Я хочу завопить во все горло. Хочу разбить зеркало и улететь из этого места. Но на все что я способна – это споткнуться и упасть на ковер.
– Ты чего? Эй, Джейн?
Голос вялый и родной. Я поднимаюсь на локтях и раздираю глаза.
– Спать не даешь. – обиженно бормочет заспанное лицо Луны Рене и исчезает под одеялом.
Я заползаю в свою кровать, радуясь, что я в спальне женского общежития, что рядом подруга. Я всего-то свалилась с кровати. И угораздило же меня! Должно быть, я запуталась в одеяле.
Глава 6
Профессор Чайлд Хадлс стоял возле окна в своем кабинете в кембриджском университете Сент-Джонс и мрачно смотрел на простирающуюся за окном лужайку. Наступил вечер, и при свете настольной лампы в стекле он видел отражение желтого лица. Неживые глаза на мертвой маске. Старый портрет работы художника Джосефа Райта в пышной позолоченной раме порой пугал посетителей. А профессор настолько привык к нему, что находил в созерцании портрета успокоение после напряженного трудового дня.
Звякнул сигнал телефона. Профессор запустил приложение, использовавшее сквозное шифрование, исключающее доступ к переписке третьих лиц, и открыл сообщение. На экране высветилась фотография: молодой парень и девушка стоят на каменной лестнице. Тень дерева скрывает их лица. Под фотографией есть пояснения: это он.
Профессор облегченно выдохнул и издал довольный смешок. Он поспешно написал ответ: «Немедленно убирайся оттуда. Недопустимо, что он тебя заметил». Потом стер. Профессор вспомнил, что мистер Брайан Грейзер являлся профессионалом в своем деле. Не стоило его поучать. Вместо этого профессор написал: «Отлично. Я соберу остальных.»
Глава 7
Ночные кошмары не дали мне выспаться. И это в пятницу. В день перед выходными. Почему кошмары не посетили меня в субботу, когда можно будет провалятся в постели до обеда?
Разбитая и сонная я уселась за парту в классе мистера Халлоуэлла и клевала носом, боролась с одолевающей сонливостью.
– Джейн, не возражаешь, если я сяду с тобой? – Филипп подошел и бросил сумку на мою парту. – Хочу сидеть подальше от доски.
Я встрепенулась, не сразу поняла, почему прозвучало мое имя. Затем удивленно захлопала ресницами, оглядывая Филиппа. С зевом посмотрела на его место – парта в первом ряду у окна рядом с Моникой Моррисон. Моника выглядела расстроенной. Она исподлобья сверлила меня недовольными черными глазками. Ее красные наманикюренные ногти впились в ремешок наручных часов.
Недобрый знак. Она прямо задыхалась от злости.
Филипп присел на стул рядом со мной.
– Кажется, твои друзья не разделяют твоего решения сесть со мной. – заметила я.
– Серьезно? – Фил нашел глазами Дорна и Джероми. Те подмигивают ему. Улыбаются во весь рот.
– Почему ты так решила?
– Я про Моррисон. – понизив голос, ответила я. Филипп задумался, потом нашел и ее. Моника отвернулась. Поэтому испепеляющего взгляда, адресованного мне, Филипп не увидел.
В классе появился мистер Халлоуэлл. Сутулый дедушка в очках. Добрый и безобидный. Он попросил ребят задернуть шторы. Хороший знак. Будем смотреть слайды. Конспектировать не надо. Отлично, что в полумраке класса никто не заметит, как я дремлю.
Вспыхивает яркий свет на доске. Учитель настраивает проектор. И вот появляется первый слайд: серебряная фигурка милого тигренка.
– Искусство античности. – объявляет мистер Халлоуэлл тему занятия. – Кто скажет, что это?
«Серебряный кувшин VIII-VI век до нашей эры…» Я вглядываюсь в подпись на картинке: «Элемент зооморфного сосуда. Музей Михо.»
Я еще раз зеваю.
– Но сегодняшний урок следует начать не с этого. – повышает голос мистер Халлоуэлл и наклоняется к проектору. В полумраке раздаются смешки.
Кто-то из студентов переставил слайды местами. Значит, не просто так Джером с приятелем Дорном крутился возле учительского стола.
– Парфенон! – победоносно восклицает мистер Халлоуэлл. На экране возникает черно-белая фотография полуразрушенного фасада храма. – Символ античности, символизирующий древнегреческую культуру. Восьмой – четвертые века до нашей эры – это эпоха ранней античности. На нее пришелся расцвет греческих полисов, возникновение Римского государства…
Тихий шелест со стороны привлекает мое внимание: это Филипп. Я привыкла, что рядом никого нет, и вздрагиваю.
– Плохо спала? – шепчет он в самое ухо. От него веет легким фруктовым ароматом. Я игнорирую вопрос.
– Я тоже не выспался. – произносит он устало. – будешь?
Легкое прикосновение заставляет меня оторваться от яркого изображения на желтом экране. Филипп тычет в меня леденцом. Я принимаю дар и медленно, стараясь не шуршать оберткой, разворачиваю его.
Я наслаждаюсь сладкой кислинкой во рту. До меня не сразу доходит смысл слов Филиппа. Он не выспался. А ему что помешало? Переживает из-за субботней встречи?
Филипп тяжело вздохнул и поморщился, словно от боли. Он прижал ладонь к груди и склонил голову к столу.
– Эй, ты в порядке? – шепотом спросила я.
– Да. – Филипп поднял на меня глаза. Его щеки побледнели, насколько я смогла различить в полумраке. Золотистая челка волос чуть разлохматились, так что теперь через пряди виднелась бровь со шрамом.
– Филипп, ты выглядишь не очень. Может, сходишь в медпункт?
– Все в порядке. – прервал он, шепча мне в самое ухо. – просто немного в горле запершило.
Слайды меняются один за другим, как обрывки воспоминаний. Голос учителя сиплый и монотонный. Я погружаюсь в теплую дрему.
– После урока не расходимся. Все идите в медпункт. Мистер Мерсер ждет вас! – завершает лекцию объявлением мистер Халлоуэлл.
Раздались недовольные возгласы.
– Прививки от гриппа. Вам всего лишь закапают в нос по паре капель вакцины. – повышает голос учитель, чтобы перекричать гам учеников.
Глава 8
Предстоящий медицинский осмотр вызвал волну недовольства среди ребят. Но уже у кабинета доктора Мерсера кто-то отметил "неплохо, пропустим урок литературы". А ведь верно, обычно осмотр отменяет урок, на который приходиться. Первый же храбрец, что отважился войти в медицинский кабинет Киеран Маккена, не пробыл внутри и двух минут, как вышел и победоносно потряс кулаком.
– Урок отменили! Мистер Мерсер подтвердил.
Довольный Киеран выволок из толпы собравшихся ребят своего приятеля Класа и впихнул за дверь вне очереди.
– Так нечестно. – проскулила Патриция, девушка с выпирающим лбом. Из-за чего она походила больше на мопса, чем на зубрилу.
– Пардон, мадам. – смешно поклонился Киеран, картавя на французский манер, – Се ля ви
(такова жизнь)! Не трать время зря, из него состоит жизнь.
Если бы его слышала учительница французского, влепила бы штрафное задание за такое убогое произношение.
