Неизбежное искушение
Первые несколько месяцев их отношений, сразу после аварии, она испытывала слишком много боли. А когда ей наконец стало лучше, Леви обращался с ней как с хрустальной вазой. После больницы ей все еще нужно было время, чтобы прийти в себя, и, когда она восстановила большую часть подвижности, она была настолько смущена своими эмоциями, что попросила Леви подождать до первой брачной ночи.
Он мягко поддразнивал ее за старомодность, и она чувствовала себя виноватой, потому что мораль не имела никакого отношения к ее решению. У нее было достаточно сомнений относительно своего будущего и без секса.
То, что она не занималась любовью с Леви, что он не был ее первым мужчиной, стало одним из ее самых глубоких сожалений.
Танна оглядела комнату. Она была в этом доме всего несколько раз. Тогда в нем жили родители Леви, и Танна влюбилась в просторный особняк, наполненный светом.
Комнаты, благодаря Кэлли украшенные изящными вещами, казались обжитыми, уютными и одновременно изысканными. Хотя теперь это был дом Леви, он все еще хранил следы творческого таланта его матери.
Танна не могла отделаться от мысли о том, что если бы она осталась, то это был бы и ее дом. На стенах висели бы фотографии ее родных и ее любимые картины, стояли бы предметы мебели, доставшиеся ей в наследство от родителей. Но все, чем она владеет, находится в ее квартире в Лондоне, и у них с Леви больше нет возможности соединить свои судьбы и свое имущество.
– Мне нравится эта комната, – сказала она, игнорируя хмурый взгляд Леви.
– Она не заполнена бесценными произведениями искусства, как дом твоего детства, но это нормально.
Будучи потомственными аукционистами и торговцами произведениями искусства, ее родственники собрали невероятную коллекцию. Большинство предметов украшало стены их дома в Бикон-Хилл. Например, в ее спальне висел набросок Дега и акварель Джорджии О’Кифф.
Танна выросла в окружении картин, текстиля и керамики и планировала, как и братья, присоединиться к семейному бизнесу, пойти в отдел пиара и рекламы их аукционного дома. Но она уже много лет не была в Бостоне, а с тех пор, как с ней произошел несчастный случай, не заходила в офис компании «Мерфи». Потому что когда-то это был ее второй дом.
Только в «Мерфи» она чувствовала себя совершенно спокойно и счастливо. Она боготворила искусство во всех его проявлениях, любила говорить о нем, а также находиться среди людей, которые ценили его так же сильно, как она. Каждый раз, приезжая домой, Танна знала, что если она войдет в «Мерфи интернэшнл», то начнет сомневаться в своем решении стать врачом скорой. Поэтому она избегала семейного бизнеса. И, насколько это было возможно, избегала Бостон.
Танна вздохнула.
– Мне надо было просто остаться в Лондоне, – сказала она, обращаясь в основном к самой себе.
– Совершенно с тобой согласен. Не бойся туда вернуться.
Она бы сделала это, если бы могла, но это невозможно, пока она не возьмет под контроль симптомы посттравматического расстройства. И кто знает, как много ей придется работать и сколько времени уйдет на достижение этой цели? Желудок Танны сжался, а мышцы шеи напряглись.
Расслабься, Танна.
Сосредоточившись на дыхании, она отогнала от себя негативные мысли. Ей просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Несчастный случай произошел давно, и сейчас она здорова. Ей надоело быть заложницей своих страхов. Она любит неотложную медицину, и возможность помогать другим для нее очень важна. Она в неоплатном долгу перед работниками скорой: ее сердце дважды останавливалось по дороге в больницу. Единственный способ выразить свою благодарность – помогать другим.
К сожалению, выплата этого долга сопровождалась приступами паники, воспоминаниями и холодным потом. И ей нужно научиться контролировать свои эмоции на работе. В конце концов, симптомы ПТСР ее не убьют. Хотя иногда казалось, что так оно и будет.
Танна снова попыталась завязать разговор:
– Мне очень жаль твоего отца, Леви. Я знаю, что это случилось много лет назад, но мне все еще жаль.
– Как ты и сказала, это было давно.
– И я где-то читала, что твоя семья продала компанию Рэя после его смерти. Наверное, тяжело было потерять и отца, и компанию.
– Не совсем так.
Она надеялась, что он имеет в виду потерю компании, а не смерть отца. Леви, которого она помнила, был скрытным и сдержанным, но он никогда не был жестоким.
– Есть ли смысл в этом бессмысленном разговоре? Поскольку ты ушла от меня, не думаю, что тебе особо интересна моя жизнь. А мне, в свою очередь, все равно, как ты провела последние десять лет, Танна.
– Я врач скорой помощи.
Заметив проблеск удивления в его глазах, она выпалила свой вопрос:
– Ты ни разу не спросил братьев, где я и что делаю?
– Ты бросила меня, забила на наши планы, так что я не чувствовал необходимости следить за твоей жизнью, – парировал Леви. – Говори, что хотела, и уходи.
Его небрежный приказ и ожидание, что ему немедленно подчинятся, взбесили ее.
Танна неспешно подошла к креслу и опустилась на него, устраиваясь поудобнее. Леви взял сэндвич и снова поторопил ее:
– Рассказывай. И побыстрее.
Она так часто представляла эту встречу, репетировала, что сказать, но теперь тщательно продуманные реплики вылетели из головы. Видя, как нарастает нетерпение Леви, она заставила себя заговорить:
– Я не бросила тебя у самого алтаря, но это было почти то же самое.
– Ты ушла сразу после репетиции свадебного приема. За какие-то двадцать четыре часа до церемонии, – сказал Леви, бросив едва тронутый сэндвич на тарелку.
Танна заставила себя выдержать его взгляд.
– Мне не следовало уезжать, не поговорив с тобой, не попрощавшись, не объяснив.
– Бесспорно.
– Я была не права, мне следовало набраться храбрости и встретиться с тобой лицом к лицу. Сбежать, оставив письмо, было проще.
– Да, после того, как я наблюдал, как ты сражаешься, чтобы оправиться от своих ран, как ты снова учишься ходить, я был удивлен отсутствию у тебя храбрости. И порядочности.
Танна почувствовала, как ей в спину вонзился нож. Но она не могла поспорить с утверждением Леви. Как бы ей хотелось сказать ему правду! Что она не могла поговорить с ним перед отъездом, потому что он отмахнулся бы от ее страхов, как от предсвадебного мандража. Он бы убедил ее, что они поступают правильно, и она бы послушалась. И была бы несчастна. И злилась бы на себя за то, что не смогла противостоять.
– Моя мама отменила свадьбу, обзвонила всех и вернула подарки. Рождество в тот год было довольно дерьмовым. – Леви вонзил нож еще глубже. – Зато мы попали на первые полосы газет на несколько недель. Пресса преследовала нас повсюду, тыча камерами в лицо, требуя комментариев. Да, лучшее Рождество на свете.
Танна поморщилась. Она спросила о журналистах, но Кэррик сказал ей, чтобы она не беспокоилась об этом, и она не беспокоилась. В тот момент она пыталась построить новую жизнь, найти новую норму.
– Может, когда-нибудь ты позволишь мне объяснить.
Лицо Леви напоминало Берингово море в разгар зимы.
Танна кивнула и вытерла влажные руки о бедра.
– Ну, мне очень жаль. Жаль, что я ничего не могу сделать, чтобы загладить свою вину.
Леви пристально смотрел на нее, и Танна почти что видела, как напряженно работают его серые клеточки. Он что-то задумал, и Танна посмотрела на дверь в соседнюю комнату – ее внутренний радар велел ей уйти сейчас же. Что бы Леви ни собирался сказать, это перевернет ее жизнь с ног на голову.
– Кэррик говорит, что ты пробудешь в городе шесть недель…
– Плюс-минус, – подтвердила Танна, гадая, к чему он клонит.
Улыбка Леви была полна сарказма.
– Говоришь, хочешь загладить вину?
Да, она готова сделать что угодно ради этого.
– Что ты имеешь в виду?
Леви снова взял кружку с кофе.
– Мне больно это признавать, но стало совершенно очевидно, что мне нужна помощь. Я могу ходить, но это ужасно больно…
– Так и должно быть, если ты сломал коленную чашечку.
– С гипсом я справляюсь. Это раздражает, но с этим можно жить. Но я не могу много ходить, потому что пользоваться костылями чертовски больно. Так что было бы неплохо иметь золотую рыбку на посылках. Кого-то в моем полном распоряжении. Кого-то, кому я могу приказывать, – Леви осклабился, – потому что он мне должен.
Вот дерьмо. Во что она вляпалась…
Глава 3
Черт побери, она в долгу перед ним.
Танна должна ему за то, что отказалась от их помолвки, сбежала со свадьбы, перечеркнув все их планы. Не важно, сколько часов он провел у ее постели, обнимая ее, пока она плакала от боли и разочарования. Это был его выбор, и он жил им.
Но это был ее выбор – согласиться на его предложение, на свадьбу, сказать «да», хотя на самом деле она имела в виду «нет». Недели и месяцы после ее побега были адом. Ему постоянно приходилось иметь дело с фальшивым сочувствием людей, больше озабоченных сплетнями, чем его состоянием. Он ненавидел прессу за то, что она сделала его, скрытного интроверта, забавой для публики. Танна в долгу перед ним за бессонные ночи, которые он провел, сомневаясь в собственных суждениях, за то, что заставила его думать, что просить ее руки было не самым умным решением. За месяцы и годы переживаний.
Она. Ему. Должна.
И да, при этом он действительно все еще хочет переспать с ней. Даже больше, чем раньше. Десять лет превратили ее из стеснительной девушки в уверенную в себе женщину, и он не чувствует необходимости сдерживать свои реакции, выбирать слова. Танна может дать столько же, сколько получила. И она потрясающая, а он ранен, а не мертв. Леви провел рукой по лицу, чувствуя пульсирующую боль в плече, ноге и – да, в члене. В прошлом он никогда не позволял их физическому взаимодействию выходить за рамки пары легких поцелуев. Дело не в том, что он не желал ее. Ему было двадцать четыре, и он был вибрирующим гормоном, а она была красивой, поразительной девушкой.
Но она была травмирована, и каждый раз, когда он хотел углубить их физическую связь, он вспоминал ее, прижатую к искореженному автомобильному сиденью, ее зеленые глаза, расширенные от шока и боли, ее тонкий голос, спрашивающий, умрет ли она. Он ясно помнил, как велел ей не смотреть на Эдди, которая на водительском месте навалилась на руль, окровавленная и безучастная.
В течение месяцев, последовавших за той ужасной ночью, он чувствовал, что влюбляется все больше, очарованный свирепой храбростью Танны. Он страстно желал ее, но обещал себе, что не будет настаивать на физической близости. Он был крупным парнем, на сотню фунтов тяжелее ее, и он боялся, что нечаянно сделает что-то, что помешает ее выздоровлению. Он сдерживал свое влечение.
Когда Танну наконец выписали, она, любуясь его кольцом, попросила еще немного времени, чтобы отложить близость до свадьбы. Это, конечно, было довольно жирным намеком, что все не так уж хорошо. Танна уже не была ни слабой, ни хрупкой. И вожделение, которое он испытывал по отношению к ней тогда, было детской версией той горячей, страстной эмоции, которая бурлила в его теле сегодня. Танна была подтянутой, здоровой, энергичной, и он знал, что не навредит ей. Ни физически, ни ментально.
По сравнению с тем, что было десять лет назад, она была вполне благополучна. Она была сильной. Дерзкой. И видит бог, он никогда не мог устоять перед вызовом. Расплата будет наслаждением. Месть – блаженством.
Леви наблюдал, как Танна пытается найти способ сказать «нет». Она открыла рот, но ожидаемое оправдание не прозвучало. Вместо этого она задала вопрос:
– Сколько времени мне понадобится, чтобы отработать свой долг?
– Это означает «да»?
– Нет, это вопрос, – сказала Танна. – Как долго?
Как только он сможет пользоваться костылями, он сумеет передвигаться. Но все равно не сможет сесть за руль. А ему надо добраться до своего бизнеса – до причалов, верфи и прочих объектов, которыми он управляет от имени семейного траста Броганов. Да, он может брать отгулы сколь угодно долго. Он мог бы уйти в отставку хоть завтра, если бы захотел. Но он не хочет. Работа поддерживает его мозг в тонусе, позволяет сохранять контроль над ситуацией, а значит – душевное спокойствие.
– Мне нельзя нагружать ногу в течение шести – восьми недель, – ответил Леви. – Мне нужен кто-то в помощь еще на две недели, а после этого – на неполный рабочий день, по крайней мере еще на четыре недели.
– Твои сестры и мама не могут помочь тебе? – спросила Танна, ища спасения.
– Конечно, могут, но они мне нравятся. Я не понимаю, почему они должны мириться с моим плохим настроением, когда на этот случай есть ты.
– Потому что я у тебя в долгу, – сказала Танна несчастным голосом.
Да, это так. И еще потому, что он не мог представить, как она снова уйдет из его жизни, пока он не узнает каждый дюйм ее восхитительного тела. Он жаждет возмездия.
«Запомни это, Броган. Секс и месть – единственные причины, по которым ты настаиваешь, чтобы она осталась».
Леви снова посмотрел на нее и сглотнул, удивляясь, почему у него так пересохло во рту. Его сердце колотилось о грудную клетку, желудок присоединился к восстанию. Что, черт возьми, с ним происходит?!
Ему больно, он возбужден, и он… немного напуган. Никто и никогда не действовал на него так, как Танна Мерфи.
Черт.
«Ладно, Броган, хватит болтовни. Держи спину прямо».
Это ведь нормально – немного увлечься мыслями о том, каково будет сжать Танну в объятиях, обнаженную, нежную и такую невероятно женственную. Но секс – это все, что его интересует. Он не настолько глуп, чтобы дать ей что-то еще.
– Я так не думаю, Леви. – Танна покачала головой. – Это плохая идея, и я не понимаю, почему я должна отказаться от своего… отпуска, чтобы быть в твоем полном распоряжении.
Почему она заколебалась, когда сказала «отпуск»? Она вернулась в Бостон по другой причине?
– Я не прошу тебя приклеиться ко мне, Танна. Мне просто нужно, чтобы ты переехала сюда, помогла с едой, отвезла меня на работу и обратно.
– Ты еще не готов вернуться к работе, – сказала Танна властным тоном.
Леви приподнял брови, удивляясь ее самоуверенности.
– Но скоро смогу, – возразил он. – В любом случае, как я уже говорил, ты нужна мне на пару часов в день. Остальное время будет принадлежать тебе.
– Очень мило с твоей стороны.
Леви не позволил ей увидеть его улыбку. Агрессивную и саркастичную.
Все лучше и лучше. И он рад этому. Если бы Танна была такой же скромной, жаждущей угодить девушкой, какой была раньше, он, вероятно, не сделал бы этого предложения и не был бы и наполовину так заинтересован в ней.
В двадцать четыре года он был счастлив, что его самолюбие удовлетворено; в тридцать четыре ему нравились женщины, которые противостояли ему, которые не боялись высказывать свое мнение. Его окружали сильные, смелые, самоуверенные девушки, и если он когда-нибудь задумается о новых отношениях – в весьма отдаленной перспективе, – то ему нужна женщина, способная стоять на своих ногах.
Став голосом разума, когда амбиции его отца превзошли здравый смысл, Леви не мог припомнить времени, когда он не чувствовал себя ответственным за мать и сестер. После смерти отца Леви курировал продажи их компании и управлял миллиардами семейного траста. Надо признать, ген спасателя у него в крови. Но его мама и сестры прекрасно могут позаботиться о себе, и, хотя они были рады, что он распоряжается семейными деньгами, ему не раз говорили, что не нужно беспокоиться об их эмоциональном благополучии.
У них есть свои мужчины, которые достаточно заботятся о них.
Но он все равно чувствовал ответственность. Вероятно, так будет всегда. Они – его кровь, часть его души. Танна, да и любая другая женщина, не заслуживают такой большой доли его сердца. Было слишком больно, когда его вернули ему, истерзанное и покрытое синяками.
Господи, Броган, хватит мелодрамы.
Это честная сделка. Ему просто нужен помощник.
– Пара обедов, пара поездок, немного работы по хозяйству – вот и все, что мне от тебя нужно. – Леви заерзал в кресле, и боль пронзила его, впиваясь когтями в тело. Ему потребовались все его силы, чтобы не дать Танне увидеть, каким слабым и несчастным он себя чувствует.
Крошечная морщинка появилась меж ее бровей.
– Тебе больно.
Черт побери, что случилось с его непроницаемой маской? Не желая уступать ей ни на дюйм, он издал звук, который, как он надеялся, прозвучал как насмешка.
– Ради бога!
– Боже, спаси меня от упрямых мужчин, – пробормотала Танна.
– Я в порядке, Мерфи. – Какая ложь…
Откинув голову назад, Леви изо всех сил старался держать глаза открытыми, проклиная себя за то, что так устал. Иногда ему удавалось проигнорировать боль и заснуть, и он чувствовал, что это один из таких моментов. Его измученное тело нуждалось во сне, но он не хотел засыпать сейчас. Если он отключится, Танна уйдет, и он, возможно, никогда больше ее не увидит. Леви схватил ее за запястье.
– Ты будешь здесь, когда я проснусь?
Танна помотала головой:
– Скорее всего, нет.
Его пронзило разочарование.
Танна не пыталась вырвать свою руку, и ее кожа была такой мягкой, такой гладкой. Ему показалось, что он услышал ее вздох, а голос, когда она заговорила, доносился откуда-то издалека.
– У меня есть дела. Мне нужно поговорить с братьями, объяснить, что я буду здесь делать. Вернусь через пару часов.
– Обещаешь?
– Да. А теперь спи, Леви.
Леви надеялся, что скоро увидит ее снова. Но только потому, сурово напомнил он себе, засыпая, что он нуждается в помощи. И потому, что ему очень, очень, очень хочется увидеть ее обнаженной.
Аукционный дом на входе украшала надпись «Мерфи интернэшнл» – белым поперек кроваво-красного. Это было просто, эффектно и красиво, и Танна ощутила знакомый прилив гордости.
Ее прадед основал компанию, передал ее деду, потом отцу, а теперь ее братья управляли всемирно известным аукционным домом с филиалами по всему миру. Она была единственной из Мерфи, кто работал в совершенно другой области.
От этой мысли ей стало грустно. Танна засунула руки в карманы пальто, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Как и всегда, она планировала избегать посещения «Мерфи», но ей нужно было поговорить с Кэрриком, а он, если она правильно помнит, скоро уезжает в Токио. Ей нужно сказать ему, что она переезжает из дома на Бикон-Хилл к Леви…
Но только для того, чтобы помочь ему.
Она определенно не может сказать брату, что надеется – как бы безумно это ни звучало, – что они с Леви вскоре наконец разденутся и она узнает, каково это – заниматься любовью со своим бывшим женихом.
Она провела много ночей, представляя, как его руки будут касаться ее кожи, каким сильным и нежным он будет, когда войдет в нее, заполняя ту пустоту и отчаяние, которые никогда не удавалось заполнить ни одному мужчине. Ей необходимо это узнать, потому что, честно говоря, ее сексуальное образование было неполным.
Их с Леви время прошло… Но пока она не переспала с ним, она не видит полной картины – в этом пазле не хватает важного кусочка. Как будто она не прочла последнюю главу захватывающей, хоть и печальной истории.
Танна услышала звук входящего сообщения на своем телефоне. Она провела пальцем по экрану и прочитала сообщение от Кэррика: «Охрана только что предупредила меня о подозрительной женщине, которая осматривает здание. Тащи сюда свою задницу, пока тебя не арестовали».
Танна усмехнулась. Она знала, что охранная фирма компании использует программное обеспечение для распознавания лиц, и ее опознали в течение нескольких секунд после прибытия.
Танна поздоровалась со швейцаром и вошла в главное здание, ее ботинки гулко стучали по полированному полу. Танна нередко заходила на сайт «Мерфи» и знала, что скоро состоится аукцион скульптур Генри Мура и коллекции винтажной одежды и аксессуаров. Ей хотелось пойти на оба мероприятия, но она знала, что не может позволить себе это: слишком много воспоминаний, с которыми она не готова иметь дело.
Танна смотрела, как молодая женщина в черной юбке-карандаш и туфлях на высоком каблуке взбежала по мраморным ступеням, ведущим в кабинеты этажом выше. Она подавила волну зависти. Как повезло этой женщине, что она работает здесь, общается с любителями искусства, коллекционерами. Она погружена в творчество, окружена красотой.
Это могла бы быть она. Она работала здесь до отъезда из Бостона. «Ты сама решила уйти, Танна, никто тебя не прогонял».
Она ушла, потому что у нее не было права вести жизнь своей мечты, жизнь, для которой она рождена. У Эдди не было такого шанса, и это вина Танны. И поэтому она должна делать больше, быть лучше, быть полезной.
Искусство прекрасно, но это не имеет значения… Ей не следовало сюда возвращаться. Надо было просто позвонить Кэррику…
Чувствуя себя грустной и взволнованной, со слезами на глазах, Танна взбежала на один лестничный пролет, прошла через охрану и поднялась еще выше. Ноги сами понесли ее по коридору к большому кабинету Кэррика на третьем этаже, и, поздоровавшись с Маршей, ассистентом Кэррика, она постучала в приоткрытую дверь. Увидев ее, брат широко улыбнулся. Он поцеловал ее в щеку и ошеломленно покачал головой.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила Танна, бросив свою сумку на один из стульев.
– Я просто счастлив, что наконец уговорил тебя прийти сюда, а еще я подумал о том, как сильно ты похожа на маму, – ответил Кэррик. Танна оценила это замечание, но она знала, что не сможет сравниться со своей невероятно красивой матерью. – Я знаю, что не часто говорю о ней, Тан, но я все равно скучаю по ней. Я скучаю по ним обоим.
Глаза Танны затуманились от слез.
– Я тоже. Но я не помню их так хорошо, как ты.
Кэррик указал на свой заваленный бумагами стол.
– Сегодня мне бы не помешала папина помощь, – признался он.
Танна опустилась в кресло и скрестила длинные ноги.
– Проблемы? – Она не могла не задать этот вопрос. Компания «Мерфи» была и всегда будет огромной частью ее.
Кэррик обошел свой огромный стол и присел на него.
– А когда их не бывает?
– Расскажи мне.
На одну-две минуты ей захотелось притвориться, что она все еще часть этого бизнеса. Танне так и не довелось поговорить об искусстве с коллегами. По большей части искусство их не интересовало, а кроме того, они были чертовски заняты спасением жизней.
Но сейчас она не на работе и может проводить время, обсуждая клиентов «Мерфи» и коллекции со своим старшим братом. Это ведь ничего не значит.
– Для человека, который заявил, что не интересуется семейным бизнесом, ты все еще задаешь уместные вопросы и делаешь разумные предложения, – сказал Кэррик позже, посылая ей лукавую усмешку. – Ты все еще можешь быть здесь полезной, особенно в отношениях с клиентами. Тебе нравятся люди, ты любишь искусство, ты от природы теплая и обаятельная, совсем как мама. Тебе точно все еще нравится быть врачом скорой? – спросил Кэррик, прежде чем она успела к этому подготовиться.
Танна уставилась на кончик своего кожаного ботинка.
– Это очень важная работа.
– Ты не ответила на мой вопрос, – не уступал Кэррик. – Тебе это нравится?
Она не испытывает к этой работе ненависти, вот и все.
Танна посмотрела на картину, стоявшую на мольберте в углу кабинета, и вздернула подбородок. Она не собиралась портить свою поездку в «Мерфи» ссорой с братом. Поэтому сменила тему разговора:
– Это что, Гомер?
Кэррик, слава богу, был не против переключиться.
– Мы не уверены, – сказал он, глядя на портрет двух детей и их матери-афроамериканки.
– Это очень мощная картина, и если это не Гомер, то превосходная подделка.
– У меня назначена встреча с детективом-искусствоведом, которого мы нанимаем, чтобы выяснить происхождение картины и провести экспертизу.
– Я думала, он есть в штате. Разве не этим занимается Финн?
– Финн проверяет и перепроверяет происхождение всех картин, которые мы выставляем на аукцион Маунтинг-Мэтьюз. Это будет самая крупная распродажа десятилетия, и мы работаем над ней уже несколько месяцев. Финн зашивается. Мы наймем детектива, которому доверяет Тамлин, потому что именно она в конечном итоге решит, настоящий это Гомер или нет, – продолжил Кэррик.
Танна похолодела при упоминании его бывшей, хоть они с Тамлин никогда не ссорились.
– Ты имеешь дело с этой ведьмой?
Настала очередь Кэррика сменить тему, и он сделал это, постучав указательным пальцем по циферблату своих часов.
– У меня назначена встреча в пять, и мне нужно уехать в аэропорт через час. Так была ли причина для этого визита, или ты просто зашла поздороваться?
Танна почесала лоб и наморщила нос.
– Кстати, о возвращении в прошлое…
– Да?
– Итак, как я уже сказала, я пробуду в Бостоне около шести недель… Сегодня утром я ходила к Леви. Я хотела извиниться перед ним, посмотреть, смогу ли я все исправить.