Царь Юрий. Объединитель Руси

1

Организовать полностью закрытый городок, этакую шарагу, не получилось. Местные просто не понимали данного принципа хозяйственной деятельности. С тем, что нельзя никого пускать внутрь посторонних без особого на то разрешения княжича, они были согласны, это понятно и правильно, но вот сами сидеть в крепости безвылазно неделями и месяцами – нет. Этого Штыков как-то не учел, но не стал накалять обстановку, доводя до бунта.

Да, все инвалиды, что пошли под руку княжича, поклялись на Евангелии жизнью, что не станут болтать о том, что происходит за забором, даже с родственниками, но… медовуха хорошо развязывает языки, особенно если так и распирает поведать по секрету всему свету о задумке княжича, больно уж необычные дела творятся…

Шутка ли, десять пудов чугуна в сутки выплавлять! А сколько всего делается, начиная от наконечников стрел и заканчивая большими чугунными казанами, в которых крупного барана можно сварить целиком! Ведь иногда так хочется оказаться в центре внимания, показать свою причастность к великим делам…

А то, что в крепости происходит что-то интересное, многие в окружающем мире уже догадывались. Тут и закупка большого количества руды, угля, тут и найм кузнецов, и появление на рынке металлоизделий, от ножей, серпов и новинки – кос – из доброй стали, до чугунных котелков и набора к домашним печам.

Крестьянам ведь рты уже не закроешь, а они полученные в уплату за труд изделия сносили на торг, где и выменивали на нужные им изделия. Большую часть скупали купцы, что мониторили рынок и не могли не заметить данного факта, вот они-то и заволновались, и озаботились розыском источника появления товара столь хорошего качества, да в таких количествах, обоснованно подозревая, что на торг сносится лишь часть.

И это учитывая, что большая часть получаемого металла шла на внутреннее потребление: оборудование для кухонь, печей, создание простейших станков типа прокатного и прессовального, а также механического молота, ну и складывалось что-то в запас. Выходить на рынок и обрушивать цены на данном этапе не хотели.

Так что умные люди сложили два плюс два и получили верный результат – княжич у них торговый хлеб отбирает. О чужом интересе свидетельствовало появление в окрестностях охотников, собирателей ягод и прочих даров природы в несколько… излишних количествах. И не заметить шлейф густого дыма они не могли, что подтверждало подозрения.

Так что в скором времени стоило ожидать сначала мягкой вербовки обитателей крепости, а потом, того и гляди, – похищения с целью информационного потрошения, что сопровождается физическими истязаниями с последующим кормом рыб. Тут с этим просто, нравы суровые.

Предчувствуя подобный результат, Штыков через реципиента старался держать бывших дружинников от производственного процесса подальше и ограничить общение с мастерами. Но дружинники и сами не особо стремились болтать с рабочими, сказывалась боевая кастовость, на этой почве даже пищу они принимали в разное время, чтобы не разговориться за едой. Тем более что рабочим особо и некогда чесать языками, только успевай крутись.

Проблема в том, что дружинники все же не слепые, даже если одноглазые, что-то да видят: как полости в холме роют, как кирпичами внутренности обкладывают (без подробностей, но все же много ли надо умному человеку сообразить), как руду с углем загружают, как работают меха, а потом через три дня льется металл… Вопрос в том, как много они понимают из увиденного и что из их гипотетических рассказов смогут понять вероятные разведчики?

Что до мастеров и их помощников, то с ними в этом плане было лучше. Их молчание и желание сидеть в крепости покупалось обещанием высокого вознаграждения. Благо, они видели результат своих трудов и понимали цену. И если до первой плавки чугуна еще было какое-то роптание, то после как отрезало. Опять же, мастера жили в крепости с семьями, так что больших причин гулять у них не было. Это воины от безделья маялись…

«Надо, пока не поздно, организовывать Службу внутренней безопасности, – предложил Штыков. – Без этого никуда уже сейчас, а в будущем без разведки и контрразведки – так и подавно».

«И как ты это представляешь?»

«Смутно, – признался Штыков. – Со всеми этими шпионскими делами я знаком лишь исключительно по книгам, да и там все без подробностей описывалось. Но, как я понимаю, нужны верные люди, прямо-таки собачьей преданности, по крайней мере, на высших должностях. Увы, таких в нашем окружении пока нет, и остается надеяться, что именно пока. Но с чего-то все равно начинать надо».

«И с чего начнем?»

«С провокаций и показательного наказания болтуна. Это заставит остальных быть более сдержанными и понять, что ты не шутишь».

Княжич оскорблено насупился.

«Это…»

«Да, знаю, это бесчестно, даже подло, но на кону стоит не просто удержание секрета, но и твое великое княжение, а также безопасность всех русских земель. Это наш крест, и нам его нести».

С «крестом» Штыков попал в цель, и Юрий Всеволодович вынужден был в целом согласиться с необходимостью проверок.

«Но мы такими шагами по отношению к дружинникам можем потерять их доверие», – все же сказал он.

«Обидчивые какие… Неженки», – фыркнул Юрий-вселенец.

Но тоже призадумался. Сбрасывать полную потерю лояльности со счетов не стоило. Не в той они ситуации, чтобы разбрасываться таким ресурсом. Могут ведь посчитать себя свободными от обязательств и, несмотря на клятвы, целенаправленно пойти на прямое предательство.

«Нет, на прямое предательство они не пойдут, – заметил реципиент. – Но и защищать мои интересы не станут, если могут этого не делать, оставшись в стороне, тогда как сейчас кинутся на защиту, не раздумывая».

«Классическая палка о двух концах… Что ж, надо над этим еще подумать и молиться, чтобы охочие до наших секретов по-прежнему опасались связываться с тобой, дабы не поиметь проблем от отца. Беда только в том, что рано или поздно кто-то осмелеет настолько, что потеряет всякую осторожность и если не сам влезет, то подрядит кого-то за долю малую. Как говорится, нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист, то бишь купец, ради получения трехсот процентов прибыли… Хотя за точность цитаты не ручаюсь, но смысл верный».

2

От непростых мыслей Юриев отвлекло открытие ворот и въезд в крепость двух телег в сопровождении дюжины воинов-инвалидов, способных к охранной деятельности, тупо служа пугалами в отношении залетных татей, что, бывало, озоровали в округе. Хотя, конечно, не все так печально, может, пешими они и были несколько неуклюжи, так как имели проблемы с ногами, но вот конные…

На телегах ехали десять пацанов от девяти до тринадцати лет. Все в худой одежке, по сути – рванине.

«Вот и первые птенчики», – удовлетворенно подумал Штыков.

Один из инвалидов двинулся для доклада, но Юрий Всеволодович махнул рукой, дескать, не стоит, сам все вижу.

– Здравствуйте, юнцы.

– И тебе здравствовать, княжич… – вразнобой ответили они с поклоном.

Было видно, что они сильно робеют.

– Не надо меня бояться. Я рад, что вы приехали, вас тут никто не обидит. Исполняя обет, данный мной Господу, я хочу предоставить каждому их тех, кто оказался в крайне тяжелом положении, шанс подняться и стать тем, кем вы сами захотите. Все будет зависеть уже от ваших желаний и прилагаемых усилий.

– Кем? – спросил самый смелый и наглый из них, лет двенадцати, хотя, может, и старше, недоедание сильно сказывается на взрослении.

– Как звать, малец?

– Михаилом крестили…

– Так вот, Миша, ты можешь стать мастеровым: кузнецом, механиком, горшечником, кирпичных дел мастером, работать с деревом и много чего еще… – сказал княжич, а после паузы добавил: – А можешь стать воином.

На последнем слове глаза у ребят вспыхнули.

Удивляться тут нечему.

Как в советское время дети хотели стать моряками, десантниками, танкистами, летчиками, космонавтами, так и сейчас местная ребятня желала бороздить моря и реки на ладьях или в составе конных дружин снискать славу и богатство в битвах. Ведь быть воином – это круто.

На то, собственно, и был расчет. Да, ребята, что выберут мирный труд, или кто просто не сможет встать в строй, тоже очень нужны, но все же в первую очередь требовались именно будущие солдаты.

«Они наши с потрохами», – удовлетворенно заметил Штыков.

«Да…»

Дальше пошли организационные вопросы. Княжич приставил к первому десятку ребят наставника, и тот повел их размещаться в казарму, но прежде отмываться от грязи и избавляться от вшей путем стрижки наголо.

«Думаю, пора выходить на рынок и начинать продажу металла и товаров, – добавил вселенец. – Сейчас они косяком попрут, всех надо одеть, обуть, накормить».

«Согласен».

На данном направлении тоже велись работы, а именно несколько слуг княжича занимались тем, что собирали информацию о купцах, как своих владимирских, так и тех, что регулярно ездили торговать в княжество из других русских земель. Смотрели на репутацию, на финансовые возможности и то, как широко раскинута их торговая сеть. По результатам анализа выбрали для начала троих подходящих купцов из Владимира, Новгорода и Киева, охватывавших север, запад и юг Руси, с кем и решили заключить торговый ряд.

Купцам предлагали покупать производимый княжичем товар на двадцать процентов ниже рыночной цены. Условия более чем выгодные, ведь мало того, что товар отдавался дешевле, так он еще был куда как качественнее того, что продавалось, так что только за счет качества можно было наварить еще десятую долю. К тому же отдавать серебром надо лишь пятую часть стоимости.

– На остальные средства, что причитаются мне от продажи, будете покупать для меня то, что я потребую: а именно железную руду, кожу, шкуры и ткани, но на это уйдет малая часть денег. Большую же часть я хочу, чтобы вы тратили на выкуп русских людей, что иные, презрев Бога, продают нехристям, и везти сюда.

По сути предлагалось перенаправить поток работорговли с юга и востока на север. По крайней мере, часть этого потока.

Земли в княжестве полно, расселить есть где. Особенно если начать процесс «взлета на холмы». А то ведь сейчас крестьяне обрабатывают землю исключительно в прибрежной зоне.

А узнав, что во Владимирском княжестве правит богобоязненный князь, что защищает людей от рабства, уж агенты Юрия Всеволодовича постараются запустить такую информацию в народ, люди сами сюда пойдут. Они и так идут на север (но север – он ведь разный, тут и Новгородская республика, тут Полоцкое княжество), спасаясь от постоянных половецких набегов на южные пределы русской земли, а так люди хлынут именно во Владимир просто потоком. А чем больше людей, тем богаче и крепче княжество.

В общем, в сознании людей Владимирское княжество должно стать этакой землей обетованной, где сытно и безопасно, при этом князь не дерет с людей три шкуры. Хотя, конечно, пока такая деятельность несколько преждевременна, ведь Юрий еще не великий князь, но все же решили закладывать задел на будущее, так сказать, потихоньку капать людям на мозги.

Особенно хорошо, что этим людям, что придут, по сути, без ничего, дав все необходимое для жизни (пусть не бесплатно, а по минимальной цене с длительным сроком выплаты), в том числе инструмент, конкретно плуги (пусть не цельнометаллические, а деревянные, но со стальным ножом), можно навязать новые правила сельского хозяйствования, сиречь трех-, а то и пятиполье с внесением дополнительных удобрений. А то клевер – это, конечно, хорошо и очень нужно, но не стоит забывать о навозе, в том числе птичьем помете и древесной золе. Увы, но сейчас весь этот ценный ресурс в лучшем случае просто выбрасывался в ближайших овраг, и тогда его еще можно использовать, а в худшем – вываливают в реку. Жуткое расточительство.

Что до руды, то при той планируемой интенсивности использования местных ресурсов их хватит от силы на несколько лет, так что следовало сразу окучивать залежи за пределами княжества.

3

Настал день свадьбы великого князя владимирского Большое Гнездо. Играть ее решили в первый месяц осени, но оно и понятно, пора изобилия, урожай собран, дичь подросла и набрала жирку, еще более-менее тепло. Погода, кстати, как по заказу, установилась сухая. В чем многие увидели расположение небесных сил к великому князю, в кои-то веки удалось собрать урожай без больших потерь.

Гости съезжались загодя, кто сам, а кто не мог оставить свои владения без личного пригляда из-за сложной обстановки с соседями – своих сыновей-наследников.

По случаю такого торжества Всеволод Юрьевич простил своего непутевого сына, и Святослав вернулся из ссылки.

Вся эта кутерьма по большей части прошла мимо Юрия Всеволодовича, ибо он был занят делами в своей крепости. А они нарастали как снежный ком. Купцы возвращались из своих торговых рейсов для зимовки в родных пенатах и продажи набранных товаров, и, как результат, пошел основной поток беспризорников, коих удалось сманить агентам княжича.

К слову сказать, до ледостава их собралось более пяти сотен. Немало. Штыков даже подозревал, что это чуть ли не половина всех беспризорников Руси из тех, что ошивались в крупных городах. К этим пяти сотням прибавилось еще столько же ребят из бедных семей Владимирского княжества.

Как говорится, шила в мешке не утаишь (да его особо и не прятали, скорее, даже наоборот: там слушок пустят, тут обмолвятся), так что об инициативе княжича стало широко известно, и бедняки, что едва-едва сводили концы с концами, решили избавиться от части малопроизводительных ртов на содержание княжича. Княжич не отказывался, на это, собственно, и был расчет.

Тысяча детей – много это или мало? Как посмотреть. Для Штыкова – не очень. По сути это наполнение обычной общеобразовательной школы с первого по десятый класс крупного города.

Но по местным меркам это весьма приличная толпа, особенно в плане ее пропитания. И кормить ее, учитывая, кем они должны стать через пять-семь лет, надо весьма и весьма плотно, не только рыбой, благо ее в реке полно, но и мясом.

Оставалось только пожалеть, что из-за религиозных заморочек нельзя было употреблять конину (ведь столько живности в степи бегает, ну а то, что табуны половецкие, так это мелочь… на крайняк купить можно было бы), как, собственно, и свинину! Последнее обстоятельство, когда о нем узнал Штыков, его просто поразило. Не мусульмане, чай, но поди ж ты… табу.

«Вот скажи мне, княжич, как так, а?! – разорялся Штыков. – Кабанятину можно жрать, а свинину нельзя! Хотя разница между кабаном и свиньей лишь в том, что свинья домашнее животное, а кабан – та же свинья, но только дикая!!!»

«Действительно…»

Но в итоге логистика поставок продовольствия была отлажена, благо денег и товара, чтобы расплатиться, за все хватало. К осени на полную мощь раскрутился маховик промышленности, чугун лился сплошным потоком, перерабатываясь на товары широкого потребления и оружейную сталь.

Что касается учебного процесса, то тут Штыков особо ничего не выдумывал.

До обеда, наступавшего часа в два, занимались интеллектуальным образованием, то есть учились чтению, письму, счету, для чего пришлось потревожить епископа Иоанна и попросить у него монахов, владеющих данными науками. Увы, но грамотных даже среди духовенства было мало. Что Штыкова так же безмерно удивляло, ведь кто-кто, а священники, по идее, должны быть грамотными, чтобы изучать Библию, а потом нести слово Божье людям…

– Зачем им сие? – с подозрением и строго спросил он.

Когда Штыков решил интеллектуально развивать молодняк, реципиент этому тоже удивился и не понял, даже противиться стал.

«Пойми, – стал убеждать княжича вселенец, – эти солдаты однажды выйдут в отставку, по крайней мере, те, кто выживет, чем они займутся, более ничего не умея, как убивать? На дорогах грабить станут? Грабители из них выйдут знатные, тактически грамотные, ведь мы их обучим убивать на совесть. А увечные? Побираться, позоря этим самым тебя?»

«Хм-м…»

«Вот тебе и хм-м… А так они станут основой административного аппарата управления. То есть ты посадишь этих преданных тебе людей в провинции будущего единого государства под названием Русь, что станет для них высшей наградой. Они станут твоими глазами и ушами, они станут твоими руками, что будут карать и миловать. Это будущие судьи, учителя и священники. Да, учителя – это очень важно», – с нажимом добавил Штыков, невольно вспоминая тот бардак, что творился в те годы, когда он жил.

Украина, Прибалтика… да и Белоруссия, если уж на то пошло. Не смогли три части одного народа удержаться вместе, слишком много крови пролилось меж людьми. Никто из государей не пытался объединить людей кроме как мечом.

«Обучая детей, они станут приводить все население государства к единому знаменателю, вкладывая в обучаемых идеи единства. Образование станет тем, я бы сказал, главенствующим фактором, что в конечном итоге сошьет из кучи лоскутов княжеств единое одеяло, сделает это так крепко, как не сможет даже сила оружия и сурового закона. Да, княжество можно завоевать, установить там свои порядки, и люди склонятся перед насилием, но будут помнить о своем подчиненном положении, пронесут эту память сквозь века, они станут восприимчивы к внешнему враждебному воздействию, чтобы однажды, в годину опасности, ударить изнутри… Потому все должны ощущать себя единой нацией, говорить на одном языке, думать на одном языке… Для чего учить надо не только избранных, а всех, невзирая на сословие и уровень достатка, для чего делать это бесплатно. Да, это дорого, но единство и мощь страны никогда не стоят дешево».

«Мн-да…» – только и смог выдавить потрясенный спичем приблудной души Юрий Всеволодович.

«Именно. Ты будущий великий князь, так что должен думать в перспективе на многие столетия, а то и тысячелетия, закладывая такой крепости фундамент, чтобы и твои потомки строили здание государства по составленному тобой плану, и даже если захотят что-то в нем изменить, то не смогут, собственно, они и не должны хотеть что-то менять. Они должны считать такой подход единственно верным и всех, кто пожелает что-то изменить, немедленно уничтожать без всякой жалости, ибо Русь превыше всего!»

Но вот что ответить епископу?

«А, собственно, почему бы не сказать правду? – предложил Штыков. – Дедок вроде вменяемый, в маразм вроде не впал, желает всяческого укрепления православия на Руси, а этого можно добиться, только если Русь станет единой страной».

И Юрий Всеволодович отжег, чуть ли не в слово в слово повторив спич Штыкова.

Епископ Иоанн слушал княжича с выпученным глазами и открытым ртом.

То, что он слышал, было неожиданно, смело, даже дерзко. О том, что говорил этот княжич, даже мечтать не приходилось, очень уж велика раздробленность, коя только усиливается с каждым поколением. Но то раньше. Сейчас, глядя в эти пылающие глаза оратора, слыша ту уверенность, с которой он говорил, епископ подумал, что очень даже может быть, что у его любимца все получится.