Безумный Макс. Том 2. Ротмистр Империи

Глава 4

1915 год, 10 мая. Петроград

Михневич сидел в своем кабинете и работал с бумагами. Вчерашний разговор с Меншиковым дал очень много поводов для размышления, а также идей. Это все требовалось не только зафиксировать на бумаге, но и осмыслить. Чем он и занимался, зарывшись с головой.

Вдруг дверь внезапно и довольно резко открылась.

Николай Петрович хотел было уже возмутиться и наорать на столь невежественного гостя, но вместо этого вскочил, вытянулся по стойке смирно и гаркнул:

– Здравия желаю, Ваше Императорское Величество!

Император был не в духе. Мрачный, хмурый и явно не выспавшийся. Михневич никогда раньше не видел и не слышал, чтобы Государь имел ТАКОЕ выражение лица.

– Доброе утро, – тусклым голосом произнес он. – Как ваш отчет? Готов ли?

– Какой отчет, Ваше Императорское Величество? – предельно осторожным и вкрадчивым тоном поинтересовался генерал.

– Великому князю Николаю Николаевичу. О маневрах отдельного лейб-гвардии эскадрона.

– Он… э-э-э… – попытался что-то сказать Николай Петрович.

– Он не готов?

– Никак нет, Ваше Императорское Величество!

– Почему тянете?

– Я как раз над ним и работал.

– Вот как? Замечательно. Покажите, – произнес Государь и устало опустился в кресло.

Михневич нервно сглотнул и достал рапорт, написанный заранее для подачи Главнокомандующему. Передал его Императору. И промокнув лоб от пота, остался стоять, не решаясь сесть все то время, пока его незваный гость читал.

– И что это такое? – наконец спросил Николай Александрович, небрежно швырнув бумаги на стол.

– Наброски рапорта, Ваше Императорское Величество.

– А я думаю, что это ЧУШЬ! – Произнес Государь, сверкнув глазами.

Это было НАСТОЛЬКО удивительно, что Михневич даже глаза выпучил. Всегда спокойный, выдержанный и тщательно выбирающий выражения человек, боящийся лишний раз словом обидеть собеседника, был в чрезвычайном раздражении. Да. Именно так. И едва сдерживал это.

– Но… – пробормотал Михневич. – Николай Николаевич…

– Я даю вам сутки, чтобы все переделать. Подадите рапорт мне. И только после моей визы перешлете Николаю Николаевичу. Вам ясно?

– Так точно, Ваше Императорское Величество!

– Вопросы есть?

– А… а что писать?

– Все, что видели, то и пишите. Честно. Как и до́лжно русскому офицеру. Ведь вы, я надеюсь, верны присяге?

– Так точно! – гаркнул Михневич, еще сильнее вспотев. Прохладный пот прямо-таки заструился по его спине, стремительно увлажняя исподнее. Да и по вискам, по шее… всюду тек…

– Это хорошо, – скептическим тоном отметил Государь. – А то мне на мгновение показалось, что вы ей изменили.

– Никак нет! – выкрикнул Михневич, еще и побледнев до кучи.

Николай Александрович едва заметно усмехнулся, разглядывая начальника Главного штаба Русской Императорской армии. В былые дни он никогда бы себе не позволил так разговаривать с уважаемым офицером. Но вчерашние слова Максима его словно изменили.

Первые несколько часов в его душе шла борьба. Отчаянная борьба всего нутра с теми кошмарными словами, что ему озвучили. Но чем больше он думал, тем хуже ему становилось. Да, Император мог проверить не все. Во всяком случае, быстро или в разумные сроки. Однако то, до чего Николай Александрович смог в тот день дотянуться, полностью подтвердило слова Максима. И это было страшно. Очень страшно. Невероятно. Просто до оцепенения. Потому что Император впервые ощутил запах смерти, который угрожал не столько ему, сколько безумно любимой им Александре Федоровне и детям… его детям…

Он не спал всю ночь.

Не смог.

А утром не устоял перед напором обеспокоенной супруги и все рассказал. Побледневшая. С плотно сжатыми губами и сердитым взглядом, Императрица довершила разгром:

– Вчера я имела разговор с Марией Федоровной, – тихо произнесла она.

– И?

– Максим просил ее примириться со мной.

– И она его послушала? – немало удивился Государь, прекрасно зная, что его мать и супруга были как кошка с собакой, не перенося друг друга на дух. И конкурируя.

– Видимо, – неохотно кивнула Императрица. – Во всяком случае, она опасается за нас всех. И особенно за детей. И готова ради их благополучия пойти на многие уступки. Взаимные.

– Она тоже думает, что за всем этим стоит Ник Ник?

– Она не знает. Но в армии за ним держится прозвище «Лукавый»[26] за любовь к работе за кулисами и злой, высокомерный характер, чрезмерное честолюбие и непомерную жажду власти. Верные ей люди дали на Ник Ника очень опасные характеристики. Кроме того, она считает, что именно от него исходят гнусности про наших дочерей. Мария Федоровна считает, что так он мстит ей за запрет сочетаться морганатическим браком с Бурениной в 1892 году. Помнишь? Он тогда просил твоего отца дать ему дозволение взять в жены дочь мелкого лавочника и поначалу получил согласие. Но вмешалась твоя мама, и ему отказали. Видимо, он не простил и не забыл.

– Вот, значит, как… – покачал головой Николай Александрович. – Получается, что Максим прав?

Александра Федоровна тогда лишь молча кивнула, не в силах подобрать слова. Ей самой как-то нехорошо стало от осознания близкой смерти, нависшей над всеми ними. А главное – над их детьми…

Но это было рано утром. Сейчас же Николай Александрович смотрел на Михневича и думал, что с ним делать. Он ведь был человеком Николая Николаевича. Слишком много вокруг оказалось его людей… куда ни плюнь…

Тот, видимо, почувствовав, что решается его судьба, взял себя в руки и начал рассказывать в самых радужных тонах об изобретениях Максима. И показывать их. Давать Императору пощупать. Отвлечься, сбивая с губительных для генерала размышлений.

– Вот, посмотрите, – преподнес Михневич Императору довольно компактный образец огнестрельного оружия.

– Что это?

– Это легкий самозарядный карабин под пистолетный патрон. Максим Иванович жаловался, что других нет, и очень просил выписать из США новых патронов от самозарядной винтовки Winchester[27]. Если под них переделать – будет на пять-шесть сотен шагов верно работать. А так – только на две-три. Карабин построен на основе пистолета «парабеллум». Он ведь, как оказалось, очень прост и дешев в производстве. Многие детали примитивны формой и делаются горячей или холодной штамповкой с доводкой напильником по лекалу. Меншиков раздал по разным столичным мелким мастерским заказы на отдельные детали, а у себя в мастерских лишь собирает все воедино. И получается вдвое дешевле, чем винтовка трехлинейная, выпускаемая на наших казенных заводах.

– И много он собирает?

– Сейчас по полсотни в день. Ему ведь много не нужно. Как эскадрон оснастил – стал консервировать да в ящики укладывать. Про запас. Может, кому пригодится. По его мнению, при желании можно на одних только мелких частниках столичных до трех-четырех сотен в день выпускать[28]. Если же подключить серьезные заводы, то и подавно. Очень уж он дешев и прост в производстве.

– А что это за кожух такой?

– Чтобы за ствол голой рукой не хвататься. И не обжечься, если тот разогреется. Кожух вполне крепкий. При стрельбе за него можно удерживать карабин. Вот эти отверстия для теплообмена. А вот эти, как сказал Максим Иванович, выполняют роль дульного тормоза-компенсатора[29]. То есть облегчают отдачу и уберегают оружие от вскидывания. Я лично пробовал. Это невероятно! Он почти и не дергается. Можно стрелять быстро и точно. За минуту я, не привычный к нему, расстрелял три магазина, уложив все пули по ростовым мишеням на ста шагах.

Император взял карабин в руки. Повертел. Приложил П-образный скелетный приклад из металлического профиля и прицелился в окно. Деревянная накладка «пятки» уперлась в плечо, а рука удобно обхватила пистолетную рукоятку. Оружие оказалось удачно сбалансировано и удобно в управлении. Прицельные приспособления находились там где им нужно. Притом не обычные, привычные, а апертурные кольцевые. Из-за чего наводить оружие на цель оказалось много проще и как-то интуитивно, что ли.

– Удобная игрушка… – констатировал Государь, возвращая оружие. – Жаль, что он непригоден для армии.

– О нет! – оживился Михневич. – Максим Иванович придумал очень интересную концепцию, которую и реализовал в своем эскадроне. Основным оружием пехоты является не индивидуальное, а коллективное. Пулеметы и минометы. Все остальные нужны только для того, чтобы обеспечивать их действие и прикрывать. Поэтому эти карабины могут пригодиться в армии. Тем более что их можно сделать очень много, быстро и дешево. Разве что ствол требует специальной оснастки. Остальное же можно выпускать практически на любых металлообрабатывающих заводах. Да даже в добротно оснащенных мастерских.

– Хм… – задумчиво произнес Император, рассматривая Михневича. Возможно, он в нем ошибался, и генерал просто попал под влияние дяди просто из опасений за свою карьеру…

Вопреки распространенным российским, а потом и советским мифам, пистолет Георга Люгера был удивительным, прямо-таки гениальным оружием. Максим прекрасно знал, что это был единственный пистолет Первой и Второй Мировых войн, который полноценно выдерживал грязевой тест. Более того, в 1938 году, даже с наценкой в пятьдесят процентов, он стоил всего на одну рейхсмарку дороже куда более сложного и дорогого в производстве Walter P38. То есть очень мало. Фактически это был самый дешевый пистолет обеих мировых войн. А уж про живучесть так и вообще можно слагать легенды, потому что в финских тирах до 2000-х годов жили образцы, произведенные еще в первой половине XX века. А тир – не война. Там ОЧЕНЬ много стреляют. И это оружие выдерживало такие чудовищные нагрузки. Собственно, по этим причинам Максим на базе этого пистолета и решил делать легкий самозарядный карабин.

Пообщались.

Распрощались.

А напоследок генерал от инфантерии пообещал включить в рапорт подробное описание всех этих новинок в самом выгодном свете. Отдельным приложением, разумеется. И не далее чем утром положить его на стол Императору. Следующим утром. А потом провожал. Не только к дверям кабинета. Но и далее. Прямо до автомобиля. И стоял еще несколько минут на брусчатке, бледный и взволнованный, смотря вслед удалившемуся кортежу…

Казенная квартира лейб-гвардии ротмистра Меншикова.

Стук в дверь. Слуга, подволакивая ногу, пошаркал к ней. Открыл. Охнул. И затих.

Максим сразу же выхватил пистолет и, как можно тише, сместился в сторону от двери. Так, чтобы входящий сразу его не заметил. Мало ли? Покушение уже было. Может, слугу уже прирезали или «взяли на ствол».

Однако, когда открылась внутренняя дверь, в комнату вошел Император. Странный и какой-то необычный. Ротмистр выдохнул с облегчением и, щелкнув каблуками, гаркнул:

– Здравие желаю, Ваше Императорское Величество!

Николай Александрович повернулся на голос и удивленно вскинул брови, увидев пистолет в руке парня.

– Простая предосторожность, – пожав плечами, ответил тот и убрал его в кобуру. – Слуга затих. Всякое могло случиться. После покушения я стараюсь быть осторожным.

– Понимаю, – кивнул Николай Александрович.

– Я польщен вашим визитом. И смущен. Вы же могли вызвать меня.

– Максим Иванович, – после небольшой паузы произнес Государь. – Я не могу принять вашей отставки.

– Понял, – резко посуровев всем своим видом, ответил ротмистр.

– Завтра мне принесут на подпись рапорт о маневрах отдельного эскадрона. Михневич все сделает правильно.

– Вы же понимаете, что это тут ни при чем…

– Понимаю, – перебил его Император. – Но нужно с чего-то начинать.

– Начинать? – не понял его Максим.

– Что это у вас? – поинтересовался Николай Александрович, кивнул на бумаги и какие-то чертежи с эскизами, разложенные на столе. Продолжать обсуждать этот вопрос он пока был не готов.

– Я переписываюсь с Игорем Ивановичем Сикорским. Он прислал мне описание результатов испытаний предложенных мною мелочей. Вот – читаю и смотрю его пометки на эскизах и чертежах.

– И что это за мелочи?

– Авиационная бомба, переделанная из старых снарядов. Укладка и сбрасыватель, позволяющие на «Илье Муромце» унести сразу большое количество бомб. И прицел для точного бомбометания из горизонтального полета. Их сочетание позволит налетом одного «Ильи» ударить по позициям противника не хуже, чем целым дивизионом, а то и полком артиллерии. Да концентрированно и весьма точно. Очень простой, механический прицел. В нем вручную вводится поправка на высоту и скорость аэроплана. Игорю Ивановичу удалось его изготовить и откалибровать.

– Какие снаряды вы предложили переделывать в бомбы?

– 87-мм и 107-мм чугунные гранаты от артиллерийских систем 1877 года. При массированном налете самолетов типа «Илья Муромец», например, сразу десяти аппаратов, можно обрушить в самые сжатые сроки на противника около четырехсот бомб, переделанных из 87-мм фугасов. Их все можно будет сбросить за минуту-две. Например, накрывая позиции окопавшегося пехотного полка…

– Понятно, – кивнул Император, разглядывая эскизы и чертежи.

– Массирование бомбовых авиаударов в полосе наступления, в сочетании с артиллерийской подготовкой, позволяет достичь выдающихся успехов. Пока орудия будут работать по первой линии обороны противника, авиация сможет ударить по второй. А в случае хорошей координации и достаточного количества самолетов – оказывать непосредственную поддержку в бою. Вы читали отчет о десанте на Пиллау? Там в этой роли оказывались корабли огневой поддержки.

– Николай Петрович показал мне ваши поделки, – перевел Император разговор в другую плоскость. – Почему вы сделали егерский карабин на основе «Маузера», а не нашей трехлинейной винтовки?[30]

– Можно матом?

– Вы о ней настолько невысокой оценки?

– В ней плохо все. И архаичный, никуда не годный патрон с закраиной, и полет инженерно-технической мысли французов образца 1870-х годов. Казалось бы – простая в производстве. Ведь деталей мало. Но они все сложные и требуют продолжительных фрезеровальных работ. Из-за чего винтовка получается существенно дороже и сложнее в производстве, чем маузер. А большие допуски, вызванные недостатком квалифицированных рабочих, делают ее ненадежной. Она слишком легко засоряется и клинит, требуя более тщательного ухода, чем маузер. Из плюсов разве что вывешенный ствол. Но и тут не обошлось без идиотизма. К нему зачем-то крепится штык, сводя это пре-имущество к нулю. В карабине это некритично, но все равно.

– Мне кажется, что вы нагнетаете.

– Ваше Императорское Величество, вы же не хуже меня знаете о том, что ее приняли на вооружение не потому, что она была хороша, а потому что Леон Наган передавал России технологии для ее производства. Станки, патенты, технологические карты и так далее. То есть ситуация в полной мере повторяет ту, что имелась с винтовкой Бердана. Только «берданку», после получения желаемого, переделали, превратив в не самое плохое оружие. А тут… даже не знаю. Поленились, что ли?

Максим, как человек, увлекавшийся военно-исторической реконструкцией Первой Мировой войны, был немало начитан и наслышан о том, как принимали на вооружение «трехлинейку». И прекрасно знал, что Мосина «обидели» крошечной премией не просто так.

Генеалогия «трехлинейки» выглядела довольно замысловато и любопытно. Сначала в 1870 году во Франции была принята винтовка Гра – погодка «берданки». Потом, в 1887 году ее сменила винтовка Лебеля[31]. То есть к старой, доброй винтовке Гра прилепили подствольный магазин, словно у помпового ружья. Леон Наган же взял уже хорошо отработанную систему Лебеля[32], прошелся по ней напильником, сменил подствольный магазин на срединный и представил на конкурс в Санкт-Петербург. Мосин же, по сути, внес только ряд небольших правок в эту архаичную конструкцию. И не все из них были полезны. Например, обойма Нагана была более совершенна, чем вариант Мосина.

Так на вооружение Русской Императорской армии попала магазинная винтовка, отвечающая технологическому уровню образца 1870-х годов. Но вот беда – у французов имелись производственные мощности и большое количество квалифицированных рабочих. Так что для них такая проблема, как крайне низкое технологическое совершенство оружия, была некритична. А вот для России стала бедой, резко затруднив обеспечение оружием личного состава и неслабо ударив по жидкой казне. Но, к сожалению, у Империи выбора особенного и не было. Ей требовалось не столько современное оружие, сколько технология его производства, ради чего Россия оказалась готова мириться со всеми недостатками довольно бестолкового образца вооружения. Ну и нахваливать его, формируя легенду. Чего уж тут? Сказок про «трехлинейку» придумали великое множество…

Глава 5

1915 год, 2 июня. Петроград

Столичная возня шла своим чередом.

Возбужденный и испуганный Император оказался достаточно умен для того, чтобы не наломать дров. Никаких резких движений. Нет. Он просто начал аккуратное кадровое движение, выбивая из-под ног своего дяди всякую почву.

Единственным острым моментом стал рапорт Михневича. Великий князь оценил визу Государя на бумаге и затеял с ним перебранку. Но очень непродолжительную. Ему успели донести, что Император на взводе. И что нужно быть осторожнее.

Но это было единственным острым эпизодом. В остальном же Николай Александрович старался избегать скандалов, ведя больше кулуарную и подпольную работу. Просто потому, что не был уверен в людях, на которых привык опираться, и боялся за жизнь своих близких, если вдруг он спровоцирует заговорщиков.

А тем временем на полях сражений Первой Мировой войны происходили грандиозные изменения.

25 марта 1915 года Рим, уступив сладким обещаниям Берлина и Вены, подписал с ними секретный договор и объявил мобилизацию. Да, у Италии были территориальные претензии к Австро-Венгрии, но Вена оказалась готова добровольно передать Риму спорную территорию в Южном Тироле и Рагузу. В случае если Итальянское королевство вступит в войну на стороне Центральных держав. Вкусно? Очень. Это ведь бо́льшая часть того, что Рим хотел заполучить по итогам войны от своих восточных соседей.

Сверху же Германия и Австро-Венгрия гарантировали передачу Италии Савойи, Прованса и острова Корсика, а также французские колонии в Алжире и Тунисе. То есть фактически обещали реализовать мечту итальянского реваншизма тех лет. Даже Бенито Муссолини, еще недавно выводивший на улицу толпы в поддержку Антанты, переметнулся на сторону австро-германского союза.

Однако Рим, несмотря на подписание договора и начало мобилизации, вел до самого конца активные переговоры с Парижем и Лондоном. И всеми силами давал им понять, что склоняется на их сторону и даже готов воевать, но ему для этого не хватает денег.

Мерзко? Может быть. Но только дождавшись доставки золота англо-французского кредита, Италия 12 мая объявила войну Франции. Ну и остальным участникам Антанты. К этому моменту Рим располагал тридцатью пятью мобилизованными дивизиями, приведенными в полную боевую готовность. Ну и пятнадцатью австро-венгерскими дивизиями, что стояли на границе с Италией, всеми силами имитируя подготовку к тяжелой обороне. В Вене ведь прекрасно понимали, что делает Рим.

И вот эта орда в полсотни австро-итальянских дивизий обрушилась на восемь французских, что затыкали брешь на юге. Быстро смяла их. И начала масштабное наступление.

Тут надо сказать, что части, размещенные на итальянской границе, оказались далеко не самые боеспособные. Фактически туда отводили соединения на отдых с Рейна. Ведь Италия всем своим видом показывала, за кого она вступит в войну. Вон, и кредит взяла огромный. И поднятые по мобилизации войска держала на австрийской границе. Так что, решительный рывок австро-итальянских сил оказался для французов полным сюрпризом.

Ни укреплений, ни готовности к войне отдыхающих, выведенных на пополнение и отдых соединений. Да, горы. Но через горный хребет шли три крупные дороги, на которых Центральные державы смогли сконцентрировать шести-семикратное превосходство в живой силе, пулеметах и тяжелых вооружениях.

В общем – чуда не произошло. В Париже вспыхнула паника! А французский флот, опасаясь захвата, экстренно покинул свою главную базу на Средиземном море – Тулон.

Но паника началась не только в окрестностях Эйфелевой башни. Ведь эти полсотни дивизий, уничтожив французские заслоны, могли спокойно наступать, не встречая никакого сопротивления. Это грозило Франции катастрофой. А значит, и всей коалиции. Понимая критичность ситуации, союзное командование стало спешно снимать англо-французские войска с позиций на Рейне и перебрасывать на юг.