Палач

Глава 2. Анюта и ее семья

Не вылезая из-под пухового одеяла, Анька засунула в рот крупную ягоду малины: тарелочка с ней стояла на маленьком самодельном столике рядом с раскладушкой. Солнце ярко светило сквозь виноградные листья. Через раскрытое настежь окно, дедушка подавал бабушке, стоящей внизу, резиновый зеленый шланг. Шланг крепился в кухне к водопроводному крану и тянулся на балкон через коридор и спальню. Балкон находился на втором этаже. Прямо под ним бабушка разбила грядки с астрами. Скоро последнее в жизни Аньки школьное первое сентября. Каждый год девочка ходила в школу с букетом выращенных бабушкой цветов белого, лилового, сиреневого, бордового цветов, слегка горьковато пахнущих и таких родных.

«Включай!» – крикнул деда куда-то вглубь дома. Шланг завертелся, выпрямился, и из него полилась вода. На балкон вышла улыбающаяся мама. Анька зажмурилась от счастья и спряталась в белоснежном коконе хрустящего пододеяльника.

– Анюта, вставай, скоро гости придут. Надо обсудить меню.

Обсудить меню к празднику было любимым Анькиным занятием. К семейным праздникам готовились заранее: бабушка жарила в кипящем масле пирожки с разными начинками, дедушка варил фирменные щи, тетя Катя, мамина старшая сестра делала холодец, картофельники с грибным соусом и пекла медовик. Маминым фирменным блюдом было мясо по-французски – аппетитные кусочки свиной вырезки, покрытые хрустящей сырной корочкой.

Особенно Анька любила бабушкины пирожки с тушеной кислой капусткой. Улучить минутку, когда на кухне никого нет. Выхватить из миски золотистый горячий пирожок. Положить на него кусочек ледяного, специально, для этого случая, заброшенного в морозилку, сливочного масла. Полюбоваться пару секунд, как оно тает, стекая молочными каплями на руку, и забросить хрустящую вкуснятину целиком в рот. Оглядеться по сторонам. Прибрать следы «преступления» и отправиться в большую комнату сервировать стол. В большой комнате, а именно так ее называли в семье – не «зал», не «столовая», а «большая комната» – стояли два застекленных серванта. Две больших любви Аньки. В одном были книги – собрания сочинений Джека Лондона, Майна Рида, Алексея Толстого, Валентина Катаева, Стефана Цвейга, Франсуазы Саган, Александра Дюма и выбивающаяся из общей тональности серия романов Анн и Сержа Голон про Анжелику, зачитанные Анькой «до дыр». Во втором – посуда, привезенная дедушкой со всех уголков мира. Тончайшие салатные тарелки из Польши, на которых пары танцевали краковяк. Чайный сервиз из Японии, переливающийся, как хамелеон, всеми оттенками зеленого, желтого и розового. Рифленые рюмочки под водку из Швейцарии. Роксы под виски из Шотландии. Бокалы в виде тюльпанов на тонюсеньких ножках под игристое из Франции. Супница и суповые тарелки со сценками крестьянской жизни из Китая. На верхней полке в центре стояла кукла официантки из ресторана в Праге в пышном кружевном подъюбнике, поверх которого было надето розовое шелковое платье и белоснежный передник. Темные волосы женщины почти полностью скрывал высокий прямоугольный головной убор. Синие глаза смотрели прямо на Аньку, которая любила по долгу стоять рядом, представляя себе историю жизни не куклы, а взрослой красивой женщины, живущей где-то в Чехии.

В большой комнате собирались на праздники большой семьей. Ни у кого из членов семьи никогда не возникало вопроса, что делать на Новый год, 8 марта, 1 мая, 23 февраля, в дни рождения и на крестины. У бабушки с дедушкой было трое детей: две дочери и сын. У каждого из них были семьи и дети. А у старшего сына уже и внуки. Так было заведено: Анька сервировала стол, выставляя на него посуду из серванта. Ей были знакомы все нюансы процесса. Не просто «вилочки слева, а ножи справа». Она знала, где и как должны располагаться все предметы фраже[2], где по правилам должны стоять салаты, где напитки, где хлебная корзина, как и в каком количестве на столе могут стоять свечи и другие украшения, составляла букеты цветов для центральных ваз или перевязывала ленточкой крошечные букетики, прикрепляя их к именным карточкам, стоявшим рядом с тарелками. Каждый раз, а таких разов было многое множество, ей удавалось удивить членов семьи новым причудливым способом складывания тканевых салфеток. Это мог быть обычный веер, удав, птица, роза. Сначала девочка подсматривала способы в интернете, а после стала придумывать свои. Пока она занималась столом, ее братья и сестры носили с кухни блюда и напитки. К шампанскому, винам и графинчику водки всегда присоединялась бутылочка односолодового шотландского виски «Lashkevich». Лашкевич – фамилия дедушки. Он что-то сделал полезное для Шотландии, и в честь него было выпущено 10 тысяч бутылок первоклассного напитка на одной из ведущих винокурен страны.

После застолья традиционно проходил концерт, в котором все принимали участие. Анютина мама рисовала стенгазеты, каждый раз с разным названием. Не изменен был стиль: к фотографии головы каждого члена семьи пририсовывалось нечто: тело животного или человека невиданной профессии, и следовала эпиграмма. Фотографии наклеивались на ватман заранее, а рисунки и четверостишья появлялись в день общего сбора. Над ними Анютина мама колдовала, закрывшись в спальне, пока остальные суетились, распаковывая подарки и привезенные к столу блюда. Концертное действо начиналось с рассматривания газеты. Взглянув на ее оформление, дедушка смекал, какая по настроению лучше подойдет музыка. Садился за фортепиано и осуществлял музыкальное оформление, под которое шло обсуждение очередного маминого шедевра. Обычно все хохотали, но бывали и странные реакции. Анька замечала их, но не придавала значения. Праздники приносили ей только радость и было странно, что кто-то может не радоваться вместе с ней. Тем более, и Анюта была в этом уверена, ее мама всем желает только добра. Позже, повзрослев, девочка поняла, что многое в ее жизни могло сложиться по-другому, будь она более внимательна к этим реакциям. Ну, а после концерта, все играли в карты – в тысячу. Ставка была символическая – 50 копеек за очко. Но бои были не шуточные. Выиграть хотелось каждому. А еще дедушка всегда записывал на телефон все выступления, пожелания, высказывания, курьезные случаи. Записывал, а после сортировал и архивировал. Хотел, чтобы история семьи сохранилась для потомков.

Сегодняшний день для Аньки, так она любила себя называть, был особенным. День рождения, на который впервые в доме бабушки и дедушки соберется не семья, а ее друзья. Бабушка с дедушкой заранее договорились вечером пойти к соседям поиграть в карты, а мама поможет накрыть на стол, проведет викторину и уйдет на свидание. Если бы бабушка могла читать Анькины мысли, она бы расстроилась:

– Никакой Аньки, – сказала бы бабушка. – Тебя зовут Анна. Можно Аня или Анюта, но никакой Аньки.

Родители Анюты расстались, когда ей было одиннадцать. После развода девочка сама решила жить с бабушкой и дедушкой. Сначала один раз осталась ночевать, потом другой, потом осталась на пару дней, а потом попросилась остаться навсегда. Ей было невыносимо находится в новой квартире, в которую они въехали с мамой после развода. Невыносимо не потому, что квартира была плохая. Просто Анюте было невмоготу осилить столько новых «картинок жизни». Знакомые с детства стены квартиры бабушки и дедушки ее успокаивали. Кроме того, Анюта понимала, что маме нужен кто-то. А ей, Анюте, этот кто-то не нужен. Она не хотела «запрещать» маме встречаться с мужчинами, но и становиться наблюдателем новой маминой жизни тоже не желала. За последние четыре года мама однажды успела побывать замужем, однажды развестись и сейчас встречалась с прекрасным мужчиной, с которым кажется дело не шло к свадьбе, но и расставанием не пахло. Вместе они не жили. Просто проводили много времени и иногда ночевали друг у друга.

– Мамусь, а можно обсудить меню, лежа в постели.

– Конечно можно. Только бабушке об этом не рассказывайте, – подмигнул Аньке и маме деда.

В семье были строгие правила, заведенные бабушкой. И не очень строгие – дедушкой. Из строгих самым важным было то, что постель исключительно для сна. Хотя, балконный топчан вроде как не считался официально кроватью, о чем Анюта постоянно напоминала бабушке, выторговывая право валяться на нем с книгой или экзаменационными вопросами. Но утром надо было встать, убрать постель, умыться, почистить зубы, позавтракать и лишь потом приступать к делам. Сегодня в честь праздника на все были послабления. Второе правило гласило – никогда ни при каких обстоятельствах не кричать. Даже, если нужно было просто позвать к телефону или привлечь внимание, кричать из одной комнаты в другую запрещалось. Надо было прийти и тихо-спокойно сообщить, что случилось. Стоило ли говорить, что в доме не было ни ссор, ни скандалов. Все решалось мирным путем – путем переговоров. И эти переговоры никогда не откладывались на потом. Третье правило: если что-то пошло не так, это обсуждается в момент, когда что-то пошло не так. Четвертым правилом была пустая раковина и корзина для белья. Посуда мылась, а белье стиралось в моменте. Накапливать посуду, белье и негатив запрещалось. Пятое правило, если кто-то хотел сесть за стол – пусть даже в кухне, пусть даже просто выпить чаю, обязан был опросить всех, находящихся в доме, не хотят ли они к нему присоединиться. Таким образом, любые перекусы всегда собирали всю семью вместе. Телефонами в доме пользовались крайне редко – только, когда кто-то звонил или самим надо было срочно позвонить. Поэтому застолья никогда не превращались в wifi party. Семья либо обсуждала что-то насущное, либо смеялись над историями из жизни. Обсуждать других людей в их отсутствие тоже было запрещено. Разговоры касались только присутствующих, что вполне всех удовлетворяло: ведь так внимания у каждого члена семьи, находящегося за столом, было предостаточно. У дедушки в правилах отсутствовало слово «запрещено», он просто всегда предлагал присоединиться: присоединиться к нему во время утренней зарядки, во время вечерней прогулки «для обязательного подсчета созвездий на небе и проверки, не сбежал ли куда Орион», присоединиться к написанию поздравительных открыток. Перед каждым праздником дедушка клал на стол в большой комнате стопку открыток и собственноручно писал родным, друзьям и знакомым пожелания. Всем непременно разные – от сердца, предварительно, как бы невзначай, обзвонив и выяснив, у кого как идут дела. Иногда к открыткам присоединялись небольшие сувениры, которые дедушка тоже сам укладывал в коробочки или мастерил свертки, виртуозно владея техникой упаковки и ловко обращаясь с лентами разной ширины, сооружая всевозможные банты.

– И чем ты хочешь кормить гостей? А то я на привоз убегаю.

– Мамочка, а сделай нам «Шапку Мономаха».

– Анютка, моя хорошая, она почти готова. Я, как чувствовала, что ты ее захочешь. Думаю, сделаю на всякий случай. А когда безе печь поставила, прямо голос твой услышала: «хочу «Шапку Мономаха», мамочка».

– Я так тебя люблю, моя хорошая.

– Еще что?

– Давай что-то такое… Такое… Чтоб и традиционное и удивить.

– Давай.

– Предлагаю картошку по-африкански, – вступил в разговор деда.

– Папа, вот это новости. Что еще за картошка такая? – легонько щипает мама дедушку.

– Наташа, купи молодую кругленькую, чтоб одинаковая вся была. Я ее помою, и кожуру ножичком надрежу так, чтоб она в мелкую клеточку получилась. Смажу сливочным маслом, натру солью и чесночком. Воткну в каждую по сухой гвоздичке и на пергаменте в духовке запеку. Будет красиво и идеально подойдет к твоему французскому мясу. Мы так в Алжире делали. А Алжир, между прочим, первая африканская страна, завоеванная французами. Уверен, моя картошечка станет идеальным приобретением для твоего мяска, – улыбнулся дедушка. Хотя… и тут дедушка задумался и произнес фразу, над которой в свою очередь задумались мама с Анютой. – Нет, ничего хуже, когда одни вдруг решают путем войны доминировать над другими. Пусть лучше наши мяско и картошечка дружат, стремясь к общей цели доставить удовольствие твоим гостям. В общем, принимаете предложение?

– Принимаем. А еще что ты интересного готовил в командировках, дедушка?

– Вот еще можно такой десерт приготовить. Наташенька, ты купи жирной сметаны и пару лаймов. Взобьем сметану с цедрой и соком лаймов в миксере, добавим сахарной пудры. Тебе, Аннушка, будет позволено рюмочки мои взять и выложишь слоями. Взбитую массу, свежую малину, снова массу, снова малину, еще раз массу, посыплешь молотым миндалем, украсишь одной ягодкой малины и сверху немного сахарной пудры. Будет, как мороженное, только с кислинкой. Перед подачей надо в морозилку минут на 5 поставить.

– Ага, значит у внучки важный день, а про бабушку все забыли. Какие вопросы остались не решены?

– Салаты, бабуль.

– Хм… Салаты должны быть легкими и разноцветными. С чего праздник начнешь, так он и задастся. Начинать надо с ярких красок. Давай салат из хурмы сделаем. Миндаль в блюдах есть?

– Есть в десерте, Томочка.

– Хорошо, Юра. Раз миндаль в списке продуктов есть, делаем так. Заливаем миндаль кипятком и, как остынет, очищаем от кожицы. Купи, Наташа, свеклу с ботвой. Ботва на салат пойдет, а из клубней холодный свекольник пусть будет. В супнице нашей красивой на стол поставим. Ботву помыть, руками нарвать. Открыть мою баночку прошлогодних соленых огурчиков. Нарезать соленые и свежие огурчики. Ботву выложим в глубокую тарелку, на которой китаянка веером любуется, туда же хурму, два вида огурцов, миндаль и копченость какую-нибудь. Грудиночку свиную ты точно еще на привозе хорошую успеешь отхватить. Ее тоненько порезать. Взбить в миксере сметану с солью, укропом и чесноком и заправить салат.

– Не очень ли смело, бабушка?

– В самый раз. А если кто напугается, тому можно обычный овощной предложить – микадо[3], лучок ялтинский, редис, огурчики, петрушка и каперсы для разнообразия. Оливковым маслом заправить и готово. И сколько красок на столе: оранжевая, розовая, зеленая. Предлагаю перец болгарский желтенький запечь. Тогда еще один цвет добавится.

– Каперсы. Ты в своем репертуаре, ба.

– Каперсы растут у нас в степи. Это наш продукт. Поэтому, мой репертуар вполне патриотический. Не то, что дедушкин, с его буржуйскими замашками.

Так, в теплой дружеской обстановке, бабушка, дедушка и Анюта собрали маму на рынок и приступили к приготовлениям. Вернее, старшее поколение отправилось на кухню, а Анюта стала примерять обновки. Мама сшила ей новый брючный костюм: белую майку-сеточку с фиолетовой горловиной и фиолетовые в белую полоску бананы. А бабушка связала пару легких, как паутинка, свитерочков кремового и бирюзового цвета и темно-коричневую плотную юбку колокол. Дедушка дополнил подарки золотыми часиками на тоненьком кожаном ремешке no name. Видно, что долго искал: ни в одном магазине или интернет-каталоге Анюта их раньше не видела. В этой одесской семье мало любили подарки, сделанные не своими руками. Купить что-то в магазине считалось верхом невнимания. Подумаешь, пошел в магазин и купил – для этого ума много не надо. Придумать, предугадать, тайно смастерить – дело другое.

Когда гости собрались, стол в большой комнате был накрыт льняной скатертью, в центре горели несколько свечей, создавая уют, а на всех возможных поверхностях в квартире разместились легкие закуски и напитки. Основные блюда томились на кухне, ожидая своего часа. Мама выкатила в центр комнаты старинный складной столик с нарисованным олимпийским мишкой, усыпанный крошечными подарочными коробочками с привязанными к ним карточками с номерами. Такие же карточки висели на лентах, прикрепленных к канату, который натянули пришедшие Сережа с Мишей, между сервантов. Анютину маму обожали все ее друзья. Не каждому так повезло с родителями, не всех готовы были спокойно выслушать, что-то посоветовать и взять за свой совет ответственность, как это могла сделать тетя Наташа – Анина мама. К тете Наташе по любому поводу бежали все. Ей, бывало, друзья Анюты звонили чаще, чем самой Анюте. При появлении мамы раздались аплодисменты. Сережа крикнул: «У меня есть тост!». Сильно покраснел, опустил глаза и почему-то пробормотал:

– Давайте выпьем за моих родителей.

Все рассмеялись.

– Всенепременно, Сережа, – мама изобразила лихое па, похожее то ли на поклон, то ли на прыжок, в общем, два в одном. – А пока, традиционная викторина.