Книга 1924 год. Наследница - читать онлайн бесплатно, автор Виктор Иванович Тюрин. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
1924 год. Наследница
1924 год. Наследница
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

1924 год. Наследница

– Не волнуйтесь, Петр Сергеевич, у меня такие деньги есть, – успокоил я въедливого Зворыкина.

– Хоть и авантюрой попахивает, но мне такое дело очень даже по душе, – неожиданно поддержал меня Власов. – Как там, у большевиков: грабь награбленное? Так давайте последуем их лозунгу, господа!

– А вот про себя я такое сказать не могу, – ворчливо возразил ему Зворыкин. – Я двенадцать лет служил закону, поэтому вы меня должны понять, господа.

– Значит, тебе, любезный Петр Сергеевич, нравится сидеть в советской конторе за сорок пять рублей в месяц? – явно с ехидцей спросил своего приятеля Владимир.

– Не нравится, но это не значит, что я должен идти и грабить прохожих в темной подворотне.

– Насколько я могу судить, Петя, ты уже на полпути к семейному счастью. Тогда позволь тебя спросить: каким ты видишь свое будущее?

– Каким я его вижу – мое личное дело! И попрошу тебя впредь не лезть ко мне с подобными бестактными вопросами!

– Ну, извини меня, дружище, – Власов повернул голову ко мне. – У вас, Александр, есть какой-нибудь план?

– Пока нет, но будет обязательно, а пока мне было нужно ваше принципиальное согласие. Я так понимаю, что с вами, Владимир Михайлович, мы договорились.

– С удовольствием поучаствую в этом деле.

– У меня к вам, господа, есть еще один вопрос. Вы не знаете способа, как раздобыть надежный паспорт?

Как ни странно, но на этот вопрос ответил мне Зворыкин:

– Ничего не вижу сложного. В большинстве советских учреждений бюрократия и взятки расцвели пышным цветом. Как мне сказал бывший крестьянин, а ныне советский чиновник: не подмажешь – не поедешь. Городские власти, в том числе в милиции, сделают вам любой документ, только плати. Если хотите, могу вам в этом поспособствовать.

«Значит, границы твоей щепетильности все же есть, – усмехнулся я про себя. – Ловко же ты вписался в советскую систему, уважаемый Петр Сергеевич».

– Был бы вам очень благодарен.

– Я все уточню, а потом вам скажу. А встретимся с вами завтра… Скажем… в двенадцать часов дня, у лавочки, где мы встретились в первый раз.

Я встал.

– Думайте, господа, над моим предложением, думайте. Теперь извините. Мне надо идти.

Придя на встречу первым, я сел на скамейку и, изредка поводя головой по сторонам, перебирал в памяти приятные моменты нашей, затянувшейся до утра, встречи с Машей Осокиной. Бывшая гимназистка, а теперь делопроизводитель в одном советском учреждении, девушка вела свободный образ жизни, который, как она считала, соответствует современной раскрепощенной женщине. Я был не понаслышке знаком с сексуальной политикой большевиков, которые даже такой вопрос сумели поставить с ног на голову.

Войдя в комнату Маши, я быстро огляделся по сторонам. Кровать, платяной шкаф, стол и два стула занимали почти все пространство маленькой комнатки, так что пройти между ними можно было только боком. На столе стояла открытая бутылка вина и вазочка с конфетами, правда, вместо бокалов стояли стаканы.

– Прошу к столу, – пригласила меня хозяйка комнаты.

Сели, я налил вина в стаканы:

– За нечаянное знакомство?

– Я Маша. А как тебя зовут?

– Саша. За знакомство!

Мы выпили, после чего, кокетливо глядя на меня, девушка спросила:

– Нравлюсь я тебе, Сашенька?

– Нравишься, Машенька, – в тон ей ответил я.

– Хочешь еще вина?

– Я тебя хочу. Иди ко мне, девочка.

Девушка поднялась, обошла стол и послушно уселась своим упругим задом на мои колени. Обняв, я крепко поцеловал ее губы, после чего моя рука пустилась путешествовать по ее обнаженному телу, так как под ее халатом не оказалось никакой одежды. Маша, тесно прижавшись ко мне, не сопротивлялась, только тихонечко постанывала, когда мои пальцы касались ее интимных мест. В какой-то момент она тяжело задышала, а потом тихо сказала:

– Все. Все. Идем.

Еще спустя несколько минут мы оказались в ее кровати. Стоило мне продолжить ласки, как девушка изогнулась и застонала. Для меня это стало сигналом, чтобы приступить к действиям. Мария оказалась весьма чувствительной особой, заводя меня своими криками и стонами, словно пружину, до самого предела. На землю уже упали глубокие сумерки, когда мы наконец оторвались друг от друга.

– Хорошо-то как мне с тобой, Сашенька. Ой, как хорошо, – ворковала, лежа у моего плеча, девушка.

Повернувшись на бок, я посмотрел в разгоряченное лицо Маши и сказал:

– Как ты смотришь на то, чтобы продлить наше знакомство в ресторане?

– Ты приглашаешь меня….

– Приглашаю. Кушать сильно хочется.

– И мне, – хихикнула девушка.

Когда мы шли по коридору к выходу, я подумал, что ее страстные стоны слушала половина населения квартиры, но криков народного гнева, как ни странно, не последовало.

«Видно, народ решил не связываться с хулиганом, которого я столь художественно изобразил», – решил я, тем более что другого варианта как бы и не было.

Случилась, правда, одна неловкость, если ее можно так назвать. Когда мы в одиннадцатом часу вечера выходили из подъезда, то неожиданно наткнулись на возвращающуюся домой Таню с парнем. Увидев нас, девушка сначала обожгла меня презрительным взглядом, а когда я предложил им составить нам компанию, то получил довольно резкий отказ. У ее парня при нашем кратком диалоге сделалось растерянное и злое лицо.

Приятные воспоминания улетучились, стоило мне увидеть идущего по бульвару Зворыкина, но что мне сразу не понравилось, так его лицо, которое просто излучало тревогу.

– Добрый день, Петр Сергеевич. У вас что-то случилось?

– Здравствуйте, Александр. Заметили? – он криво усмехнулся. – Видно, я здорово разволновался, раз вы сумели что-то прочитать на моем лице.

– Так что все же случилось?

– У меня сегодня появилось ощущение, что за мной следят. Это никак не может быть связано с вами?

– Не думаю. Я всего лишь три дня как в Москве, поэтому вряд ли смог привлечь внимание кого-либо.

– Будем надеяться, что во всем виновата моя излишняя подозрительность. Вернемся к вашему вопросу. У вас есть хоть какой-то документ, удостоверяющий вашу личность?

– Чужая трудовая книжка и нансеновский паспорт.

– Нет, это все не подойдет. Был бы у вас такой документ, новый паспорт обошелся бы вам в семьдесят рублей, а без документа будет стоить сто пятьдесят, правда обещали сделать в течение двух дней. Так как?

– Вот, держите, – я достал из кармана деньги и бумагу, на которой были написаны мои данные. Зворыкин пробежал глазами по бумаге, потом сложил лист вчетверо и аккуратно, вместе с деньгами, засунул в карман.

– Я смотрю, в Советской России все продается и покупается.

– Не все, но многое. Были бы деньги. Люди говорят, что это НЭП разлагает, только черта с два! Пролетарии, которые стоят у власти, уже сейчас хотят жить при коммунизме, а ведь кругом столько соблазнов: рестораны, казино, бордели. Вот только с зарплатой в пятьдесят-шестьдесят рублей в них не сунешься, поэтому те из них, кто заполучил хлебную должность, считают: раз появилась возможность, то греби деньги лопатой и живи красивой жизнью. Причем это касается не только чиновников, но и милиции, а возможно, и чекисты подвержены этому тлетворному влиянию. Знаете, среди нэпманов даже шутка такая ходит, что отличие между пролетарским судом и ревтрибуналом определяется только разницей в цене. Что? Не поняли? Чтобы вас не расстреляли, надо занести им намного больше денег.

– Да понял я, понял.

– Значит, с паспортом мы все решили. Теперь насчет Кремля. Сегодня с утра я съездил к одному своему хорошему знакомому. Думаю, посоветуюсь с ним, и знаете что? Он сумел меня весьма порадовать. Может, вам приходилось слышать о большевистской организации под названием «Пролеткульт»?

– Не только слышать. У меня было довольно плотное знакомство с представительницей из этой самой организации.

Зворыкин сразу понял, что я хотел сказать, поэтому усмехнулся:

– Плотное? Ну-ну. Так я продолжу. Сей товарищ, по имени Николенька Сухин, меня и надоумил. Есть у них отдел охраны памятников, так вот при нем сейчас образовалась новая контора – государственные центральные реставрационные мастерские. Так вот у них в планах есть проведение реставрационных работ в Кремле, причем в этом году. Как вам?

– У меня нет слов, Петр Сергеевич. За такое короткое время вы проделали просто огромную работу, – польстил я Зворыкину. – Так он нам поможет?

Тому мои слова явно пришлись по душе, даже строгое выражение лица как-то смягчилось.

– Думаю, он не откажет в моей просьбе и поможет получить для нас пропуска в Кремль.

– Значит, мы станем реставраторами?

– Точно не скажу. Так как структура новая, только-только образовалась, а судя по словам Сухина, они пока сами толком ничего не знают. Официально у них есть только начальник, который дал вышестоящему руководству на утверждение перечень будущих работ. После согласования и утверждения в различных инстанциях…

– Извините, что перебиваю вас, Петр Сергеевич, но я человек дела. Что от меня потребуется?

– Сухин сказал, что за четыреста рублей в течение недели он все устроит. Исходя из его слов, он, скажем так, поможет нам устроиться на работу в эти самые мастерские, а также постарается поспособствовать получению пропусков в Кремль. Как он мне сказал: даст нам выход на нужного человечка.

– Не обманет?

– Не рискнет.

– Один из ваших бывших подопечных? – догадался я.

– Можно сказать и так. За двенадцать лет службы в полиции меня судьба сводила с разными преступниками. Сухин – аферист. Ох, и ловок был, шельма. Такие аферы крутил, аж дух захватывало, а сейчас устроился у большевиков, даже в начальники выбился.

– Вы, я так думаю, следователем были?

– Эко какой вы любознательный, Александр, – в голосе Зворыкина сейчас слышалось недовольство, чувствовалось, что ему неприятен этот разговор. – Да, был следователем, а последние три года – важняком.

– Это следователь по особо важным делам. Я прав?

– Правы, – сухо ответил он. – Так что, договариваться с ним?

– Конечно. А на какой срок мы получим пропуска?

– Запрос напишет на две недели, но при этом обещает организовать письменное ходатайство от высшего руководства.

– Сейчас у меня с собой таких денег нет, поэтому давайте встретимся сегодня еще раз, вечером. Вы не против?

В следующее мгновение в поле моего зрения попали два подозрительных типа, направлявшихся к нам.

«Воры или бандиты. Похоже, Петя, у тебя нет паранойи».

Зворыкин замялся:

– Сегодня… Нет, наверно. Давайте лучше завтра, в это же время.

– Договорились.

Я встал, за мной поднялся Зворыкин. Приподняв шляпу, я тихо, почти шёпотом, сказал:

– Не оборачивайтесь, к нам идут двое мужчин. Делаем вид, что прощаемся.

– Так что, Петр Сергеевич, заглянете к нам на вечерок? – уже громко спросил я его. – Думаю, в эту субботу будет в самый раз. Возьмете свою любезнейшую…

– Боюсь, что у бывшего господина следователя не будет возможности это сделать! – резко ворвался в наш разговор подошедший к нам мужчина в шляпе и костюме от портного. – А вы, милейший, идите. Вас наш разговор не касается.

Быстро окинул его взглядом. Хорошо одетый мужчина, лет сорока пяти, с интеллигентным, тонким лицом, которое портили узкие губы и холодный, как у змеи, взгляд. За его спиной встал широкоплечий и кряжистый мужик в косоворотке и пиджаке.

Зворыкин резко развернулся на голос и, увидев стоящего перед ним человека, сразу побледнел, словно свою смерть увидел:

– Ты?! Как?..

– С того света вернулся, Петя. Должок у меня остался, вот и пришел тебе его вернуть.

Стоявший за его спиной бандит громко усмехнулся.

– Александр, действительно, вы идите, – чуть повернув голову в мою сторону, сказал Зворыкин. – И пожалуйста, предупредите Анастасию Васильевну. С богом!

Я принял испуганный вид:

– Так я пойду, господа?

– Ишь как напужался, – с кривой усмешкой прокомментировал мои слова громила. – Разрешение спрашивает.

– Да иди уж, иди, – брезгливо махнул в мою сторону рукой франт.

В следующее мгновение его рука, подчиняясь чужой воле, ушла за спину, затем последовал резкий рывок вверх. Бандит, почувствовав острую боль, только раскрыл рот, как выверенный удар по шее отправил его в беспамятство. Второй головорез не сумел сразу среагировать на изменение обстановки и тем самым подарил мне несколько секунд форы. Его рука, откинув полу пиджака, только нырнула за спину, чтобы выхватить оружие, как ему в лицо уже смотрел ствол браунинга.

– Давай, рискни, – нагло ухмыльнулся я, подталкивая его к действию. Здоровяк хищно оскалился, но стоило ему наткнуться на мой взгляд, как понял, дергаться не стоит, этот выстрелит. Осторожно опустил руку и замер, не сводя с меня бешеного взгляда.

– Это ты зря, – попенял я бандита. – А мне так хотелось тебя пристрелить.

– Ниче, сука рваная, мы еще встретимся, – пообещал он мне.

– Мне бы твою уверенность, – усмехнулся я, а затем спросил Петра Сергеевича: – И что дальше?

– Сдадим их милиции.

– Вы уверены?

Заминка в несколько секунд и брошенный взгляд на тело, лежащее на земле, говорили о том, что он ни в чем не уверен, но при этом поднял на меня глаза и сказал:

– Уверен! Все должно быть сделано по закону.

В следующее мгновение он быстро шагнул к стоящему бандиту, затем неожиданно и резко рубанул его ребром ладони по шее. Громила на секунду замер, потом закатил глаза и, как бревно, грохнулся на землю. Удар у бывшего следователя был явно отработан, причем на практике.

– Ого! Как вы умеете! – восхитился я.

– Знаете ли, я не только за столом сидел да бумажки перекладывал, – в его голосе чувствовалось ехидство. – Мне и на задержаниях приходилось часто бывать, а там всякое случалось.

– Я понял. Вот только сдавать вам этих уродов придется самому. Надеюсь, тут вам ничего объяснять не надо? – и я спрятал браунинг в карман.

– Не надо. Встретимся завтра у галереи, в одиннадцать.

– Караул!! – в следующее мгновение я уже орал во весь голос. – Милиция!! Грабят!!

Почти сразу в ответ где-то в начале аллеи раздалась трель милицейского свистка. Я подмигнул ошарашенному моей мальчишеской выходкой Зворыкину, а затем быстрым шагом пошел в противоположную сторону от той, где раздавались свистки. Свернув с аллеи, вышел на шумную, оживленную улицу и почти сразу затерялся в толпе. Правда, при этом чисто автоматически какое-то время покружил по городу, проверяясь.


На следующий день, после плотного завтрака в трактире, купил у мальчишки-разносчика газету «Вечерняя Москва», где в колонке криминальных новостей нашел статью о странном происшествии на бульваре. По словам репортера, который разговаривал с непосредственными свидетелями (наглое вранье!), двое матерых уголовников решили ограбить граждан приличного вида, которые отдыхали, сидя на скамейке. Вот только бандитам не повезло, так как один из двух людей оказался Зворыкиным Петром Сергеевичем, бывшим царским следователем. Далее было написано, что в свое время он проникся светлой идеей мирового коммунизма и перешел на сторону революционного пролетариата, а теперь работает юристом в советском учреждении. Именно он, не побоявшись, скрутил бандитов и передал их в руки сотрудников рабоче-крестьянской милиции. Далее репортер писал о сознательности и гражданском долге, о том, что люди не должны прятаться по углам, а давать жесткий отпор уголовной швали.

«Даже здесь, в криминальной колонке, нет никакой конкретики, зато политики накрутили – будь здоров».

Выкинув газету в урну, я отправился на встречу.

Встретились мы со Зворыкиным и Власовым у картинной галереи. У меня даже сомнений не было, что после вчерашних событий Власов придет вместе со своим старым другом. Если у Владимира был цветущий вид довольного жизнью человека, то Петр Сергеевич, судя по сердитому выражению лица, даже не скрывал того, что был зол на весь мир.

– Здравствуйте, господа. Как все прошло, Петр Сергеевич?

– Да это просто безобразие! – бывший следователь расстроенно махнул рукой. – Эта их народная милиция – просто насмешка какая-то над законом!

– Расскажите. Мне же интересно, как участнику событий, чем все закончилось.

– Не надо было слушать Петра, а расстрелять их там же, на месте! – неожиданно и резко высказался на эту тему Власов. – Мы таких сволочей без всяких разговоров к стенке ставили.

«Недавно совсем скучный был, а тут смотри, ожил. Интересно, где и кого он там к стенке ставил?»

– Владимир, думай, когда говоришь, – и Зворыкин бросил настороженный взгляд по сторонам.

– Что я такого сказал? Да тебе ли не знать, что у нас в России каждый пятый человек ставил кого-то к стенке. Так что не надо мне рот затыкать, Петр.

Зворыкин резко махнул рукой, этот жест явно говорил, что горбатого только могила исправит, потом повернулся ко мне и сказал:

– Хочу искренне поблагодарить вас, Александр! Вы спасли мне жизнь. Теперь я ваш должник и всегда это буду помнить.

– Давайте оставим это, Петр Сергеевич! Вы лучше расскажите, что там у вас было с милицией.

– Что там может быть! Привели нас всех в отделение, а там сидит молодой деревенский лапоть, изображая с умным видом дежурного следователя. Выслушав меня с деревянным лицом, он вместо того, чтобы задавать вопросы по делу, спросил меня: служил ли я в царской охранке? Я ему объяснил, что чист перед советской властью, что был следователем по уголовным делам и боролся с преступностью. И что бы вы думали? Он мне не поверил! Он заявил, что я «бывший», а значит, классовый враг, который пытается запутать следы, а гражданин Чернов, пусть и преступник, но близкий пролетариату по духу человек, так как мучился в тюрьмах еще при царе. Причем этот никчемный дурак нагло заявил, что раз я его сажал во времена гнилого царизма, то это говорит о том, что у меня к гражданину Чернову личная неприязнь, и я его оговариваю. Меня просто оторопь взяла, а эта сволочь Черный прямо закатывается от хохота. Представляете этот спектакль, господа?! Тогда я заявил, что хочу переговорить с его начальством, а он мне в ответ пригрозил тюрьмой. В общем, я все же добился своего: пришел мужчина в возрасте и представился старшим оперуполномоченным Варенцовым. Мне пришлось снова объяснять суть того, что произошло, и рассказать ему, что собой представляет бандит и убийца Сашка Черный. Стоило тому услышать, кого взяли, как этот пролетарский милиционер сразу схватился за телефон, а еще спустя пару минут в кабинет влетели оперативники и забрали Черного с подельником. Затем Варенцов меня с полчаса расспрашивал о прежних делах Черного, а потом сам поделился недавними «подвигами» бандита. Как оказалось, на счету у Черного только за последние три недели два налета с трупами, два из которых – сторож и милиционер. Знаете, что самое обидное во всей этой дурацкой комедии, так это то, что меня как бы признали своим и даже пару раз назвали товарищем.

– Да кто он этот Черный? – нетерпеливо поинтересовался я тем, что меня заботило больше всего.

– Первейшая сволочь, грабитель и убийца. Александр Андреевич Чернов-Бельский. Потомственный дворянин из хорошей семьи. Впервые убил человека в девятнадцать лет. Тогда Сашка проигрался в карты и вместо того, чтобы отдать долг, зарезал этого человека. За ним еще в мое время было два срока и семь трупов, и я просто думать боюсь, что эта тварь натворила за все эти годы, полные беззакония. Вот второго бандита мне никогда раньше видеть не доводилось, хотя, скорее всего, он уже проходил по делам. Кличка Лом. Как мне сказал товарищ Варенцов, им недолго жить осталось. Как только в милиции окончательно убедятся, что это те самые бандиты, их сразу к стенке поставят. Вот и вся история.

– Так это же хорошо?

– Просто отлично, – сразу повеселел Зворыкин. – Теперь я хочу сказать вам, Александр, что вы меня несказанно удивили. Я вас совсем по-другому представлял. Сначала как шустрого и наглого дельца, всплывшего на мутной волне. После того, как вы предложили нам… дело, то я заподозрил вас в связи с криминальным миром, а сейчас даже не знаю, что о вас думать. Вы настолько ловко сыграли роль труса, что даже я в тот момент вам поверил, а вы, оказывается, играли с ними, как кот с мышами, готовый их убить в любой момент, хотя никогда их до этого не видели. Такое хладнокровие я редко у кого видел. Отсюда можно сделать вывод: хотя вы очень молоды, но при этом очень опасны.

– Скажу вам так, Петр Сергеевич: A la guerre comme à la guerre, messieurs.

– Знаете французский? – удивился Власов. – На войне как на войне. А знаете, господа, благодаря этой фразе мне только что в голову пришла мысль, что все мы так и не вышли из состояния войны. Скрываемся, прячемся, ждем удара в спину. Казалось бы, живешь на родине, а чувство такое, что ты здесь чужой. Ты как, Петр?

– Я русский человек и, надеюсь, всегда им останусь. У меня есть только одна родина – Россия. Здесь я родился, здесь и умру. При этом врать не буду, душа у меня, как у любого честного человека, болит за все то, что сейчас делается в стране. Все, что было с такими большими трудами создано, большевики развалили и разграбили. Сейчас, правда, они в ум приходить стали, специалистов на работу приглашать, торговлю наладили, промышленность поднимать стали. Вот только надолго ли? Ладно, наши переживания Александру не интересны, – Зворыкин снова повернул голову ко мне. – А французский язык у вас и правда хорош, только немного не так ставите фразы. И последнее. Помните, вы всегда можете на меня рассчитывать, Александр!

– Даже если мы пойдем грабить прохожих в темную подворотню?

Приятели весело рассмеялись. Было похоже, что они приняли меня в свою компанию.

– Вот и отлично, господа. Значит, у нас с вами остаются прежние отношения и договоренности, – я достал из кармана пачку денег и протянул Зворыкину. – Это вам для Николеньки.

Глава 4

Над массивным столом с резными ножками висел большой портрет Ленина. Впрочем, в этом кабинете вся мебель была большая и массивная. Кресло хозяина кабинета, большой кожаный диван, тяжелые стулья, массивная медная чернильница с львами. В его понимании все это должно было говорить о солидности и значимости его, как человека, занимающего ответственную должность, а вот пепельница, сделанная из гильзы артиллерийского снаряда, наоборот, должна была подчеркнуть пролетарское происхождение, показать его как выходца из народа, который на фронтах гражданской войны боролся за народное счастье.

Затянувшись в последний раз, начальник секретно-оперативного отдела затушил папиросу в пепельнице, после чего бросил недовольный взгляд на своего заместителя. Был конец рабочего дня, он чертовски устал, к тому же он не вызывал его, а значит, Семен Давиденко пришел к нему с каким-то делом.

«Надеюсь, это не очередной донос…» – недовольно подумал начальник.

– Товарищ начальник…

Хозяин кабинета барственно махнул рукой, дескать, не выделывайся, а говори как есть.

– Клим Маркович, сегодня мною были получены довольно интересные сведения. В Москве, прямо сейчас, находится наследница одного очень богатого человека. Судя по тем сведениям, что я успел получить, купцы Заварзины до революции входили в список самых богатых людей. Один из них, Николай Васильевич Заварзин, постоянно жил за границей и, судя по некоторым сведениям, за последние годы сумел составить себе приличный капитал. Если сам Николай Заварзин все это время жил там, то его сын принял наши идеи и остался в России. Женился, появился ребенок. Девочка. Потом они с женой умерли от испанки, а ребенок каким-то образом выжил. Как его нашли, тоже неясно, но суть не в этом. Эта девочка сейчас здесь в Москве, и ее дед, Николай Заварзин, чтобы вернуть себе внучку, согласен выложить за нее большие деньги.

– Откуда сведения?

– Есть у меня один полячишка в их посольстве. Полгода тому назад я его крепко посадил на крючок. Любитель малолеток испугался скандала и подписал бумагу о сотрудничестве. Это он мне о девчонке рассказал.

– И зачем ты мне все это рассказываешь, Давиденко? – лениво поинтересовался хозяин кабинета, хотя уже прекрасно знал, о чем дальше пойдет речь. Просто у него была такая манера вести беседу. Всю инициативу разговора он предпочитал отдавать сотруднику, заставляя его строить и развивать планы, но при этом, даже при одобрении начальника, вся вина, если что-то шло не так, ложилась на этого инициативного сотрудника. Сам предложил, сам провалил, а раз так – получи заслуженное наказание. Давиденко прекрасно знал о такой манере разговора своего начальника, поэтому продолжил излагать свой план.

– Поляки оформили официальные документы на девчонку и готовы вывезти ее за границу, причем не просто так, а за хорошие деньги. Нам, собственно, и делать ничего не надо, только взять у них девчонку, а затем вернуть старому буржую.

– А твой агент, он с какого боку к этому делу причастен?