Шкаф

Зябко, а подбежишь, стискивая от тревоги зубы, – и никого. Глупо. Глупо. Никогда не страдал паранойей, а тут разом – как навалилось.

Местами еловую кору в лесочке пронзали резкие царапины и там и сям, а в папоротниках и кустарнике запутались клочки шерсти, висели на листве, будто приклеенные.

Кто бы так мог из местных зверюг пообтрепать бока? Белка, лиса-сестра или кабан.

Я бежал, чувствуя, как внезапно с сильным, точно штормовым порывом ветра, меняется наэлектризованный воздух, разбивается душная плотность и на лицо падают первые капли дождя.

Нужно было спешить. Прибавив скорость, я вовремя оказался у ворот дома. На траве валялся, хлопая на ветру, брезент с прицепа «нивы».

Я затормозил, схватил брезент и, отдышавшись, заглянул под тент, где стояла «нива», напротив мерса.

Шкаф был выставлен на всеобщее обозрение. Если это была очередная неудачная шутка проказника-затейника Казановы, то мне сейчас совсем не смешно. А если это приходили мужики-алконавты из деревни и втихаря проверяли себе, что да как, пока все спали?.. Ага.

Собственные мысли злили и одновременно пугали. Ладно, разберемся.

Остервенело завыл ветер. Враз потемневшее до черноты небо злыми ухмылками пронзили яркие спицы молний. Жутко загрохотало, словно издал рык великан и сразу в недовольстве затопал ногами – и в одно мгновение без предупреждения, точно хляби небесные разверзлись, обрушив вниз сплошной поток воды.

Наташка вставала в шесть и всегда пила зелёный чай, прежде чем заняться йогой. Её я застал на кухне зевающей и сонной, стоящей возле плиты.

– Ты ночью ничего не слышал? – спросила она, поглядывая на залитое дождём стекло.

– Не-а, – покачал головой я.

– Похоже, синоптики снова облажались, – вздохнула она.

Радио на холодильнике противно запиликало, объявляя об оранжевом уровне опасности.

– Может, мне просто что-то приснилось, и теперь от этого как-то не по себе, – накрутив на палец пепельную прядь, выбившуюся из пучка на затылке, продолжила Наташка: – Но я была уверена, что ночью скрипело окно в коридоре.

Закипел чайник, и жена залила кипятком пакетированный зелёный чай в чашке.

– Чего сам так рано встал? – ласково спросила Наташка, затем, подойдя ко мне, чмокнув в щёку, поблагодарила за вымытую посуду. Снова крякнуло радио, с завыванием вещая уже о критическом уровне опасности и необходимых действиях. Наташка прикусила губу и, выслушав монотонный голос диктора, щелчком вырубила его. Я буркнул сквозь зубы что-то невнятное по поводу погоды и, разминая, повертев из стороны в сторону шеей, направился в душ.

Леший и Казанова, пробуждённые непогодой, выглядели, как взъерошенные черти, выскочившие из табакерки.

Казанова до десяти утра не принимал ничего, кроме кофе и сигарет. Леший мог хомячить в любое время всё что угодно, списывая это на ускоренный обмен веществ.

Я же на завтрак предпочитал яичницу и тосты с джемом, но сегодня всем проснувшимся была сварена овсяная каша с изюмом и чёрствые булочки с корицей на десерт.

Угрюмая теща, притащившись на кухню, щурилась и жаловалась на головную боль и жёсткий матрас да на погоду, разбередившую её старые кости. Сергей Иванович – то бишь мой тесть, тоже с утра выглядел не ахти: невыспавшийся, бледный, с тёмными кругами под глазами. Он говорил, что ночью, едва погружался в сон, как слышал протяжный скрип половиц в комнате, будто кто-то то замирает на месте, то снова крадётся, да без остановки свистит-храпит себе паровозом Клавдия Петровна. К тому же половину ночи он никак не мог согреться, всё ворочался и кряхтел, хотя укрывался и спал в пижаме и хлопковой фуфайке.

– Нужно вам кошку завести. Пусть обживает новое место, – улыбнулась, сглаживая острые углы, никогда неунывающая оптимистка Светка. На кухню следом за ней вбежала такая же, как мать, живая батарейка Ленка. Вихрь кучеряшек, пухлые щёчки и проказливая улыбка – и уже с утра в руках карандаши со смятым альбомным листком. Вот несёт матери очередной шедевр.

Я видел, как украдкой вздохнула Наташка, раскладывая по тарелкам кашу. Эх, нам бы такую дочурку или сыночка, а то и двоих. Вот только врачи разводят руками, и остаётся лишь верить, что когда-нибудь и у нас с женой будет настоящая семья.

Девочка, как угорелая, бегала вокруг мамы и всё норовила всунуть рисунок ей в руки. В тонком кимоно с восточным рисунком зашла бледная и отёкшая от недосыпа и избытка солёного на ночь Инга.

Лена засмотрелась на женщину, и рисунок упал на пол. Я увидел там мелкого субъекта с круглым, напоминающим снежный ком лицом. Субъект находился в странной позе – с выставленными вперёд руками, а плечи казались непропорционально широкими к телу.

Я хотел улыбнуться, но смешок так и не вырвался изо рта, замер, отозвавшись гадкой дрожью в столбе позвоночника. «Да это же карлик, чёртов карлик, Герасим из Петровки! – отчётливо появилось в мыслях. – Как Ленка могла нарисовать его, никогда прежде не видев?» Может, просто совпадение. Как говорят, детская фантазия безгранична.

– Эй, – обратился я к малышке. – Кто это? – спросил, поднимая рисунок и протягивая его надувшейся Ленке.

– Будешь блинчики с вареньем? – словно издалека произнесла Наташка. Я смотрел на Ленку. Серьёзный взгляд на детском лице, как-то смущал.

– Я видела его ночью за окошком и в норке в стене, – выдохнула девочка и схватила рисунок. Светка шутливо потрепала дочку по голове.

– Не выдумывай, зайка. Тебе просто приснилось, – будто бы извинялась передо мною, через силу одними губами улыбнулась Светка.

Она отобрала у дочки рисунок и, смяв его, выбросила в мусорное ведро. Ленка заревела. Наташка оперативно достала из шкафчика солонки и перечницы в виде котят и сахарницу – маму-кошку. Забавный наборчик она как-то купила в подземном переходе у какой-то пришлой тетки, пребывая в плохом настроении после неудачного зачёта. Наборчик здорово выручал, когда в гостях были малые детки. Кошачья семейка разом прекращала все истерики и капризы. Что произошло и сейчас.

Я отпил глоток крепкого кофе, понимая, что яичницу и тосты придётся готовить самому, после того как вся орава налопается каши. Сладкая каша (я чуть вслух не издал брезгливое: «Бе-бе!») тарелке вызывала отвращение.

Слова Лешего в общем гаме застали врасплох. Гудело кем-то снова включённое радио. Диктор механическим голосом, внушающим оцепенение, настойчиво рекомендовал не пользоваться электроприборами и вообще не выходить на улицу.

Тесть пил крепкий чай, почти чифирь, и тихо шипел сквозь зубы какие-то ругательства.

– Что? – переспросил я Лешего и тотчас глянул в окно. Брезент навеса угрожающе трепетал на ветру, грозя вот-вот улететь в небеса вместе с ветром.

Блин, с машинами от капризов погоды ничего не станет, но вот шкафу точно будет кирдык. Эх, организуем-таки спасательную экспедицию. Уговорив Казанову сотрудничать, я обещал ему несколько партий в покер, в который я, кстати, всегда проигрываю, да бутылку водки из холодильника.

Собравшись с духом, мы надели дождевики и вышли на улицу, покидая уютный, тёплый дом. Ветер буквально сбивал с ног. Не стоит, вообще, и говорить про неожиданно холодный для летней поры дождь, к тому же до минимума снижающий обзор видимости.