Повар, зная весёлый нрав моего отца, изобразил смущение и растерянность на своей физиономии и через минуту ответил:
«О, мой господин! У вас и ваших гостей нынче разыгрался такой хороший аппетит, что у меня уже сейчас начинают дрожать коленки из страха перед вашим гневом, когда мне нечего будет более предложить для пиршественного стола. По правде говоря, я уж хотел было идти к вам с просьбой послать кого-нибудь за телёнком в ближайшее селение».
«Вы слышали, господа охотники? – спросил отец у королевских слуг. – Наш провиант тоже подходит к концу. А посему я вынужден изъять у вас охотничий трофей, добытый на моих землях».
«Но этот олень был убит вовсе не здесь, а на холмах около Гартмора», – пытались отстоять свою добычу королевские слуги.
«На этой туше разве написано, что она с гартморских холмов? – возразил мой отец. – Но все видят, что вы везёте её мимо моего замка. А значит, я имею полное право полагать, что олень был убит недалеко отсюда».
«А я видел давеча оленя, похожего на этого, на холме неподалёку отселе», – лукаво добавил я, желая поддержать моего родителя.
«Но уважаемый сэр! – воскликнули охотники. – Этот олень предназначен для стола в замке Стёрлинга и является собственностью короля, как и вся дичь, добытая в его королевстве».
Но мой батюшка был твёрд в своей прихоти.
«Король Иаков может быть королём Шотландии, – небрежно ответил отец, – но зато я есть король Киппена!»
Королевских слуг освободили от их ноши, коя оказалась чересчур тяжела для провоза через Арнприор, и они вынуждены были вернуться в Стёрлинг налегке, с пустыми руками. Как они объяснили королю случившиеся, мне, однако, не ведомо…
– Зато про то знаю я! – прозвучал зычный голос Роберта Бакьюхейда. – Один из присутствующих при той сцене дворян – будто бы, это был кто-то из Ситонов, – поведал мне, как было дело, когда слуги вернулись к Иакову не солоно хлебавши…
Старший из них с опущенной головой и растерянным выражением на лице подошёл к королю, восседавшему за богатым пиршественным столом. Увидев его, Иаков сказал:
«О! Вернулся наш придворный ловчий и, надо полагать, с богатой добычей, которую на кухне уже превращают в прекрасное жаркое».
«Ваше величество, – пробормотал неудачливый охотник, – нам действительно удалось подстрелить большого жирного самца оленя в гартморских холмах, но…»
«Но? – удивился король. – Что но?»
«Однако, нас поджидала неудача на обратном пути».
«Как так! О чём ты говоришь, сэр ловчий?»
«Этот олень был у нас злодейски похищен», – удрученно вздохнул слуга.
«Как похищен?! – вскричал король. – Неужели в окрестностях Стёрлинга есть такие наглецы, кои осмеливаются похищать дичь, предназначенную для королевского стола? Клянусь душой Брюса, нет такого смертного, способного на сию дерзость! В конце концов, не нечистая же сила его утащила!»
«Нет-нет, ваше величество, то был вполне осязаемый человек», – ответил слуга.
«Человек! Интересно, и кто же оный смельчак, не боящийся ни плахи ни виселицы, ни топора ни верёвки?» – спросил король, которого эта история, похоже, уже начинала веселить.
«То был король Киппена, ваше величество», – смущенно ответил ловчий.
«Что? Король!.. Послушайте, мои лорды, – обратился Иаков к гостям. – Оказывается, недалеко от Стёрлинга имеет место быть ещё один король! Ну не забавно ли сие?.. И как же по имени зовут этого короля? – полюбопытствовал Иаков у слуги.
«По всей вероятности, это владелец Арнприора, ваше величество, ибо мимо ворот этого замка мы держали свой путь».
«Кто из вас, мои лорды, скажет мне, кто владеет замком Арнприор?» – вопросил Иаков Пятый у придворных.
«Джон Бьюкэнан!» – ответили сразу несколько голосов.
«Бьюкэнан? – с удивлением воскликнул король. – Но я знаю, что сей клан верой и правдой служил моему отцу. Мне также нечем упрекнуть их и ныне. Джордж Бьюкэнан! Король!.. Как ты говоришь, сэр ловчий, зовётся его королевство?.. Киппен? Впервые слышу!»
«Ваше величество, так местные жители называют пустошь в десяти милях от Стёрлинга, аккурат неподалёку от Арнприора», – ответил слуга.
«Ха-ха-ха, – звонкий смех Иакова огласил залу. – Король торфяного болота! Отличное же королевство себе выбрал барон Бьюкэнан из Арнприора. Надобно на днях наведаться к его величеству, провести переговоры и заключить великий альянс против моего дядюшки короля Генриха. Объединив наши армии, мы сможем наконец-то отобрать у английской короны и Нотумбрию, и Кумбрию. Как вы думаете, мои лорды? А?»
Шутливый тон Иакова снял напряжение, вызванное происшествием, и вслед за королём в зале раздался дружный смех. И пиршество продолжилось дальше. За общим весельем, музыкой, танцами и приятными разговорами все скоро забыли про новоиспечённого короля Киппена…
На этом месте барон закончил повествование о том, как незадачливые охотники вернулись в Стёрлинг после знакомства с королём Киппена. Довольный тем, как у него получилось красочно описать ту сцену, старый рыцарь осушил очередной кубок с вином и посмотрел на Эдварда Бьюкэнана, взглядом призывая того продолжить рассказ.
– Благодарствую, сэр Роберт, за то, что вы восполнили пробел в моём повествовании, – сказал Бьюкэнан. – Не помню, сколько минуло дней с оного случая, про который почти уже все и забыли, только однажды, когда мой отец возвратился с охоты в компании своих кузенов – в которой я, кстати, тоже уже принимал участие, – и мы обедали в большом зале дворца, вошёл один из свирепого вида караульных с секирой на плече. Надо сказать, что все стражи в замке были дюжими малыми, выросшими среди гор и привыкших с детства держать в руках оружие. И порой один их вид мог испугать прибывающих в Арнприор. Я почти слово в слово запомнил, что говорилось в те несколько часов, ибо такие незабываемые события случаются не каждый день.
«В чём дело, Иан? – сердито спросил мой отец. – Какое такое происшествие побудило тебя прервать наш обед?»
Вошедший караульный доложил, что у ворот замка стоит группа всадников и самый старший из них требует пропустить их к лорду Джону Бьюкэнану из Арнприора.
«Хм, кто бы это мог быть? Как вы думаете, сродники? – удивился отец. – А скажи, Иан, не разглядел ли ты, какие у них гербы и эмблемы на одеждах?»
«Нет, мой господин, – ответствовал караульный. – Все до головы закутаны в плащи, но судя по плюмажу на шапках, это знатные люди».
«Ха, да мало ли что знатные! Белое перо на берете ещё не делает джентльмена, – воскликнул хозяин Арнприора. – Клянусь небом, ни у кого нет права тревожить Джона Бьюкэнана во время обеда. Так пойди и скажи этим гостям незваным, что барон трапезничает».
Мы продолжили прерванный обед. Но через некоторое время стражник снова вошёл в залу со смущённым лицом.
«Ваша милость, я сказал незнакомцам, как вы и велели, чтобы они подождали окончания трапезы, и даже сделал страшное выражение лица. Но меня попросили передать вам одну лишь короткую фразу, сказав, что речь о жизни и смерти».
«Возможно, эти господа имели в виду свою скорую погибель, коли они не перестанут беспокоить меня во время обеда! А зверское выражение на своей физиономии ты изображать даже и не пытайся, Иан, ибо оно и так страшнее, чем у самого дьявола. Ха-ха! Ну, да ладно, так что же это за фраза такая фатальная?» – поинтересовался отец, вальяжно откинувшись на спинку резного кресла.
«Мне было сказано лишь, что хозяин Балленгейха приехал отобедать с королём Киппена».
При этих словах мой отец побледнел, а от бравурной усмешки ни осталось и следа…
– А теперь, – с улыбкой прервал свой рассказ лэрд Арнприора, – я хочу попросить сэра Роберта как хорошего друга Иакова Пятого поведать нам, что же так испугало моего отца в той фразе.
– Ну, уж ни таким я был и другом Его величества, клянусь мессой! – сказал барон Бакьюхейда. – Оказал ему лишь несколько незначительных услуг. Так то есть обязанность каждого верноподданного вассала короля.
– Мы ценим вашу скромность, уважаемый сэр, – сказал Бьюкэнан, – но именно вы как никто другой можете рассказать про тайну хозяина Балленгейха. Ибо когда это имя прозвучало тогда под сводами Арнприора, никто из присутствующих не знал, кто это такой. И лишь мой отец, похоже, догадался, что было видно по его лицу.
– Что ж, извольте, друзья, – начал говорить барон. – Возможно, вы слышали про странную причуду нашего короля переодеваться в простую одежду и в таком виде ходить и разъезжать по городам и селениям своего государства. Могу предположить, что тяга к переодеванию у Иакова появилась при воспоминаниях о его побеге из Фолклендского замка, чему я был свидетелем.
– Но ещё и активным участником этого события, сколь мне известно! – воскликнул молодой Напьер.
– А вы, лорд Мерчистон, извольте не перебивать речь старших, чёрт возьми! – притворно нахмурившись, сказал сэр Роберт. – Итак, как-то раз, бродя инкогнито по улицам Эдинбурга в сопровождении пары слуг, короля привлекла собравшаяся на площади толпа. Это наказывали какого-то законопреступника. Иаков подошёл поближе, чтобы посмотреть на экзекуцию. И в это время, один из слуг, желая предупредить короля то ли о глубокой грязной луже, то ли ещё о чём-то, обратился к нему со словами: «Ваше величество,…» Какой-то чересчур ушастый горожанин расслышал эти слова, и по толпе быстро разнеслось: «Король! Здесь король!» В результате Иакову Пятому пришлось совершить манёвр и быстро оттуда скрыться, дабы избежать излишнего внимания толпы. С тех пор он и придумал себе имя «хозяин Балленгейха», с которым к нему стали обращаться слуги во время его странствий инкогнито. А название это относится к крутой дорожке, спускающейся по холму от замка в Стёрлинге. Так что, верно Джон Бьюкэнан догадывался тогда, кто к нему пожаловал и у него был повод испугаться, памятуя, как нелюбезно он обошёлся с королевскими ловчими… Ну, Эдвард, рассказывай теперь ты, что же последовало дальше.
Снова слово взял лэрд Арнприора:
– Итак, вы, должно быть, уже поняли, что перед воротами нашего замка стоял сам король Иаков в ожидании, когда же хозяин Арнприора соблаговолит впустить его. Как только мой отец услышал фразу, переданную караульным, он ринулся вниз, самолично распахнул ворота и упал ниц перед королём, который с минуту внимательно смотрел с высоты своего коня и своей власти на распростёртого перед ним вассала, а затем с лёгкой улыбкой сказал:
«Ну-ну, вставайте мой собрат. Не подобает нам, монархам падать оземь перед кем бы то ни было, разве что перед святым распятием».
Лэрд Арнприора поднялся и с опущенной головой встал перед королём.
«Ваше величество, не гневитесь на преданного вассала. Я завтра же отошлю к вашему двору двух молодых бычков заместо того старого тощего оленя, которого подстрелили ваши слуги».
«Как старого и тощего! А мне, помнится, старший ловчий говорил о большом и жирном рогаче», – удивился Иаков.
«Клянусь святым распятием, ваше величество! А также честью моей и всего клана Бьюкэнанов! – ответил отец. – Более жалкого оленя я в жизни своей не видел, кожа да кости! Его мясо оказалось таким жёстким, что один из моих кузенов сломал зуб в попытке его разжевать. Здесь стоят гости, присутствовавшие на той пирушке, и они могут засвидетельствовать правдивость моих слов».
«О! У меня нет оснований сомневаться, когда приносят такие клятвы. Но в этом случае, лорд Арнприор, – сказал шутливым тоном король, – ты будешь в убытке, ежели вместо тощего оленя пришлёшь мне двух молодых бычков. Я не могу позволить свершиться такой ужасной несправедливости в моём государстве».
«Но ваше величество! Должен же я искупить чем-то свой проступок!» – ободрённый весёлыми нотками в голосе короля, сказал отец.
«Разумеется, сэр! – сказал король. – Потому ведь мы к вам и пожаловали, чтобы отобедать во дворце Арнприора со славным королём Киппена. Hospitium insolentia recupera {Гостеприимство искупает дерзость – (лат.)}»
Пока в воротах замка шли такие разговоры, леди Арнприора, моя ныне покойная матушка уже отдавала распоряжения. Поднялась невообразимая суматоха, слуги забегали как сумасшедшие, дым из кухонной трубы шёл столбом. Так что, когда Иаков Пятый поднялся в парадный зал нашего дворца, он смог по достоинству оценить усердие обитателей замка в желании попотчевать своего монарха… Король оставил Арнприор в отличном расположении духа. Ему так пришлось по душе развлечение, полученное им в замке, и понравился неунывающий и весёлый хозяин, что на прощание он пригласил короля Киппена навестить собрата короля шотландского в замке Стёрлинга, а также даровал моему отцу привилегию «облегчать» проезжающих мимо замка охотников так часто, как ему вздумается…
Когда Эдвард Бьюкэнан завершил живописное повествование этой забавной истории, неутомимый барон Бакьюхейда снова поднял свой кубок и провозгласил тост за великодушие королей и верность их поданных, и несмотря на то, что к нему мало кто присоединился, – ибо все ещё находились под впечатлением рассказа, – сэр Роберт почти в одиночку осушил полный кубок вина.
Тут подал голос любознательный лорд Напьер:
– Высокочтимый сэр Роберт, я осмелюсь попросить вас поведать нам, каким образом король Иаков совершил побег из Фолклендского замка. Мне давно уже хотелось услышать о той истории в подробностях, и, кажется, в этот вечер самая подходящая обстановка для того, – юноша хитро подмигнул другим гостям, – чтобы вы рассказали, как было дело на самом деле.
– Действительно, мой старинный друг, – поддержал молодого человека отец Филипп, – ваш рассказ будет ещё одним бриллиантом, обретённой мной в этот день.
Барон Бакьюхейда, как, впрочем, и все его предки, относился к числу тех редкостных людей, кои не любят выставлять напоказ свои заслуги, не ищут славы и почёта. А потому, хотя и ходили толки о его якобы важном, чуть ли не первостепенном участии в спасении короля от регента Ангуса, сам сэр Роберт об этом никогда не рассказывал. А если любопытные просили его раскрыть тайну побега короля Иакова, барон лишь отнекивался, говоря, что не такое уж и важное было его участие, как это ему приписывала молва.
Но в этот вечер, в меньшей степени поддавшись уговорам своих друзей, а в большей – благодаря лёгкому дурману от поглощённого вина и охватывающему обычно в таких обстоятельствах желанию вспомнить былые времена, хозяин Крейдока решился удовлетворить любопытство своих друзей.
– Справедливости ради надо сказать, что этот изощрённый план придумали кардинал Битон вместе с королевой-матерью. Сейчас-то он мне представляется немудрёным и простым как сыграть в шахматы со стариной Джаспером. Уж больно я пристрастился к этой игре нынче. Эх, кабы не моя нога! А то теперь вот вынужден воевать с костяными фигурками заместо настоящих рыцарей… Ах, да, не о том я, похоже, стал речь вести. Видать, бордо уже мой рассудок слегка расслабило. Ну, так вот. И согласно тому плану хитроумному должен был быть у короля сподручник, который помог бы ему выбраться из-под надзора охраны Дугласов. А молодой король в то время находился по большей части в эдинбургском замке, расположенном, как вы знаете, на высокой скале и охраняемом крепким гарнизоном, преданным графу Ангусу. Бежать оттуда незамеченным было немыслимо. Поэтому-то Её величество Маргарита Тюдор и кардинал Битон решили организовать побег из королевского замка Фолкленд, что в Файфе. Всем было известно, что временами молодой король приезжал туда, дабы повеселить свою душу славной охотой на оленей да вепрей в долинах меж ломондских холмов. Однако Иаков и шага не мог сделать без ведома заклятых Дугласов. Их стражники, охранники и соглядатаи не спускали с юноши глаз ни днём ни ночью… По замыслу сторонников Иакова кому-то надо было пробраться в Фолклендский замок и устроиться там стременным в королевские конюшни. То должен был быть сильный, отважный и решительный человек, преданный королю и готовый положить за него жизнь. Ибо риск был невероятно великий, и коли бы тот человек попался в руки Дугласов, то верной его страшной смерти предшествовали бы ещё более ужасающие истязания плоти. Признаться честно, я долго размышлял, прежде чем посмел потребовать у королевы-матери, чтобы ту опасную работёнку поручили именно мне. Я целиком и полностью разумел, коему риску я себя собирался подвергнуть. Ныне, по прошествии уж четверти века, когда позади множество ратных полей, где мне не раз приходилось быть на волосок от гибели, оный случай кажется просто ребячьей забавой, ей богу! Ну, так вот, я вызвался сыграть роль конюха и помочь побегу короля. Её величество пыталась было меня отговорить, ссылаясь на моё благородное происхождение: что, дескать, не дело дворянину переодеваться конюхом, и что можно найти человека менее знатного, посулив ему хорошее вознаграждение. Я усмехнулся, понимая, что королева-мать кривит душой, и, помню, ответил, что согласно нашему плану Иаков также должен был облачиться в одежду грума, а значит и его вассалу незазорно некоторое время поносить одежду конюшего. Путём подкупа нам удалось сманить из Фолклендского замка трёх конюхов. А стало быть, мастер королевского двора, коим тогда был брат Ангуса, Джордж Дуглас вынужден был искать им на замену новых стремянных для королевских конюшен.
Другим тайным участником нашего заговора был, как я уже упомянул, не кто иной, как кардинал Битон. Именно он пригласил к себе в Сент-Эндрюс короля Иакова и регента графа Ангуса, всячески ублажал и развлекал их, особенно регента и его приспешников, пытаясь создать у них благодушное настроение и усыпить бдительность. По тайному совету кардинала молодой король изъявил желание ехать в свои владения в Файфе, где любимым его развлечением в то время была охота, о чём я уже упоминал. Весть эта быстро дошла до Фолкленда, ибо от него до Сент-Эндрюса всего-то полдня пути.
Узнав о скором приезде короля в Фолкленд, Джордж Дуглас велел искать новых стременных. А я, к тому времени уже пребывал в селении, что находится рядом с замком. И вот в одежде грума я пришёл к замковым воротам и спросил, не требуется ли им конюший. С лошадьми то я уже с детства умел обращаться и знал все тонкости стремянного дела. Меня тут же взяли в замок. Ради спасения короля я не чурался никакой грязной работы. Так что, когда Иаков в сопровождении Дугласов и их клевретов прибыл в Фолкленд, я разбрасывал солому по конюшне, сыпал зерно в ясли, поправлял развешанную по стенам сбрую и, извините, убирал за лошадьми. Дугласы зорко следили за молодым королём и старались никого из посторонних к нему не подпускать. Но мне было несложно подкупить некоторых слуг из челяди замка, и скоро король уже знал о нашем плане, а в его покоях в потайном месте была спрятана верёвочная лестница и одежда грума. Иаков ждал лишь условного сигнала от меня, чтобы начать выполнение задуманного. Всё было спокойно в Фолклендском замке. Граф Ангус уехал в Лотиан по каким-то делам, связанным с его тамошними владениями. Тем временем за Джорджем Дугласом, его братом прискакал гонец из Сент-Эндрюса с просьбой кардинала срочно приехать к нему по некоему важному делу. Так было задумано заранее. Король весело проводил время в компании молодых дворян: кузенов Арчибальда и Джеймса Дугласов, бастарда графа Аррана Джеймса Гамильтона и Роберта Лесли. Причём молодой человек по имени Джеймс Дуглас из Паркхеда, бывший одного с королём возраста, исполнял при нём роль пажа. Хотя в действительности – и это все понимали, включая и самого Иакова, – он был соглядатаем графа Ангуса и его братца Джорджа Дугласа.
Надо сказать, что в ту пору характер у меня был весёлый и простой. За те несколько дней, что я служил в замке, я постарался подружиться с большинством слуг. Но более всего, признаюсь, меня тянуло к детям, простым и непосредственным созданиям, ибо своих у меня тогда не было. Особенно я сдружился с одним поварёнком по имени Томас – такое я, наверное, внушал доверие своим простосердечием. Я сажал его на лошадь, когда он захаживал ко мне на конюшню. А Том клал мне самые лакомые куски, когда я приходил на кухню за едой.
Однажды с утра поварёнок подошёл ко мне с испуганным видом и сказал, что случайно подслушал накануне вечером в парке, как четыре джентльмена обсуждали, кто первый из них заколет короля. Том очень испугался и решил рассказать мне. Признаюсь, я не придал словам мальчугана тогда большого значения. Но что-то мне подсказывало, что тянуть с побегом нельзя и пора действовать. В тот же день я воткнул пурпурно-чёрное петушиное перо в мой берет – это был условленный сигнал – и постарался сделать так, чтобы попасть на глаза молодому королю.
Согласно нашему плану за обедом Иаков заявил, что хотел бы созвать назавтра рано утром большую охоту, на которой он велел собрать самых лучших гончих и затребовал присутствия многих именитых дворян Файфа. Словом, король всё делал так, как будто собирался отлично развлечься. Он велел подать ужин в свои покои в четыре часа пополудни и сказал, что рано ляжет спать. Поужинав в своей комнате, Иаков забрался в постель и велел своему двуличному пажу тоже идти спать, дабы тот мог утром присоединиться к охоте. Жизнь в замке в этот день замерла рано, так как все полагали, что король уснул, и не хотели тревожить его сон.
Были уже сумерки, когда окно королевской комнаты отворилось и оттуда вниз была сброшена верёвочная лестница. На счастье ночь была ветреная, и за шумом листвы в дворцовом парке трудно было различить звуки открывающегося окна. Ветер кидал лёгкую лесенку из стороны в сторону, и мне пришлось придержать её нижний конец, пока юный король спускался. Я быстро оглядел Иакова, упрятал его роскошные волосы под шапку, нахлобучил её пониже и натёр грязью нежные щёки юноши. Надо сказать, он смирено выносил такое глумление над своей внешностью. После этого мы прокрались в конюшню, вывели под уздцы двух лошадей и направились к воротам замка, которые были давно уж закрыты. Наступил самый важный и опасный момент нашего плана. На удивлённый окрик стражников, я спокойным голосом отвечал, что назавтра утром назначена большая королевская охота, а у этих двух лошадок болтаются подковы, и вот мы их и ведём к деревенскому кузнецу. Стража поначалу отказывалась нас выпускать, ссылаясь на строжайший приказ никого не впускать и не выпускать после захода солнца. Тогда я пригрозил, что если по этой причине назавтра сорвётся королевская охота, то господам привратникам будет несдобровать. В общем, угрозами и увещеваниями мне удалось добиться того, чтобы нас выпустили. Минуя портал замковых ворот, я крикнул стражникам, что мы не хотим их более беспокоить этой ночью, а потому заночуем на сеновале у кузнеца. Дабы не вызывать подозрений мы спокойно направились в селение, но как только миновали последний дом, я достал припрятанные шпоры, мы вскочили на коней и, когда уже стук копыт был не слышен замковым стражам, Иаков пустил коня галопом. Свежий ночной ветер обдувал нас. Невообразимая радость обуяла юношу, вырвавшегося на свободу, он смеялся, кричал как безумный… Под утро мы уже были около ворот Стёрлинга. Что было после, вы все прекрасно знаете… Конечно, в некотором смысле нам повезло или, вернее, на то была воля божья. Ибо позже мы узнали, что покидая с королём Фолклендский замок, мы едва разминулись с братом Ангуса, возвращавшимся из Сент-Эндрюса. Когда он спросил о короле, ему ответили, что Иаков давно уже мирно почивает в своей спальне. И Джордж Дуглас спокойно пошёл спать. Можно только представить, какой переполох творился утром в Фолклендском замке! О-хо-хо!
Воспоминания, казалось, выгнали из головы барона весь хмель и сэр Роберт, закончив рассказ, снова освежил пересохшее горло добрым вином.
– А не приводилось ли вам бывать после в Фолкленде, сэр Роберт? – полюбопытствовал Напьер. – Как никак, это ведь место ваших геройских свершений!
– Как же, довелось мне побывать там ещё разок. За год или два до своей безвременной кончины пригласил меня король посетить его в этом замке. Он устраивал там большое празднество, на котором хотел собрать лучших своих друзей. Помнится, он предложил мне сыграть с ним в кайх {caigh – так в те времена в Шотландии назывался теннис}. Не видал я более странного и нелепого развлечения. Около замка построили огороженный дворик, где через середину на верёвке висела сеть наподобие рыбачьей, а двое игроков с помощью так называемых ракеток перекидывают мячик через эту сеть. Я, конечно, любезно отказался и просил извинения у короля, рассудив, что мне привычней размахивать стальным мечом, нежели деревянной лопаткой, а на этом кайхпуйле, как они дворик для игры звали, я буду выглядеть смешно и неловко.
– Интересно, а что же стало с тем поварёнком Томасом, а, сэр Роберт? – снова спросил дотошный Напьер, который ещё долго находился под впечатлением фееричной истории побега.
– Увы, более его я никогда не видел, – ответил барон. – Но знаешь, как-то раз много лет спустя, как рассказывают, по пути из Эдинбурга в Фолклендский замок к Иакову Пятому подошёл некий молодой человек и попросил дать ему возможность сказать что-то очень важное, касающееся жизни суверена. Король милостиво выслушал поведанную ему историю, снял с пальца перстень и передал юноше, велев ему идти к управляющему королевским двором и рассказать тому ещё раз эту историю. Вскоре после этого случая Джеймс Гамильтон, один из тех четырёх, злоумышлявших против молодого короля, был схвачен и брошен в темницу. Остальные же трое были в изгнании, как и все Дугласы. А иначе их бы ждала та же участь, что и Гамильтона. А его, как только королевский суд нашёл, что он вместе с пособниками замышлял убиение соверена в Фолклендском замке, немедленно казнили. Говорят, что перед судьями свидетельствовал родственник этого самого Джеймса Гамильтона, некий шериф из Линлитгоу, жаждавший отомстить своему коварному родственничку за одно из многочисленных его злодеяний, а именно за то, что он отправил на костёр брата этого шерифа, вменяя ему в вину, что тот был якобы протестантом, а сам захватил его земли. Ну, а кто был тот юноша, подошедший к королю и рассказавший ему эту старую историю, которая-то и легла в основу обвинения шерифа, мне не ведомо. Возможно, это и был мой старинный знакомец Том, а может быть и кто другой: столько врагов себе нажил этот арранский бастард своими злодействами.