Красный Вервольф 2

Саша Фишер

Рафаэль Дамиров

Глава 1

Где-то в середине сентября 1941 года в окрестностях Пскова

– Долго еще сидеть? – цыган прихлопнул на шее насекомое и выглянул из-за кустов на лесную дорогу. – Сожрали уже меня комары чёртовы.

– Отставить нытье, – шикнул я. – Не знаю сколько ждать. Шалтай сказал, что здесь конвой поедет. Но когда, шут его знает.

– Хах, имечко, конечно, у него! – усмехнулся Рубин. – Он сам себе такое выбрал? Почему? А-а-а, понял, потому что лыс, как яйцо! А как его настоящее имя?

– Если я скажу тебе его настоящее имя, то Шалтаю придется тебя убрать, – я хитро прищурился.

– Да, больно, надо мне его имя. Шалтай он и есть Шалтай, – насупился Рубин.

– Да не бери в голову, – уже миролюбиво проговорил я. – Я сам не знаю, кто он и какое у него задание. Главное, что он наш союзник и ценный информатор. Я не везде вхож. Это он сообщил, что наших по этой дороге повезут из Пскова.

– Тихо! – прошипел Кузьма. – Слышите? Мотор?

– Неа, – мотнул я головой.

– Не уж-то не слышите? – лесник поморщился и снял шапку. – Тьфу ты, молодежь, ёшкин-матрёшкин. А слух хуже, чем у старика.

– Спасибо, Михалыч, – улыбнулся я, – что молодежью обозвал. А слух у тебя и вправду добрый. Я вот свой немного посадил. На войне.

– На фронте воевал? – удивился Кузьма. – Когда успел? Ты ж разведка…

– Не на фронте, но повоевать пришлось… – пробормотал я, вспоминая свою прошлую жизнь, в которой потерял много боевых товарищей. – Вот, до сих пор война не отпускает.

– Так не было же войны? – лесник вскинул на меня кустистую бровь. – Почитай это первая такая. Или с финнами участвовал?

– С финнами, отец, с финнами, – кивнул я, чтобы закончить разговор, а про себя подумал. – Эх… Куда только не закидывала меня судьба, но теперь вся прошлая жизнь кажется какой-то ненастоящей. Будто все настоящее теперь здесь в сорок первом, где я должен не просто выжить, а сделать, что-то гораздо большее… Ради погибших своих друзей-товарищей. Казалось, они сейчас смотрят на меня откуда-то сверху и подмигивают, мол, держись Санёк, мы с тобой.

От таких мыслей плечи мои передернулись. Одно плечо почему-то не переставало дергаться и сейчас.

– Саня, что застыл? – тряс меня за плечо Михалыч. – Едут гады. Эвон их сколько. Что делать будем? Не справимся ведь!

Я выглянул из-за кустов. Наше укрытие на пригорке и обзор был, как на ладони. Поднимая клубы желтой пыли, к нам приближалась миниколонна. Впереди мотоцикл. Водитель в дурацких очках на пол морды и кожаных крагах почти до локтя. Пулемётчик вальяжно развалился в люльке и водит по сторонам дырчатым стволом пулемета.

Следом идет грузовик полуторка. С одной фарой и фанерными дверями. Нашенская машинёшка. Трофей, суки, захватили.

В кузове грузовика на скамейках, покачиваясь в такт ухабам, сидят двое в солдатских гимнастёрках. Петлицы сорваны, ткань колышется на ветру порванными лоскутами. Руки их связаны, на разбитых лицах угрюмая щетина и безысходность.

Напротив них в кузове на второй лавке покачиваются трое фрицев. Двое с карабинами, а унтер с автоматом.

За грузовиком телепается… Блин, это что? «Мерс»? Презентабельная махина сияла угольной чернотой и казалось чуждой в лесу.

– Зачем они наших пленных такой колонной сопровождают? – спросил цыган.

– Похоже, что «Бенц» не с ними. То есть с ними, просто к сопровождению прибился. Чтобы они его через лес провели.

– Мы на такую колонну не рассчитывали, – развел руками Рубин. – Что делать, дядь Саш, будем? Отходим? Или рискнём?

– Я уж свое пожил, – прокряхтел лесник. – Вы молодежь, вы и решайте. Меня уже бабка на том свете заждалась. Я, конечно, туда не тороплюсь, но ежели так получится, то…

– Предлагаю рискнуть, – прервал я Михалыча. – Не простой этот мерседес. Страсть, как хочется, узнать, кто там внутри.

Я махнул рукой:

– Работаем!

Мы отползли назад, вскочили и бросились к обратной стороне пригорка. Дорога делала крюк и выходила аккурат с той стороны сопки, где у нас уже все было заготовлено.

Вот только мотоцикл все портил. Не было его в моих расчетах вообще, один грузовик ждали. И с оружием у нас не густо. Одна граната, двустволка Михалыча, а у нас с Рубином по пистолету. Тут впору пулемет доставать.

Рубин метнулся кабанчиком через дорогу и протянул почти невидимую «жилу». После мы отступили в чащу и отошли назад, в хвост колонне.

Ба-бах! Мотоцикл зацепил растяжку и принял на себя волну внезапно вздыбившейся земли. Его руль вильнул и переднее колесо неестественно загнулось. Он крутанулся, рыча словно раненый зверь, и опрокинулся, стряхивая с себя два трупа. Задымил.

Дорога в этом месте узкая и мотоцикл наглухо перегородил дорогу. Грузовик резко встал, а фрицы попадали на дно кузова.

Бах! Бах! Выстрелы почти слились в один. Прежде чем немцы укрылись за дощатыми бортами Кузьма лупанул дуплетом из обоих стволов своей тозовки. Один фашист дернулся и повис на борте, раскинув «тряпичные» руки. Пленные тоже упали на дно кузова.

«Мерс» попятился назад. Водила явно хотел развернуться и дать деру. Ага. Значит, там не расчет автоматчиков внутри, а какая-нибудь важная пися. Уже проще.

Застрекотал автомат, забухал фашистский карабин. Из кузова по лесу открыли огонь. Пуля срезала ветку, та упала мне на макушку.

Бах! Бах! Мой ТТ-шник гавкал в ответ. Еще один фриц, распластался на дне кузова безвольной тушкой. Автоматчик спрыгнул с другой стороны борта и укрылся за колесом. А «Бенц» продолжал споро пятится назад.

– Уйдет, гад! – крикнул я. – Рубин! Останови его.

Парень отступил в лес и кинулся через чащу наперерез «Мерсу». Пока мы воевали с автоматчиком лаковая машина уже успела довольно далеко отъехать.

– Я обойду его справа, – крикнул я Михалыча, кивком указывая на то место, откуда отбрёхивался короткими очередями на нас автоматчик. – Ты отвлеки. Стреляй почаще.

– Добро! – Михалыч переломил двустволку и выбросил из патронника дымящиеся гильзы.

Я отполз назад в заросли. Теперь можно встать. Пригнулся и пробежал шагов пятьдесят по дуге. Снова вышел к дороге. Дальше ползком.

Чуть вдалеке слышны выстрелы. Это цыган расстреливает мерседес. Молоток. Догнал-таки.

Вот забахала двустволка лесника. Я продирался через кусты. Еще немного. Выплюнул паука и стер с морды паутину, раздвинул ветки… Вот он голубчик! Сидит за колесом полуторки, разложив под ногами запасные рожки. Где ж ты их, собака, столько набрал? К встрече с нами готовился? Будто заранее знал.

Ближе подойти нельзя. Проплешина между нами. Срисует и очередью полоснет по мне. Но и отсюда достать его можно. Я встал на колено, прицелился.

Поймал совмещение мушки и целика. Концентрация только на них, а серое пятно фрица маячит за ними на заднем плане. Нельзя взгляд на него переводить. Короткая задержка дыхания, плавный спуск. Медленно тяну указательным пальцем. Выстрела не жду, чтобы в последний момент спуск не дернуть. Тяну крючок равномерно и плавно. Мушка чуть гуляет на фоне мишени, но не выходит за ее границы. Бах! И труп! Автоматчик сполз вдоль колеса, опустив голову на грудь.

– Есть! – Я выскочил из зарослей и махнул леснику. – Рубину помогу!

Сам я уже мчался по дороге. Свернул за пригорок, и картина маслом. Мерседес встал с распахнутыми дверями. На руле с простреленной башкой повис водитель. Рядом с машиной на земле распластался грузный полковник. В руке посмертно зажат кожаный чемоданчик. Застекленелые рыбьи глаза неподвижно уставилась в небо. На лбу аккуратная дырочка, из которой сочится красный ручеек.

Из леса выскочил Рубин:

– Дядя Саша, я их… Я их обоих снял! Ты видел? Прямо в голову попал шоферу. А жирный выскочил и драпануть пытался. Даже пистолет не вытащил. Совсем трус, что ли?

– Молодец Рубин, целого полкана завалил. Вот только, лучше его живым бы взять, да партизанам переправить.

– Так не было приказа брать живым, – махал пистолетом парень. – Сам говорил, кладем всех, спасаем пленных!

– Не ждал я полковника, а что это за чемоданчик? – я взял портфель и отщелкнул сияющую серебром пряжку.

Пахло кожей, свежими печатями и бумагой.

– Ого! – я бегло просмотрел бумаги. Колонки цифр, густо покрытые печатными буквами страницы, печати с орлом и свастикой… – Да у нас ценный трофей похоже образовался.

Мы спешно вернулись к грузовику. Михалыч уже развязал пленных. Те собирали трофейное оружие.

Увидев меня и признав во мне старшего, один из них вытянулся в струну:

– Сержант Акинфеев, пятый мотострелковый полк.

– Капитан Волков, войсковая разведка, – кивнул я. – Какие планы на жизнь бойцы?

– К нашим вернуться, – пожал плечами сержант.

– Далеко идти придется, – ухмыльнулся я. – Через линию фронта перебраться сложно. Слушай мою команду, сержант. Собираете оружие и выдвигаетесь с моим человеком, – я кивнул на Кузьму. – Он спрячет вас в своем доме в лесу. А завтра проведет к партизанам. Лишние бойцы им не помешают, да и вы сможете Родине пользу принести. Все лучше, чем погибнуть, пересекая линию фронта. Самое главное, особиста местного убедите, что вы не перебежчики, и сами в плен не сдавались.

– Да мы… – Сержант ударил себя в грудь. – Нас в окопе завалило. Землей! Чуть не задохнулись. Нас вязли, как котят. Нас же в концлагерь везли, если бы мы перебежчиками были, разве ж бы нас повезли туда?

– Все понимаю, – кивнул я. – Передавайте особисту от меня привет. Скажите, что я могу засвидетельствовать, что вас в лагерь везли. Передайте, если что, придет капитан Волков и засвидетельствует по полной. Так ему и скажите.

– Есть, товарищ капитан!

Начало сентября 1941 года. Псков, комендатура.

Вообще-то мероприятие было «для своих», в смысле, для фрицев, а не для их русских наемников. Но в немецкой комендатуре я был чуть ли не единственным русским, да и то из-за эксцентричности графа, так что выгонять меня никто не стал. Актовый зал, который когда-то в прошлом был в этом особняке бальным залом, украсили в лучших традициях Третьего Рейха – полотнища со свастиками, великанский портрет фюрера, массивная кафедра, которую, наверное, откуда-то из университета сперли…

Стулья, кстати, тоже родными не выглядели. Больше были похожи на театральные. Впрочем, наверно ими они и являлись. Псковский драмтеатр грозились открыть для зрителей где-то к середине месяца, но пока что труппа репетировала. А стулья…

Бл*ха. Дались мне эти стулья… Я скромно притулился в задней части зала, не претендуя на сидячее место. Вокруг кишели сплошные истинно-арийские рожи. В мундирах и без.

Опа… А вот и Юрген. С фирменным выражением на лице. Нечто среднее между ехидной ухмылкой и презрительно оттопыренной губой. Выглядит как огурчик, на меня – ноль внимания.

Возле кафедры небольшая толчея. Стоит Зиверс, что-то заясняет, размахивая руками. Его обступили несколько местных шишек и слушают внимательно. Иногда громко и заливисто ржут. Что-то интересное рассказывает, подонок. Наверное, про своего дружка Рашера и его последние эксперименты в Дахау… Вон тот хрен с лицом, будто ему под носом говном намазали, кажется новый военный комендант Пскова. Хотя может и просто похож.

Фрицы рассаживались, рожи у всех довольные, будто кино пришли посмотреть. Шушукаются, гогочут.

Марта куда-то делась. Графа нет, странно…

Будут спрашивать, какого черта я тут делаю, отмажусь, что заблудился. Мол, все пошли и я пошел…

Тут Зиверс одернул свой бархатный пиджачок и двинул к кафедре. Взобрался за нее, позвенел колокольчиком. В зале тут же воцарилась тишина. Франт из Аненербе выдержал паузу, потом выкрикнул:

– Хайль, Гитлер!

– Зиг хайль! – рявкнул в ответ зал, и руки в едином порыве взметнулись в жесте «от сердца к солнцу». Я на секунду протормозил, но потом тоже поднял. Мысленно хохотнул, подумав, что если кто-то прямо сейчас зал фотографировал, то я запросто мог попасть в кадр зигующей толпы как тот знаменитый тип, который руки не поднял.

– Мне выпала великая честь – работать во славу Великой Германии! – пафосно начал Зиверс. Я слушал его вдохновенную речь, делая мысленные зарубки о его планах, вычленяя их из моря демагогической болтовни, которую он выплеснул на слушателей. На шутки и заигрывания с публикой мне было плевать, я хотел услышать главное – что он собирается делать, и какие изменения в связи с его появлением ждут местных жителей.

Первое, что я сразу понял, что он прежде всего администратор. И он намерен в кратчайшие сроки переоборудовать варварскую советскую психушку в современный исследовательский центр, который послужит на благо Великой Германии. Про вервольфа и ликантропию не сказал ни слова, разумеется. Беглым осмотром плана выделенного ему помещения и прилегающих территорий он удовлетворен и надеется, что Плескау и его обитатели приложат все доступные усилия, чтобы подготовить это место для передовых и необычайно нужных исследований гениального доктора Зигмунда Рашера.

Трындец, конечно… Обычно при упоминании нацистских врачей-изуверов все вспоминают Менгеле. Но по-моему Рашер был гораздо хуже. Да что там, его даже сами фрицы сочли преступником и повесили в Бухенвальде еще до конца войны. Да уж, привалило нам счастье…

На кафедре Зиверс тем временем подкручивал усы и, активно жестикулируя, расписывал сияющие перспективы медицинских исследований с Плескау. Переоборудование психушки – это было только начало его планов. Буквально на этой неделе он намерен заложить в окрестностях стройку большого концлагеря Аненербе, чуть ли не Дахау-2.

Эмоции к этому моменту я отключил. Смотрел на Зиверса, а думал про Яшку. Бл*ха, он же как раз там, в той самой психушке, которую отдали этим живодерам на растерзание! Интересно, Юрген вообще был в курсе всего этого? Хотя с чего бы? Как я понимаю, этот десант Аненербе – внезапное решение, которого в изначальных планах не было. Поискал зачем-то его лысую голову среди зрителей. Ага, вон он сидит в третьем ряду, склонился к какой-то белокурой фройляйн и что-то шепчет ей на ухо.

Странно, почему граф не пришел? Все сливки собрались, а его сиятельство изволил проигнорировать это мероприятие? Не любит Зиверса? Или есть другая причина…

Зал разразился аплодисментами настолько громкими, что с потолка посыпалась известка. Франт в бархатном костюме вышел из-за кафедры, отвесил церемонный поклон, помахал руками и направился к выходу. Все поднялись, тут же возникла толчея, которой я и воспользовался, чтобы из зада выскользнуть.

– Ты куда пропал? – напустилась на меня Марта, как только я зашел в кабинет. – Я по-твоему на русском должна печатать что ли? Если мы не закончим сегодня, то герр граф с нас живьем кожу сдерет!

– Прости, случайно заблудился, – смущенно начал оправдываться я, садясь за стол и открывая папку. – Все куда-то шли, я тоже пошел, попал на речь Зиверса, а выйти в середине было неудобно. А герр граф, что, уже ушел?

– Да, сразу же, как только узнал, что приехал Зиверс, – сказала Марта, усаживаясь на угол моего стола. Я покосился на ее крутое бедро.

– Они друг друга не любят? – спросил я, положив перед собой лист бумаги.

– Это еще мягко сказано! – Марта засмеялась и покосилась на дверь. Потом наклонилась ближе ко мне, почти уткнувшись мне в лицо распахнутым воротом своей рубашки, и зашептала. – Первая жена графа сбежала с Зиверсом. А он не стал на ней жениться и бросил где-то в Гамбурге или в Мюнхене. А граф, между прочим, герра Зиверса в своем поместье как родного принял!

«Надо бы побольше общаться с Мартой, она ведь на самом деле кладезь ценной информации!» – подумал я, как бы невзначай касаясь ее груди тыльной стороной ладони. Марта игриво отпрянула.

– Ай-ай, герр Алекс, у нас ведь много работы! – встала, одернула форменный жакетик и прошлась по комнате, виляя бедрами. – Ну когда уже ты хотя бы один документ закончишь, чтобы я могла его напечатать?

– Твои прелести все время меня отвлекают… – сквозь улыбку пробормотал я и склонился над первой страницей из папки.

За окном уже давно стемнело, жизнерадостная радиотрансляция закончилась, а мы с Мартой все работали. Я торопливо выводил буквы, переводя на немецкий инструкции по сборке некоторых элементов янтарной комнаты, вперемешку с описанием ее деталей. Всю эту конструкцию из окаменевшей смолы на самом деле придумали и воплотили в реальность немец и датчанин. По заказу прусского короля. И называлась эта композиция тогда «янтарный кабинет». А заказал ее прусский король, чтобы преподнести в дар Петру Первому. А уже потом, когда Петр умер, Екатерине захотелось перенести это чудо архитектурной и художественной мысли в свою загородную резиденцию в Царском селе. И вот тут уже в дело вступил Растрелли, который добавил скромному и элегантному янтарному кабинету российской роскоши.

Почерк у него, конечно, тот еще… Еще и русский язык в восемнадцатом веке был не совсем такой, как сейчас…

В общем, к тому моменту, как документы в папке наконец-то иссякли, мои глаза и пальцы уже пытались сказать мне прости-прощай.

– Наконец-то! – Марта откинулась на спинку стула. – Я думала, это никогда не закончится! Ого, уже час ночи… Алекс, ты не проводишь меня до дома? Может по стопочке хереса перед сном?

– С удовольствием, – я устало улыбнулся, снял очки и потер уставшие глаза.

– Граф сказал, все документы запереть в шкафу, – сказала Марта и вскочила. – Подожди минутку, хорошо?

Марта собрала все бумаги в одну толстенную стопку и скрылась в кабинете графа.

– Кстати, Алекс, а что ты делаешь послезавтра? – громко спросила она.

– Хм… Мы видимся каждое утро, так что ты точно знаешь, что я буду делать послезавтра, – усмехнулся я.

– Да нет же, я про вечер! – в кабинете скрипнула дверца, раздался скрежет закрывающегося замка. – У моей подруги собирается вечеринка. Туда все идут с кавалерами, только я одна. Может составишь компанию?

– Хм… – я почесал в затылке. – Вечеринка?

– Алекс, ну правда, пойдем, а? – Марта вышла из кабинета графа и заперла дверь. – Будет весело, я тебя с ребятами познакомлю…

– Хорошо, если герр граф нас работой опять не завалит, – я тоже встал, снял со спинки стула свою гимнастерку и направился к двери.

– Прекрасно! – Марта взяла меня под руку.

Я замер и прислушался. Придержал Марту, которая потянулась к ручке двери.

– Что такое? – недоуменно проговорила она.

– Тсс! – я приложил палец к губам и прильнул к двери ухом. Да, точно, этот звук, который меня насторожил, это крадущиеся шаги. Кто-то прошел мимо нашей двери, пытаясь сделать так, чтобы мы его не услышали. Только пол в коридоре был из рассохшегося паркета, наступить на который бесшумно даже у ниндзя не получится.

– Слышишь? – спросил я у Марты.

– Я думала, что кроме нас и часовых в здании никого нет, – шепотом же ответила она. Страха в глазах – ни грамма вообще! Только холодные искорки азарта и возбуждения.

– Давай узнаем, кто это и что задумал? – предложил я. – Сейчас я выключу свет и мы выйдем. Громко. Ты иди к выходу, и разговаривай, будто я рядом. А я проберусь следом за этим… И посмотрю. Хорошо?

Марта кивнула. Я протянул руку и выключил свет.

– Так ты говоришь, у тебя есть бутылочка хереса? – намеренно громко спросил я. Кто бы там ни пробирался мимо кабинета, он точно нас слышал. И будет как-то глупо тихариться.

– Ну, если быть честной, то там осталось всего половина бутылки, – защебетала Марта. Ее каблуки громко застучали по коридору в сторону выхода. А я осторожно и почти бесшумно двинулся в ту сторону, куда ушел наш загадочный «некто».

Голос Марты отдалялся, я крался вдоль стены. Подобрался к повороту коридора, собрался выглянуть. И тут со стороны выхода раздался громкий крик девушки.

Глава 2

Я бросился к Марте, не сразу сообразив, что кричит она не от испуга или нападения, а скорее удивленно. Н-да, картина маслом. Рядом со стулом, которого по уставу явно рядом с дверью не полагалось, мешком валяется часовой. Каких-то видимых повреждений на теле не видать. Винтовка его стоит аккуратно в уголке. А умничка Марта присела рядом и сунула пальцы под ворот серого кителя.

– Жив? – быстро спросил я. Только она открыла рот, чтобы ответить, как в глубине здания раздался грохот, звон чего-то разбитого и негромкий, но выразительный хлопок.

Стреляли из ствола с глушителем!

Я скачками помчался в ту сторону. Сонность и усталость, ясен перец, как рукой сняло.

Не нужно было быть великого ума, чтобы понять, откуда раздался выстрел. Кроме двери нашего с Мартой кабинета, распахнута была только одна, в самом конце коридора. Там горел свет, и оттуда были слышны звуки отчаянной борьбы.

Вламываться нахрапом не стал, подскочил к двери и осторожно заглянул.

Так… Рядом со столом валяется свороченная оттуда печатная машинка, у окна – вдребезги разбитая фарфоровая ваза, а среди ее бело-голубых осколков маячит вороненый бок какого-то пистолета. А у стола какой-то хмырь в гражданском пытается задушить русоволосую женщину в розовом шелковом платье и лаковых туфлях на высоких каблуках.

– Что за хрень тут происходит?

Мозг мгновенно оценил обстановку. Женщина в опасности. Судя по валявшемуся на полу несуразному пистолету (громоздкая трубка с рукояткой, явно оружие с глушителем) по ее душу пришел киллер.

Я бросился на помощь, но под ногами предательски зазвенели осколки вазы. Нападавший обернулся и наши взгляды встретились. Он молниеносно отшвырнул девушку, та, схватившись за горло, сползла на пол. Киллер встретил меня ударом кулака. Грамотно бил, как из пушки выстрелил.

Я по-боксерски отклонился. Чуть присев, и выдал встречную двоечку. Но противник явно не пальцем деланный. Умело блокировал мои кулаки, и сходу зарядил носком ботинка мне в колено. Метил прямо в сустав, падла. Чудом я успел отпрянуть, его стопа лишь скользнула по колену. В ту же секунду он сократил дистанцию вцепился в меня мертвой хваткой. Резко подсел, выходя на бросок.

Хрен тебе! Я перехватил его руки и чуть отстранил от себя, не давая бросить через бедро. Тип извернулся и все же пошел на прием. Дернул меня так, что я почти повис на нем сверху, но бросить не смог, я все-таки вовремя разорвал дистанцию.

Я тут же схватил его за шею, пытаясь накинуть захват «гильотина». Мне почти удалось. Хрясь! Киллер вломил пяткой по моей стопе. Адская боль отдала вспышкой перед глазами. Я почувствовал каждую косточку плюсны. Руки мои невольно расцепились, и я тут же словил удар в живот. Второй удар предназначался мне в морду. Еле ушел от него, снова вильнув корпусом по-боксерски. Отступил, чуть хромая.

А гад не так прост. Явно подготовлен. Вот только пистолет почему-то валяется на полу. Видно, эта девица каким-то образом умудрилась выбить его у него из рук. Странно все это. Хрупкая девушка смогла оказать сопротивление такому монстру. Все эти мысли пронеслись за долю секунды. А противник схватил со стола бронзовую статуэтку в виде полуголой девицы и ринулся на меня уже с «оружием». Бля! Статуэтка – увесистая, череп на раз раскроит.

Я подхватил стул и нанизал нападавшего на четыре «рога». Думал, что нанизал, но тот в последний момент втиснулся между торчащих ножек и с силой толкнул. Я отклонился назад и споткнулся обо что-то. Грохнулся на спину и тут же перекатом ушел в сторону. Вовремя. В том месте, где только что была моя голова, филенку паркета пробила брошенная статуэтка.

Я почти вскочил на ноги, когда сверху на меня навалилась туша. В руке нападавшего блеснул уже осколок вазы. Он чиркнул мне по горлу, но я успел отбить его руку локтем. Осколок отлетел в сторону, а гад вцепился мне в глаза, пытаясь выдавить их большими пальцами.

Сволочь! Обучен одерживать победу любыми способами! И глазам бы моим пришел каюк, да только мы барахтались, и он никак не мог удержать равновесия. Все равно, на секунду мне показалось, что я ослеп. Я подсунул свои руки под его и рывком отбросил их в стороны.

Моргнул, вроде вижу! Бам! Получил чувствительный удар по голове кулаком. В лоб. Он у меня крепкий – не с страшно. Бам! Снова удар. Противник сверху. Главное, чтобы челюсть не пробил, тогда вырубить может. Я прижал подбородок максимально к груди, не давая ему пробить уязвимое место. Вцепился в его одежду и рывком скинул с себя. Перекатился и теперь я уже сверху. Ну, теперь поговорим!

Обрушил на него шквал ударов. Сыпал кулаками, как отбойный молоток. Киллер ушел в глухую защиту. Обхватил голову руками и в позе эмбриона прикрыл живот локтями. Раз! Раз! Мои кулаки врезались то ухо, то в лоб. Так не пробить. Выбрав момент, я подхватил с пола статуэтку, но пока тянулся за ней, потерял долю секунды. Враг воспользовался моментом и, оттолкнув меня от себя, протиснул между нами свое колено. Распрямил ногу и уже ей оттолкнул меня еще дальше. Но я все рано на дистанции удара. Замахнулся статуэткой, еще мгновение, и раскрою ему череп.