– Знать бы, легче было бы, – мудро молвилЦвигун, – Мужик пропал тут, на Пьяную Гору идем. Места глухие, люди тут редко ходят, в сторону от тропы не пройти: то деревья упавшие, то трава спутанная. Заросло все. Кержацкий приют тут недалеко был. Старики жили, померли все.
– Что за мужик? Богатей местный или в авторитетах ходил? Ты, дед, не спи, жутко мне одному.
Тайга она такая: любит пугать. Да у тебя пушка вон, какая! А мужик не богатей, вроде, и в бандюгах не ходил. Егерь местный.
– А что такое тоже бывает? Слабо что-то верится! Странный егерь этот ваш. Чтобы нас вот так, толком и не объясняя, сорвали и в тайгу кинули, черт знает, кого искать, – такого сроду не было.
– Да был звонок, – вмешался Бокал, – был, мамой клянусь. Он вылез из палатки и кинул в затухающий огонь смолистую ветку и шишку, костер весело затрещал. Сам слышал, как Потапыч ругался. Из кабинета начальства вышел, с него аж смола капает.
– Мало нам в нашем районе работы! – орал, – Так к соседям в тайгу черт знает, зачем посылают! Мало ли кто там из деревни пропал, они там пачками пропадают! И что-то раньше это никого особенно не волновало!
– Так вы что не из нашего района? – удивился дед.
– То-то и оно! Так вот, Потапыч орал, орал, а топает как миленький. Говорю вам, был звоночек. И важный звоночек, если нас вот так срочно сюда турнули. Так что пропал тут не простой егерек. За ним стоит кто-то сильненький, раз начальство наше так обеспокоилось. Ладно, я спать пошел.
Вдруг что-то ухнуло, застонал кто-то, странный глухой хохот оглушил парня, блеснули круглые огненные глаза, зашелестело в ветре.
– Филин, – равнодушно сказал Цвигун, – ты шел бы спать, я посторожу.
– Какой к черту сон, я такого страху за всю жизнь не терпел! – хрипло пробормотал Раптор, – А это еще кто?
Тоненький жалобный плач раздался совсем недалеко, внезапно оборвался.
– Заяц. Видно лиса сцапала. Страх этот не в тайге, он у тебя в душе сидит. Тайга здесь не при делах.
Ей до тебя дела нет.
Тонкий высокий звук возник где-то, пропал.
– Зверь какой что ли? – парень глянул на деда и остолбенел. Тот вдруг насторожился, ощетинился, прислушиваясь к ночной тишине. Снова повторился тот же тоненький звук, прорезал тишину и умолк.
– Человек кричит! – глухо пробормотал Цвигун, – Парень, это человек кричит! Неладно, брат, беда в тайге. Поднимай ребят.
Но те и так уже вылазили из палаток, сгрудились у костра, отгородились дулами автоматов, вглядываясь в бархат ночи.
– Слышь, командир, мне все кажется, что идет за нами кто-то, вроде следит.
– Утром узнаем! – буркнул тот.
Всю оставшуюся ночь так и просидели молча, слушая тайгу. Крик больше не повторился. Обманчивая, глубокая, как колодец тишина обволакивала, но покоя в ней не было, напротив, она скрывала непонятную угрозу.
На рассвете пошли дальше. Утро наступило сырое и бледное, промозглая сырость заползала под одежду. На кустах капельками седой мелкой росы оседал густой и белый как молоко туман. Лес здесь был другой – угрюмый, мрачный, чужой. Недобро глядели вековые ели, равнодушно раскрывали мохнатые лапы пихты. Веселые березки, тоненькие осинки, красневшие крупными гроздьями цветов рябины не веселили глаз. Мрачная это была красота, не было в ней тепла, уюта, света. Пронзительные крики соек, перелетавших с ветки на ветку, казались зловещими и дикими. Деревья глухо шумели, качая вершинами, враждебно переплетали узловатые руки, мешая идти людям. Лучи солнца не попадали сюда, холодный полумрак, не освещенный, не согретый розовыми лучами солнца, наводил озноб.
Внезапно лес расступился, Впереди, везде, куда падал глаз, была большая, заросшая цветами и залитая солнцем поляна, радовавшая глаз многоцветьем, со всех сторон окруженная лесом. Капли росы свисали с травы, серебрились и переливались в ярком свете солнца. Вдалеке бугрились разрушенные годами, дождем и ветрами огромные серые валуны, заросшие мхом и чахлым кустарником. Тропинка терялась в густой траве и обильно разросшихся листьях папоротника. Крупные гроздья налитых темно-вишневым соком ягод густо осыпали кусты. Свежий, обжигающий утренней прохладой воздух бодрил и радовал.
– Красота! – ахнул кто-то.
– Красота – то, красота, – негромко заметил Цвигун, – Но вы бы тут, ребятки в оба глядели. Это и есть Пьяная Гора. Это о ней Иван поминал. Ну, мужик тот, что пропал.
Вокруг поляны вздымались, беря ее в кольцо, низкие скалистые горы. Голые камни торчали здесь и там. Журчала недалеко речка.
Ребята рассыпались и пошли по поляне, осматривая все вокруг. Хлестала по ботинкам мокрая трава, путала ноги, идти было тяжело. Двигаться старались бесшумно и скрытно. Но идти быстрее не получалось. Высокая в рост человека трава, кочки, пни мешали идти быстро.
– Эй! Скорее сюда! – тревожный крик взорвал утреннюю тишину. Все бросились туда, где кончалась поляна, и высились обломки камней, словно нарочно наваленные в кучи. Сладковатый тошнотворный запах шел из темной дыры у камней, крупные сгустки крови грязными пятнами заляпали камни.
– Зверя что ли свежевали, – прошептал кто-то, боязливо заглядывая в пасть каменной дыры.
– Зверя… – дай-ка я гляну. – Цвигун боком пролез в отверстие и скрылся в вязкой темноте.
Вылез боком, весь белый, его долго рвало на пожелтевшую траву, выворачивало зеленой мутной жутью.
– Тут не зверь, тут хуже, человек тут поработал. Зверь до такого не дойдет. Он просто убьет.
Все холодные и липкие стены каменной пещерки были забрызганы кровью. Ее было так много, словно фонтаном било из тела, подвешенного под низким потолком.
Они вынесли искалеченное тело на солнечный свет и угрюмо глядели, потрясенные открывшимся зрелищем. Человека пытали неторопливо и обстоятельно Его неторопливо, аккуратненько и ровненько изрезали ножом. Над красивым сильным мужиком жестоко и страшно надругались, искромсали могучее здоровое тело. Это как же ненавидеть надо было его, чтобы так терзать и мучить. От этого зрелища у тех, что послабее, скрутило судорогой желудки.
– Эй, ребята, тут еще вон что есть! – Олег вытащил из пещеры охапку грязной в бурых пятнах одежды. Из кармана вывалился и покатился по земле красноватый с бурыми прожилками ромбик. Цвигун поднял его и несколько мгновений оцепенело смотрел.
– Зажигалка, – севшим голосом пробормотал он, – Ивана Вырина зажигалка. Здесь и буквы ИВ есть, я сам на ней выжег. И куртка, и штаны его. Значит, вот что с ним, с Иваном стало. Страшную смерть принял. – Он истово перекрестился, – Каким бы ни был человек, а такого конца врагу не пожелаешь.
– И за что ж это его так? – спросил Раптор. – Для забавы постарался кто? Вряд ли. Разве что больной какой с выжженными мозгами тут у вас по тайге шастает.
– Это ж надо, как Ивана вашего ненавидел кто-то. Не просто убили, а еще и мучили как! Ужас!
– Да что тут делается, черт! Я такого и в Чечне не видел – вдруг заорал молчавший всю дорогу крупный кряжистый молодой мужик с рваным шрамом во всю щеку, – Камера пыток, что ли?
– Может и так, может и так, – глухо сказал Цвигун, – отморозки какие-то орудовали. Видно, золотишко пытались достать, или место узнать. Иван много знал.
– А недавно были, может, догоним? – предложил кто-то.
– Где ж вы их догоните? У тайги дорог много. Тут и на пулю нарвешься. Постреляют из-за углов как котят. Тут наверняка знать надо. Люди ведь они. Значит, харч какой нужен, опять же патроны, не десант же здесь выбросили. В аккурат на Комсомольск и выйдут. Если уже не вышли. – задумчиво сказал Цвигун, ковыряя рыжую пожухлую траву под провисшим валуном. – Кто-то должен им это носить. Вот мы и посмотрим, последим.
– А мы что? Жить тут будем? – взорвался Грек.
– Зачем жить? Вы, ребятки, в тайге не вояки, да и те, кто сделал это чужие здесь тоже. Зверьем их назвать – зверя обидишь. Мы тут сами сладим. А вас, если что, позовем на подмогу.
Спокойная, деловитая уверенность этого, как казалось, еще не совсем старого и умудренного опытом мужика, который, казалось, все знал, ничему не удивлялся, отрезвляюще подействовала на ребят.
– Хватит, – оборвал командир, на побледневшем лице которого зло играли желваки, глаза стали колючими и холодными. – Не нам это решать. Поумнее люди есть. Вот пусть начальство и думает, что со всем этим делать. Ему за это деньги платят. А нам ноги делать надо. Мы задачу свою выполнили. Зачем нас прислали, то и нашли.
Олег глянул на деда и остолбенел. Глядя куда-то в сторону, с мертвым, как у покойника, восковым лицом, закатывая белки глаз, тот мешком оседал на землю. Рука его судорожно цеплялась за траву, пальцы скребли и бессильно царапали землю.
– Кто-то плеснул ему в лицо из фляжки.
– Эй! Дед! Ты в себя – то приди! Живой? – с равнодушным любопытством спросил Грек, с сожалением заглядывая во фляжку и закручивая крышку.
Цвигун сидел на траве, глядя перед собой пустыми глазами, и бессмысленно что-то бормотал. Он словно увидел перед собой привидение. Олег проследил за его взглядом, который упирался в еле видную тропку, исчезающую в густых зарослях кипрея.
