Лжедмитрий. Том 2. Новая заря

Глава 5

12 июня 1606 года, Москва

Дмитрий откинулся на спинку кресла, потер переносицу и взглянул на Марину, развалившуюся, словно сытая кошка, на диване. Ну, пародии на него. Она внимательно смотрела на него с каким-то не то задумчивым, не то загадочным видом.

Был глубокий вечер.

За окном смеркалось.

Скоро нужно было отправляться спать. Но взгляд этой женщины был настолько провокационный, что царь напрягся.

– Что-то не так? Милая, ты так странно смотришь…

– Тебя ведь воспитывали ведьмы и колдуны… не отрицай, это лишнее. Смешно. А в народе почему-то ходят слухи, хоть уже и не так упорно, как раньше, что это я ведьма, которая тебя приворожила.

– Ты говоришь загадками, – произнес, напрягшись, Дмитрий. – Тебя что-то конкретное тревожит?

– Та странная маленькая ручная мельница. У нее еще при кручении ручки загорается огонек. Ты бы не разбрасывал такие вещи. Хорошо, что на это наткнулась я. А представь, какой переполох мог бы поднять слуга? Что это? Надеюсь, не опасно? Уж не смолола ли я свою душу, крутанув ручку?

– О… – несколько озадаченно произнес Дмитрий. Он как-то не думал, что Марина будет рыться в его вещах. А она, словно прочитав его мысли, пояснила:

– Ты меня сам просил принести твои записи. И точно указал, где их брать. Поверь, я сама бы не полезла в твои вещи, ибо побаиваюсь. И, как оказалось, не зря.

– Надеюсь, ты об этом своему духовнику не рассказала?

– Я похожа на дуру? – повела она бровью.

– Нет. Но ты могла испугаться.

– Не до такой степени. Что это?

– Ручное механическое зарядное устройство – генератор, который выдает электрический ток напряжением пять вольт и силой пятьсот миллиампер. Эм… Поняла чего-нибудь?

– Нет.

– Эта штука делает крохотные, совершенно безопасные молнии и упаковывает их в специально подготовленные емкости. Тот огонек, что начал светиться, питается такими молниями. Так яснее?

– Ты серьезно? – совершенно бесстрастно поинтересовалась супруга. Видимо, она была готова уже ко всему. И то, что выдал Дмитрий, было далеко не самой жуткой версией.

– Вполне. Зачем мне тебя обманывать? Мы с тобой в одной лодке. Проиграю я – и тебя убьют. И нашего будущего ребенка. Я пытаюсь как-то выправить положение, но пока перспективы очень грустные. Так что ты – пожалуй, единственный человек на Земле, которому я могу доверять. Пока во всяком случае.

– Хм… – хмыкнула она и задумалась.

– Ты не стесняйся, спрашивай. Раз уж наткнулась. Так будет лучше. А то напридумываешь себе страшилок. Лучше я все расскажу и поясню.

– Зачем ты эту мельницу…

– Ручной генератор.

– Зачем ты эту… этот ручной генератор притащил с собой? Какая с него польза? А риск? Хочешь патриарху объяснять, откуда он у тебя взялся и зачем он?

– О, это несложно, – улыбнулся Дмитрий. – Я же был в Иерусалиме.

– Ну конечно! Иерусалим все объяснит! Меня от священников уже тошнит, но не все из них с куриным разумом. Совершенно очевидно, что сходить в Иерусалим недостаточно для обретения такой штуки. Сколько ходило и ничего не приносило.

– Quod licet Jovi, non licet bovi[21], – скромно и даже как-то сиротливо пожал плечами Дмитрий.

– А ты, я погляжу, возомнил себя Юпитером?

– Ну уж не бычком, совершенно точно. Хм. И сказано в Евангелии: Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил[22]…

– Ты шутишь? – с каким-то диким выражением на лице переспросила Марина. Она, конечно, была весьма далека от искренней набожности, но и от более развитых форм восприятия мира была удалена не меньше. Поэтому с вопросами о боге она старалась обходиться довольно осторожно.

– Смотри, – сказал Дмитрий, доставая механический генератор. – Что здесь написано?

– Я… я не знаю, – честно призналась супруга, внимательно изучая устройство, но принципиально не трогая руками.

– Это надпись на древнем халдейском языке[23], означает «Царь под звездой». Ты много таких знаешь? Мне на ум приходит только тот, кто родился под Вифлеемской звездой. Особенно учитывая место нахождения…

Марина нахмурилась и задумалась. А Дмитрий мягко улыбнулся и присмотрелся к ней. Он был доволен тем, что первой устройство нашла именно она. Это прекрасно подходило для того, чтобы обкатать его заготовку легенды. Царь со всех устройств тщательно соскреб надписи, где они были, и подписал нужными значками клинописи. Благо, что это было не сложно при работе по пластику и легким металлам. Разве что поделки из нержавейки не трогал: они у него и так были выполнены по последней моде XXI века – без надписей и с минимумом значков. Тот же смартфон был в корпусе из матовой нержавейки с полированным логотипом, изображающим надкушенное «яблоко познания». На всем остальном корпусе не было других символов…

Почему Дмитрий выбрал халдейский… ну, то есть аккадский язык? Потому что это дары древних волхвов Востока. Это же очевидно. На каком еще языке они должны были писать? На греческом? На латинском? Очень вряд ли. Волхвы должны пользоваться чем-то очень необычным и крайне древним. Волхвы же, а не проезжие скоморохи.

– Так это… – нервно сглотнув, произнесла побледневшая Марина и осеклась.

– Дары волхвов[24], – улыбнулся Дмитрий. – А волхвы, если что, были магами. Настоящими. Ну, их еще называют колдунами, к примеру. Одна беда – после того, как смертный прикоснулся к этим дарам, они начали портиться. Я же извлек их из совершенно неприметного деревянного ларца, который обнаружил у гроба Господня. Осквернил таким образом. Не знаю теперь, сколько они продержатся. Я же не сын Божий, у меня нет благодати, чтобы сохранять их в целости и исправности.

– Боже… – тихо произнесла супруга и от избытка чувств закрыла лицо руками.

– Ты веришь моему объяснению?

– Оно странное. Но… если тебя воспитывали волхвы… ну, то есть маги с колдунами и ведьмами, то… почему бы и нет?

– Думаешь, патриарх поверит?

– Не знаю, – покачала она головой. – Но если это действительно дары волхвов или что-то на них похожее, то ему следовало бы поверить. Обретение их ставит Московский патриархат очень высоко, возвышая над многими. Да. Думаю, что он поверит. Или хотя бы сделает вид, что поверил. В них есть что-то чудесное?

– Чудесное? Хм. Пожалуй, – улыбнулся Дмитрий и, пошарив по ящику, извлек неприметный холщовый мешочек, в котором все и лежало. Достал маленький светодиодный фонарик и включил его.

Мощный упругий луч слегка голубоватого цвета ударил из этой миниатюрной… кхм… палочки. Марина аж вздрогнула и изрядно округлившимися глазами уставилась на это диво дивное. Луч света полз по комнате, освещая даже лучше, чем днем, тот участок, на который попадал. А ведь за окном были сумерки, и царская чета сидела при свечах. Невероятная яркость освещения в холодном диапазоне белого цвета дала для Марины, привыкшей к теплым тонам света от костра или свечки, натурально эффект сюрреализма происходящего. Практически сопричастности с чем-то божественным или хотя бы по-настоящему магическим.

Секунд десять уделив демонстрации, Дмитрий выключил фонарик.

– Как тебе?

– Это… это… божественно!

– Серьезно? – максимально невозмутимо переспросил супруг, борясь с подступающим смехом. Ну… нельзя было сейчас начать ржать. Вся сакральность момента потеряется. Раз уж так получилось, то отчего бы не добавить этой ненаглядной и крайне опасной стерве дополнительной мотивации держаться за него? Не каждый самец homo sapiens может взять и выложить на кушетку дары волхвов. Тут нужна определенная уникальность. Хотя сознание Дмитрия буквально билось в истерике. Взял мощный светодиодный фонарик, посветил немного – и более древняя «мартышка», попросту не получившая должного развития и образования, пала ниц. Раз. Два. Три. И культ поклонения фонарику готов.

– Да! Да! – Ее глаза просто пылали от переполнявших всю ее сущность эмоций.

– И патриарх проникнется?

– Уверена! Дар волхва, достойный сына Божьего! А остальные можно посмотреть? Покажешь? Я же не успокоюсь теперь.

– Кстати, этот жезл теми маленькими молниями и питается.

– О! Так вот зачем они!

– Да. Но не только.

Чуть помедлив, он начал извлекать «остатки былой роскоши» из обычного, неприметного холщового мешочка.

Умные часы, power-bank, мини-блок солнечных батарей и смартфон.

Свою походную аптечку Дмитрий тоже не стал уничтожать. Но спрятал отдельно. Очень уж она грела душу кучей антибиотиков, противовирусных и обезболивающих средств. Фактически она превращалась в последнюю надежду для Дмитрия, а также для его жены и будущего ребенка. Однако как ее подать, он пока не придумал. Снимать упаковки с таблеток он побаивался, опасаясь снижения срока годности, и без того не самого хорошего в сложившихся условиях. Надписи же выглядели необъяснимо. Вообще аптечка вызывала у Дмитрия букет противоречивых чувств. Лекарства стремительно теряли срок годности, но и использовать их было пока слишком опасно. Да и на ком? Что он, что Марина в принципе чувствовали себя неплохо. Пить сильные обезболивающие, а у него были только сильные, ради борьбы с легкой головной болью или прочей мелочью – по меньшей мере странно. Ну и так далее. В общем – и хочется, и колется, и мама не велит, но уже завтра может оказаться слишком поздно – все испортится.

– Вот эта штука собирает солнечный свет, превращает в крохотные молнии и позволяет их накапливать. Правильное название, как ты понимаешь, тебе ничего не даст. Поэтому я ограничусь описанием смысла. Хорошо? Ну вот и замечательно. Это – емкость для молний. В ней можно их довольно много накапливать. Относительно, конечно. Шаровая молния или обычная сожжет эту реликвию совершенно. Для них она слишком мала. Вот по этим особым жилам, – показал он провода, – можно молнии переливать, например, из хранилища к световому жезлу или от генератора к хранилищу.

– А это? – указала она на смартфон.

– Это? Хм, – тяжело вздохнул Дмитрий. – Называется эта штука фаблет, и в двух словах не объяснишь, для чего она нужна. Питается, как и световой жезл, молниями, но отличается особой прожорливостью.

– Ты знаешь, как им пользоваться? – удивилась супруга.

– Ты же сама сказала, что меня воспитывали волхвы, – невозмутимо ответил царь, внимательно отслеживая реакции Марины.

Она чуть вздрогнула, видимо осознавая то, что сама говорила. Как-то, видимо, именно этот формат магов и чародеев от нее совершенно ускользал.

– Тут много всего, – сказал Дмитрий, вводя графический ключ. – Но почти все для нас бесполезно по ряду причин. Полностью раскрыть возможности этого приспособления ни ты, ни я не можем. Сейчас и здесь, по крайней мере. Впрочем, это все неважно. Но кое-что интересное в нем имеется. Например, мне удалось найти немного музыки…

С этими словами он воткнул наушники в гнездо. Сел рядом с супругой. Воткнул одну «затычку» ей в ухо, вторую себе. И включил хорошее, академическое исполнение темы из «Пиратов Карибского моря» из заранее созданного плей-листа. Он предусмотрительно оставил только один такой лист, набив красивыми композициями без слов. Остальные остались в библиотеке, но не на виду. По крайней мере, человеку, не знакомому с интерфейсом и принципами управления смартфоном, их практически не найти. Дмитрий подозревал, что рано или поздно придется демонстрировать девайс, вот и подстраховался.

Марина замерла с натурально остекленевшими глазами, боясь пошелохнуться.

Композиция закончилась.

Она робко, дрожащими губами, произнесла:

– Еще… пожалуйста…

Дмитрий улыбнулся и включил не менее эпичную вещь Star Sky группы Two Steps From Hell[25]. Потом была Phantom of the Opera от Lindsey Stirling, Nothing Else Matters от Apocalyptica и еще с десяток интересных и довольно сложных, но красивых инструментальных композиций. Она была так потрясена и впечатлена, что не желала никак останавливаться. Пришлось волевым решением прекратить вечер музыки под предлогом «низкого уровня молний», дескать, фаблет их слишком много кушает.

Он все выключил и убрал.

Они легли спать.

И Марина долго не могла заснуть, переваривая бурю впечатлений. Объяснение, будто все это – дары волхвов Иисусу, ее вполне устраивало. И она, не самая набожная женщина на планете, искренне переживала о том, какое чудо сегодня произошло. Она прикоснулась к поистине уникальным реликвиям. Это не гвоздь там или наконечник копья. На них можно только смотреть и представлять себе что-то. Здесь же…

Заснула она только под утро. Слишком много было эмоций. Едва успели перегореть. Зато невероятно сладко и крепко…

Глава 6

3 сентября 1606 года, Москва

Минул год с момента избрания Дмитрия на престол Земским собором. Всего год. Ну, с маленьким хвостиком в две недели. А государь уже собрал новый. С людьми, так сказать, посоветоваться да ответственность за принятие решения на них переложить. Удобный способ. Дескать, не злобный тиран в драгоценной шапке чего-то там умыслил, а Совет всех земель так постановил. Не выгодно им? Так кто же заставлял за то голосовать? Сами себе злобные буратино.

Другой вопрос, что в таких собраниях мало кто и на что может влиять, разумеется, кроме тех, кто их организует. Классика демократии, о которой очень точно говорил Марк Твен: «Если бы от выборов что-то зависело, то нам бы не позволили в них участвовать». Нет, конечно, можно довести до абсурда даже этот фарс и «превратить прекрасный акт альтруизма в дурацкий обмен услугами», как в той же Речи Посполитой, где любой шляхтич, вымогая еще немного денег, мог наложить вето на законопроект и затянуть обсуждение. Но государь решил идти другим путем. Пара столетий мировой практики абсолютно управляемой, послушной, можно даже сказать, ручной демократии не оставляли права на ошибку или благодушную глупость…

В этот раз собралось ровно семьсот семьдесят семь делегатов. Какая-то связь с территориями или структурными образованиями? Нет. Ничего. Строго натягивание совы на глобус. Сколько надо, столько и отмерили. Причем, несмотря на то что все серьезные боярские и дворянские рода были представлены, абсолютное большинство голосов получалось за мелкими служилыми, купцами, ремесленниками и простыми вольными людьми. Выходило довольно занятно. С одной стороны, всех родовитых уважил, а с другой – прокатил по полной программе, поставил в положение абсолютного меньшинства, не способного ни на что повлиять при голосовании. Этот шаг не укрылся от участников. Те же купцы ходили с веселой злорадностью, а родовитые – угрюмые и подавленные.

И не зря.

Дмитрий прекрасно понимал: у него есть совершенно уникальный шанс кардинально изменить историю. Он и так ее уже слегка подретушировал – зуб выбил и ухо разбил. Однако все это мелочи по сравнению с тем, какие невероятные возможности находились в его руках.

При его отце Иване IV Васильевиче держава, традиционно именуемая Россией, завершила тот маневр, который определил ее сущность на последующие пять веков. И Дмитрий с решением рулевых был не согласен.

Нет, конечно нет. Он не считал своего природного отца дураком или вредителем. Отнюдь. Скорее, напротив. Все, что он узнавал здесь об Иване Грозном, рекомендовало его с самой лучшей стороны. И ум, и упорство, и пытливость, и находчивость, и какое-то чудовищное трудолюбие. Он был, безусловно, на своем месте. Прирожденный правитель, волею судьбы оказавшийся у кормила.

Беда была в ином – он опирался на знания, которые не позволяли ему принимать правильные решения. А среда, в которой он вырос, не дала ему шансов своевременно осознать свою ошибку и попытаться исправить.

К середине XVI века системно-идеологическая самоизоляция[26] продолжала набирать обороты, почти достигнув своего пика. Самоизоляция в любом формате – штука весьма бестолковая. В радикальном же так и вообще – крайне вредная и деструктивная.

И чем дальше в лес, тем толще получались партизаны.

Само собой, Дмитрий не имел никаких личных предрассудков в отношении православия. Это было вне его парадигмы мышления. Он ненавидел все религии одинаково, не опускаясь до любимчиков. Да, православие играло ключевую роль в формировании и усилении системно-идеологической самоизоляции. И что с того? Вместо него могла быть любая другая религия, подаваемая в формате государственной идеологии, локализованной территориально одним, далеко не самым сильным государством.

Проблема заключалась в том, что при любом столкновении идеологических платформ сильнее всего страдает та сторона, у которой меньше всего земель, денег, знаний, людей и так далее. Иными словами – ресурсов и уровня технологического развития. И чем дольше длится борьба, тем сильнее она бьет по слабому. Не потому, что плохой или неправый. Отнюдь. Природе вообще такие категории не интересны. Сильнее ему достается только по одной причине – потому что он слабый.

Грустная ситуация. Ибо все равно, кто с кем сражается. Коммунисты с капиталистами или православные с католиками. Бог, при прочих равных, всегда на стороне больших батальонов, как говаривал Наполеон. Единственный выход в свое время показали англичане. Именно в той туманной стране появилось понимание, что, если джентльмен не может выиграть по правилам, джентльмен меняет правила. Отец Дмитрия этого подхода к жизни не ведал. Он честно пытался выиграть в казино по правилам сего мутного заведения. Однако в Большой партии, длиною в несколько веков, это вело Россию от поражения к поражению. Не только и не столько к военным, сколько к социально-политическим и экономическим.

Конечно, кто-то может сказать, что к своему расцвету Российская империя стала территориально самым большим государством мира. Ну, после Британской империи, над которой в те же самые годы никогда не заходило солнце[27]. Вот только беда в том, что большая часть этих земель в России была непригодна для внятной хозяйственной деятельности. А львиная доля других имела массу специфических особенностей, продиктованных климатом и логистикой. Получилась большая очень земля. Но толку с того выходило чуть. Этакая империя неудобий и буераков. Проблем же оставался полный воз – от транспортных, хозяйственных и экономических до социально-политических и культурных. И учитывая общесистемное отставание от ведущих мировых держав, это сказывалось самым пагубным образом, усугубляя и без того не самую радужную картину.

Дмитрий прекрасно понимал общую диспозицию и пропорции сил.

Могла ли Россия в той системно-идеологической самоизоляции, в которой она пребывала, уверенно конкурировать и решительно побеждать на мировой арене? Нет. Очень непатриотичный вывод. Но Дмитрий и не был патриотом в привычном понимании этого слова. Он не понимал, какой в этом смысл. Для него патриотизм заключался в любви к Родине. А будет ли человек рад, если его возлюбленная голодная, холодная и грязная устало бредет по дороге? Возможно. Но такими вещами Дмитрий не увлекался. Плетка, страпон, кляп и прочие игрушки его не вдохновляли, как и не возбуждало истязание других. Он предпочитал видеть возлюбленную сытой, ухоженной, здоровой и если не счастливой, то уж точно довольной своей жизнью. И никаких комплексов не испытывал по поводу того, какими способами этого добиваться. Надо забрать у соседа вкусную еду для своей возлюбленной? Значит, надо. Надо научиться у другого соседа тому, как правильно забивать гвозди в бетон, чтобы по-человечески повесить картину в комнате любимой? Не вопрос. Главное – результат. Все остальное – пустая болтовня, детские комплексы и деструктивная рефлексия. Такой уж он был человек.

Выиграть по правилам было нельзя. Ни ему, ни России. Поэтому Дмитрий решил последовать завету Александра Васильевича Суворова, который, как известно, прослыл большим любителем удивлять своих врагов. Все ждут, что он вломится в дверь, ну или, на худой конец, в окно. Но нет – он решительно прыгает в дымовую трубу и, весь перемазанный как черт, атакует растерявшегося и смущенного врага «в штыки». Дмитрий прекрасно понимал, что так нельзя, что так глупо и неправильно. Ведь все, что касается людей и общества, нужно претворять в жизнь постепенно, аккуратно и не спеша. Чтобы не было потрясений. Но государь не был уверен в том, что его дело не заглохнет после его смерти. Вдруг его сын будет идиотом? Или слишком слабым? Или просто окажется заложником положения? Или этот сын вообще не родится? И так далее. Очень сложно планировать дела на столетия вперед, когда не знаешь, что будет завтра. А потрясения? Так для России это была обычная форма существования, и несколько лет погоды не сделают.

– Ты уверен? – нервно покусывая губы, спросила Марина.

– Пути назад нет. Уже нет. Я приказал раздать им все напечатанные тексты.

– Я боюсь… Это все выглядит очень опасно.

– Поверь – так нужно. Мы могли бы прожить с тобой тихо и спокойно, наслаждаясь тем, что греем свои царственные задницы о трон. Жужжание мух, изобилие варенья, мирно пасущиеся глисты, душная благость церквей и тошнотворный покой, больше напоминающий смерть. Но… разве ЭТО тебе нужно? Разве ТАКОГО ты хочешь мужа?

– Я люблю тебя.

– Верю. Но такого, какой я есть. И чтобы не потерять твою любовь, я должен идти вперед. Идти в бой. Пусть даже это может стоить мне жизни.

– Нам жизни, – поправила его Марина, невольно дернув рукой в сторону уже изрядно округлившегося животика.

– Я понимаю, чем рискую, – произнес он, нежно прижавшись и заглянув ей в глаза. – Мы здесь чужие. Совсем. Нас выжгут дотла. Даже память всю зальют помоями и замажут дегтем перед тем, как похоронить в канаве. Я должен это сделать. Я не смогу быть твоим мужем, если стану отступать и проигрывать. Ты и сама это понимаешь. Зачем такой женщине, как ты, ничтожество?

– Даже не знаю… – покачала головой государыня, изрядно озадаченная такой постановкой вопроса.

Открытие Дмитрием даров волхвов сильно изменило ее отношение к нему. Для себя она решила очень многое, ибо не верила, что столь удивительные реликвии, восходящие ко временам Иисуса, открылись ему просто так. Конечно, она допускала, что волхвы, воспитавшие Дмитрия, могли дать ему похожие поделки. Но это мало что меняло. Этот мужчина был не от мира сего. В его голове были какие-то удивительные знания. Думал он странно, но интересно. Да и вообще… она поняла, что по-настоящему любит его. Это стало для нее открытием. В этом деле многое наслоилось одно на другое. И личные качества, и обстоятельства, и его отношение к ней. О да! Его бушующая страсть и стала той наживкой, которую она заглотила. В конце концов, он оказался первым видным мужчиной, нашедшим возбуждающей и привлекательной именно ее, а не положение и влияние родичей. Ведь в глазах жителей XVI–XVII веков графиня не казалась красавицей даже близко. Не тот типаж был в моде. А дамой она была амбициозной и личный успех ставила очень высоко. В том числе и в таких делах. Дальше – больше. Впрочем, она все равно не могла понять, на каком этапе перестала мыслить себя без него…