Однако отец кое-чего достиг. Сын перестал закатывать истерики и кричать без видимого повода. Он ушёл внутрь себя, снова почти замолчал. Напряжение от контакта с миром требовало выхода, и он стал царапать себя до крови, а когда стало попадать и за это, научился мусолить в пальцах мелкие предметы, размалывая их чуть не в порошок и стирая до мозолей подушечки.
Однажды он услышал игру на фортепиано. Счастливая догадка поразила его. Звук, который так досаждал ему, можно контролировать! Позволить ему быть или не быть, добавить громкости или приглушить, ускорить или замедлить. Звуком можно обладать и делать с ним всё, что заблагорассудится!
– Хочу так же! – заявил он матери.
Анжелика, его мать, была на двадцать пять лет моложе отца. Ребёнком интересовалась постольку, поскольку могла называться матерью наследника отцовских миллионов и пользоваться ими неограниченно. Умом не блистала, эмоциями же просто фонтанировала.
Сын быстро стал избегать её. Никакой ценной информации от неё получить не удавалось, а её хохот, восторженное закатывание глаз, горькие рыдания, безумные объятия и тисканье с поцелуями наводили на него настоящий ужас. Проще было вынести отца в гневе, чем её непредсказуемые вспышки радости, любви или горя.
Поняв, что сын интересуется музыкой, Анжелика пронзительно взвизгнула и зааплодировала так, что ребёнок зажал уши ладонями. Так в неполных пять юный Заславский оказался в спецшколе при музыкальном колледже. Там обнаружили абсолютный слух, и в руки ему попала скрипка.
На первом же занятии его ожидало разочарование. Пожилая преподавательница раскрыла перед ним ноты с картинками.
– Нет! – вскрикнул он.
– Что нет? – удивилась учительница.
– Рисунки! Не хочу!
– Ах, рисунки! Что же, будешь хорошо заниматься, быстрее станем играть без них, – она наугад взяла со стола ноты и показала ему. – Смотри, шестьдесят страниц и ни одной картинки.
Скрипка стала его спасением. «Ребёнок занимается!» – и никто не войдёт к нему в комнату. Струны были прочнее любой мелочёвки, рассыпавшейся ранее в его пальцах. Он часами пилил гаммы и упражнения, поражая дотошностью и невероятно совершенной интонацией свою учительницу. Фальшь причиняла физическую боль. Он же себе не враг!
Им начали восхищаться. Впервые в жизни. Притом восхищаться на расстоянии. Поначалу он плохо переносил аплодисменты, от них безумно болела голова. Он спасался, расчёсывая кожу под волосами до крови. Но постепенно восторги слушателей стали частью его жизни, и юный скрипач смирился.
Анжелика была счастлива. Гениальный ребёнок очень помогал ей. Отношения с мужем не ладились, и в каждой ссоре она напоминала ему о своих заслугах в воспитании сына.
Зато старший Заславский восторга не испытывал. Музыкант, пусть даже гениальный, в его планы не входил. Ему был нужен менеджер, а сын рос нелюдимым и замкнутым. Ни внешности, ни полагавшейся по происхождению харизмы.
Однажды он поделился своей бедой со старым другом. В девяностых они вместе начинали. Валентин Маркович Косаревский в то время контролировал все местные банды, крышевал старшего Заславского и пользовался в преступной среде непререкаемым авторитетом.
– Знаешь, Эрнест, – сказал он задумчиво, выслушав друга, – с ребёнком так нельзя.
Когда Косаревский произносил слово «нельзя», казалось, даже камни слушались.
– А делать-то что, Валентин? – взмолился Заславский.
– Он талант, а талант нужно беречь, – назидательно продолжал Косаревский. – Сколько ему сейчас?
– Двенадцать.
– Обладатель гран-при международных конкурсов? Далеко пойдёт. А насчёт харизмы не верю. Её ведь выращивать нужно, мой дорогой.
Валентин Маркович помолчал и предложил:
– Гони-ка ты Анжелку в шею. Если надо, ребят дам. Не уберётся – сами аккуратно уберём. Для «пожить» всегда найдёшь, мало ли их? А парня отправишь ко мне на выходные.
Именно Валентин Маркович объяснил молодому Заславскому, как жить рядом с людьми. Начался многолетний эксперимент, когда подросток изучал людей, их реакции на те или иные ситуации и события, учился имитировать эмоции, которых у него от природы не было. В это время он открыл для себя силу улыбки. До этого он никогда не улыбался, а сейчас осознал, как презрительная ухмылка разгружает мозг, который от такой непривычной работы кипел.
Одна беда – заставить притворяться скрипку он не мог. Время шло, техника совершенствовалась, а души в его музыке не было. После нескольких неудачных выступлений Косаревский понял, что со скрипкой парню пора завязывать, благо учиться оставалось полтора года.
Валентин Маркович с удовольствием слушал игру своего подопечного, восхищался его холодным умом, феноменальной памятью и абсолютной бессердечностью. Эрнест родил наследника не себе, а своему старому другу. Косарь и посоветовал молодому человеку, что делать, чтоб очаровать Настю. По плану два хулигана должны были напасть на девушку и хорошенько напугать. В это время появлялся Заславский, разгонял шпану, спасал испуганную девчонку, чем и очаровывал её до глубины души.
Сначала всё шло хорошо. Хулиганы получили задание и задаток, напали и напугали. Но героя опередили братья Родионовы. Заславский наблюдал из своего укрытия за удаляющейся троицей. Он понимал, что очаровал Настю другой, и битва проиграна.
В тот вечер подопечный впервые за долгое время явился к Косарю с потёками крови на лице. Тот сразу понял, в чём дело.
– Опять утешался? – с сочувствием просил он, вынимая из ящика стола флакон с перекисью водорода. – Не стоило, сынок. Подумаешь, другую найдёшь.
Заславский размазывал по лицу кровь с пеной перекиси и понимал, что другая ему не нужна. Мир всё время расставлял вокруг красные флажки, но он научился мастерски лавировать между ними. И вот перед ним вспыхнул очередной. Нет, не флажок, а целое знамя, заливая всё вокруг, как кровь лицо. И как это обогнуть, Заславский не знал.
Глава 4
Зима катилась к новогодним праздникам. Город украсился огнями и ёлками. Мороз день ото дня крепчал, сугробы росли, сквозь серебристую дымку проглядывало солнце. На дорогах, в магазинах и головах царила суета.
Как-то днём Иван ждал Настю на крыльце колледжа. Они планировали пообедать вместе. Девушка задерживалась, телефон зависал от холода, и ему пришлось наслаждаться происходящим вокруг. Неподалёку стоял скромно одетый парень и поглядывал то на часы, то на него. Иван насторожился.
Наконец незнакомец решился и подошёл.
– Привет, – поздоровался он, протягивая руку. – Я Павел.
– Иван, – он ответил на рукопожатие и озадаченно посмотрел на собеседника.
– Настю ждёшь?
– Да, – Иван ещё больше насторожился.
– Мы с ней договорились встретиться, – слегка смутился Павел, – а её всё нет. Ты не подумай чего, просто, если можно, передай ей это. – Он протянул Ивану две тетради и огромную шоколадку в яркой обёртке.
– А это что? – Иван был в замешательстве.
– Она знает, – улыбнулся новый знакомый. – Не смогу её дождаться, занятие. Спасибо!
Павел скрылся в здании. Вскоре из дверей появилась Настя. Увидев Ивана, она заулыбалась.
– Привет! Прости, пришлось задержаться.
Странная встреча слегка испортила парню настроение, но не улыбнуться Насте в ответ он не мог.
– Привет! Вот, это тебе передали, – Иван протянул ей тетради с шоколадкой.
– Ну разбойник! – сердито притопнула Настя, глядя на презент. – Сколько раз я ему говорила, чтоб без глупостей!
– А можно объяснить, что в конце концов происходит? – Ивану было не по себе.
– Вань, – Настя ласково посмотрела ему в глаза снизу вверх, – ты меня ревнуешь? – в её голосе слышался восторг.
– Ну, да, – нехотя признал он. От осознания возможной конкуренции, от неизвестности, от этого взгляда внутри него всё полыхало, несмотря на мороз.
– Ванечка, давай в тепло зайдём, ты уже замёрз тут. Я тебе всё объясню.
Отстояв длинную очередь, они устроились за столиком ближайшего кафе.
– В общем, – начала Настя, – это мой сокурсник Пашка Артамонов. Он саксофонист. Очень талантливый. Летом у него умерла мама. А отца у них давно нет. И сейчас он поднимает сестру и брата. Чтобы заработать, берёт детишек из спецшколы на репетиторство, уроки с ними делает по специальности. А ещё играет в ресторанах, на свадьбах, на похоронах…
– На похоронах?
– Ну да, – кивнула Настя, – везде, где живая музыка нужна. Так вот, из-за работы он пропускает занятия. И, как назло, почти не бывает на сольфеджио. А преподаватель там зверствует…
– Ну и ты…
– Да, я ему помогаю.
– Списывать даёшь? – догадался Иван.
– Нет, – возразила Настя, – списывать бесполезно. На экзамене этого сделать не удастся. Надо хоть чуть-чуть понимать. Я образцы для решения заданий пишу, а он делает и сдаёт сначала мне, потом преподавателю. Думаю, семестр на тройку вытянем.
– Ну ты молодец, – его восхищению не было предела. Перед ним сидела уже не беззащитная дюймовочка, а уверенная дама-преподаватель.
– Да ладно, не я одна, у него много друзей. Мы не знали сначала, Пашка же молчит как партизан. И ужасно упрямый. А потом Ханна Пак, наша первая скрипка, увидела его в ресторанах несколько вечеров подряд.
– Тоже там играет, – кивнул Иван.
– Нет, что ты! – махнула рукой Настя. – У неё надобности нет, да и родители не разрешат. Просто много праздников у корейской диаспоры случилось рядом, они отмечали… Тут Павел и попался. Мы сначала деньгами помочь хотели, да не берёт он. Вот и придумали, кто что может. Я сольфеджио с ним тяну, Ханна с его сестрой по специальности занимается, чтоб ей летом наверняка поступить. Макс с ними раз в неделю играет, как концертмейстер. Стрижевскому на скидку собираем.
– На какую скидку?
– Понимаешь, у сестры Павла скрипка плохонькая, поменять надо. А Стрижевский – наш заведующий струнным отделением – занимается реставрацией старых инструментов. И сейчас у него есть очень классный вариант. Он пошёл уже навстречу: прежнюю у них берёт в счёт оплаты, скидывает десять процентов и ждать согласен, пока Пашка остаток соберёт, но время идёт. К новой скрипке до экзамена ещё привыкнуть нужно.
– И вы решили…
– Ага, – озорно улыбнулась Настя, – мы договорились, что Стрижевский увеличит скидку, а разницу мы соберём!
– Дружные вы какие! – восхищённо выдохнул Иван. – И что-то мне подсказывает, что во главе всего этого фея с флейтой.
– Ну как сказать… – Настя скромно опустила глаза.
– А можно с вами?
– Конечно! – она захлопала в ладоши. – Вот здорово будет! Только Пашке не говори.
– Обижаешь! Разумеется, ни слова, – серьёзно ответил Иван.
***Новогодний концерт в колледже прошёл с аншлагом. Настя притащила Ивана в первый ряд, и он наконец-то увидел всю банду любимой в деле. Аккуратную, как фарфоровая куколка, Ханну, Павла с его саксофоном, пианиста Макса и, разумеется, саму Настю, которую со сцены он ещё не слышал.
Иван звал с собой брата, но Василий на него дулся и не пошёл.
В деловом стиле братья почти не одевались. Сегодня же Иван вытащил из недр гардероба костюм со школьного выпускного с белой рубашкой и галстуком. Непривычную одежду нужно было не только привести в порядок и надеть, но и адаптироваться к ней.
Пока Иван собирался, Василий лежал на диване и ворчливо комментировал происходящее:
– Ишь, вырядился! Да красавец, красавец уже. Гляди, музыкантши на части порвут. Не дождусь я родного брата обратно. Как жить-то буду-у-у!
– Васька, прекрати! – в конце концов огрызнулся Иван. – А то стукну! Звали – надо было идти! А теперь сиди дома.
Щёлкнул замок входной двери. Марина вернулась пораньше. Она окинула комнату взглядом.
– Ваня, какой ты красивый сегодня! Куда собрался?
– На концерт пригласили, – важно ответил Иван, в очередной раз поправляя галстук.
– Ага, видишь, меломаном стал, – проворчал Василий, – крышу от чувств снесло.
– Васенька, – мама присела на край дивана и ласково посмотрела на сына, – чувства – это прекрасно, музыка облагораживает, а дразниться некрасиво. Ваня, ты с Настей сегодня? Праздники впереди – хороший повод нам познакомиться.
– Я подумаю, – откликнулся Иван уже с порога.
Когда за братом закрылась дверь, Василий уселся на диване, обняв подушку. Он угрюмо посмотрел на мать и вздохнул:
– Мы его теряем…
– Да что ты, – рассмеялась Марина, – всё так страшно? А тебя не звали?
– Да ну их! Обедать с Настькой, гулять – тоже, в кино – опять с ней. Там он снова с ней будет. А как же я?
– Вот и познакомился бы с кем-нибудь.
– Ненадёжные они все какие-то, – буркнул Василий, – я из-за них брата потерял. Вот есть среди девчонок хоть одна, чтоб не только глазами хлопать, а чтоб… ну чтобы… хоть в разведку с ней?!
Марина пристально поглядела на сына. Василий поймал её взгляд. Именно так мать смотрела на них с Иваном, когда малышами они замышляли очередную выходку.
– Знаешь, – медленно проговорила она после долгого молчания, – для тебя, я полагаю, найдётся. Именно такая, как ты хочешь.
***Из зала концерт переместился в холл. И уж тут-то расшалились и студенты, и преподаватели. Классика уступила место джазу и популярным мелодиям, начались танцы. В какой-то момент Иван оказался рядом с Павлом.
– Как тебе? – спросил Пашка, перекрикивая шум.
– Весело у вас! – похвалил гость.
– А то! Все ж нормальные люди работают, а мы живём, играючи.
Сегодня Павел выглядел королём – смокинг вместо старого свитера, улыбка вместо выражения встревоженной сосредоточенности.
К ним подошёл здоровенный преподаватель, похожий на цыгана – жгучий брюнет с густой бородой и хитрыми тёмными глазами.
– Добрый вечер, друзья мои, – пророкотал он густым басом, слегка грассируя.
– Здравствуйте, Михаил Ефимович! – ответил Пашка за двоих.
– Как инструмент сестрице? Понравился?
– Спасибо, очень!
– Ждём в наших стенах, с нетерпением ждём! – улыбнулся брюнет. – А вы, молодой человек, с какого отделения? Не говорите, я угадаю! С фортепьянного! Я не успел ещё запомнить всех их первокурсников.
– Что вы! – рассмеялся Иван. – С моими руками? – Он раскрыл ладонь, достойную баскетбольного мяча.
– Глупости, – махнул рукой Михаил Ефимович, – такие руки – ценность для пианиста! Знаете, как удобно играть Бетховена?
– Нет, я здесь гость.
– О, великолепно! – преподаватель хлопнул Ивана по плечу. – Как вам концерт?
– Впечатляет!
– Милости просим, друг мой, у нас регулярно бывают выступления. Приходите!
– Благодарю, непременно!
Михаил Ефимович откланялся. Пашка расхохотался во весь голос.
– Ну, Иван, ты даёшь! Просто мастер светской беседы!
– Что за дядька?
– Это Стрижевский, заведующий струнным отделением, – пояснил Пашка.
– Красавец! – восхитился Иван. – Ему бы красную рубаху да серьгу в ухо. Кого он посоветовал мне играть?
– Бетховена.
– Запомню!
– Ага. Смотри, он сейчас сам играть будет!
Стрижевский со скрипкой был великолепен. Когда отзвучал огненный «Чардаш», Иван вдруг вспомнил, что давно не видел Настю. Он поделился своим беспокойством с Павлом.
– Сейчас девчонок спросим, – Пашка помахал рукой пробегающей мимо Ханне.
Та задумалась.
– Переодеваться убежала, но давно…
– А если давно, то уже готова, скорее всего. Давайте её у лестницы подождём и рванём гулять, – предложил Пашка.
– Классная идея, – кивнула Ханна. – Макс, ты с нами?
Ребята стояли в слабо освещённом коридоре у лестницы. На этажах было темно и тихо.
– И чего она там копается? – проворчал Макс.
– Успеешь, – усмехнулся Пашка.
Вдруг Ханна насторожилась.
– Парни, вы ничего не слышите?
– В холле веселятся, – пожал плечами Иван.
– Нет, это не в холле. – Ханна осторожно, как кошка начала красться по лестнице на слышный только ей звук, ребята за ней.
После первого пролёта Иван аккуратно отодвинул девушку в сторону и рванул вперёд через три ступеньки. Он не понимал, что слышит, но какая-то тревога гнала его в направлении звука. Ребята здорово отстали. На площадке третьего этажа в свете фонаря, проникавшем из окна, Иван увидел такое, что ярость залила всё его существо.
Настя стояла в полумраке, прижавшись спиной к стене. На лице застыло выражение ужаса, по цвету оно почти слилось с воротом белого свитера, губы бесшумно шевелились. Казалось, она перестала дышать. А напротив девушки, спиной к Ивану стоял небольшого роста парень в чёрном. Его лица не было видно. Зато руки… Пальцы, тонкие, длинные, очень подвижные, будто щупальца инопланетного существа, скользили по волосам и лицу Насти, словно сканируя поверхность её тела. И такое ощущение восторга шло от его тёмной фигуры!
Иван одним прыжком преодолел оставшиеся ступеньки и, схватив парня за шиворот, поднял на уровень своего лица, как нашкодившего кота.
– Ах ты, дрянь! – прорычал он, занося кулак для удара. На считаные доли секунды их взгляды пересеклись, и у Настиного спасителя похолодело внутри. Как будто преисподняя всей своей глубиной посмотрела на него.
– Ваня, нет! – услышал он слабый шёпот любимой.
В тот же миг площадка осветилась тремя фонариками мобильников. Подоспели ребята, ослепив Ивана и его жертву.
– Глядите, Э-э-Заславский! – воскликнул Макс.
– Вань, отпусти его, – Ханна наблюдала за происходящим, скрестив руки на груди, – задушишь. Хотя туда ему и дорога!
Иван брезгливо, как таракана, отбросил Заславского в сторону. Тот почти бесшумно шлёпнулся на пол.
– Скажи девчонкам спасибо, что живой! – Иван победно возвышался над противником. – Если ещё раз протянешь клешни, – он сжал кулак и поднёс к лицу Заславского, – пеняй на себя!
Разделавшись с противником, он бросился к Насте и сгрёб её в охапку.
– Он так тихо подкрался… я заметила только… только когда оказалась с ним… нос к носу, – всхлипывала Настя.
– Я здесь, здесь, – приговаривал Иван, – больше не сунется, побоится!
Девушка бесшумно плакала у него на груди. Пашка сделал знак друзьям.
– Вань, мы внизу, – сказал он, тронув приятеля за плечо. Тот кивнул.
Сидя на нижней ступеньке лестницы, ребята обсуждали произошедшее.
– Ай да Ханна, ай да первая скрипка! – похвалил Макс. – Если бы ты не прислушалась…
– Это называется карма скрипача, – вздохнула Ханна, – слышать всё на свете. Вы даже не представляете, как бесит расстроенный рояль. А уж соседи в многоквартирном доме… Ванька просто молодец! Расцеловать его готова.
– Э, полегче, – напомнил Пашка, – он занят! Зато мы с Максом свободны.
– Вредный ты! – надулась Ханна. – Вас-то Заславский кого за год, кого за два достал, а я его тринадцать лет знаю! Одних дуэтов с ним сколько сыграно!
– Что же делать, если по уровню тебе больше никто не подходит? – пожал плечами Макс. – Придётся терпеть.
– Недолго осталось, – кивнула она. – Когда вдвоём на сцене, хоть отодвинуться подальше можно. А в оркестре куда деваться? Прямо в затылок мне дышит, брр!
– Кстати, об оркестре, – задумался Пашка, – Ханна, не отпускай Настю одну, у вас репетиции поздно заканчиваются. Иван не всегда может её встретить. Хоть толпой с девчонками пусть идёт. Боюсь, Заславский так просто не отступится. Если Ванька этого паразита покалечит… Лучше не провоцировать, сами понимаете.
– Не вопрос, – согласилась Ханна, – меня отец встречает, будем до самого подъезда доставлять. Молодец, что подсказал.
– Везёт же Ваньке, – мечтательно произнёс Макс, – вот взять и не задумываясь врезать, если есть причина. А мне всё детство твердили: «Руки береги!» – теперь рефлекс этот дурацкий…
– Пнёшь, если надо будет, – поддразнил его Пашка, – тоже результативно бывает.
Глава 5
Когда ребята впятером вышли на улицу, полетел лёгкий снежок. Погода постепенно смягчалась. Вокруг стало совсем по-новогоднему. Они дошли до площади, пофотографировались у ёлки, спустились к набережной и пошли вдоль старинной кованой ограды в рассеянном жёлтом свете фонарей.
Чуть впереди шагала Ханна, закинув футляр со скрипкой за спину, как колчан со стрелами. Следом шёл Иван и крепко держал за руку Настю, которая уже отошла от происшествия, щебетала и улыбалась. Замыкали шествие Макс с Павлом.
– Ребята, – вдруг остановился Иван, – Заславский. Фамилия какая-то знакомая. Откуда?
– Так это нашего местного толстосума отпрыск, – ответил Макс. – У нас для него и дразнилка есть: Э-э-Заславский! Злит его несказанно!
– Почему злит?
– Он Эрик Эрнестович, – пояснил Макс, – редко встретишь такие инициалы. Вот наши острословы и постарались.
– У него не только инициалы редкие, – заметила Ханна, – финансовые возможности тоже. Ты не смотри, что он выглядит замухрышкой, у него один смычок стоит, как роллс-ройс, про скрипку и говорить нечего.
– А классно ты его! – восхитился Макс.
– Одного понять не могу, – задумался Иван, – взрослый вроде парень, а лёгкий, как стручок. В чём только душа держится.
– И при этом бешеная энергия, – добавила Ханна, – играть может часами. Сама наблюдала. Я его с пяти лет помню. Ни разу не видела, чтоб он ел что-нибудь. Странный, слов нет.
На ближайшей автобусной остановке они проводили домой Макса. У крупного офисного центра посадили в отцовскую машину Ханну. Пашка попрощался у поворота в Настин двор. Иван остался с любимой наедине.
– Давай до квартиры тебя доведу, – предложил он. Обычно ребята расставались у подъезда.
– Хорошо, – согласилась Настя, – мне до сих пор страшно.
Иван обнял её.
– Понимаю. Но и он здорово испугался, не полезет больше.
– Вань, ты только бабушке не показывайся, – попросила девушка, – не хочу её волновать.
– Как скажешь, – кивнул он.
Когда Иван вышел на улицу, из темноты показался Пашка.
– О, ты всё ещё здесь?
– Знаешь, Вань, не стоит тебе сейчас идти одному.
– Это ещё почему?
– Заславский очень злопамятный. Может гадость какую-нибудь устроить.
– Пусть только попробует. Пожалеет. Хотя вдвоём веселее.
Ребята пошли вниз по центральной улице к трамвайной линии.
– Хорошо, что ты нашёл сегодня время, – сказал Иван. – Давно тебя не видно было.
– Работы перед Новым годом полно, – согласился Павел, – у всех же праздники, корпоративы. А сегодня Капитоныч мне выходной дал. Они в клубе для взрослых играют.
– Для взрослых?
– Ну да, восемнадцать плюс, – пояснил Пашка. – Не рискнул он меня туда брать. Боится, что конкуренты на него донесут куда следует.
– За что донесут? – не понял Иван.
– Мне же нет восемнадцати, – объяснил Пашка, – мне и в ресторанах по закону не место. Капитоныч меня даже угощаться со всеми не пускает. Долю мою в пакет, и меня с пакетом за дверь. Я же всё что можно нарушаю.
– Нарушаешь?
– За полночь по городу без взрослых перемещаюсь, например, – Пашка вздохнул. – А чтоб не поймали, велено мне, как аристократу, на такси ездить. Один раз не послушался – еле от полиции ушёл. Капитоныч узнал – я думал, он меня убьёт. Теперь сам мне машину вызывает, чтоб я экономить не вздумал.
– А этот твой Капитоныч кто такой?
– Можно сказать, мой художественный руководитель, – Павел улыбнулся, – классный мужик. Он в колледже совмещает, чтоб официальный доход иметь. Меня на вступительных экзаменах услышал и сразу работу предложил. Правда, не до того было, мама в больнице лежала. Мы с Аринкой с ней по очереди сидели. А как умерла, пригодилось предложение, – он замолчал на пару минут.
Иван ничего не спрашивал, поражённый его словами.
– Сначала не очень шло. А потом освоился. С похоронами в первый же раз фиаско вышло. Мамы не стало в июле, а играть пришлось уже в августе. Горло перехватило – двух нот связать не могу. Нет дыхания, и хоть плачь! Думал, вышвырнет меня Капитоныч. А он ничего. Своими таблетками со мной поделился. Ему выписали, когда у него жена погибла. После них эмоций никаких, зато дыхалка как заводская труба.
– И ты постоянно принимаешь? – ужаснулся Иван.
– Нет, – помотал головой Пашка, – трëх-четырëх раз хватило. – Знаешь, я сначала так злился, что мама умерла. А стал часто на похоронах бывать – понял, что это никого не минует. Хоть раз в жизни близкого человека хоронить придëтся. И легче стало, даже странно.
Они молча шли по сверкающей новогодними огнями центральной улице. Из окон домов лился тëплый свет, было тихо и торжественно вокруг.
– Я люблю ходить вечером по улицам, – признался Пашка. – Чувствуешь, что за окнами люди, и у них всë хорошо.
– Не у всех, наверное, – усомнился Иван.
– Если они дома, значит, уже отлично, – Павел вздохнул. – Не всем так везëт. Я каждый раз, когда возвращаюсь, боюсь кого-то недосчитаться.
– Что так?
– Официальным опекуном у нас двоюродная тëтка. Мы боялись, что в интернат Аришку и Димку отправят. Она нас пожалела, оформила опеку. Только ей не до того – живëм сами, как придëтся. Зато вместе. Мне ещё больше года лавировать до совершеннолетия. Ни одного дня рождения с детства не ждал так, как этого. Лучший подарок – перестать дрожать и прятаться. За Арину я уже не боюсь. Она девять классов заканчивает, в колледж поступит, еë не заберут. А вот Димка…