало давить на меня, заявило, что Кайл одобрил этот план.

– Поэтому ты бросил ему вызов?

– У меня не оставалось другого выбора. Я прилетел к брату, услышал от него, что есть доступ к крови и телу разжигающего. Что можно не трогать Флер, воспользоваться другим человеком. Начал говорить об ответственности перед миллионами и ничтожности одной жизни. С такой философией можно быстро свихнуться. Не брось я ему вызов и не слей информацию Аландри, Кайл убил бы меня, совершил ритуал и в порядке переуступки принял бы вызов тор-ана. И победил бы, я думаю. Теперь же братья не смогут избавиться от меня без скандала. Смерть еще одного правящего, публично бросившего вызов брату… Правление перегрызет глотки Кайлу и Сэймиру, власть сменится и Драконы возьмут дистрикт даже без боя. Но суть в другом. Я получил от брата подтверждение, что жив разжигающий искру. И, судя по нашему разговору, у них в запасе не один такой. Вряд ли крови Антуана хватило бы, чтобы разжигать искры всего правления Конгресса. Через своих доверенных лиц в Конгрессе я смог узнать, откуда члены правления достают кровь. Оказывается, что в особо охраняемой тюрьме, в пустыне, есть капсула с несколькими комнатами. Кто находится в этой капсуле мой человек узнать не смог. Даже для члена Конгресса доступа нет. Но не для фетроя. Сначала я подумал, что ошибся, ведь имя узника ни о чем мне не сказало, но, когда покопался в документации, увидел, что пять лет назад оно было изменено. Настоящее имя – Антуан Георг Сайонелл.