– Это я знаю, – вздохнул Риттер.
– Однажды девушка шла по улице, и ей на голову свалился цветочный горшок. К удивлению врачей, когда девушка пришла в сознание, она заговорила на французском языке, который никогда раньше не изучала.
– И что это было? – спросил Риттер.
– Это была байка из моего времени, – сказал я. – За достоверность я, впрочем, не поручусь.
– Теперь ты должен добавить, что человеческий мозг – это загадка.
– Человеческий мозг – это загадка, – сказал я.
– Спасибо. Мне немного полегчало.
– Обращайся еще, ежели что.
– Как тебе удалось добиться того, что меня решено оставить здесь?
– Очень просто. Кленнонцам нужна от меня услуга, и они готовы идти мне навстречу. В разумных пределах.
– Что за услуга?
– Это касается Леванта и запутанного случая наследования.
– Неужели Асад не вычеркнул тебя из списков?
– Несмотря на то, что твой мозг разморозили некорректно, ты все еще способен быстро соображать.
– Калифату сильно досталось?
– Реннер говорит, что не очень.
– Хуже всего пришлось Альянсу, да?
– Да.
– Очень большой, очень нежизнеспособный, – сказал Риттер. – Все-таки четкая вертикаль власти дает некоторые преимущества в кризисных ситуациях.
– Видимо, это работает только для людей, – сказал я. – Гегемония как раз обрела такую структуру только после катастрофы.
– Скаари объединились?
– Да. Клан Кридона теперь там всем заправляет.
– Нам конец, – вздохнул Риттер. – Как только они построят новый флот…
– Они уже расконсервировали старый, – сказал я.
– Тогда тем более. Единая Гегемония всегда была для нас самым страшным кошмаром, а если во главе ее встал Кридон…
– Приход к власти Кридона является отдельным поводом для тревоги?
– Да. Кридон – консерватор, один из самых радикальных. Он считает, что никто, кроме скаари, не имеет права на жизнь, и всегда продвигал идеи священной войны против человечества.
– Разве они там не все такие?
– Умеренные консерваторы считают, что человечеству в галактике не место, но они готовы предоставить решать все нам самим и подождать, пока мы не истребим друг друга или не вымрем по какой-либо другой причине.
– Есть там хоть кто-то, кто в принципе допускает, что мы имеем право на жизнь?
– Сию крамольную идею поддерживают только самые молодые и слабые кланы, – поведал Джек.
– Это лучше, чем ничего.
– Это и есть ничего. Особенно в ситуации, когда власть принадлежит Кридону.
– Реннер считает, что у Империи есть шансы отбиться.
– Я слишком мало знаю о раскладах, чтобы прикидывать шансы.
– Когда тебе станет получше, я введу тебя в курс дела.
– Жду с нетерпением, – ухмыльнулся Риттер. – А сейчас расскажи мне только одно. «Одиссей» шел на максимальных скоростях, каким же образом кленнонцы оказались на его борту?
– О, это как раз просто, – вернул улыбку я. – «Одиссей» шел на автопилоте, а кленнонцы раздобыли боевые коды ВКС Альянса, которые бортовой компьютер не мог не принять.
– Неужели Визерс не перепрограммировал бортовой компьютер?
– Видимо, у него было много других дел, и этому он не придал большого значения, – сказал я. – Да и ситуацию, в которой кто-то целенаправленно станет нас искать, тогда было сложно представить.
– Скорее, он сделал это намеренно, – фыркнул Джек. – Оставил нам лишний шанс на спасение. Он же не мог знать, что коды попадут в руки имперцев, а для Альянса он наверняка заготовил какую-нибудь историю.
– Насколько я понял Реннера, в руки имперцев попали не только коды.
– Что еще?
– Часть ваших архивов.
– Плевать. Даже неплохо, если кленнонцы сумеют извлечь из них какую-то пользу.
– А как же корпоративная солидарность?
– Сто восемьдесят лет прошло, – напомнил Риттер. – Боюсь, что теперь карьера мне уже не светит.
– Разве что дипломатическая, – сказал я. – Не против, если я сделаю тебя своим советником на Леванте?
– Валяй, – кивнул Джек. – При случае я тебе с удовольствием что-нибудь посоветую.
Левант пережил последствия гиперпространственного шторма без особых проблем. Государство из трех планет было абсолютно самодостаточным и могло обеспечить себя всем необходимым. Конечно, они лишились доходов, которые приносила им продажа ресурсов Империи и Альянсу, но потрясений в обществе это не вызвало. Асад ад-Дин, правивший Калифатом первые двадцать лет периода изоляции, сумел убедить свой народ, что ничего страшного не происходит и государство готово выдержать любые испытания.