Держу тебя
Летом его держал на плаву самообман, добровольное неверие в произошедшее – мало ли, что люди говорят, – и вера в то, что всё наладится, такая же глупая, как малодушное желание проигнорировать правду, с которой он не сможет смириться никогда в жизни. А сейчас, зимой, бросив сумку посредине комнаты, Сергей почувствовал удушающую волну отчаяния, как тогда, полгода назад. И, не желая возвращаться в прошлое, решил жить в корпусе с отрядом. Суетно, в отсутствии иллюзии свободного времени, но значительно лучше, чем один на один со своими мыслями.
Режим дня соблюдался младшим отрядом неукоснительно, никаких поблажек и исключений не было и быть не могло. Ровно в девять вечера все были намыты, одеты в пижамы и сидели кружком в холле, слушая, как читала Мария Константиновна. Через приоткрытую дверь Сергею тоже был слышен приятный, размеренный голос няни Алёшиных, и частично видно девушку. Она сидела всегда на одном и том же месте, возвышаясь над малышнёй, подвернув ноги в позе лотоса, и держала книгу на комфортном для её глаз расстоянии, время от времени облизывая губы. Чертовски милая в этот момент и соблазнительная.
То, что Сергея по какой-то неясной причине не на шутку заводила Мария Константиновна, пришлось признаться себе едва ли не на второй день почти совместного проживания. Комнатка Серёги была в торце короткого коридора, как раз рядом с палатой, где разместились синеглазки с няней. Помещение воспитателей находилось с обратной стороны корпуса.
Как правило, Маша ходила в безразмерных одёжках, под которыми никак нельзя было заподозрить женскую фигуру. Серёге же и подозрений не нужно было, его вставляло от одного взгляда на крошку в неизменных балахонах, и от этого он чувствовал себя едва ли не извращенцем. Озабоченным извращенцем. Голодным озабоченным извращенцем.
Он, конечно, никогда не был амёбой, сексуальный аппетит для своего возраста у него был здоровый. Обычный максимум, после которого начинало «зудеть» – неделя. Только на базу он отправился вполне удовлетворённым, а одного вида растерянной мордашки Марии Константиновны хватало для стояка.
Чёрт знает что!
Но дело вовсе не в одежде, не в непрезентабельном внешнем виде Маши, дело в знании, что она любовница отца синеглазок. Понимание этого факта отталкивало Сергея настолько, что порой приходилось прикладывать силы, чтобы не нагрубить при детях, не облить словами, как помоями, ввинтить обидные слова в позвоночный столб до физической боли.
Серёга не терпел адюльтеров, при всём разгульном образе жизни, который он вёл до женитьбы и после развода, он не терпел супружеских измен в любых проявлениях. Откуда росли ноги у этого неприятия, он и сам бы не ответил, скорее всего, из детства. Его отец был категоричным, прямо-таки образцово-показательным семьянином, таким, что даже у жены порой сводило зубы. А тут ещё сын уродился на редкость смазливым, как картинка. «Скурвится», – кривился отец, выговаривая матери раз за разом из-за успехов подрастающего парня у противоположного пола. Может, страх «скурвиться» подспудно сидел в Серёге, а может, ещё какая хрень, но адюльтеры вызывали в нём стойкую брезгливость.
Святым он не был даже в браке, глаза оставались при нём, и мыслишки о других женщинах, не жене, проскакивали с завидной регулярностью. Но дальше, чем мысленно облапать, он не двинулся ни разу, даже когда бабьё вешалось без экивоков. Хотеть – хотел, а руки держал при себе, не говоря уже о другом органе. Понятие «мысленная измена», скорее всего, для Серёги Витальевича была слишком абстрактной, чтобы всерьёз задумываться об этом. Достаточно того, что он не трахал никого на стороне, хоть и имел почти неиссякаемые возможности для этого.
Понимание того, что Маша трахается с женатым мужиком, вызывало внутренний протест такой силы, что он предпочитал свести общение к минимуму, а факт того, что она, при всём при этом, не по-детски его заводит, и вовсе бесил. И свалилась же на его голову эта нянька, будто ему мало своих проблем и внутренних чертей.
Мелкие, дослушав очередной рассказ из уст Марии Константиновны, отправлялись спать. Медленно, неохотно, они шлёпали в свои палаты, иногда ныряя в чужие, в надежде, что никто из взрослых не засечёт.
– Егор, ты забыл, где спишь? – Сергей вышел из комнаты и встал в конце коридора, операясь плечом о стену. – Топай, топай, – показал он рукой на дверь палаты Егора, семилетнего толстячка-весельчака. На редкость позитивный мальчишка, радуется даже когда проигрывает, а проигрывает он почти всегда.
– Тёмыч, иди-ка сюда, – он подозвал переминающегося с ноги на ногу разрумянившегося на свежем воздухе Тёмку, в городе тот был почти синюшного цвета. – В туалет хочешь? – он присел под рост ребёнка и посмотрел внимательно на хмурящегося пацана.
– Нет.
– А ты всё равно сходи, – тренер показал рукой на дверь уборной. Малышня порой впадала в такой экстаз от жизни на спортивной базе, что забывала есть, пить, а то и сбегать по нужде. Спортсмены, что и говорить!
Мимо пробежали сестрички в одинаковых розовых пижамах с жирафами, жующими ромашки, синхронно пожелали Сергею Витальевичу спокойной ночи и, держась за руки, заскочили в палату. Девочкам Сергей Витальевич не напоминал ничего, ни сбегать в туалет, ни про банный день. Во-первых, у них была няня, а во-вторых, предпочитал держаться подальше от подобных вопросов с синеглазками.
Хватило одного раза, тогда он едва не пришиб Марию эту, Константиновну. По приезду был объявлен «банный день» – название громкое, в каждом корпусе были душевые кабины для детей и отдельная для персонала. Старшие справлялись сами. Особо протестующих юных борцов иногда воспитатели или тренеры заталкивали в душ силой и стояли над душой, пока нигилист не отмоет как следует пятки и задницу.
А с мелкими процесс пришлось систематизировать. Включать и настраивать воду, запускать по три гаврика, следить, чтобы мочалками ёрзали по телу, а не по кафелю. Серёга Витальевич с радостью свалил бы эту тягомотную обязанность на воспитателей, но на эти должности стабильно шли женщины, как и всякого рода добровольные помощники от родителей – неизменно были мамочки, бабушки, теперь вот няня. А спортсмены – всё-таки мужики, им не пристало голышом перед чужими мамками бегать (пока не забывались, конечно). Так что роль банщика отводилась Серёге, иногда помогал Марат.
Первыми пропустили дам – сестричек Алёшиных с няней за руки. Втроём они боязливо покосились на окружающее мужское царство, но в душевую зашли и плотно закрыли за собой дверь. Что они там делали, Серёга не знал, но сорок минут намывать двух шестилеток – слишком долго, да и вода имеет свойство заканчиваться.
Он несколько раз постучал, а потом заглянул, отгоняя любопытную малышню от двери. Гаврики уже строили предположения, одно занятнее другого, куда подевалась Мария Константиновна и сестрички. Самой популярной была версия похищения инопланетянами, самой здравой – «девчонки вечно моются по три часа!», а самой не ходовой, но не дававшей покоя Серёге – утонули. Утонуть не утонули, конечно, но мало ли. Сорвало кран с кипятком или удар током, пол провалился, в конце концов. Корпус хоть и новый, но всё возможно. Юридическую ответственность за детей нёс он, а не нянька.
На деревянных скамейках, укутанные в полотенца, стояли сестрички, а Мария, мать её, Константиновна, ползала на карачках, растопырившись, как пьяный краб, и шарила руками по полу. Длинный махровый балахон, надёжно скрывающий тело девушки, волочился следом.
– Маш? – в первое мгновение он почему-то растерялся, не понял, что нянька попросту потеряла очки, а сестричек поставила наверх на случай, если линзы разбились. Лишь когда она подпрыгнула, близоруко уставившись на него, беспомощно щурясь, капризно сжимая пухлые губы, он сообразил в чём дело.
– Мы устали тут стоять! – заявили синеглазки.
Сергей отодвинул Машу, подхватил сестричек на руки и быстро отнёс в палату, усаживая рядышком на кровать, машинально одев каждую в заранее приготовленный махровый халатик. Не оставлять же укутанных во влажные полотенца. В корпусе не холодно, но и не жарко, на фоне акклиматизации заболеть – как нечего делать. Потом он вернулся в душевую – Маша так и стояла, почти не шелохнувшись, как крот на свету, – нашёл её выпавшие очки и широким жестом выпустил возмущённую девушку.
А позже он выслушал такого, что только чудо, да присутствующий рядом Марат не дали придушить звезданутую няньку Алёшиных. В каких только наклонностях она его не обвинила! Как же, не должен он был переодевать девочек! Будто у девчонок сопли из носа наутро не потекут, если в сухое не закутать после душа.
И самое абсурдное было в том, что выговаривала, нет, вывизгивала ему не кто-нибудь, а педагог по образованию. Пришлось рявкнуть на бесноватую, а пока она хлопала близорукими глазами, выскочить на свежий воздух, где кружились кипенные хлопья снега и мирно оседали на уже заснеженную гладь.
Только покурив, он, наконец, успокоился и вернулся в полутёмный корпус. Дети спали без задних ног, свет горел у воспитателей, а в холле, понурив голову, сидела нянька-фурия.
– Сергей Витальевич, я бы хотела извиниться, – быстро проговорила Мария Константиновна, когда он проходил мимо, бросив мельком взгляд на сгорбленную маленькую фигурку.
– Извиняйтесь, – он всё ещё был зол. По-хорошему, подобный «конфликт» тянул на серьёзное служебное разбирательство. У него были все причины отказаться от работы с синеглазками, потребовать отселить их с безумной нянькой в другой корпус.
– Я прошу прощения за своё поведение. Я вовсе не думаю, что у вас есть такие склонности…
– Какие «такие»?
– Я не думаю, что вы педофил.
– Пойду обоссусь от счастья, – прошипел Серёга Витальевич.
– Поймите, я вовсе не хотела вас оскорблять и говорить всё это.
– Но сказали и оскорбили, – Сергей развёл руками, разглядывая Машу. Вот же чёрт, ему бы отчитать её на правах старшего, представителя клуба, официального лица, поставить на место эту маленькую любовницу женатого мужика, изображающую из себя святошу, а он разглядывает хорошенькое личико, почти любуется им.
– Просто… Сергей Витальевич, понимаете, я немного пугаюсь, когда оказываюсь без очков, – на пухлую верхнюю губу скатилась слезинка, как же Серёге захотелось её слизать. – А когда паникую, я… знаю, это недопустимо! Я буду стараться, честное слово!
– Постарайтесь, – Серёжа с трудом понимал, что лепечет девушка.
Господи, да что же такое, а?! Вместо того, чтобы уйти, закруглив разговор, он стоял и представлял, какого вкуса пухлые губы, чем пахнет кожа за маленьким ухом, какая грудь скрыта под жуткой футболкой. Тогда у него мелькнула мысль – Марат напутал, какая из этой пигалицы любовница отца синеглазок… Позже он случайно услышал разговор няни с работодателем, она произносила «Игорь» тоном, не оставляющим сомнений в близости.
Сергей Витальевич ретировался. Стоять с эрекцией в штанах перед оправдывающейся девчонкой с умильной, зарёванной мордашкой – действительно, попахивало сексуальной девиацией. И больше к синеглазкам лишний раз не приближался, как и к их няньке.
Глава 4
Спал Сергей плохо, в городе помогала усталость, порой женщины, а на спортивной базе наваливалось свободное время после десяти вечера, когда сна ни в одном глазу, как и усталости. Да и с женщинами было негусто, вернее, как ни странно, с желанием. Новогодние каникулы благоволили, рядом со спортивным лагерем стояла база отдыха, в это время полно дамочек, охочих до развлечений. Марат не церемонился, находил приключения на половой орган и не парился. Серёге бы последовать его примеру, но случайные женщины осточертели.
Он всерьёз задумался об Оленьке. Внешне приятная, миловидная, подтянутая, не идеал, но для своих двадцати семи лет – отлично выглядит. Работает каким-то менеджером, не то закупок, не то продаж. Квартира есть, кстати. Серёге решить квартирный вопрос ещё предстояло, если получится. Пока он снимал однушку на первом этаже Васильевского острова с окнами в зелёный двор-колодец, осенью там на клумбах цвели астры, пахнущие остро-горько. Оленька всерьёз хотела замуж и детей, что немаловажно.
Любви между ними не было… А есть она, эта любовь? Одни разговоры, а по факту – сплошь распущенность. Серёга уже проходил любовь, может, не так любил, может, не ту, только отходняк от этой «любви» длится уже полгода, а последствия ещё разгребать и разгребать.
Такое впечатление, что он чудес ждал от жены, свершений, незаурядной внешности или профессионального роста. Его, по большому счёту, даже хозяйственные навыки не волновали, если чего-то не умела – научится, а нет – пережить можно. Всё, что ему нужно было – семья, обычная такая, без новомодных причуд. Он. Она. Ребёнок. Хорошо бы двое, но нужно на финансы смотреть, дети – дорогое удовольствие, и не трава, чтобы расти самим по себе.
Чтобы жена его встречала с работы, или он её, как получится. По выходным в парк выбираться или на природу, в зоопарк с детьми, в цирк, можно регулярно получать от благоверной за компьютерные игрушки или за то, что не купил хлеб. Жить, купить дачу, поставить баню, мангал, собирать осенью грибы, ходить на рыбалку. Видеть, как не молодеет жена, и всё равно любить её, потому что она с ним, а он с ней. Простые желания, примитивные. Вот такой он примитивный человек – Серёга Витальевич! А все эти «люблю», «не люблю» … что с ними делать? На хрен наматывать?
Поворочавшись с боку на бок, он скинул одеяло, оделся и пошёл на улицу. В лагере круглосуточно горели фонари, не заблудишься. С соседней базы отдыха доносилась музыка, ароматы жареного мяса, слышался звонкий женский смех. Если посмотреть в сторону горной реки – темень. Туда и направился Сергей. Хотелось прочистить мозги, вытрясти из души осевшую муть сожалений, успокоить сердце, которое с новой силой отказывалось принимать эту реальность.
Спортивная база есть. Серёга есть. А Ритки ни у базы, ни у Сергея нет. И ведь понимал, что правильно, что так намного лучше. Это всё равно бы случилось, взорвалось рано или поздно, не таким образом, так другим, слишком простой был Серёжа для ой, какой мудрёной Маргариты, всё понимал, а сердце заставить забыть не мог. Казалось, всё улеглось, считал, его беспокоит только флёр слухов за спиной, но нет – стоило вернуться в исходную позицию, как осадок всколыхнулся и застил Сергею глаза.
Прошлявшись несколько часов, замёрзнув, – а погода стояла минусовая, с пронизывающим ветром с ледников на вершинах гор, – Сергей вернулся в корпус. Тусклый свет был включен в холле, не попадая в комнаты, где спала малышня, а если выскочит какой-нибудь гаврик, не заблудится в темноте. Они умудрялись и заблудиться, и разреветься, и испугаться. Правильно Матвей шутил, что Сергей Витальевич мелким и мама, и папа, и Дед Мороз, ещё и Зубная фея в придачу.
Он повесил куртку на крючок, скинул обувь и пошёл на цыпочках к себе в комнату. Было почти три часа ночи, спать не хотелось, но надежда на сон маячила. Сергей долго стоял на холодном, сыром ветру с реки, замёрз, так что имелся шанс провалиться в сон, как только начнёт отогреваться.
Сбоку, в помещении с рядом умывальников, у окна стояла Маша. О том, что это именно она, Сергей догадался, а не узнал её. Короткие шорты с кружевом от середины ягодиц едва прикрывали упругую попку соблазнительной формы. Топик в тон к шортам привычно широкий, но короткий – одно плечо оголено, широкая горловина спускается почти к локтю, открывая не только часть руки и спины, но и подчёркивая изящную шею. Сергею не слишком нравились короткие волосы у женщины, но Маше шло, даже с затылка.
И ноги. Сергей впервые увидел ноги Марии… Константиновны. Не длинные, с её росточком неоткуда было взяться длинным ногам, при этом на удивление стройные, прямо-таки точёные. С продолговатыми, красиво сформированными икрами, тонкими щиколотками, идеальной формы бёдрами. Девочка оказалась чудо, какая ладненькая, хоть и крошечная, конечно.
Маша резко обернулась и близоруко уставилась в проём двери. Сергей не знал, что именно она видит, но его она точно не видела. Мордашка была растерянная, даже испуганная, но рот не кривился в извечном капризном изгибе, она не сжимала недовольно губы, не фырчала, выражая, в лучшем случае, молчаливое пренебрежение. Лишь топталась растерянно на месте, а потом сделала неуверенный шаг вперёд. Сергею вспомнилось – Маша пугалась, когда оказывалась без очков, он не мог представить, насколько неуверенно она себя чувствовала, лишаясь возможности чётко видеть.
– Маша, – он сделал шаг вперёд, смотря, как расширяются глаза девушки. Тусклый, мерцающий свет не смог сделать их тёмными, на Сергея смотрели светло-голубые, как льдинки, радужки глаз. – Мария Константиновна, я вас за руку сейчас возьму, не пугайтесь, хорошо?
– Сергей Витальевич? Зачем за руку? – она неуверенно сморщилась, сделавшись настолько умилительной, что Серёга не отказал себе в широкой улыбке.
До чего хорошенькая, растерянная, сладкая. Поднять бы сейчас это худенькое, ладное тельце, впиться губами в пухлый рот, донести двумя шагами в свою комнату, закинуть на кровать, вдавить в пружинистый матрас и отлюбить до чёрных точек в глазах.
– Провожу в комнату, вы почему без очков выскочили?
– Телефон зазвонил, испугалась девочек разбудить, не сообразила…
– Понятно, – Сергей кивнул головой, будто собеседница могла его видеть, и подошёл вплотную к няне Алёшиных. Ближе, чем следует.
Маша распахнула глаза и в упор рассматривала Сергея. Кажется, она его видела, взгляд её метался от глаз к губам и обратно, щёки заливались очаровательным румянцем, а уши стали и вовсе красными.
Он дотронулся кончиками пальцев до нежной кожи запястья девушки и вздрогнул, как от удара током, нахмурился, не веря себе. Простое прикосновение, невинное, а желание прошибло с такой силой, что стоило огромного труда не дёрнуть Машу на себя. Что за сумасшествие, в самом деле? Что в этой Марии свет Константиновне такого, что Серёгу сносит, как подростка при просмотре порнофильма? Ну, хорошенькая, миленькая мордашка, ну, беспомощный взгляд, ну, пухлые губы. Ноги стройные, аккуратные колени, грудь и вовсе небольшая, ничего выдающегося – фигурка ладная, пропорциональная, но точно сходить с ума не с чего. Сергей же сходил, слышал собственное грохочущее сердцебиение, глубокое дыхание, беснующийся бег крови, и только жалкими остатками разума останавливал себя от неосторожного шага.
Маша попала в затруднительное положение, нужно быть последней свиньёй, чтобы наброситься сейчас на девушку. Как-то не вовремя пришло воспоминание, что этот Аленький Цветочек с растерянной мордашкой спит с женатым мужиком, и вряд ли она не понимает, что делает, и насколько это мерзко на самом деле. Серёгу передёрнуло ещё сильнее, чем до этого. Такой стремительной смены настроения он не чувствовал с подросткового возраста, да и в ту пору ничего подобного не помнил.
В итоге, кое-как собрав по крупицам собственную стойкость, он по-дружески приобнял Марию Константиновну и подвёл её к дверям палаты, подумав, открыл дверь и помог дойти до кровати, на тумбочке рядом с которой и лежали очки. Устроив оправу на носу, Маша расправила плечи и поблагодарила Сергея Витальевича.
– Не за что, – Сергей постарался доброжелательно улыбнуться и вышел.
«И как это прикажешь понимать?» – спрашивал он себя, смотря в потолок в сумраке ночи, и ответа не находил. Сергей, естественно, хотел переспать с Машей, несмотря на острое неприятие – хотел. Отрицать этот факт было бы глупо, стояк в собственных трусах красноречиво указал бы на очевидное.
Сергей Витальевич прекрасно знал, что он чувствует, когда хочет просто трахнуть, даже когда не просто, а с какими-никакими намерениями. Просто переспать он хотел с Оленькой, от делать нечего, и потому, что нужно было спустить пар. С Людой, одной из своих похотливых «учениц», он даже заморачиваться со свиданием не стал, отымел в тренерской. С последним «подарком», подсунутым начальством, сочной брюнеткой, Сергей хотел покувыркаться, просто отказался от этой мысли, надоел эшелон озабоченных баб, но хотеть – хотел. Он не святой, не импотент, к тому же, свободен от обязательств.
Реакция на Марию Константиновну Сергею была непривычна, ему определённо было мало потенциального секса с ней, и так же определённо не нужно ничего большего, а по большому счёту, и секс с ней не нужен тоже. У Сергея была Оленька, может быть, через год он сделает ей предложение, они поженятся, будут жить долго и счастливо. Какая разница – с кем, если с той, которую Сергей любил, не сложилось, а с той, что вытряхивает из него душу одним своим умилительным видом, он не желает иметь ничего общего.
Глава 5
На Рождество устроили празднование. Старшим передвинули время отбоя, уже по традиции пригласили девочек из соседней спортивной базы, устроена «дискотека», на которой отрывались по большей части тренеры и воспитатели, приглядывая одним глазом за подопечными. Совсем взрослых, а была и парочка совершеннолетних в старшем отряде, отпустили до утра, а малышне были вызваны аниматоры, занимавшие гавриков с обеда и до отбоя. К вечеру младший отряд не держался на ногах, многие уснули ещё до отбоя, а те, кто не спали, сидели тихо, не в силах бурно выражать восторг от праздника.
Тёмка перегулял, переутомился, совсем по-младенчески раскапризничался. Сергею Витальевичу пришлось усадить горе-спортсмена к себе на колени и читать Рождественские рассказы – книга лежала в холле на столе, именно её вслух читала Мария Константиновна. Поступок, который не мог себе позволить тренер – выделить одного ребёнка, даже один раз. Но какой выбор? Или отправить Тёмку бороться со своим состоянием самостоятельно, надеяться, что шестилетка «включит мужика», по итогу устроив среди ночи рёв, перепугав остальных гавриков, или уложить спать под бубнёж доброй сказки.
Нарисовался Марат, он зашёл тихо, зная, что если сорвёт отбой, Сергей Витальевич оторвёт ему уши, это в лучшем случае. На цыпочках прокрался в холл, увидел Сергея, сидящего на стуле, бубнящего сказку, и сонного Тёмку, остановился, взмахнул бутылками коньяка и шампанского и вопрошающе уставился на Серёгу.
– Тебе своих пора рожать, – вполголоса проговорил Марат, когда Сергей вернулся из палаты Тёмки, уложив его в кровать. Пацан вырубился, пушкой не поднимешь.
– Ага, я буду папой, а ты мамой, – Сергей ухмыльнулся.
– Пьющая мать – горе семье, – тут же известил Марат. – Давай Рождество отметим по-людски?
– Ты ж мусульманин, – Серёга отметил вероисповедание Марата для проформы, иронично. Марат был таким же мусульманином, как он сам православным.
– От всего сердца, брат, – нарочитый акцент и поднятый вверх указательный палец выглядели смешно. – Лучше найди закусон и позови своих.
Под «своими» Марат подразумевал воспитателей – двух дам предпенсионного возраста, выполняющих свои обязанности строго согласно должностной инструкции, и Марию Константиновну, взявшую на себя функцию воспитателя, завхоза, аниматора, мамы и папы. Дед Мороз и Зубная фея по-прежнему были прерогативой Сергея Витальевича.
Закуска организовалась сообща и быстро, у кого что было, то к столу и вынесли. Коллектив, немного уставший от самого проблемного отряда, был рад предложению Марата и торопился начать праздник. Воспитатели потирали руки и самозабвенно нарезали сало и солёные огурцы – прекрасная закуска для коньяка и шампанского. Сергей Витальевич поставил несколько коробок конфет «ассорти», сладкое он не любил, а родители дарили. Смущающаяся Маша сказала, что у неё только пряники, что было встречено на ура. Чем ещё закусывать шампанское с коньяком, как не Ленинградскими пряниками с мятой.
Воспитательницы раздухарились, рассказывали анекдоты, порой на грани приличия, а то и за гранью. Марат охотно поддерживал беседу, подливая дамам, Сергей больше молчал и почти не прикладывался к рюмке. Алкоголь он употреблял редко, а на базе тем более. Дышать на детей перегаром Сергей Витальевич не мог себе позволить, так что после символических трёх рюмок остановился, Марат его отношение к алкоголю знал и не навязывался.
Мария Константиновна ограничилась фужером шампанского, прикладывалась больше к шоколадным конфетам, жуя сладости с таким забавным выражением лица, что у Сергея никак не получалось не смотреть.
– А что же вы, мальчики, не женитесь? – пьяно спросила одна из воспитательниц. Персонал был временный, набранный на время зимней смены, об официальном семейном положении Сергея Витальевича не знали.
– Успеется, – засмеялся Марат. – Молодые ещё! Да, Серёг?
– Куда спешить, – Сергей поддержал приятеля, действительно, куда спешить, он даже не развёлся ещё.
– Что за молодёжь пошла, – одна из дам, уже в изрядном подпитии, осуждающе покачала головой. – Что парни, что девочки – одни гулянки на уме, никакой ответственности. Вот в наше время… – затянула было воспитательница, но была перебита Сергеем:
– По поводу времени и ответственности, а не пора ли спать? – он выразительно посмотрел на дам. Завтра, с утра им общаться с детьми, а они заглатывали рюмку за рюмкой, как прораб на стройке. Про себя Сергей Витальевич сделал отметку поговорить с Матвеем, временные сотрудники или нет, репутация у спортивного клуба безупречная, неприятности никому не нужны.