Полтора килограмма

Джим взял меня за руку:

– Пап, вот увидишь, у тебя все получится, только не надо спешить! Не соглашайся на операцию сейчас! Дождись, когда будут доработаны все прошлые недочеты. К тому времени обязательно найдется подходящий донор! Ну подумай сам, как ты будешь чувствовать себя в теле женщины? Как мне, твоему сыну, жить с этим? Постороннюю женщину называть отцом или уж, может, сразу называть тебя мамой? Да над нами все будут смеяться! Вот увидишь, донор скоро появится, – дружески похлопал меня по плечу сын и, поднимаясь из кресла, добавил: – Поднимусь к себе, надо немного поработать. Через три часа едем в клуб, ты мне обещал! – сделал он ударение на последних словах, выразительно приподняв одну бровь, давая понять, что мне не удастся увильнуть.

Сын ушел в дом. А я, наконец, расслабился и не заметил, как организм, измученный ночной бессонницей, без сопротивления сдался в плен сну. Дом находился далеко от автострады, поэтому тишину нарушали только крики чаек, напоминающие вопли безумных женщин, к которым, впрочем, я уже давно привык.

Мне удалось поспать почти два часа. Всё это время верный Патрик периодически подходил, чтобы удостовериться, дышу ли я. Его забота в данной ситуации вызывала у меня чувство благодарности и горечи. Не хотелось думать о себе как о человеке, которого каждый раз в неподвижном состоянии принимают за мертвеца.

В холле часы пробили шесть раз. Я, проклиная свою уступчивость перед сыном, поднялся с дивана и поплелся в дом. Лифт перенес меня на второй этаж. Я быстро принял душ и направился в гардеробную.

Должен признать, большая часть вещей, хранившихся там, своим существованием была обязана Джиму и второй жене, которые приобретали их для меня. Возможно, сказалось безденежное детство и юность, но я относился к одежде как к средству, которое необходимо, чтобы согреться или прикрыть свою наготу в жаркий день. Бренды не значили для меня ровным счетом ничего. Я прошел вдоль платяных шкафов, выполненных из норвежской ели, с длинными узкими дверками из стекла и потолочной подсветкой каждого шкафа. Мой выбор пал на белый хлопковый джемпер с шевроном на груди и классические черные брюки. Дополнив образ первыми попавшимися на глаза черными туфлями, критическим взглядом окинул в зеркале свою сутулую от постоянного чтения фигуру с выпирающим вперед животом. Длинный торс и непропорционально короткие ноги. Седая шевелюра, очки в черной прямоугольной оправе, крупный нос с горбинкой и свисающим кончиком, безвольный подбородок, чуть впалые щеки и маленькие невыразительные глаза с припухшими веками. «Да уж, точно не Ален Делон», – самокритично усмехнулся я.

Из зеркала на меня взирал уже не прежний Дэн Харт, а истертый обмылок успешной жизни, с живым пытливым умом и душой, требующей эмоций, которых тело уже не хочет знать.

Спустившись вниз, я нашел Джима, ожидающего меня в зале. Он просматривал почту на ноутбуке. Услышав мои шаркающие шаги, сын, в мыслях пребывающий где-то далеко, задумчиво поднял глаза и, одобрительно окинув прояснившимся взглядом, встрепенулся:

– Да ты, никак, решил завести себе девушку?

– Двух! – самодовольно уточнил я.

– Тогда не будем заставлять их ждать, – засмеялся он. Закрыл ноутбук и, оставив его на кресле, встал.

Джим был одет в рубашку антрацитового цвета, классические черные брюки и ковбойские черные сапоги из кожи змеи. Три верхние пуговицы рубашки остались не застёгнутыми, обнажая рельефную грудную клетку, бережно хранящую серебряный крест. Сын с детства просто упивался вестернами и считал ковбойские сапоги самым подходящим для мужчины вариантом обуви. Одежда на его спортивной фигуре сидела с той элегантной небрежностью, которая присуща аристократам.

Он обнял меня за плечи, и мы, как лучшие друзья, направились через холл к выходу. Пес, радостно виляя хвостом, сопровождал нас к машине в надежде, что его возьмут с собой. Я наклонился и погладил лохматого друга:

– Извини, Винчи, в другой раз. Там, куда мы едем, тебе точно не понравится!

Пес понимающе взглянул на меня своими умными карими глазами и сел на мраморную дорожку.

Водитель уже ждал нас, услужливо открыв двери «Роллс-Ройса». Мелодичный звук мотора этого автомобиля ублажал мой слух словно лепет любимого чада. «Phantom VI» был последним «Rolls-Royce» на отдельном шасси, имевшем характерную пружинную переднюю подвеску, заднюю подвеску на рессорах и барабанные тормоза на всех четырех колесах.

Мой дом находился в ста пятнадцати километрах от Бостона, на окраине маленького курортного городка Хайаннис на полуострове Кейп-Код. В самом конце Грин Дюнс Драйв, выходящей на побережье гавани Сентервилл. Нескончаемый поток туристов влечет сюда две основные достопримечательности: дом экс-президента Америки Джона Кеннеди, которым по сей день владеет его семья, и киты, устраивающие игрища с выпрыгиванием из воды.

За окном то и дело мелькали песчаные дюны с кустами шиповника и низкорослыми из-за зимних ветров соснами. Анжелика, моя единственная внучка, приезжая в гости, обожала трясти ветки цветущей сосны, наполняя пространство вокруг себя облаком желтой пыльцы. Я улыбнулся, вспомнив ее измазанный носик и щечки. В последний ее приезд мы чудесно провели время: строили замки из песка на побережье, спасали мечехвостов, оставшихся на берегу после отлива. Один оказался уже мертв, и мы устроили ему достойные похороны. Я повернулся к сыну:

– Джим, приезжай с Анжеликой и Натали на выходные. Съездим в Барнстэйбл на музыкальный фестиваль, покатаемся на яхте, посмотрим китов.

– Отличная идея, на субботу передают тридцатиградусную жару, прогулка на яхте будет очень даже кстати. Только я не знаю расписания ее тренировок.

– Может, для того, чтобы видеть собственную внучку, мне построить ледовый каток в Хайаннисе? Я это сделаю, черт побери! Тренировки у них! Совсем замучили ребенка! Ей всего шесть лет, а у нее уже нет свободного дня, чтобы увидеть деда, – проворчал я, чувствуя, что мой шанс провести выходные с внучкой не так уж велик.

Мы обсудили успехи Анжелики на соревнованиях и возможные перспективы дальнейшего развития ее бесспорного таланта. Посетовали о непристойном поведении Джес, которая в очередной раз, на радость журналистам, искупалась в чем мать родила на виду у папарацци. Я ее с восьми лет не видел без одежды, а тут вынужден был любоваться вместе со всей Америкой!

Став отцом во второй раз, я много времени уделял Джесике и научился на шаг, а то и на два предвидеть действия своего чада. Правда, должен заметить, это работало лишь в ее детские годы. Внезапно ворвавшаяся юность напрочь лишила ясности происходящего с ней. Ее бросало из крайности в крайность. Она жгла свечу своей жизни сразу с двух концов, жила взахлеб. Пресса утверждала, что Джесика обожает смешивать шампанское с кокаином. Она питалась вниманием и восхищением. Еще в детстве капризничая, она с упоением плакала перед зеркалом, любуясь на пухлость алых губ и длинные мокрые ресницы. Уже тогда она изучала влияние своей красоты и слез на мужской пол. Экспансивная и нервная, она легко одаривала прислугу как словами любви, так и оскорблениями. Каждый похотливый мужской взгляд разжигал в ней веру в вечную любовь. Расчетливая и лишенная сантиментов, искусство обольщения она знала на отлично.

Автомобиль двигался по трассе номер шесть, за окном мелькали деревья. На несколько минут в машине воцарилась тишина, каждый погрузился в свои мысли. Я думал, что надо бы позвонить дочери, рассказать о моих планах, а то чего доброго обидится, что журналистам рассказал, а ей нет.

Бостон. Если бы меня попросили сравнить его с человеком, то я бы назвал его сдержанным образованным аристократом, стремящимся одеваться по моде. Если Нью-Йорк – это сердце страны, то Бостон, без сомнения, ее интеллект. Здесь максимальная в Америке концентрация вузов, обеспечивающих присутствие самого талантливого студенчества всего материка. Визуально Бостон кажется крайне гармоничным: городской пейзаж потрясающе сочетает в себе здания, возраст которых может отличаться на сотню лет.

В центре Бостон состоит из слоев, по которым можно отследить, как он развивался. По всем канонам американского градостроительства, это место выглядит как сгусток небоскребов в Центре, умещающихся в нескольких кварталах, и окрестных малоэтажных районов. Сам по себе Бостон небольшой, но к нему настолько плотно прилегают пригороды, что их сложно отделить от самого города. Самым английским американский город стал таковым не случайно. Бостон действительно был основан переселенцами с Туманного Альбиона, однако и сейчас здесь легко обнаружить пропитанную Англией атмосферу.

Машина остановилась.

– Давай сразу договоримся: если все эти расспросы меня утомят, я там не задержусь. Как только вернусь, машину сразу отправлю обратно за тобой, – я счел необходимым предупредить сына заранее.

– Пап, конечно, решать тебе, – согласился Джим.

Свадьба проходила в особняке Бирнов, расположенном недалеко от побережья на Ривер-стрит. Конечно, амбиции Шона Бирна диктовали ему поселиться на Бикон-Хилл, но там ему бы не удалось выкупить такой большой участок земли под застройку частных владений. Автомобиль миновал ворота, проглатывающие машины одну за другой, и мы попали в атмосферу абсолютной роскоши. Три небольших подсвеченных фонтана с плавающими в них красными и желтыми рыбками, дополненных хитросплетением цветников, создавали безупречный по своей красоте ландшафт. Прожектора освещали дом с гербом на фронтоне, намекавшем на благородное происхождение хозяев особняка. Хотя Бирн был такой же нувориш, как и я сам. Повсюду сновали вышколенные официанты в белой униформе, которые предлагали напитки на любой самый изысканный вкус.

Мы поднялись по белым мраморным ступенькам в особняк. Швейцар почтительно распахнул для нас створки дверей. В холле толпились мужчины. До меня донеслись разговоры о последней игре «Бостон Брюинз». Я, не без удовольствия, отметил, что собравшиеся здесь значительно моложе меня. Это давало повод надеяться, что не встречу старых знакомых. Как ни иронично данный факт звучит, однако меня пугали в буквальном смысле именно старые знакомые. Те, кто в силу своего пожилого возраста был особенно заинтересован в моей операции.

В зале было не менее трех сотен приглашенных. Венецианская штукатурка гармонично сочеталась с паркетным полом с мельхиоровыми вставками в стиле Версальского дворца. На балконе, окаймленном лепниной, оркестр играл «Времена года» Вивальди. На столах возвышались пирамиды фужеров с шампанским. Величественная хрустальная люстра висела на высоте семи метров над уровнем пола, обеспечивая бриллиантам, которые гости выставили на показ, должный блеск. Дамы оживленно щебетали, обсуждая свои последние приобретения. Причем та, что говорила, выглядела всегда более счастливой, нежели та, что слушала ее в этот момент.

Мы без труда нашли Шона: его рыжая голова возвышалась над гостями в правой части зала. Мать Шона, как и каждый шестой житель Бостона, была родом из Ирландии, от нее он унаследовал типичную для этой страны внешность: рыжие волосы, голубые глаза и белую кожу, покрытую веснушками. Рядом с ним стояла хрупкая, словно статуэтка из саксонского фарфора, девушка. Белое платье закрывало ее длинную шею и руки, лицо обрамляла кружевная фата. На вид невесте было не больше восемнадцати лет. Восточные черты лица, оливковая кожа, иссиня-черные волосы, аккуратно уложенные в прическу. Она смотрела на гостей глазами испуганной лани. Было заметно, что девушка не привыкла бывать в светском обществе и сейчас боится сделать что-нибудь не по этикету.

Джим обнял новоиспеченного жениха, шепнув:

– Где ты нашел такое чудо?

Шон довольно оскалился, обнажив два ряда крупных желтых зубов, и по-хозяйски небрежно обнял невесту своей огромной, покрытой рыжими кудрями волос ручищей. Та слегка пошатнулась от неожиданности, но удержалась на ногах, страх на секунду мелькнул в ее прекрасных глазах. Джим почтительно поклонился невесте. Я, искренне сочувствуя девушке, тоже выразил свое уважение молодоженам:

– Шон, прими мои поздравления! Твоя жена редкой красоты цветок! Как вас зовут, милое создание?

– Спасибо, мистер Харт! Лейла не говорит по-английски, – и, небрежно прищурив левый глаз, тоном бывалого бизнесмена, добавил: – Мы с ее отцом организовали небольшой бизнес в Арабских Эмиратах, – легкое заикание он искусно скрывал за небольшими паузами в разговоре.

Мне было неприятно лицезреть этого самодовольного громилу, купившего себе чистую невинную девочку, и я показал сыну жестом, что хочу выйти на воздух. Пробираясь сквозь толпу, я заметил Кевина Абеля. Попытка незаметно миновать его закончилась неудачей. Кевин, извинившись перед двумя дамами бальзаковского возраста, стал пробираться вслед за мной к выходу.

– Дэн! – услышал я дружелюбный крик за спиной, вынуждающий остановиться и оглянуться. – Давно не виделись!

– Привет, Кевин, – я попытался изобразить ответную радость.

Лет тридцать назад один знакомый пригласил меня на экзотическую рыбалку на акул в Карибском море у берегов Доминиканы. Это была компания любителей острых ощущений. Именно там я и сдружился с Кевином. У нас обнаружилось с ним много общего: мы любили один сорт сигар и виски, имели лабрадоров и, даже знакомясь с компанией девушек, обязательно западали на одну и ту же. Вот только та девушка, как правило, отдавала предпочтение Абелю. Не удивительно, ведь он был весельчак и балагур с масляным взглядом и пошлой улыбкой, обнажающей безупречные зубы. Холеный, с живыми дерзкими глазами и излишне энергичными движениями, Кевин в те годы был взбалмошный, властный и утонченный.

Моя вторая жена была лучшей подругой супруги Кевина. После нашего развода она продолжала часто бывать в их доме, что отбило всякое желание навещать старого приятеля, и наша дружба как-то незаметно сошла на нет.

Годы сделали некогда поджарого Кевина похожим на паука с большим животом и тоненькими ножками. Нездоровый румянец на отвисших щеках выдавал проблемы с сердцем. Я успел отметить, что под гнетом лишнего веса его вертлявая походка ничуть не изменилась.

– Позволь поздравить! Такое открытие мир давно ждал! Это же просто прорыв в области медицины! Нобелевская премия обеспечена! – восклицал он, не давая мне вставить слово.

Абель был младше всего на пару лет, поэтому радость его была в высшей мере искренней. Когда возгласы закончились, я сухо, но вежливо ответил:

– Не спеши с поздравлениями, на человеке такие операции еще ни разу не проводились.

Он заговорщицки подмигнул и, понизив голос, слегка наклонился к моему уху:

– Только не говори, что ты ложишься под нож, не узнав толком, как это работает! Наверняка, не один бомж уже испытал это на своей шкуре?

– Кевин, я не провожу опыты на людях, – стиснув зубы, выдавил я, едва сдерживаясь, чтобы не ответить грубо.

– Да ладно, не злись. Кстати, звонил тебе раз десять, почему ты не отвечаешь старым друзьям, а? Забыл, как мы весело проводили время? – он обнял меня, изо всех сил пытаясь расположить к себе. – Помнишь, как я помогал тебе обхаживать Элизабет?! Старина, а пойдем выпьем чего-нибудь!

– К сожалению, не пью, врачи запретили, – вежливо отказался я, убирая его руку со своего плеча.

– Уже готовишься к операции? – оживился Кевин, его и без того огромные навыкат глаза стали еще больше, они возбужденно бегали, фокусируясь то на моем левом глазу, то на правом. – Когда? Дэн, ты можешь быть уверен, я умею держать язык за зубами.

Я чувствовал, что теряю терпение:

– Пока ищем подходящего донора. Слушай, давай заеду к тебе на неделе, посидим, вспомним былое, – пошел на хитрость я, готовый на все, лишь бы прекратить это навязчивое общение. – Мне надо срочно найти Джима, – я изобразил обеспокоенность на лице и направился в зал.

– Завтра позвоню! – поспешно крикнул мне вслед Кевин.

– Ага, звони, – тихо огрызнулся я, злорадно улыбаясь сам себе. Уже два дня я отвечал на звонки лишь узкого круга людей.

Вырвавшись из цепких рук бывшего друга, я направился к Джиму, который возле окна оживленно беседовал с Ричардом Броуди, самым скандально известным миллиардером нашего города. Бежевый костюм переливался дорогой тканью на его статной фигуре. Светская хроника пестрила новостями о его новых пассиях, яхтах, дорогих антикварных вещах, скупаемых на ведущих аукционах мира, самой большой коллекции авто в Бостоне и прочих атрибутах роскошной жизни. Он был красив, достаточно молод и не в меру амбициозен. «Странно, не знал, что Джим с ним знаком», – промелькнуло у меня в голове. Лично я не имел чести быть ему представленным. Броуди отличался просто мистическим нюхом на деньги, поэтому всегда появлялся в нужном месте и в нужное время. Он был богаче меня раза в четыре, имея бизнес различного уровня практически во всех сферах. Еще Броуди славился на весь город тем, что устраивал в своем загородном доме вечеринки с развлечениями, достойными самого Нерона.

Джим заметил меня и радостно помахал рукой, приглашая подойти.

– А вот и наш герой, – демонстрируя безупречную работу дантиста, протянул руку Броуди, блеснув запонкой из белого золота с синей эмалью. – Ричард Броуди. Мы, кажется, не знакомы?

– Дэн Харт, – ответил я, пожимая протянутую по-мужски сильную руку.

– Ричард приглашает нас к себе в загородный дом посмотреть на скакуна, которого доставили на днях из Саудовской Аравии, – восторженно сообщил мне сын.

– Мистер Харт, такого красавца вы еще не видели. Я его купил за шесть миллионов, но он стоит не меньше десяти! Это египетская разновидность чистокровного арабского скакуна. У него изящная лебединая шея, длинные ноги. Да что я рассказываю, вы скоро сами всё увидите, – уверенно заявил Броуди.

«Ах ты, сукин сын! Ты же предсказуем, как стрелки часов! Все эти годы меня даже не замечал, а сейчас соловьем заливаешься, набиваясь в приятели. Никак наживу почуял!» – я читал его, как книгу.

–Мистер Броуди, давайте представим, что я посетил ваш замечательный дом, по достоинству оценил конюшни, и вот мы сидим у камина за бокалом виски. Обстановка располагает к доверительной беседе, и тут вы мне говорите… – я замолчал, интонацией незавершенного предложения предлагая Ричарду закончить фразу.

Броуди, слегка растерявшись, перевел вопросительный взгляд на Джима, но тот, тоже не до конца поняв мою игру, только удивленно приподнял брови. Ричард опять посмотрел на меня:

– Я не совсем вас понял.

– Мистер Броуди, я старая ондатра, повидавшая многое на своем веку, именно поэтому я ни на секунду не поверил в искренность предлагаемой вами дружбы. Чтобы сэкономить наше время, предлагаю перейти сразу к делу. Что вам от меня нужно? – и невозмутимо посмотрел ему в глаза.

– Да уж. В прямолинейности вам не откажешь, – сконфуженно усмехнулся Броуди. – Что ж, хотелось бы стать компаньоном, естественно на максимально выгодных условиях для вас. Вы же сами понимаете, что нащупали золотое дно и можете установить любую цену за пересадку мозга, даже несколько миллиардов долларов, ведь желающие всё равно будут занимать очередь. Я же готов взять на себя строительство клиник по самым современным технологиям и подготовку специалистов.

Он заметно нервничал. Еще бы, протиснуться в бизнес, который может сделать его самым богатым человеком планеты, – это мечта любого!

– Мистер Броуди, к чему делить шкуру неубитого медведя? – я попытался за усмешкой скрыть неприязнь, которую у меня вызывал этот тип. – В мои планы не входит делать на этом какой-либо бизнес. К тому же на человеке такая операция не была проведена еще ни разу. Поэтому предлагаю закончить разговор. Всего доброго, мистер Броуди!

И повернувшись к сыну, категорично сообщил:

– Я возвращаюсь домой!

В глазах Броуди мелькнул опасный огонек. Он помрачнел, но быстро справился с эмоциями и с богемной небрежностью бросил:

– Жаль!

Направляясь к выходу, я чувствовал на своем затылке полный ненависти взгляд Броуди, и успел расслышать, как Джим извинился за мое некорректное поведение, объяснив это плохим самочувствием, и поспешил за мной.

– Зачем ты перед ним извинялся?! Он же циничный беспринципный человек! Такой мать продаст, если предложат подходящую цену! – негодовал я. – Визит сюда был явной ошибкой!

– Пап, я с тобой поеду. Знаешь, ты мог бы более лояльно себя вести. Не мне тебе рассказывать о репутации Броуди. С ним лучше дружить, – Джим был обеспокоен не на шутку.

– Знаю! – в сердцах вскрикнул я. – Этот вряд ли отступит!

Мы подошли к машине:

– Может, останешься? – спросил я Джима, садясь на заднее сиденье.

– Нет. Сейчас, только попрощаюсь с Шоном.

Сын быстрым шагом направился обратно.

Я закрыл дверь, и музыка перестала вторгаться в пространство салона. Усталость навалилась на мои и без того опущенные плечи. Хотелось домой, надеть свой любимый халат, тапочки и, удобно устроившись, просматривать вечернюю сводку по акциям. Вспомнилось лицо Броуди: желваки так и ходили у него под кожей, он был просто взбешен моим отказом. Не было сомнения, что это не последний наш разговор. В груди разливался неприятный холодок предчувствия. Люди Броуди наверняка уже ищут мою лабораторию, надо предупредить Тома. Я обратился к водителю:

– Рик, я могу тебя попросить об одной услуге личного характера?

– Конечно, мистер Харт, – улыбнулся Рик, глядя на меня через зеркало заднего вида.

– Купи завтра новую сим-карту на имя твоей мамы. Обещаю, ей это никак не навредит, – поспешно заверил его я, увидев, как улыбка покидает его лицо.

Парень работал у меня уже пятый год, мы отлично ладили, поэтому, я не задумываясь, обратился к нему с этой просьбой. Банальная прослушка телефона могла поставить под удар людей, работающих на меня. Я протянул ему три сотни долларов.

Вернулся Джим, и машина тронулась с места. Возвращались молча. Темно-абрикосовый закат заглядывал в окна машины. Пробки на мосту исчезли. Обсуждать при водителе возможные последствия от знакомства с Броуди не хотелось.

Ричарду Броуди было слегка за сорок, тем не менее он считался одним из самых влиятельных людей в городе. Амбициозный, неизменно остроумный, он предпочитал общаться с людьми с легкой небрежностью манер и показной светской пресыщенностью. Его уважали, а чаще попросту боялись. Этот человек имел связи во всех структурах государственной власти. Я бы сравнил его с питоном. Вальяжная манера передвигаться, огромные светло-карие, почти желтые глаза жгли собеседника своей пронзительностью. Черные сияющие блеском волосы зачесаны назад, смуглая оливковая кожа, хищный нос, мясистые излишне алые губы, красивая линия скул. Упрямо выступающий вперед подбородок еще больше подчеркивал его высокомерие. Если Ричард Броуди кого-то назначал в друзья, то это не обсуждалось с «другом». Он обвивал несчастного своим вниманием и контролем. От него не уходили женщины, он сам оставлял их. Ходили слухи, что Броуди был способен нагнать страх на человека одним своим рукопожатием.

Я перевел взгляд на сына. Судя по хмуро сдвинутым бровям, Джим, как и я, был погружен в бездну навалившейся проблемы. Я тоже не мог изменить ход своих мыслей. Все они были связаны с криминальными эпизодами из жизни Броуди, из которых, впрочем, ему всегда удавалось выйти сухим. Броуди попал на этот праздник жизни через черный вход. Ходили слухи, что он раздобыл компромат на некоего Эшли Хатсона, и тот был вынужден взять его в компаньоны на невыгодных для себя условиях. В то время Броуди не был богат и славился лишь дружбой с некоторыми авторитетами преступного мира Массачусетса. Через полгода компаньон упал за борт яхты и утонул, а Броуди возглавил фирму Хатсона. В течение следующих тринадцати лет еще четыре его компаньона, находясь в полном здравии, погибали в результате несчастных случаев. И каждый раз бизнес погибшего переходил в собственность Броуди. Были и другие некрасивые истории, относительно недавно я что-то слышал о фиктивном трасте, уже не вспомню подробностей.

Я тяжело вздохнул. Итак, запущенный механизм событий пришел в движение. Я должен был просчитать последствия своего заявления, но не сделал этого!

Мы вернулись домой.

Уже в холле сын нарушил молчание:

– Разожгу камин, спускайся, если не очень устал. Я привез отличный «Шато Петрюс» восемьдесят девятого года.

Подавленно кивнув, я направился к лифту.

После того как суровый диагноз разлучил меня с «Макалланом», я чувствовал себя глубоко несчастным и обделенным. Дворецкий умудрялся находить все мои самые изощренные тайники с фляжками, а Фредриксон стыдил словно подростка, таскающего у отца сигареты. Было решено смириться, что абсолютно не мешало мне выпить с гостями или же в ресторане. Впрочем, из дома я выбирался крайне редко, да и визитеры беспокоили меня не часто.

Облачившись в вожделенный шелковый халат и тапочки, я направился вниз.

Войдя в каминный зал, который выполнял также роль гостиной в доме, я услышал нежное щебетание Анжелики. Джим разговаривал по Скайпу с женой и дочкой. Винчи тоже был здесь. Не поднимая головы, он, в знак приветствия, постучал хвостом по паркету. Я заглянул в экран ноутбука и, улыбнувшись, подмигнул Натали и Анжелике.