Полуночное солнце

Глава девятая

Дети ждали, что поездка в Лондон станет настоящим приключением, и так оно и получилось. Эллен уже поздравляла себя с тем, что благодаря ее штурманским указаниям, и несмотря на полуденное движение, их «фольксваген» благополучно добрался до Вест-Энда, когда путь преградил знак, сообщавший, что Оксфорд-стрит закрыта для личного транспорта. Теперь Эллен поняла, почему на карте вокруг этого места столько стрелок, означавших одностороннее движение. Автомобиль, шедший впритык за Беном, загудел в ответ на его резкое торможение, а бизнесмен, переходивший улицу перед ним, помахал двумя растопыренными пальцами, как будто это Бен гудел в клаксон.

– Не делай так, – посоветовала десятилетняя Маргарет младшему брату.

– Надеюсь, это он пожелал нам успеха, – сказал Бен. – «V» означает победу. Не подумайте, что я ухожу от темы, но куда мне ехать теперь?

Карта как будто превратилась в сплошную массу стрелок, которые наползали друг на друга и расходились в разные стороны, как на диаграмме турбулентности.

– Вперед и первый поворот направо, – скомандовала Эллен, поскольку этот путь казался единственно возможным.

Маршрут проходил мимо Британского музея.

– Это здесь выставлено много оружия, пап? – поинтересовался семилетний Джонни. – А можно пойти посмотреть, если у нас останется время?

– Вряд ли у них найдется старый танк, на котором мы сможем добраться до места напрямик, – посетовал Бен, оскалив зубы при виде знака «Въезд запрещен!»

– Ну, только если останется время, – повторил Джонни жалобно. – Мы ведь не опаздываем? А вдруг они не напечатают вашу книгу, если мы опоздаем?

– Они обязательно напечатают, милый, – успокоила Эллен, обернувшись, чтобы улыбнуться сыну, мальчику с худым бледным лицом, почти уменьшенной копии отца за исключением волос – те были черные, как у нее. – Посидите тихо, пока мы не доедем до места.

Шафтсбери-авеню вывела их к Кембридж-Серкус. Миновав перекресток, Бен прибавил скорость, опережая поток встречного движения, и на волосок разминулся с двухэтажным автобусом, отчего Джонни радостно завопил, Маргарет взвизгнула, а Эллен задержала дыхание. Инспекторы дорожного движения и женщины в сетчатых чулках вышагивали по лабиринту улиц, ставших еще у´же из-за неправильно припаркованных машин, некоторые из которых были заблокированы колесными зажимами. Каждый раз, когда в общем потоке образовывался просвет, туда пыталось втиснуться очередное такси. Бен барабанил по рулю, словно готовый вовсе его бросить, а затем, лихо наехав на край тротуара, свернул на улицу с односторонним движением.

– Чудо! Свободное место.

Большинство парковочных автоматов были накрыты мешками, но один, в дальнем конце улицы, работал. Бен вписал автомобиль в пространство рядом с ним и выскочил на тротуар. Он уже опускал руку в карман, когда прочел табличку на автомате.

– Сколько-сколько за десять минут? Да при таких расценках мы только дойдем до конца улицы и обратно. Будь проклят тот, кто это придумал. Пусть их носы превратятся в сосиски, и их сожрут собаки, пусть у них ступни вырастут так, что придется завязывать их в узел, чтобы прогуляться…

На овальном, удлиненном лице Маргарет тревога сменялась веселостью, а веселость унынием, потому что она не взяла с собой денег.

– А что будет после носов и ступней?

– Не спрашивай, а то это случится с тобой, – сказала Эллен, копаясь в кошельке. – Боже мой, я оставила всю мелочь у молочника.

– Мама, может, мне спросить у той леди в дверях, не разменяет ли она банкноты? – предложил Джонни.

– Боюсь, она неверно поймет тебя, Джонни, – сказал Бен, сжав колено Эллен и подмигнув ей, когда садился обратно в машину. – Будем ошибаться дальше. Теперь мне ясно, что это большая игровая доска, на которой главное – избегать Оксфорд-стрит. Надеюсь только, что это разрешенный ход.

Он сдал задом до перекрестка и собирался повернуть налево, когда Маргарет спросила:

– А как называется ваше с мамой издательство?

– В любое другое время я бы повторил это название с удовольствием. «Эмбер», филиал «Файербренд Букс».

– Мы только что его видели.

– На другой стороне улицы, откуда ты уехал, – торопливо вставил Джонни, а Маргарет прибавила:

– Там, где какая-то леди прыгает и машет.

Эллен обернулась. Через перекресток от них молодая женщина, указывая одной рукой на их машину, другой манила их обратно за перекресток.

– Она предлагает нам дважды повернуть налево и вернуться, – догадалась Эллен.

– А вдруг она просто так развлекается, раздавая чужакам неверные указания?

Когда им удалось вернуться на перекресток, молодая женщина была все еще там. Она подбежала к машине, как только они повернули направо. На ней был костюм серо-зеленого цвета, зеленые колготки и темно-зеленые туфли, и Эллен подумала, что в целом она похожа на пикси [2], даже улыбка казалась непропорционально широкой для ее маленького треугольного личика.

– Вряд ли по Сохо разъезжает много семей с детьми. Если бы я знала, что вы поедете на машине, я бы объяснила дорогу подробнее.

– Нам показалось, на машине выйдет дешевле, чем на поезде, – признался Бен.

– Давайте я покажу вам нашу парковку, а потом мы пойдем перекусить. Дети, наверное, умирают с голоду. – Она трусцой побежала рядом с машиной, когда та покатилась по пандусу под здание издательства. – Меня зовут Керис Торн, если вы еще не догадались, – сказала она, когда Стерлинги выгрузились из автомобиля. – Счастлива увидеть вас обоих вживую после стольких телефонных разговоров. Как насчет итальянского ланча? Можно чавкать, это же спагетти, что скажете, детишки?

Джонни захихикал.

– Да он почти всегда чавкает, – наябедничала Маргарет.

– Слышала бы ты, как я ем китайскую лапшу, Маргарет, – вступилась за Джонни Керис.

– На самом деле, меня зовут Марджери.

– А мама с папой знают?

– Нам сообщают обо всех изменениях, – сказала Эллен и поцеловала насупившуюся Маргарет.

Керис повела Стерлингов в тусклый январский день, через путаницу улиц, к ресторану и пробежалась с Джонни наперегонки до дверей, когда они подошли к нужному зданию. Толстенный официант, судя по виду, готовый в любой момент перейти на пенье, провел всю компанию к столику, как только увидел Керис, и принес им бутылку шампанского «Круг».

– Выпьем за бестселлер. Успеха и долгих лет жизни всем нам, – провозгласила Керис, подтолкнув локтем Джонни, который сморщился, попробовав символическую капельку из своего бокала, тогда как Маргарет с наигранной серьезностью цедила свою. – Нам приходится пить эту пакость, потому что мы взрослые, – пояснила Джонни Керис и помогла разобраться с меню, размером едва ли не с него самого. Когда он вслух изумился ценам, раньше, чем Эллен попросила его помолчать, Крис снова пихнула его локтем: – Платит «Эмбер». Можешь выбрать все, что тебе разрешают мама с папой, – вполголоса пробормотала она ему на ухо, и Эллен поняла, что эта девушка нравится ей все больше и больше.

Как только официант принял их заказ, Керис достала из сумочки блокнот.

– Дети, сейчас я буду расспрашивать ваших блистательных родителей о них самих, чтобы наш рекламный

отдел знал, что нужно рассказать читателям, но, если у вас появятся свежие идеи, делитесь. С кого мне начать? Бен, вы пишете книги, основываясь на рисунках Эллен? Эллен, вы как-то говорили, что каждому из вас требуется по полгода?

– Бен пишет осенью и зимой, а затем я иллюстрирую книгу весной и летом, когда освещение лучше, а дети еще в школе.

– Бен уже писал, когда вы познакомились?

– Нет, он начал, когда мы уже были женаты несколько лет. Мне удалось его убедить, и он записал несколько сказок, которые обычно рассказывал детям, и убедить его удалось далеко не сразу, верно, Бен?

– Не сразу.

– Не переживайте, Бен, мы еще дадим вам слово, – заверила его Керис. – Нам хочется, чтобы публика услышала вас обоих, когда мы отправим вас в рекламный тур. Мы бы задействовали вас и в рекламе предыдущих ваших книг, если бы я тогда уже работала в «Эмбер».

– Если учебный год еще не закончится, мы сможем отправится по одному, – сказала Эллен.

– И тот, кто останется дома, будет тогда вдохновлять другого. Газетчики ухватятся за такую идею. – Керис откинулась на спинку стула, когда принесли их заказ, и официант удалился, послав на прощание воздушный поцелуй в знак одобрения их выбора. – Ну, то есть, если это правда. Как думаете, Бен, вы бы стали писателем, если бы не Эллен?

– Сомневаюсь, что вообще стал бы кем-то.

– Разрешите, я задам вопрос, который обожаю задавать писателям. Как по-вашему, откуда приходят ваши сюжеты?

Бен поднес ко рту кусочек телятины «Марсала», но затем опустил вилку на тарелку.

– Не уверен, что мне полагается это знать. Лучше всего получается, если я просто позволяю истории излиться через меня. Мне кажется, писатели слишком уж озабочены техническими приемами, и тем, что они пытаются сказать, и тем, кто именно на них повлиял. Подозреваю, на меня повлияло все, что я успел прочесть, особенно в детстве.

– Но я бы сказала, ваши сказки не похожи ни на что. Кто, по-вашему…

– Никогда не понимал этого желания писателей обрести собственный голос. Мне кажется, если уж у тебя есть голос, он куда лучше развивается, если не перенапрягать его в попытке услышать самому. Я просто пытаюсь рассказать сказку так, словно вы слушаете меня. Извините, я вас перебил.

– И я рада, что вы это сделали, – заверила Керис, а Эллис ощутила облегчение, потому что его воодушевление побороло смущение, какое Бен всегда испытывал в обществе незнакомых людей. – Но не дайте еде остыть. Я всего лишь хотела еще спросить, какие книги вы сами читали.

– Любые, если они помогали моему воображению жить. – Бен жевал так, словно пробовал воспоминания на вкус. – Детское фэнтези, рассказы с привидениями. Одно лето было посвящено научной фантастике. А когда я стал старше, все книги, какие попадали мне в руки, даже те, за чтение которых мне грозило адское пекло, во всяком случае, так утверждала моя тетушка, воспитавшая меня. Только не думайте, что я порицаю тетю Берил. Просто избыток фантазии пугает некоторых людей.

– Но, насколько я могу судить, не ваших детей. Какая ваша любимая книжка у Стерлингов?

– Новая, – ответили дети хором.

– «Мальчик, который поймал снежинки»? И у меня тоже. Как думаете, что рассказать о ней детям, чтобы они захотели ее прочесть?

– То, как он загадывает желание не чувствовать холода, – сказала Маргарет, – а потом снежинка падает ему на ладонь. И он видит, что она не тает.

– И как он загадывает второе желание, чтобы в мире больше не было холода, и весь холод входит внутрь него.

– Расскажите, как ледники начали таять, моря начали затапливать землю, и все птицы и другие создания начали погибать. Это было грустно.

– Но в конце все хорошо, потому что он использует третье желание, чтобы вернуть холод в мир.

– И еще покажите им мамины рисунки, – посоветовала Маргарет. – Мне нравится та, где мальчик стоит в снегу и две снежинки сидят у него на ладонях, словно птички.

– Это лучшая. Думаю, мы поместим ее на обложку.

– Помните, я упоминала, что когда-то работала в рекламе, – сказала Эллен. – Я подумала, вдруг вы захотите выслушать мои предложения по этому поводу.

– Прямо в точку. Я познакомлю вас с девушкой из нашего рекламного отдела, и вы сможете все с ней обсудить, – пообещала Керис. – Но я только что заметила, как кое-кто провожал глазами тележку с десертами, думая, что никто не видит.

Прошел почти час, прежде чем она повела все семейство в офис издательства «Файербренд», где они познакомились с таким количеством сотрудников, пожелавших книге успеха, и пожали столько рук, что Эллен тут же перезабыла все имена. Покидая издательство, она чувствовала общую благожелательность, и это в какой-то степени сглаживало разочарование от того, что не удалось встретиться с главой рекламного отдела.

– Познакомитесь, когда приедете в следующий раз, – утешила Керис, увлекая их через отдел детской литературы в свой кабинет и успев по пути прихватить стопку книг для Маргарет и Джонни.

Она расчистила на столе место среди опасно нависающих гор рукописей, записок и книг, пока ее помощница ходила за молоком для детей и кофе для взрослых – Бену особо крепкий. Когда напитки принесли, Керис подняла свою чашку для заключительного тоста.

– Пусть этот год будет годом Стерлингов, – провозгласила она.

Глава десятая

На шоссе, ведущем из Лондона, сгущались сумерки и поток машин. Джонни заснул задолго до Кембриджа. Все-таки он совсем еще ребенок, подумала Эллен, поглядев на его лицо в свете фар встречных автомобилей, впрочем, он уже достиг того возраста, когда его раздражает, если с ним обращаются, как с маленьким. Когда проехали Кембридж, все трое, Маргарет, Эллен и Бен, по очереди начали высматривать смешные названия на указателях: Стоу-кам-Квай [3], Улиткин колодец, Грязный док, Траус Ньютон… Теперь они уже были на окраине Нориджа и ехали по кольцевой к своему пригороду, и Маргарет широко раскрывала глаза, словно вставив в веки невидимые спички, и заверяла, что нисколечко не устала.

– В таком случае, ты такая одна, – заявил Бен и громко захрапел, сворачивая с кольцевой. – Ай, Маргарет! Не пинайся.

– Если ты не устала, – сказала ей Эллен, – тогда уберешь книги и игрушки, которые вы с Джонни разбросали по гостиной.

– Джонни должен мне помогать.

– Он убирает, когда ты уходишь на урок танцев. Только не дуйся, а то мы решим, что ты все-таки недостаточно взрослая, чтобы ходить на рынок с подружками.

– Мама… – запротестовала Маргарет, но не стала продолжать, хотя, когда отец остановил машину перед их домом, она с подозрением покосилась на брата на случай, если тот каким-то жестом выдаст, что на самом деле не спит. Убедившись, что все-таки спит, она сменила гнев на милость и попыталась донести его до дома, как делала это, когда они были младше, однако сумела лишь поддержать, когда Джонни, проснувшись, заковылял сам.

– Иди в постель, если устал, – сказала Маргарет.

– Я есть хочу, – промямлил он.

А Эллен так изумилась ангельским интонациям в голосе Маргарет, что даже обняла ее.

– Вечно ты хочешь есть, Джонни. Убери свои вещи, пока мы с Маргарет что-нибудь приготовим, – сказала она, отперев дом.

Входная дверь, открываясь, смела с коврика кучу конвертов и рекламных буклетов. Джонни набросился на них, передавая матери буклеты – точилка для ножей, газетное бинго, переработка рождественских открыток для нужд благотворительности – и сортируя конверты, в надежде найти хотя бы один для себя.

– Одни счета, – посетовал он.

– В таком случае, отдадим их счетчику, – отозвался его отец. – Хотя, если подумать, отдай их лучше мне. А то вдруг счетчик живет еще хуже нас.

– Разве мы не хорошо живем? – удивилась Маргарет.

– Хорошо, потому что мы есть друг у друга, тебе так не кажется? И в ближайшее время нам вряд ли придется оставлять кого-то из вас в банке в качестве залога. – Бен шутливо ткнул Джонни в подбородок, чтобы согнать угрюмое выражение с лица мальчика. – Более того, у меня такое ощущение, что мы стоим на пороге великих дел, как ты считаешь, Эллен?

– Надеюсь, что так, – отозвалась Эллен, направляясь в кухню. Там она добавила в кастрюлю с готовым бульоном разных овощей, пока Маргарет делала сэндвичи. Они услышали, как у входной двери зажужжала заводная машинка Джонни, врезаясь в какие-то препятствия. – А вот это немедленно уберите! – крикнула Эллен.

– Но мы уже и так убрали все остальное, – ответил Бен.

Маргарет громко вздохнула.

– Мальчишки, – произнесла она таким тоном, каким могла бы сказать женщина в несколько раз ее старше.

– Наверное, если бы ваш папа не сохранил в себе что-то мальчишеское, он не написал бы все эти книги.

Маргарет понесла в комнату блюдо с сэндвичами и тарелки, а Эллен пошла за ней следом, неся суп. Поскольку это была самое просторное помещение в доме, оно совмещало в себе и столовую, и гостиную, и игровую, а в маленькой комнате рядом с кухней Эллен и Бен работали. Джонни положил заводную машинку в коробку с игрушками в угловом шкафу и побежал к столу хлебать суп, глядя при этом за спину матери на угольный набросок водопадов Озерного края.

– Когда мы поедем в горы? – спросил он между быстрыми глотками. – Вы ведь обещали.

– Может быть, уже в этом году. Раньше мы с вашим отцом каждые выходные отправлялись в поход, но затем родилась Маргарет, а к тому времени, когда она достаточно подросла, чтобы ходить с нами, появился ты.

– Но я люблю ходить, – запротестовал Джонни. – Я столько миль прошел вокруг школьной площадки в пользу голодающих детей.

– Хорошо, что ты не увидел ту еду, которую им купили, – вставила Маргарет, – а то слопал бы все сам.

– Нам придется взять с тебя слово, что ты не станешь сильно забегать вперед, Джонни, – вмешался Бен. – Мы же не хотим, чтобы ты свалился с края утеса. Я вот один раз чуть не сорвался, и твоей маме пришлось меня спасать. Так мы и познакомились.

– Расскажи нам, – взмолилась Маргарет.

– Сколько тебе было лет? – спросил Джонни.

– Я был в три с лишним раза старше тебя, поэтому даже не думай повторять то, что сделал я. А твоя мама была еще моложе, чем сейчас, – добавил Бен, увернувшись, когда Эллен попыталась его стукнуть. – Мы с тетей приехали на неделю в Эмблсайд, и я бродил по всей округе, пока тетя ездила на экскурсии в компании четы пенсионеров, с которыми она разговорилась в отеле. И вот, за день до возвращения домой я решил, что пройду по горным хребтам прямо до соседнего озера, откуда мог бы уже и вовсе не вернуться.

Может, поскольку я поднялся так высоко, и ничто не заслоняло мне обзор, или, может, такой там был воздух, настолько чистый, что можно было ощутить его чистоту на вкус, но внезапно все вокруг меня засияло, словно внутри зажегся свет. Все скалы, и трава, и вереск были как будто созданы из той же яркой материи, что и небосвод с облаками. Именно это я пытался передать в нашей первой книжке, где целый мир словно делает шаг навстречу герою и приветствует его своими формами, и красками, и всем остальным, но все это лишь доказывает, как я далек от того, чтобы передать этот опыт словами.

– Мне нравится тот отрывок, – сказала Маргарет, и Джонни энергично закивал.

– Я помню, что вам понравилось. Иначе я бы не оставил его. Вы оба и ваша мама – единственные читатели, которым я хочу угодить, вы же знаете. Как бы то ни было, в тот день я был совершенно опьянен всем увиденным и поначалу просто не понял, что не успею вернуться в гостиницу к ужину, если пойду обратно по хребту, – не то чтобы я боялся умереть с голоду, просто не хотел, чтобы тетушка разнервничалась. И тогда я совершил одну из худших ошибок, какую можно совершить в горах: я выбрал, как показалось, самый короткий спуск. И уже через час я не мог подняться обратно и не мог понять, как же мне спуститься.

– Почему ты не мог подняться обратно? – хотела знать Маргарет.

– Потому что съехал по крутому склону, усыпанному сланцем. Подняться по куче таких мелких обломков невозможно. Сверху все выглядело отлично, просто узкая тропинка между двумя каменными стенами, из которых наружу торчало достаточно выступов, за которые можно цепляться, но на середине спуска я оступился, и все эти выступы, когда я пытался за них ухватиться, обламывались у меня в руках. И вот так я проехал на спине ярдов двести, навстречу, как мне показалось, голому обрыву, и когда мне удалось затормозить, зарывшись в сланцевые обломки пятками и локтями, до края оставалось не больше пятидесяти ярдов.