Маршал. Том 1

Глава 5

21 декабря 1935 года. Москва. Кремль. Приемная Сталина.

Михаил Тухачевский сидел в приемной товарища Сталина и молча ждал.

За минувшие несколько дней ситуация накалилась очень стремительно.

Иероним Петрович и Иона Эммануилович, а также целая плеяда старых знакомых явно забеспокоились, причем не столько из-за здоровья Михаила Николаевича, сколько из-за реакций. Он стал совсем другим. Настолько, что они серьезно разволновались о том, как дальше пойдет их общее дело, начатое ими в начале тридцатых. Агарков прекрасно понимал ситуацию, но сделать с собой ничего не мог, так как слишком разнились его оценки по многим вопросам с теми, которые рождались в голове у его предшественника в этом теле. Безусловно, подобная необычность поведения и реакций привела к прекращению всяких опасных разговоров и некой отстраненности от Тухачевского его старых сторонников. И даже более того, Николай Васильевич заметил за собой слежку. Кто это был? Да уже по большому счету и неважно. Теперь требовалось действовать максимально быстро, чтобы если и не выжить, то хоть как-то разыграть попавшую ему в руки карту, ибо, по всей видимости, счет пошел на часы.

Но как действовать? Прийти на доклад, пользуясь положением, и сказать товарищу Сталину о том, что он – это не он, а некий маршал из далекого будущего, после чего поведать правду-матку о том, что его ждет в будущем? «Мудро». «Мудрее» не придумаешь. Чем закончится такой поход, предсказать совсем не сложно. Товарищ Сталин прожженный материалист, который в подобную ересь ни за что не поверит без доказательств. Какие у Николая Васильевича могут быть доказательства? Факты из истории? Возможно. Но кто даст гарантии, что здесь все пойдет так, как должно произойти? А ведь действовать нужно наверняка. Второго шанса никто никому давать не будет. Что еще? Нет больше ничего. Вообще. Ничего конкретного и неопровержимого. А потому исход такого ребячества закончится весьма плачевно. Как пить дать закончит Агарков свою вторую жизнь в доме для душевнобольных, не добившись ничего. И это в лучшем случае. Конечно, сам факт того, что он вылетит из обоймы оппозиции, очень сильно подпортит ей игру, но такой вариант Николая Васильевича не устраивал. Слишком дешевый размен. Нужно было придумывать что-то другое. Но что? Как разрубить этот гордиев узел одной решительной атакой и не допустить зарождения тех гнилых начинаний, что прорастут буйным цветом после смерти Сталина?

Сложнейшая задача, которую Николай Васильевич наметил решить несколько своеобразным образом…

Звук шагов вывел Тухачевского из поглотившего его целиком мыслительного процесса. Неспокойно было маршалу. Боялся, но не за жизнь, а за провал. А потому приходилось раз за разом прокручивать в голове все элементы композиции. Он моргнул глазами, возвращаясь в реальность, обернулся и увидел Ворошилова, который подходил по коридору. Встал. Поздоровался. Заметил плохо скрываемую ненависть в глазах у Клима Ефремовича. Про себя усмехнулся, подумал: «Видно, считает, что я сегодня снова буду его критиковать» – и сел на свое место. Ворошилов же остановился возле Поскребышева. Спокойно и выдержанно поздоровался. Подождал секунд тридцать и прошел по приглашению в кабинет. Михаил Николаевич вопросительно посмотрел на прикрывшего за Климом дверь секретаря, но тот отрицательно мотнул головой и сел за свой стол, работать с документами.

Прошло полчаса. Мерно тикали часы на стене. Время от времени кто-то приходил, кто-то уходил. Одних людей Михаил знал, других лишь когда-то видел, третьих вообще никогда не встречал.

Зазвенел телефон. Поскребышев что-то ответил в трубку и быстрым шагом зашел в кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Александр Николаевич, – внимательно смотря на секретаря, спросил Иосиф Виссарионович, – товарищ Тухачевский ожидает?

– Так точно. Ожидает.

– И как он? Не переживает?

– Нет, – чуть подумав, покачал головой секретарь, – сидит спокойно. Видно, что думает о чем-то. Я его никогда таким не видел.

– Каким таким? – спросил Ворошилов.

– Удивительно умиротворенным. Мне даже показалось поначалу, что это не он, а другой человек. Товарищ Тухачевский очень серьезно изменился после болезни. Поразительно просто. Обычно он очень не любил ждать, а потому суетился и мельтешил в приемной. Мог вышагивать, раздраженно поглядывая на меня и прочих сотрудников секретариата. А сегодня я просто не узнаю Михаила Николаевича.

– Чудеса какие-то, – произнес Клим Ефремович, пожав плечами.

– Александр Николаевич, приглашайте товарища Тухачевского.

Секретарь кивнул, и спустя несколько секунд в дверь вошел незнакомый человек. Нет, и Сталин, и Ворошилов узнали и фигуру, и лицо Михаила Николаевича. Но вот выражение лица, осанка и походка изменились. Такое чувство, что кто-то подослал сюда двойника.

– Добрый день, товарищ Тухачевский, – произнес Сталин, заинтересованно смотря на вошедшего человека. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Хорошо, товарищ Сталин. – Иосиф Виссарионович испытующе смотрел прямо в глаза вошедшему маршалу, но тот их не отводил.

– Вы просили о нашей совместной встрече с товарищем Ворошиловым. Что вы хотели нам сказать?

– Товарищ Сталин, – Тухачевский смотрел ему немигающим взглядом прямо в глаза, – я прошу меня расстрелять.

На несколько секунд в комнате повисла гробовая тишина. Казалось, что даже часы замерли, боясь издать звук. Но всех выручил Клим, уронив на стол ручку, которую до того он вертел в руке.

– У вас очень интересный юмор, товарищ Тухачевский, – слегка улыбнувшись в усы, произнес Иосиф Виссарионович.

– Разрешите? – спросил Михаил Николаевич, кивая на папку. – В этой папке мой рапорт, в котором я изложил ситуацию в подробностях и деталях. Все, что знал, а также собственные соображения. – Сталин и Ворошилов молча посмотрели на картонную папку, которую Тухачевский положил на стол перед Иосифом Виссарионовичем. – Я не оправдал доверие партии и серьезно подвел товарищей, потому и прошу меня расстрелять.

– Не спешите, товарищ Тухачевский, – произнес Сталин. – Присаживайтесь, – указал он маршалу на стул и, развязав завязки, начал бегло просматривать рукопись Михаила Николаевича.

По мере чтения лицо Сталина серело, но он никак не комментировал прочитанное до тех пор, пока не положил на стол последний листок.

– Кто писал этот текст? Я знаком с вашим почерком, и это не он.

– После недавней болезни у меня изменился почерк. Я вообще очень сильно изменился. Не могу объяснить почему. Врачи мне самому ничего толком не сказали.

Сталин внимательно посмотрел на Тухачевского своими желтыми глазами и спустя минуту спросил:

– Почему?

– Почему я ввязался в это дело? – совершенно невозмутимо переспросил Михаил Николаевич.

– Это и без объяснений ясно, – усмехнулся в усы Сталин. – Почему вы пришли ко мне?

– А к кому мне еще идти? Вы единственный человек, который в состоянии пресечь реализацию всей запланированной мерзости. Вы единственный человек в Советском Союзе среди не вплетенных в эту игру, который обладает достаточным влиянием, чтобы спутать все карты противника.

– Товарищ Тухачевский, – Михаил Николаевич вздрогнул, совершенно не ожидая такого обращения, после того, что он написал в признании. – А что вас заставило отказаться от своих намерений?

– Некоторое время назад меня стали терзать сильные переживания относительно моей роли в этой авантюре. И я начал собирать мозаику фактов в единое целое. Вот тогда-то я понял, к чему я на самом деле оказался причастен. Именно это осознание позволило мне понять, почему вы так уважаете и цените Климента Ефремовича. – Тухачевский повернул голову и посмотрел заинтересованно наблюдающему за всем происходящим Ворошилову прямо в глаза. – Климент Ефремович, давайте говорить начистоту и без обид. Многие старшие командиры РККА невысоко оценивают ваши профессиональные знания и навыки, считая вас дилетантом в армии. Опытным, но дилетантом. И я в том числе. – Ворошилов собрался, нахмурился и заиграл желваками. – Из-за чего все нападки на вас и происходят. Но недавно я понял, почему товарищ Сталин так вам верит. Пусть вы звезд с неба не хватаете, но и не стремитесь пойти на все, ради собственных амбиций. Вы верный боец партии, который трудится не покладая рук даже несмотря на то, что никаких выдающихся успехов добиться никогда не сможет. Честность, трудолюбие, преданность. Многим старшим командирам эта сторона вашей личности не ясна и не понятна. Но в нашей весьма непростой обстановке она намного важнее любого взбалмошного гения. – Наступила непродолжительная пауза, после которой Тухачевский продолжил: – Именно ваш пример меня и заставил прийти сегодня сюда, чтобы покаяться. Именно для этого я и попросил товарища Сталина, чтобы вы присутствовали на нашей встрече. Спасибо вам огромное, – сказал Михаил Николаевич и чуть кивнул головой. На Ворошилова было больно смотреть от раздирающих эмоций.

– Товарищ Тухачевский, все равно я вас не понимаю, почему вы пришли ко мне? – продолжил разговор Сталин, не давая ему уйти в ненужное русло. – Вас заела совесть? Не поверю. Кроме того, вам ничего не мешало выехать из Советского Союза. Вы достаточно известный человек и смогли бы неплохо устроиться в буржуазных странах. Не понимаю. Вы умышленно пошли сюда с тщательно расписанными показаниями и просьбой вас расстрелять. Зачем?

– Если бы я просто так пришел или подбросил сведения, то вы бы, товарищ Сталин, мне не поверили. А так я кладу свою жизнь в качестве доказательства.

– Почему вы решили, что заговор провалится?

– А я и не говорил о том, что он провалится. Даже напротив. Я убежден в том, что все так или иначе будет реализовано. Именно по этой причине я и пришел к вам. Чтобы предотвратить.

– Я вам не верю, – пристально смотря в немигающие глаза Тухачевского, тихо сказал Сталин.

– Именно по этой причине я прошу вас меня расстрелять. Признательные показания в папке. На суде я их подтвержу. Я ввязался в эту грязь, и мне ее необходимо распутать.

– Мне кажется, что вы просто хотите умереть, чтобы сбежать от чего-то.

– Это верно, но отчасти. Я при любом развитии событий не жилец. Меня не спасло бы даже бегство, потому что Троцкий не станет меня пускать в свой огород. Я для него отработанный материал, который слишком много знает. Не верите мне?

– Не верю. Вам ведь ничто не мешало продолжить начатое и через год-два, устроив военный переворот, занять пост наркома обороны. Что вас спугнуло?

– Ничего не спугнуло, – улыбнулся Тухачевский. – Я просто понял, что мои амбиции могут под собой похоронить дело всей нашей партии.

– Вот правильно все говорите, но все равно не верю. Вы очень изменились, – Сталин немного помолчал и снова задал свой вопрос: – Почему вы пришли именно ко мне?

– Из-за Клима. Честно. – Тухачевский смотрел в желтые глаза Сталина немигающим взглядом.

– Страшный вы человек, Михаил Николаевич, – спокойно произнес товарищ Сталин, смотря Тухачевскому прямо в глаза. – Взяли и ни за грош продали своих товарищей.

– Вот и я говорю, что страшный. Расстреляйте меня. Как мне с этим жить дальше?

– Для начала вам следует отдохнуть, – улыбнулся с хитрым выражением глаз Сталин. – Езжайте домой. Выспитесь. А мы с товарищами пока подумаем над вашими словами. – Тухачевский весь подобрался и заиграл желваками.

– Позвольте уехать на дачу?

– Вам нравится свежий воздух?

– Почти наверняка меня попытаются убить. Если я останусь в московской квартире, то могут пострадать невинные люди. А на даче в этом плане проще. Да и оружие у меня там есть – удобнее будет отстреливаться. – Сталин несколько секунд смотрел Тухачевскому прямо в глаза, после чего одобрительно кивнул головой.

– Хорошо. Езжайте на дачу.

Когда Тухачевский вышел, Ворошилов повернулся к Сталину с полным удивления лицом и спросил:

– Кто это был?

– Маршал Тухачевский собственной персоной, – задумчиво произнес Сталин и затянулся трубкой.

– Не верю я в это перевоспитание, – скептически произнес Ворошилов.

– И я не верю, хоть врачи и утверждают, будто такое возможно. Перед нами действительно товарищ Тухачевский. Вопрос только в том, что с ним теперь делать, – отложив в сторону курительную трубку, Сталин поднял телефонную. – Александр Николаевич, соедините меня с начальником охраны… Товарищ Власик. Нужно обеспечить негласную охрану, – это слово он выделил интонацией, – товарищу Тухачевскому. Возможны инциденты. Товарищ Тухачевский будет отдыхать на своей даче.

Глава 6

28 декабря 1935 года. Москва. Кремль. Рабочий кабинет Сталина.

– Согласно полученному приказу, – докладывал командир группы охраны, – я разместил группу в помещении охраны на въезде на дачу. Там мы не привлекали внимания, а до основного помещения, где располагался объект оттуда было не более пяти минут хода. На охрану заступили в пятнадцать тридцать пять, объект был уже на месте. В период с восемнадцати пятнадцати до восемнадцати тридцати двадцать шестого числа, на территорию поселка проехали четыре легковые автомашины с командирами среднего и старшего звена.

– Их проверили?

– Да. Этим занималась охрана поселка, мы не вмешивались и вообще не демонстрировали своего присутствия. Документы у всех оказались в порядке, машины приписаны к гаражам Наркоматов обороны и внутренних дел. Записи об этом есть в журнале.

– Зачем они ехали на территорию дачи?

– С их слов – на встречу к товарищу Тухачевскому. Дабы проведать его, представились лично знакомыми командирами. Некоторых из них лично знал начальник поста, сказав, что они не первый раз приезжают в гости. Кроме того, из машин доносились шутки, а сами командиры вели себя достаточно свободно, из чего создавалась видимость того, что едут они на веселые посиделки. Возможно, пьянку, но никак не для того, чтобы нападать на товарища маршала. Начальник охраны даже посчитал их появление очень полезным. Столько вооруженных красных командиров рядом с товарищем Тухачевским серьезно облегчат нашу работу по его охране.

– Вы поставили его в известность?

– Я проинструктировал его на предмет содействия. – Сталин кивнул, и командир группы охраны продолжил: – Примерно в восемнадцать сорок одна из машин вернулась. Когда она остановилась около поста охраны, со стороны дачи объекта раздались первые выстрелы. Двое командиров, находившихся в машине, расстреляли бойцов охраны поселка, выскочивших на крыльцо. В завязавшейся перестрелке оба нападавших были убиты бойцами моей группы. К сожалению, взять никого из них живыми не удалось, поскольку требовалось максимально быстро прийти на помощь объекту. Так что мы сразу же открыли огонь на поражение. К даче объекта основные силы группы прибыли в восемнадцать сорок девять. В этот момент из разбитого окна веранды вылетел продолговатый предмет и послышался крик: «Ложись». Нападавшие, собравшиеся около главного входа, залегли, но через несколько секунд четверо из них, громко ругаясь, вскочили и бросились на штурм, один почему-то остался лежать. В этот момент мы открыли огонь. Я приказал стрелять по ногам прикрывающей пары, чтобы взять их в плен, но тут первый из нападавших рванул дверь веранды и бросился внутрь, за ним последовали еще двое. Почти сразу за их спинами раздался взрыв – как мы обнаружили позднее, над дверью веранды была привязана граната. В результате взрыва трое нападавших погибли на месте, четвертый умер через несколько минут. Пятый, оставшийся лежать, оказался оглушен попаданием в голову пустой бутылки из-под водки, брошенной объектом из дома. Двое из группы, блокировавшей наш секрет, остававшихся в живых на тот момент, осознав бесполезность сопротивления, застрелились. Помешать им мы, к сожалению, не смогли.

– Какое оружие было у нападавших?

– Револьверы и большой запас патронов.

– Почему они не пытались обойти дом с тыла, времени для этого было достаточно.

– Дом оказался грамотно подготовлен к обороне. Все окна первого этажа крепко заколочены, а изнутри к ним была придвинута мебель. Единственный возможный путь проникновения в дом шел через крыльцо и дверь.

– Что случилось с обслугой и водителем?

– Ничего. Товарищ Тухачевский отпустил их домой на ночь. Водитель и отвез, оставшись после чего дома.

– Товарищ Тухачевский знал, что на него нападут тем вечером?

– Не уверен, товарищ Сталин. Он так поступал каждую ночь своего нахождения на даче. По всей видимости, он ждал нападения, но не был уверен в том, когда именно нападут, поэтому старался максимально обезопасить своих людей. По словам экономки, товарищ Тухачевский был очень напряжен, хотя и старался этого не показывать. В тот день он вообще большую часть дня промолчал. В обед даже вышел на улицу и, отстранив дворника, взялся за лопату, расчищая от снега дорожки. И не успокоился до тех пор, пока все не почистил.

– Любопытно. Как себя чувствовал товарищ Тухачевский?

– После окончания боя он выглядел легкораненым и мертвецки пьяным…

– Пьяным? – удивился Сталин.

– Да. Он выпил за вечер две бутылки водки. Когда мы вошли в дом, то он был уже практически без сознания и, прежде чем упал, пытаясь кинуть в нас последнюю пустую бутылку, успел лишь крикнуть: «За Родину», «За Сталина!» На бросок сил не хватило – она упала рядом и покатилась в нашу сторону.

– Какое оружие у него было?

– Револьвер «наган», наградной пистолет «кольт», граната, которой он заминировал входную дверь, и две пустые бутылки из-под водки, использованные в качестве имитаторов. В ходе боя он расстрелял все патроны, кроме одного, оставшегося в стволе «кольта».

– Товарищ Тухачевский уже знал, что к нему идет помощь? Он мог вас видеть?

– Нет, – уверенно покачал головой майор, – Мы еще не открывали огонь, когда он имитировал бросок гранат. Да и шли мы по возможности скрытно. Кроме того, учитывая, что товарищ Тухачевский выпил огромную порцию водки, я не уверен даже в том, что он четко видел нападающих, не то чтобы нас. Да и в понимании, кто перед ним, тоже имелись проблемы. Я считаю, что товарищ Тухачевский удалил всех людей с дачи для того, чтобы облегчить оборону, ведь когда ты знаешь, что все люди, которые находятся на территории, враги, пытаться их опознать не нужно. Это позволяет стрелять, не раздумывая, по любым целям, которые попадаются на глаза. Именно этим и объясняется попытка бросить в нас имитатор – он не ожидал увидеть на территории дачи помощь и не был готов к ее появлению.

– Что говорят врачи о здоровье товарища Тухачевского?

– Пока разводят руками. Большая потеря крови. Но надежда еще есть. Кстати, они утверждают, что алкоголь ему сильно помог. Семь пулевых ранений, преимущественно по касательной, несмотря на кажущуюся несерьезность, могли вызвать болевой шок. То есть, будь он трезвым, мог бы умереть от боли.

– Вы задержали кого-нибудь из нападавших? Где они сейчас?

– Мы смогли задержать только того, кого оглушил бутылкой товарищ Тухачевский. Но он сейчас в госпитале без сознания, и врачи не знают, выживет ли он. Очень уж удачно попала бутылка в переносицу. Остальные сопротивлялись до конца. Большей частью погибли в перестрелке. Двое застрелились, когда мы их прижали.

– Что-то удалось узнать?

– Ничего толком. Все нападающие относились к командному составу РККА разных родов войск и званий: от лейтенанта до полковника. Два сотрудника НКВД. Один батальонный комиссар. Мы уже поднимаем их личные дела и опрашиваем сослуживцев.

Глава 7

18 января 1936 года. Москва. Кремль. Рабочий кабинет Сталина.

Сталин закурил трубку и молча посмотрел на снег, падающий большими хлопьями за окном. В приемной ждал вызова сокращенный состав политбюро. «Сокращенный…» – пронеслось у него в голове. Смешно сказать, теперь, после прочитанного в той папке, что передал ему Тухачевский, он не мог верить даже всему ближнему кругу. «Дожил». Он встал и прошел во вторую комнату с временной библиотекой. Закрыл глаза и провел пальцами по корешкам книг. В комнате было тихо и спокойно. А свежий морозный воздух бодрил и развевал сон. Не хотелось вообще связываться с этим делом, но «кто кроме него»? Поэтому нужно было начинать собрание.

В обычной обстановке Иосиф Виссарионович не вынес бы столь щекотливый вопрос на обсуждение ближнего круга, но сейчас, когда остро встал вопрос о заговоре, ему нужно было заручиться поддержкой своих людей. Проявить уважение к их мнению, а заодно и понаблюдать за поведением. Мало ли кто начнет нервничать.

– Товарищи, – тихо начал Сталин после того, как члены сокращенного состава Политбюро заняли свои места за столом, – всем вам известно, что двадцать первого декабря ко мне приходил товарищ Тухачевский. Судя по тому, что через несколько дней на него было совершено покушение, какие-то крохи сведений о том, что поведал мне самый молодой маршал Рабоче-крестьянской красной армии, вам должны быть тоже известны. – Сталин вопросительно взглянул на собравшихся, но все сохранили спокойствие.

Затянулась пауза, которую решил прервать Молотов:

– Лично мне, как и многим, были известны только сам факт разговора и то, что присутствующий при нем товарищ Ворошилов вышел из вашего кабинета в хорошем настроении, чего обычно не бывало. Из этого строились самые разнообразные выводы, но все они лишь домыслы, – остальные присутствующие закивали, соглашаясь, кроме Ворошилова, который недовольно скривился. Ему не понравилась мысль о том, что именно он спровоцировал роспуск слухов, хотя по довольной улыбке, промелькнувшей на лице Сталина, Климент Ефремович догадался, что тот рассчитывал именно на такой ход событий.

– Давайте прекратим эти гадания, по крайней мере, в нашем тесном коллективе. – Сталин был спокоен и серьезен. – Товарищ Тухачевский сообщил нам очень важные сведения о том, что печально известные события, известные как «объединенная оппозиция», не только не стали достоянием истории, но и нашли свое продолжение. – Все присутствующие сильно напряглись. – Несмотря на свое изгнание, Иудушка [2] продолжает пытаться взять реванш и добиться возвращения курса партии в старое русло. И это сейчас, когда началось возрождение Германии и вся Европа стала самым интенсивным образом готовиться к войне.

– Странное признание. Товарищ Тухачевский разве сам не является участником этого заговора? – спросил Молотов.

– Являлся, – утвердительно кивнул Сталин, спокойно смотря на то, как зашевелился ближний круг.

– Это заявление товарища Тухачевского не может быть провокацией? – недоверчиво спросил Лазарь Моисеевич.

– Я изначально тоже так и подумал, – кивнул Сталин. – Именно по этой причине не удовлетворил его просьбу и не только не расстрелял, но и даже не взял под стражу. Вместо этого я отправил товарища Тухачевского отдыхать к себе на дачу, чтобы ожидать там предварительной проверки предоставленной им информации. Именно там на него было совершено покушение.