C.K.: Разве не стоило объехать пол-епархии ради одной только этой беседы?
Из отчета о состоянии раскола за 1899 год.
Н.С.: Каких ужасных хулений не наскажут эти расколоучители на Православную Церковь… Что ваша Церковь это овощное хранилище, место нечистых бесов, звон колокола – рев апокалиптического зверя, священники и миссионеры – предтечи и слуги антихристовы.
Конечно, ни усиленная деятельность начетников, ни приманка деньгами и материальной помощью не составляют истинных и коренных основ живучести раскола. Существуя уже более 230 лет, раскол успел крепко прильнуть к народному чувству. В тех местах, где «старая вера» утвердилась издавна, она является наследством, которое передается от предков к потомкам.
Во многих приходах, где есть раскольники, утвердился в народе взгляд на раскол, как на веру более строгую, чем православная, как на иноческий подвиг, нести который не всякий в силах. Доводилось слышать: «Какая я ещё староверка, молода ещё, а там поститься да молиться нужно». Смотрит православный на жизнь раскольников и видит – на всем у них лежит печать сдержанности и порядка, на каждом шагу – Иисусова молитва, поклоны, пост, нет у них табакокурения, чаепития и других соблазнительных привычек. «Какая у них строгая вера», – заключает он, и эта вера становится идеалом, к которому он рано или поздно стремится приблизиться.
C.K.: Почему некоторые неправославные конфессии дают образцы веры куда более строгой, чем православие? Это огромный вопрос. Как-то одна протестантка сказала: «Наш пастор как учит, так и живет, а ваши священники…» Почему? Православие в России – вера массовая, а среди «широких масс» всегда найдется куда больше «паршивых овец», чем среди маленьких общин, следующих строгой самоизоляции. Порою православные куда меньше ценят свою веру, которая для них – «само собой», за которую им никогда не приходилось страдать, чем сектанты, которые испытывают на себе жесткий прессинг. Они склонны более дорожить своей верой. Но это имеет и свою обратную сторону. Секта порождает у своих членов ощущение исключительности, особенности. Это стимулирует тщеславие, порождает разновидность «аскетизма», которым гордятся, как средством противопоставить себя окружающим. Так что сектантской «строгостью» не надо обольщаться, в ней порою нет ни какой духовности. Сектантский «аскетизм» хоть и может произвести впечатление, но он угрюм и мрачен, он порождает порою такую озлобленность, до которой ни когда не дойдут наши «обычные» православные.
Н.С.: Бывали случаи, когда в порыве злобы раскольник выбивал у православного зубы, когда раздраженные старообрядцы выбивали стекла в доме защитника св. Церкви… Хотя силен ещё раскол, хотя встречаются случаи уклонения B него, но они не часты, и то время, когда «Поминутно валились в кадку креститься» прошло и, Бог даст, навсегда. Епархиальный миссионер Николай Следников в продолжении 1899 года сделал 7 миссионерских поездок, которые продолжались 99 дней. Господь возвратил в лоно Церкви 33 человека.
С.К.: Чтение дневника иногда вызывает ощущение бессмысленности «всех этих разговоров», но вы посмотрите, какой результат: 33 души присоединились к Церкви! Конечно, очень трудно судить о мотивах этого присоединения, во многих случаях оно может быть формальным, и всё же… Попытайтесь вывести 33 человека из современных протестантских сект в Православную Церковь, и вы поймете, что это за цифра.
1990
В Кокшеныге (Тотемский уезд)
Н.С.: Сохранившиеся грамоты и духовные ведомости показывают, что в некоторых приходах, где теперь коренится раскол, он появился если не сразу же после антицерковного движения в Москве, вызванного книжными исправлениями при патриархе Никоне, то по крайней мере через очень короткое время после него.
Рассказывают, что в некоторых кокшенгских храмах служба не совершалась по полгода, хотя священник и жил на приходе, что к службе в храм никто не ходит.
С.К.: Это уже не о раскольниках, это о православных. Священник, который не служил полгода – немыслимо и вообще невообразимо. Православный священник не может не служить полгода! Отговорка – в храм не ходят – нелепа. Потому ведь и не ходят, что службы нет. А вот священник, который служил полгода в пустом храме для православного сознания выглядел бы естественно. Только такое вряд ли возможно, пусть несколько человек, но обязательно подтянулись бы уже через месяц. Этот факт говорит о разложении православного духовенства, и мы не можем в него не верить, потому что он стал нам известен от православного миссионера.
H.C.: Менять православие на раскол в конце жизни в некоторых приходах Кокшеньги является привычкою. «У нас мода такая», – говорят про то раскольники.
В мае месяце Пармена Кожевникова судили в Тотьме. Он у своего односельчанина – крестьянина «окрестил» больного младенца, только что получившего крещение от православного священника и похоронил его где-то без ведома полиции. Пармен был приговорен окружным судом к тюремному заключению на 1 год и 4 месяца. «И без меня не светлее будет в Верхококшеньге, не там, так в остроге всё равно буду учить», – сказал на суде Пармен.
С.К.: Думаю, что да, без Пармена там светлее не стало, и хотя за духовные преступления невозможно не наказывать, но ведь необходимость применения государственных карательных мер тем и вызвана, что священники не служили, а миссионеры тем временем просвещали алеутов.
H.C.: Многие уже не принимают раскол, а придерживающиеся его, чувствуют свою заброшенность и неправильность религиозных убеждений. «Что вы раньше не ездили? – говорит с печалью в голосе один раскольник на беседе в Петряеве, – мы, может быть и не ушли бы в веру».
Есть между расколоучителями лица с убеждением преданные своей вере, у которых покрывало лежит на сердцах их. Самомнение и самоуверенность препятствуют им понимать и видеть ясные доказательства своей неправоты в древних книгах. Очи смотрят и не видят, уши слушают и не слышат.
С.К.: Поневоле вспоминается полемика по религиозным вопросам в Интернете, особенно с современными раскольниками. Доказательств тут ни кто не воспринимает вообще, ни кто не пытается аргументировано опровергнуть позицию оппонента. Его просто называют продажным, ещё как-нибудь оскорбляют и считают это достаточным для победы в диспуте.
Н.С.: Миссионер кажется им на первый взгляд обманщиком, оттого-то осыпают они его оскорблениями, криками по его адресу: «Путаешь народ, ни чего не понимаешь, пеплом посыпаешь истину, лжешь» и т.д. На прощание я вновь повторил приглашение придти на беседу в Иудиху, но вдогонку услышал сказанные со злобой слова Ивана: «Много врешь, не пойдем».
С.К.: Вы представляете, какие крепкие нервы нужны для того, чтобы после всего этого продолжать вести «беседы в Иудихе»? Сколько тут требуется смирения и терпения, но более всего – упования на Божью помощь. Апостолам ведь было ещё труднее.
Н.С.: Религиозное развитие среди прихожан Тоцкой церкви стоит на очень низком уровне. Это дети, но дети какие-то странные, они хотят питаться не млеком учения, а самой твердой пищей. Не зная понятного и ясного учения Христова, изложенного в Его Евангелии, они интересуются книгами таинственными: Апокалипсисом Иоанна Богослова, книгами Ездры, Даниила, с усердием занимаются толкованием разных трудных для понимания мест этих книг.
С.К.: Болезненная тяга к «мистическим тайнам» ещё в большей степени характерна для всех современных раскольников.
Н.С.: Тимофей Антонов сказал: «Честно говорил я старикам: вечно причастие, вечно священство, но они голос мой зашибали. Показывал им места в книгах, подтверждающие мои слова, но они в один голос говорили: «Не мудри, только веруй». А я чту слово Божие и древние книги и совестью не кривлю!»
С.К.: На таких вот Тимофеях от века держалась Святая Русь. Грамотный крестьянин, храбро и твердо встающий на защиту Истины Православия – вы думаете это такой исключительный случай? Это не единичный случай. Таких людей не бывает слишком много, но на них-то всё и держится.
Н.С.: Спрашивает священник у раскольника, проживающего в его приходе и слывущего за грамотея: «У тебя есть Евангелие?» «Есть», – отвечает он, «Принеси». Раскольник выносит из своей конуры «Житие протопопа Аввакума». Он уверял, что двоеперстие спасительно, если человек и погибнет, если на том свете будет в огне гореть, то уж перстики будут поверх огня, хоть они да уцелеют от пламени.
С.К.: В наше время стало уже традицией лить слезу по поводу религиозной безграмотности «широких православных масс», но, как видите, такой дикости, какая была, пожалуй, что уже и нет. Как ни странно, средний уровень осведомленности в вопросах веры сейчас выше, чем был сто лет назад.
Грязовецкий уезд
Н.С.: По своей неопытности я подъехал к деревне, где есть притон странников, на паре лошадей с колокольчиками. У странников со звоном колокольчиков сейчас же соединяются представления о становом, и они при звуке его, как и теперь случилось, торопятся попрятаться в свои норы.
С.К.: Партизаны, однако.
Н.С.: Иван Николаев спрашивал меня: «Был ли до патриарха Никона истинный Христос?» Поставленный в недоумение его вопросом, я переспросил его, что он говорит и так ли говорит? Он повторил прежние слова.
С.К.: Ещё раз: не надо преувеличивать меру современного религиозного одичания.
Н.С.: Один из священников Грязовецкого собора просил меня побывать в деревне Крест, где православный старичок усомнился в правоте нашей веры и выражал желание посмотреть старые книги для своего вразумления.
C.K.: Это замечательный старичок. Он «жаждет правды». Он боится ошибиться, он просит помочь ему разобраться в мучающих его вопросах. Если бы все были такие.
Н.С.: У еретиков не всё худо, есть и хорошее. Даже и у язычников хранятся проблески истины и добра, которые были открыты первому человеку Адаму, не смотря на целые тысячи лет, прошедшие с той поры.
С.К.: Вот завещание, которое должны услышать современные миссионеры. Если мы несём слово истины, значит, не можем видеть заведомых врагов в наших оппонентах, и среди самых горькоплачевных заблуждений мы всё же можем распознать проблески истины.
В Домшине и его окрестностях
Н.С.: В Домшине и соседних с ним селах некоторое время проживал и сеял лжеучения один из первых знаменитых расколоучителей протопоп Иоанн Неронов. Здесь боле двух веков раздается протест против Православной Церкви, и существует раскол. Есть спасовцы, странники, самокрещенцы, филиппане.
В Вахрушеве есть раскольническая моленная, за деревней начинается густой лес, который служит удобным кладбищем для сектантов, хоронящих своих мертвецов под зеленым кустом или деревом. В глубине леса опытный и старательный наблюдатель найдет не мало «тайников», в которых секретно живут и ждут смерти «ушедшие от мира», то есть перекрещенные во время приступа болезни странники, отправившиеся, по словам родных, на богомолье в далекие обители.
Странников, ещё не крещенных по раскольническому обряду, так же трудно распознать, как хлыстов. Они скрывают свои убеждения, называют себя церковными. Но явись у них серьезная болезнь, и они не задумываясь переходят в странство.
C.K.: Несмотря на очевидный комизм религиозных практик «странников», от них веет какой-то запредельной жутью. Вдруг начинаешь чувствовать, что эти люди оказались в страшном, воистину трагическом положении, их леса с «тайниками» – за церковной оградой и полны такого лютого зверья, что не приведи Господи. И вот тут вдруг не просто понимаешь, а до сердечного содрогания осознаешь, как страшно оказаться вне Церкви, как беззащитен там человек. И какое же это счастье, что мы – в Церкви. А достаточно ли мы это ценим?
Н.С.: За месяц – полтора до моего приезда в Домшине был случай, о котором местные жители долго и много говорили. В одной из домшинских деревень жил богатый человек – Иван Фомич Волков, раскольник. Он горел желанием найти правую веру, средства позволяли ему купить для себя порядочное количество книг, их он читал с упоением и усердием, любил вступать в рассуждения со всеми знакомыми ему людьми по поводу прочитанного. В видах большей возможности заниматься благочестивыми подвигами, он поселился в лесу, где построил себе избушку.
Разбирая вероучение разных раскольнических сект, он не останавливал внимание на Православной Церкви, считая её еретической, потому результат его исканий был печальный: все секты – спасовцы, филипповцы, странники – неправы, а где правая вера – неизвестно. Поставленный в ужасное недоумение, Волков решил сам себя крестить. Во время болезни приказал выкопать около его избушки яму в 3 аршина глубиною, ушёл и крестился в ней. Вскоре после этого пошли слухи, что Волков умер.
С.К.: Этот пример потряс меня до глубины души. Волков – личность огромная, незаурядная, исключительная. Его безудержное стремление к истине поразительно, его искренность не вызывает сомнений. Богатый человек вдруг бросил всё ради поиска Града Божьего. Это натура чисто русскаярелигиозная до самых своих глубин. И как же страшен итог его поисков, которые привели богоискателя в полный кромешный тупик. «Сам себя крестил» – нужен гениальный художник, что бы отразить всю адову глубину этой трагедии, этого крушения личности. Воистину, личность, каких бы масштабов она не была, как бы искренне не стремилась к истине, сколько бы не проявляла готовности к отречению от всего в этом мире ради Града Божьего, всё же имеет возможность гармоничного развития только в Церкви. Вот о чем надо снимать кино. Но что такое для нашего мира Волков? «Религиозный фанатик». Да, Волков – фанатик, но не религия привела его к трагедии, а гордыня, исказившая его религиозные представления.
Н.С.: В деревне Баранцево один старик-раскольник, умирая, не только лишил свою дочь, перешедшую в Православную Церковь, следующей ей части наследства, но даже не захотел допустить её пред свои глаза в последние минуты жизни.
CK.: Ещё один «озлобленный религиозный фанатик»? Всё верно. Но если бы только известно было «миру сему», что в православии нет даже намека на фанатизм. Это прискорбное состояние души возникает только у тех, кто отрицает Церковь. Или у тех, кто фактически ушёл из Церкви, даже если продолжает думать, что не покидал церковной ограды.
В Кадниковском уезде
H.C.: В Великом Камне есть крестьянин Константин Михайлов, который, по словам священника, ни чего не слышал о Божьей матери, ему не известен святой Николай. Наши речи о Святой Троице, о Сыне Божием, воплотившемся ради нашего спасения, показались ему новыми. Константин мне говорил, что вполне уверен в необходимости креститься двухперстно, а что значат два перста, такими вопросами он не задается. В деревне Починок раскольница Александра говорила, что у нас в храме будто бы совсем не читается Евангелие.
C.K.: Откуда берется эта «полудикость и полная дикость»? А это всего лишь характерная особенность нецерковного религиозного сознания.
Н.С.: Филиппанин по имени Василий был стар и слеп, но слушать Писание – любитель. Добрый, спокойный, миролюбивый старик оставил Православную Церковь, потому что верил более людям, чем Писанию. «Доказывал ли, – спрашиваю, – тебе Силуан по книгам, когда обвинял в разных ересях Православную Церковь, к которой ты принадлежал?» «Нет, он был ученый, и я верил ему на слово». «Напрасно ты, дедушка, верил словам…»
С.К.: Как часто людей религиозных обвиняют в «слепой вере», между тем, слепота веры для православных – порок, а отнюдь не достоинство. «Слепая вера», как видим, до добра не доводит.
Н.С.: В деревне Осиновице есть крестьянин по имени Капитон, он в церковь не ходит, но не исполняет и обязанностей старообрядца. Крепки в его душе раскольнические мнения, но он в то же время интересуется такими вопросами, как движение земли вокруг солнца, заслуги Колумба и проч., от которых как от чумы, бежали его предки- раскольники.
С.К. Ох уж эти мне сельские грамотеи, B голове – полная каша, а самомнения столько, что хватило бы на десять Колумбов.
Н.С.: Деревня Половоз. Мария Грачева живет в отдельной хижине со своей матерью-раскольницей. Мария – энергичная, вспыльчивая женщина, в расколе живет уже более полудесятка лет и так окрепла в своих верованиях и привычках что с убеждением и силой в голосе заявила нам: «Не выйду из веры, в ней умру». Мария – неграмотная, но от разных старообрядцев – соседей усвоила порядочно раскольнических мнений, её знания усилились особенно с тех пор, как в Половоз переселился филиппанин Андрей Волков.
В Андрее не виделось снисхождения, кротости, хотя бы и лицемерной. Лицо его дышало самоуверенностью, глаза – дерзостью, B поступках видна была отвага. Андрей ничего не слушал. Он взял книгу «Материалы по расколу» и, не обращая ни на что внимания, стал читать то одну, то другую страницу, пока женщина, его стяпуха, не увела ссобой расходившегося старика.
С.К.: Характернейшая черта всех сектантов и раскольников, включая современных. Они готовы говорить до бесконечности, но совершенно не способны слушать. Их рация всегда включена на «передачу», где находится кнопка «прием» они вообще не в курсе.
Н.С.: Василию, старавшемуся сдерживаться, не раздражаться, стало не по себе при раскрытии мысли о необходимости причащения и его вечности. Он горячился и говорил: «Если мы не причащаемся, то неужели Бог нас не спасет, не помилует, ведь Он милостив, будем просить: Господи, Господи – спасет Он нас».
С.К.: Говорить имеет смысл только ради того, чтобы в одном случае из ста встретить такого Василия.
Н.С.: Поршинцы, да и вообще жители Зыковского прихода апатичны к вере, им всё равно, какой бы веры не держались их жены, дети. Равнодушные к вере, они ни сколько не пекутся о духовном, не стараются узнать Слово Божие, оттого они народ совсем несведующий в делах религии и легковерный. Бывали такие случаи: одна православная женщина уговорила свою сестру перед смертью оставить раскол и напутствоваться у батюшки. Это сделала она по сердечной вере в истину Православной Церкви. Но вот раскольники насказывали ей, что она погубила душу сестры, великий грех приняла на себя, и малосведущая женщина приходит к священнику со слезами на глазах, кается ему: «Что я наделала, погубила я сестру, которая была по вере, а я уговорила её оставить веру».
C.K.: Большинство людей всегда вот так же точно неустойчивы и своего мнения не имеют. Сейчас можно часто слышать: пусть люди сами выбирают. Но могут ли они, в состоянии ли они выбирать?
Н.С.: На руках Захара сидел малютка-внучек. «А что, дедушка, ведь ты не дашь своему внучку поесть из своей чашки? «Нет, нет», – решительно ответил лед.
С.К.: Хороша же та вера, которая побуждает деда брезговать собственным внуком.
Н.С.: Старики – очень добрые и мягкие люди, они были бы православными, если бы не удерживала их в расколе их дочь, Авдотья. Она, не старая женщина, расколу предана всей душой. Глаза её искрятся уверенностью и непоколебимым желанием хранить старую веру, в них заметна готовность умереть за двуперстие и прочие обряды.
C.K.: И враги человеку – домашние его.
В селе Новленском и его окрестностях
H.C.: Здесь народился раскол давно, ещё в самые первые времена его появления на Руси. Семена лжеучений, вероятно, занесены сюда протопопом Иваном Нероновым, который одним из первых восстал против исправления богослужебных книг при патриархе Никоне.
Посеянные плевелы разрастаются. В духовных ведомостях за 1808 год в приходе Михайло-Архангельской церкви в числе раскольников отмечаются более 100 человек. В настоящее время здесь насчитывается 150 с лишним раскольников и столько же, если не более, кандидатов на принятие старой веры, с трепетом сердечным ожидающих, как сами выражаются, «того вожделенного дня», когда они будут перекрещены филиппанскими наставниками Православные называют веру старообрядцев новленскою.
C.K.: Если бы только протопопы Аввакум Петров и Иван Неронов видели, во что обратятся их последователи.Попы, конечно, не могли выступать за «беспоповство» и отвержение таинств. Но это сделали они- два безумных попа.
H.C.: Сюда приезжают из Москвы благодетели – раскольники, которые раздают щедрые подачки своим собратиям. Недавно умершая раскольница – Михайло-Архангельского прихода, известная под именем мать Миропия, обладая значительными средствами, не жалела их для привлечения в стадо филиппан новых членов из православных семей.
С.К.: Вспомните угрюмого Парфена Рогожина и его старообрядческую семью из романа Достоевского, и картинка оживет.
Н.С.: Раскольники приходили, к сожаления, не с миром в сердце, а исключительно с целью во что бы то ни стало, хотя голосом, отстоять свою правоту. Отсюда их буйное поведение, пренебрежение вопросами и разъяснениями миссионера и требование читать лишь то, что им хочется, отсюда их крики и шум… Девицы-раскольницы повторяли слова своих вождей, своими голосами поддерживая и усиливая шум, ими производимый.
На всех беседах Клавдиевы мешали правильному их ходу, они спешили высказать всё, что знают в вину Церкви, не задумываясь о порядке и связи речи. Они вдруг совершенно неожиданно заговаривали то о том, то о другом предмете, любимом ими. Тяжело говорить с лицами, которые не хотят ни чего слушать и ни чему учиться, которые вследствие своей гордости считают себя непогрешимыми в понимании веры и великими знатоками Писания.
С.К.: И снова пытаюсь представить себе, как проповедовали святые апостолы, которых за миссионерские труды почти всех убили. И снова вспоминаю современных иеговистов, которым хоть кол на голове теши, они всё равно будут считать себя «непогрешимыми в понимании веры». Так было, так есть, так будет.
H.C.: Крестьянин лет 20-ти с небольшим Федор Иванов в раскол ушёл ещё 18-летним юношей. Его склонили на свою сторону филиппане обманом. Выдавая за несомненную истину, они показывали ему разные подпольные книги, направленные против Церкви, останавливали его внимание на местах, способных сильно действовать на впечатлительную душу юноши. Он сделал для себя выписки из этих книг, их у него составилась большая тетрадь. Федор внимательно слушал нас, потом ему стало не по себе от этих слов.
С.К.: И всегда среди тупой и злобной толпы найдется хотя бы один правдоискатель, которого действительно интересует истина.
Из отчета епархиального миссионера о состоянии раскола в епархии за 1900 год
Раскол распространен по всем почти уездам Вологодской епархии. Наибольшее количество приходов с раскольническим населением находится в Вологодском уезде – 34, затем в Грязовецком – 29, в Тотемском -13, в Кадниковском -12. К началу 1901 года число раскольников в епархии достигало 7597 человек.
Самая распространенная секта – филипповская. В значительном количестве встречаются даниловцы-полубрачники, аароновцы-брачники, спасовцы, федосеевцы, странники. Есть так же поморцы, нетовцы, самокрещенцы.
Ненормальность такого явления в расколе, как постоянное дробление и разрозненность между членами беспоповщических общин сознается самими раскольниками, и среди наиболее рассудительных из них нередко возникали попытки придти к объединению «древнеправославной веры», но попытки окончились неудачей.
С.К.: Это вечный закон любого раскола: отколовшаяся от Церкви часть всегда продолжает до бесконечности внутренне дробиться на бесчисленное количество самостоятельных фрагментов, которые постепенно совершенно перестают быть похожими на «первораскольников». Во что выродилось, например, героические катакобники, восставшие против «сергианства» – без слез смотреть невозможно. Они так же раздробились на бесчисленное количество сект, порою – жалких, порою – омерзительных, но в любом случае – нисколько не напоминаютщих первые катакомбные общины. А разве лютеров раскол не постигла та же судьба? Сегодня к нам приезжают представители бесчисленного количества протестантских сект, на которые раздробилось лютеранство, и от которых в ужасе отшатнулись бы первые лютеране.
Любой раскол всегда порождаем недовольством действиями церковной иерархии, а иерархия всегда дает к этому достаточно оснований. Но дело в том, что только единая церковная иерархия может гарантировать единство церковного вероучения. Оставшись без иерархии, любые раскольники вскоре начинают петь «кто в лес, кто по дрова» и разбредаются в разные стороны, как овцы, оставшиеся без пастыря. Раскол сам по себе – не ересь, но любой раскол постепенно приобретает черты ереси, потому что у раскольников «сколько голов, столько и озарений». Мы видели уже в какую чушь верили старообрядцы, сколько у них за 200 лет накопилось диких мнений. Вот что значит остаться без иерархии.
А представьте себе, что при большевиках Церковь не пошла бы за митрополитом Сергием. Оставшись без централизованного церковного управления, Русская Церковь распалась бы на множество сект, любая из которых сейчас выглядела бы столь же жалко, как и нынешние катакомбники.
Есть только одна реальная причина для того, чтобы заявить о своём неподчинении церковной иерархии: если иерархия вся совокупно впадет в явную ересь. Пока же «наверху» не исказили ни одного догмата, всё остальное надо терпеть, иначе всем конец. Увы, и ныне не всех убеждают горькие исторические примеры того, как страшен раскол.