Лжедмитрий. Том 1. Игра за престол
Михаил Ланцов
Лжедмитрий. Том 1. Игра за престол
Пролог
11 сентября 1603 года, окрестности Москвы
– Твою же мать! – раздраженно воскликнул Дмитрий.
Выехав за очередной поворот дороги, он наткнулся на настоящее сражение. Где-то с сотню стрельцов[1] отбивались от пестро одетой толпы. Большинство нападающих выглядели натурально как бродяги, но имелись и неплохо «прикинутые кадры». Стрельцы рубились холодным оружием, отбросив пищали. Наверное, поэтому Дмитрий ничего и не заметил. Сильный ветер в спину сносил звуки в сторону и мешал использовать фитильные пищали. А густой подлесок глушил остатки шума.
А ведь как все хорошо начиналось…
Реконструкторы планировали провести недалеко от Смоленска маневры, посвященные эпохе Алексея Михайловича[2]. Стрельцы, полки Нового строя[3], классические европейские наемники, и все такое. Да с пальбой из пушек и массой красочного антуража. Вот Дмитрий и пристроился. Его комплект рейтара[4] из Южной Германии времен Тридцатилетней войны[5] был исключительно хорош. Даже слишком. Вот он и решил добавить к этому антуражу еще и эффектное появление. Выгрузил заранее лошадь со снаряжением. Облачился. И направился к месту сбора своим ходом, благо, что машины было кому отогнать и без него. Ну а что? Отличный план. Все люди как люди, приезжают на «колесах» и лихорадочно вливаются. А он весь из себя аутентичный «вырулит» на своем четвероногом транспорте из подлеска. В пыли, поту и паутине. Так, словно действительно совершил дальний переход. Кто же знал, куда выведет его тот странно густой туман?
Поначалу-то ему даже понравилось. Первые пару часов.
Такая реалистичность!
Он ехал и нахваливал организаторов за то, как они классно и ответственно подошли к вопросу в этот раз. Вон даже актеров массовки набрали колоритных. Где только нашли?
Но вся эйфория мгновенно исчезла из его головы после того, как Дмитрий наткнулся на первого повешенного. И тут парня проняло. С трупом был явный перебор. Он хорошо знал организаторов. Они бы никогда так не пошутили. А этот несчастный болтался в петле уже не первый день. Ибо воняло от него нещадно, да и воронье слегка отличилось.
За те несколько минут, что он в ужасе рассматривал висельника, у Димы в голове с паническими воплями пролетела вся его недолгая жизнь. Раннее детство у бабушки в Угличе. Ее смерть. «Ссылка» в элитный интернат в Швейцарии. Родители не хотели с ним возиться, вот и отправили. Творца там из него не воспитали, но образование он получил очень качественное, а главное – комплексное. Казарменное положение позволяло прекрасно сочетать полное вовлечение с очень интенсивным графиком. Ни одна обычная школа ничего подобного даже близко не даст. Четыре европейских языка свободно. Классические языки на уровне крепкого середнячка. Естественные, гуманитарные и точные науки на уровне, достаточном, чтобы поступить в любой вуз мира.
А потом родители развелись, и Дмитрий не выдержал. Он взбунтовался и послал все ко всем чертям. В пику родительским советам он вернулся в Россию, где сам поступил в Бауманку. И это при том, что теплое место в Оксфорде ему уже было обеспечено. Но ни маму, ни папу он даже слышать не хотел до такой степени, что даже увлечения свои выбрал им назло. Вместо тенниса и гольфа занялся военно-исторической реконструкцией, историческим фехтованием, верховой ездой, качалкой и так далее. Причем истово, крепко, основательно. Благо деньги позволяли – родители охотно откупались от сына, ставшего таким неудобным…
Семь дней прошло с тех пор, как парень забрался в странный туман.
Он уже успел обрасти щетиной, покрыться грязью, потом и дорожной пылью. Но главное – полностью убедился в том, что все вокруг не глупый розыгрыш. Слишком много там оказалось боли и смерти, а еще грязи и непроходимой бедности. Люди вокруг реально голодали. Поначалу он не верил своим глазам. Пока не попытался в шутку «снять» юную крестьянку за сытный ужин. А она взяла и охотно согласилась. Стыдно было так, что Дима готов был сквозь землю провалиться. Но отказываться было поздно. Да и неловко. Наверное, тогда, ночью, чувствуя под боком тепло молоденькой изможденной девушки, он и осознал весь ужас сложившейся ситуации.
Наутро он проснулся с жутким настроением. Девчонке дал в подарок серебряную копейку[6] и отпустил с миром и искренним счастьем в глазах. А сам стал присматриваться, тщетно выискивая следы современной цивилизации. Но без толку. Кое-как выяснил, какой год на дворе, да прочие важные подробности. И чем больше узнавал, тем сильнее в его душе нарастали панические нотки. Как он сюда попал? Можно ли вернуться? А если нет, то как дальше жить?
Ведь это только в сказках попадание в прошлое красиво и приятно. Дмитрий-то историю знал неплохо. Он прекрасно представлял, какой кошмар его ожидает в ближайшем будущем. А деваться особенно-то и некуда. В Европе уже гремят религиозные войны. В России Смута, да и после нее – не сахар. Хотя когда в России было иначе? А главное – по всей планете разгул смертей, болезней и голода, под ручку с вопиющей антисанитарией и практически полным отсутствием хоть сколь-либо адекватной медицинской помощи. Зуб заболел? Рви не медля. Если повезет – только один потеряешь. Заболел простудой? Молись и кайся! Ибо время твое пришло. Сказка, а не жизнь! Блин…
И вот теперь он наткнулся на самый натуральный бой.
Лезть в сражение совсем не хотелось. Да, тренера у него были, дай боже. Но одно дело тренировки и учебные бои, и совсем другое – реальная свалка. Никто ведь еще не слышал о героически погибшем экипаже тренажера. А вот о тех, кто глупо и бездарно сложил свою голову в сражениях, – сплошь и рядом.
Окинув взором поле боя и оценив расклад, Дмитрий пришел к выводу, что перед ним неплохо спланированная засада на маршевую колонну стрельцов. Вон даже конного командира, что явно возглавлял движение, отрезали от остальных бойцов и дожимают массой. Дерется тот славно, но шансы не в его пользу. Слишком уж много врагов. Бунт? Очень на то похоже. Возможно очередное крестьянское выступление. Такие напасти, как он помнил, случались довольно часто…
Иван Федорович[7] был в отчаянии.
Силы стремительно утекали из него. А разбойники грамотно изматывали, особо не суясь под саблю. То ли издевались, то ли в плен взять хотели.
И тут, когда окольничий уже хотел броситься на чей-либо клинок, дабы избежать позорных пыток разбойных, из-за поворота дороги появился всадник в черном доспехе. Типичный рейтар. Их-то Иван видел неоднократно, ибо к царю Борису Федоровичу много иноземцев ехало на службу. Но да то не важно. Увидел. И больше на рефлексах крикнул:
– На помощь!
Дмитрий вздрогнул.
Этот неизвестный воин, что с трудом отбивался от грамотно наседающих повстанцев, явно кричал ему. Ну а кому еще? Стрельцам его отряда к нему не пробиться. У самих беда – вон уже два десятка на земле лежат. И это из сотни!
– Проклятье… – процедил парень сквозь зубы. Вступать в заведомо безнадежный бой не хотелось. Но и отступать как-то стало неловко. Воин он или где? И если там, в XXI веке, Дмитрий, не задумываясь, выбрал второй вариант, то здесь и сейчас он оказался к этому не готов. Стыд и неловкость. Тем более что разум охотно подыскивал ему оправдания для глупости. Ведь повстанцы, вырезав стрельцов, могут и за свидетелей взяться. Особенно за тех, кто убежал недостаточно далеко и имел что-нибудь ценное при себе.
Секунда.
Вторая.
Третья.
Дмитрий поморщился, словно от зубной боли. И пришпорил коня, атакуя. Безумие! Сущее безумие!
До врагов оставалось метров пятьдесят.
Сорок.
Тридцать.
Двадцать.
Дмитрий молча притормозил, закладывая вираж своим копытным транспортом и выхватывая из седельной кобуры основное оружие рейтара.
Бах!
Раздался первый выстрел.
Секунда. Другая. Третья.
Бах!
Раздался второй выстрел, и двуствольный рейтпистоль[8] отправился в седельную кобуру. А рука уже потянулась за следующим.
Бах!
Бах!
И второй пистолет залетает обратно в кобуру.
Дмитрий ловко разворачивается и выхватывает следующий рейтпистоль левой рукой.
Бах!
Бах!
Минуты не прошло, как внезапно появившийся на дороге рейтар сделал шесть выстрелов[9]. Неожиданных. Особенно для бунтарей, надеявшихся, что по такой погоде никто стрелять не станет.
А потом, видя, что круг противников вокруг командира стрельцов как-то рассыпался и пал духом, выхватил рейтшверт[10] и атаковал с короткого разгона. Все так же молча и сосредоточенно. И, надо сказать, своевременно. Коня у Ивана Федоровича уже убили. Едва успел соскочить. Самого пару раз легко ранили и совершенно загоняли. Еще бы минута-другая, и все, пришел бы ему конец. Тяжело, но привычно для воина тех лет. Для Дмитрия же этот бой был потрясением.
Как-никак первый раз не только убивал людей, но и живую плоть рубил.
Но сильно затяжной рубка не вышла. Несколько взмахов рейтшверта, и вокруг Дмитрия образовалась пустота. Ибо та часть отряда, что наседала на командира стрельцов, или полегла, или разбежалась в панике.
Кто-то от опушки что-то прокричал, махая руками и указывая в сторону рейтара.
Дмитрий, недолго думая, выхватил штуцер, притороченный к седлу, и выстрелил по очевидному командиру этого отряда. От греха подальше. Попал. Вот только не убил – пуля зацепила бедро.
Видя, что битва даже не думает утихать, а у противника все еще остается численное преимущество, Дмитрий сделал то, что первое пришло в голову. Держась дистанции, принялся перезаряжать свои рейтпистоли. Благо, что для каждого ствола было подготовлено по три запасные сменные каморы. Рейтар он или где?
Бах!
Бах!
Вновь запели рейтпистоли в его руках, скашивая наиболее крепких и умелых бунтовщиков с одного из флангов. Стрельцы же, взбодрившись, делали свою работу.
Два двуствольных рейтпистоля были заряжены. Третий – работал. А то – мало ли. Да, отдышавшийся Иван Федорович встал у стремени рейтара, прикрывая того своей саблей. Но все одно – осторожность не повредит.
Бах!
Бах!
Вновь разнеслись над лесом выстрелы, уронившие тех бунтовщиков, что пытались командовать или отличались особыми боевыми навыками.
Стрельцы взбодрились и усилили натиск!
Бах!
Бах!
Продолжил стрелять Дмитрий следующие несколько минут.
И только когда заряженные каморы к рейтпистолям кончились, он замер. Что дальше делать? Лезть в ближний бой? На фиг. Опасно очень. Уходить? Возможно. Но одна беда – командир стрельцов едва стоял на ногах, удерживаясь за стремя от падения. Стоило ли его спасать, чтобы вот так глупо бросить? Некрасиво. Да и появление рейтара, атаковавшего бунтовщиков, явно воодушевило стрельцов.
Поэтому Дмитрий выхватил штуцер и спешно его перезарядил. Ведь там, на опушке леса, кто-то пытался эвакуировать подстреленного здоровяка. Плохая идея.
Бах!
И бунтовщик в довольно дорогой одежде упал прямо на своего вождя, получив пулю в спину. Бахтерец, явно с чужого плеча, не спас его.
Снова лихорадочная перезарядка.
Бах!
И второй прилично «прикинутый» бунтовщик упал сломанной куклой.
Бах!
Но окружение вождя, очевидно, пыталось вытащить своего командира из очевидно неудачного нападения. И их оказалось гораздо больше, чем заряженных камор для аркебузы. Поэтому, понимая, что взять в плен лидера бунтовщиков не удастся, Дмитрий просто всадил еще одну пулю в VIP-а. В этот раз удачно и своевременно. Он только взобрался на небольшой пригорок при помощи соратников, как пуля разнесла ему голову, словно зрелую тыкву. Прямо на глазах у всех.
Стрельцы радостно взревели, усилив натиск.
Бунтовщики побежали.
Уж больно большими оказались их потери. А жертва, на которую расставляли капкан, оказалась не по зубам охотнику.
Дмитрий молодцевато соскочил с коня и принялся его осматривать. Животное ценное. Раны ему были совершенно ни к чему…
– Благодарю, – хрипло произнес Иван Федорович. – По гроб жизни буду обязан.
– Не за что, – с легким раздражением ответил парень, понимая, что перевел кучу хорошего пороха и свинца. Если это действительно самое начало XVII века – с этими товарами будет изрядная морока. Особенно с порохом, который в эти годы весьма поганый. Да, он спас жизни служилым людям. Но сам того не желая. На дворе ведь Смутное время, и как там дальше повернется – одной Кхалиси известно. Займешь по доброте душевной не ту сторону, и привет крепкий сук с петлей из грубой веревки. – Кто это был?
– Разбойный люд Хлопка Косолапа.
– Тот, что у опушки пал, наверное, Косолап и есть.
– Верно. Он, – ответил командир стрелецкой сотни и протянул Дмитрию руку, – Иван.
– Дмитрий, – ответил наш герой и, чуть помедлив, ответил на приветственный жест. После чего расстегнул ремешок на шлеме и снял его.
Жарко. Перенервничал.
– Вы чего? – Напрягся Дима, краем глаза заметив, как следом за Иваном лица меняются у стрельцов в возрасте. И не только лица. Все как-то подобрались. Поднялись с земли, куда расселись дух перевести. Одежду спешно оправляют и от грязи обмахивают.
– Так… это… – заломив шапку, попытался связать хоть два слова самый старый из стрельцов.
– Причудилось что?
– Причудилось, – сглотнув комок, подступивший к горлу, произнес Басманов. – Причудилось, Дмитрий Иванович.
– Я тебе своего отчества не говорил, – прищурился Дима, нехорошо сверкнув своими ярко-голубыми глазами, ставшими вмиг жесткими и невероятно холодными. – Обознались, что ли?
– И то верно, – охотно кивнул Иван Федорович. – Обознались мы. Обознались. – И стрельцы его поддержали, закивав болванчиками.
Дима довольно хорошо знал эпоху, поэтому вся эта игра ему совсем не понравилась. Тем более что, по его мнению, на младшего сына Ивана свет Грозного он совсем не походил. Насколько Дмитрий знал, последнего удельного князя считали черноволосым и грацильно-худощавым. Но там сложно гадать – умер-то крайне рано. Однако ничего близкого к его вьющимся рыжим волосам, большому росту и крепкому телосложению он явно не имел. Да и вообще такие игры крайне опасны, особенно в Смутное время. Ну их к лешему. Иноземец-рейтар, ищущий удачи, и точка. А если припекать станет – бежать. Он бы и сейчас уже постарался сделать ноги, да только не факт, что добежит «до Канадской границы». Местные совершенно точно посчитают его «тем самым», и дальнейшая его судьба может оказаться весьма и весьма печальной. Пошлют голубем письмо в Смоленск, и все. Финиш. Они-то местные бурьяны знают как свои пять пальцев. Не уйдешь.
Часть I
Кровь и вино
Я сам только вернулся, думал, меня ждут холодное пиво, горячий окорок, а тут – жопа…
ЗолтанГлава 1
20 сентября 1603 года, Москва
Банда Хлопка Косолапа была разбита, оставив на земле свыше двухсот человек личного состава. А ведь многие бежавшие бунтари были ранены. В условиях холодного осеннего леса начала XVII века – практически приговор. Да еще и главарь уничтожен. Поэтому Иван Федорович, собрав трофеи, мог с чистой совестью возвращаться в Москву на доклад. Конечно, погонять по лесам остатки разбойников хотелось, мстя за засаду и тот страх, что пришлось испытать. Но он посчитал куда более важным делом вернуться к царю с докладом…
Уйти от навязчивого гостеприимства Ивана Федоровича Дмитрий не мог, да и не хотел. В конце концов, это выглядело бы весьма подозрительно… Кроме того, слуг у него не имелось. Вообще. А значит что? Правильно. Оставлять свое имущество без присмотра выглядело глупостью, как и бродить с ним всем, особенно в городе. Ведь только перечень вооружения[11] по меркам начала XVII века тянул на юного барона из весьма небедной семьи. А уж если коснуться аспекта качества, то и подавно. Такой комплект больше подходил для личных арсеналов самых богатых и влиятельных монархов Европы, чем для простого путника. И стоил невероятно много, даром что для отвода глаз был практически лишен украшений. Но опытного человека это вряд ли обманет. Бесподобный, даже для XXI века, уровень механической, термической и химической обработки снаряжения просто резал глаз. Их дополняли высококачественные ткани, сшитые по фигуре на машинке, и прекрасно выделанная кожа разных видов. И прочее, прочее, прочее.
Как на Дмитрия до сих пор не напали разбойники, он не представлял. Чудо, да и только! Одинокий путник, перевозящий на себе казну небольшого государства, чем не достойная цель для измученных голодом и нищетой банд? Как бы они потом это все реализовывали – отдельный вопрос. Но нашему герою от тех потенциальных терзаний разбойного люда было ни горячо, ни холодно.
Иван Федорович всю дорогу нет-нет да косился на своего нового знакомца. Ему отчетливо бросались в глаза удивительные особенности снаряжения этого «Дмитрия из Шильона[12]». Стрельцы же держались подтянуто и молодцевато, спокойно воспринимая поведение этого «рейтара». Для них слишком дорогое и нарочито небогато украшенное снаряжение парня казалось вполне обычной причудой. Иван Васильевич и не так чудил.
Игру же в «обознались» они последовательно продолжали, с улыбкой смотря на то, как этот парень сам седлает своего коня и чистит оружие. «Тешится», – проносилось в их головах. Так-то попроси, все сделают. Но он хотел сам, отчего не уважить? В том, что перед ними именно царевич Дмитрий, не желающий опознания, никто из них не сомневался, уж больно он был похож на покойного царя Ивана Грозного. Не хочет и не хочет. Что, им сложно слегка подыграть в такой малости?
Дмитрий чувствовал странность поведения служилых, но ничего с этим поделать не мог. Разве что целенаправленно играть свою роль… и пытаться более здраво продумать свою легенду, чтобы не сболтнуть первое, что придет в голову. Конечно, в здешних краях до дедукции и нормального расследования было далеко, но мало ли? Вдруг кто умный попадется и наблюдательный?
Москва Дмитрия встретила проливным дождем. Он и до того проявлял самое пристальное внимание к этому отряду. Но не суть. Главное то, что из-за излишне дурной погоды прибытие нашего героя в город прошло очень тихо и спокойно. К счастью. Ему отчаянно не хотелось выполнять возлагаемую на него судьбой роль. Слишком уж она явно пахла собственной кровью и смертью. А жить ему хотелось. Пусть в таких диких и далеких от развитой цивилизации условиях, но все-таки. Да и привыкнет. Куда деваться-то? До возможности сойти с неугодной планеты он пока не дорос.
Город не впечатлял, хотя чего-то подобного он и ожидал. Везде грязь, конские «яблоки» да потоки мутной воды с помоями и каким-то невнятным мусором. Мощеных участков практически нет. Даже бревнами. Иван сказал, что только в Кремле камнем дороги покрыты. А тут приходилось наслаждаться хлябями.
Во время прохождения по городу Дмитрий особенно остро оценил, почему в былые времена все более-менее приличные люди старались ездить верхом. Иван со стрельцами пробирались в грязи по середину щиколотки пешком, а он – восседал на своем жеребце и с жалостью на них посматривал. Утомились, изгваздались, промокли и вообще больше напоминали исхудалых боевых поросят, чем воинов. А ему – хоть бы что. Мокро только. Но четвероногий друг очень сильно облегчал его положение.
Стрельцы по пути «рассасывались», то есть расходились по своим домам. Поэтому к месту жительства Ивана Федоровича они с Дмитрием добрались вдвоем.
Тепло. Сухость. Какой-никакой, а уют. Сытная еда. Что может быть лучше? Да и баню организовали, чему наш герой особенно радовался. Практически две недели в пути не добавили чистоты телу…
Утром следующего дня дождь прекратился, и Дмитрий отправился по постоялым дворам с иноземцами. Ему требовалось подобрать себе несколько слуг. Желательно не из местных, чтобы за ними лишних ушей не было и интересов. Деньги были, пусть и изготовленные в XXI веке, но для местных – это не беда. А путешествовать в одиночку стало слишком опасно.
Иван же отправился на доклад, терзаемый смутными сомнениями.
Глава 2
23 сентября 1603 года, Москва
Царь Борис[13] нервно теребил четки и напряженно вглядывался в Ивана Басманова, стоявшего перед ним. Уже три года шла молва, что младший сын Ивана Грозного жив. Так что новость о возвращении царевича Дмитрия в первый день подняла на уши весь город. Гудели все – от холопов до бояр. Думали-гадали да стремились посмотреть на «чудесно спасшегося». Благо людей, помнящих, как выглядел Иван Васильевич, хватало. А он, Борис Федорович, просто не знал, что делать.
Формально этот молодой мужчина всячески открещивался, называясь Дмитрием из Шильона. Но капитан немецкой роты[14] Жак Маржере[15] охотно рассказал, где находится Шильонский замок и для чего используется. Так что прояснение этого вопроса подлило масла в огонь, обостряя и без того неприятную ситуацию.
Конечно, царь мог приказать схватить этого «безродного рейтара». Но не решался, опасаясь волнений, из которых его могли вынести вперед ногами. Стрельцы, что участвовали в битве с разбойными людьми, уже разнесли по всей Москве истории одна другой краше. Там самое малое – этот рейтар в одиночку несколько десятков разбойников положил. Чью сторону займут стрельцы? Вопрос. А бояре? Засуетились. Забегали. И было с чего. Три года стояла ужасная погода и неурожай. Свирепствовал страшный голод. Что подорвало веру населения в царя Бориса, старавшегося изо всех сил помочь народу выкарабкаться. Но тщетно. Людям было все равно. Не мог же Всевышний просто так взять и наказать Русь? За грехи великие, не иначе. О том не только простой люд уже болтал, но и сам Борис думал, задыхаясь в своей набожности.
– Так он отказывается признавать себя царевичем? – наконец хмуро спросил царь.
– Да, государь. И злится, когда к нему так обращаются. Когда я назвал его Дмитрием Ивановичем, то он взъярился и заявил, что отчества своего он мне не называл. Да так посмотрел, что, думал, убьет.
– Какой он с виду? – после небольшой паузы поинтересовался Борис Федорович.
– Высокий. Меня головы на две выше. Телом поджарый, крепкий. Волос на голове густой, вьющийся, темного рыжего цвета. Хотя, когда мы встретились, борода едва отросла – неделя от силы. Брил, видимо. Глаза голубые. Когда злится, они становятся необычайно холодными и колючими, словно на смерть свою смотришь. Нос прямой, длинный, тяжелый. Челюсть выдающаяся вперед, мужественная. Губы полные с опущенными уголками, будто чем-то недовольные.
– А нравом? – поинтересовался патриарх Иов[16], узнавший, как и Борис, в описании Ивана Васильевича. Очень уж характерная внешность.
– Скрытен. Умен. Образован. Обычно спокоен и наблюдателен, но иногда обуреваем гневом, который старается сдерживать. Явно прибыл издалека. По-нашему говорит свободно, но чудно. Много слов немецких вставляет.
– Почему один ехал? – подозрительно прищурился патриарх.
– Разбойники слуг его побили. Сам еле отбился.
– Католик али протестант?
– Так нет, наш, православный. Спрашивал. Он мне и «Символ веры», и «Отче наш». Подивился я.
– И крест тельный видел?
– Как париться пошли, так и увидел. Золотой, дивной чеканки[17]. Хотя камней цветных на нем нет. Цепочка тоже золотая и тонкой работы. Никогда ничего похожего не видел. Очень искусно. – Дмитрий носил тот крестик в дань памяти бабушке, которая, в отличие от него, была действительно верующим человеком. От нее и молитвы некоторые запомнились. Арина Владимировна, пожалуй, была единственным человеком в жизни, которого Дима по-настоящему любил, пусть и посмертно. А потому не пожалел отцовских денег на действительно красивую памятную вещь о бабушке.
– Хм… – еще сильнее нахмурился царь. То, что говорил окольничий, ему совсем не нравилось. Как и данное ранее описание действительно дорогого снаряжения. – Перстни или еще что носит?
– Да, – чуть задумавшись, произнес Иван, – у него есть один золотой перстень. Небольшой. Весьма искусно изображен единорог[18].
– Надписи? – оживился патриарх.
– Не было никаких надписей, – сказал Басманов и задумался, пытаясь вспомнить подробности перстня. Тот на двадцать один год подарил Дмитрию настоящий отец. Наш герой тогда уже занимался исторической реконструкцией, поэтому папа угадал с подарком – перстень был не только красив, но и отлично подходил на роль личной печати. Правда, как обычно, перегнул палку. Мог бы и серебром ограничиться. Золотом в таких случаях пользовались только высшие аристократы Европы. Впрочем, Дмитрий его все равно носил из-за красоты. Строгий, аккуратный, изящный.
– Еще, – потребовал царь.
– Да и все вроде, – пожал плечами окольничий. – На нем иного не видел. Хотя, возможно, что в сумках с поклажей есть.
– А шрамы, – вдруг оживился патриарх Иов. – Если ли у него какие шрамы?
– На шее, вот тут, – показал Басманов, – есть старый шрам. Словно его кто-то зарезать пытался… – сказал Иван и осекся, увидев, как царь вздрогнул и побледнел, ужасаясь. Но оно и понятно – люди сами все придумают, им ведь никогда не нужна истина. Они предпочитают удобные сказки, подходящие под конъюнктуру. Молва и раньше приписывала Борису попытку убийства царевича, сейчас же просто завопит, уж очень заметный и характерный шрам.