На самом же деле большая часть жизни Канариса была невероятно скучна и однообразна. Он родился в Аплербеке неподалеку от Дортмунда, то есть в самом центре Рура, 1 января 1887 года. Вильгельм Канарис был младшим из троих детей в семье преуспевающего горного инженера. Может показаться символическим, но в юности он получил прозвище Kiecker, что можно перевести как «любитель подглядывать» или даже «шпик». Молодой Вильгельм Канарис пошел служить в военно-морские силы (кайзерлих-марине) и уже в Первую мировую войну заинтересовался разведывательной работой, хоть она и не была его специальностью. В Первую мировую войну он командовал подводной лодкой, а после войны стареньким линкором «Силезия». Начавшаяся после этого синекура послужила тонким намеком на то, что военно-морские силы более не нуждаются в его услугах. В начале 1930-х годов его списали на берег на командирскую должность на второстепенную базу германских ВМС Свинемюнде на Балтийском море, где под его началом было несколько береговых орудий и еще мириады чаек для отстрела, чтобы не умереть со скуки.
Затем совершенно внезапно и необъяснимо с 1 января 1935 года он сменяет на должности главу абвера, военной разведывательной службы, гауптмана Конрада Патцига.
В ту пору Канарису исполнилось 48 лет, но выглядел он намного старше. Он был небольшого роста, щуплым, говорил тихо, сопровождая речь неторопливой жестикуляцией, лицо его покрывала сетка мелких морщин, волосы были белоснежные. Подчиненные за глаза называли его «der Alte» – Старик.
Канарис все время разрывался между нечистоплотностью своей работы и врожденной страстью к морализаторству, между мистической верой в судьбу и дотошным следованием поставленной цели. Он был добрым и слабоватым человеком, приспособленцем, обожавшим всех замирять, постоянно колеблющимся между решимостью и стремлением отложить решение на потом, до лучших времен. Его характер находил отражение во всех его поступках, даже в его излюбленном виде спорта – хождении под парусом. Он всегда ходит только по ветру, как однажды выразился кто-то из его друзей, и причаливает к берегу с повисшими парусами.
Канарис был в известной степени человеком впечатлительным, что, как кто-то отметил, было «несовместимо с выбором профессии офицера и вынуждало его чуть ли не с ужасом расценивать любое проявление силы». Вероятно, по причине своей чисто штатской внешности он с долей отвращения взирал на своих вечно куда-то мчавшихся коллег-офицеров. Один только вид орденов на груди у кого-нибудь из коллег вызывал у него сардоническую улыбку и язвительные высказывания. Этого было достаточно, чтобы бедняга навеки исключался из круга общения будущего адмирала. Канарис предпочитал штатские костюмы и окружал себя служащими, которые очень мало напоминали людей военных.
Его святилище на верхнем этаже здания абвера, прозванное посвященными «Лисьей норой», отражало противоречивые черты характера этого странного человека. Обстановка кабинета была лишена как стиля, так и вкуса. На его рабочем столе красовалась старинная безделушка, которую Канарис избрал в качестве символа абвера: три обезьянки – одна затыкает уши, вторая прикрывает рот, третья зажмуривается – «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Одну стену закрывала огромная карта мира. На других висели три картины: фотография с автографом генералиссимуса Франко (знак его любви к Испании, гражданскую войну в которой он в 1936 году помог спровоцировать); японское изображение дьявола и картина его любимой таксы Зеппля.
У этого странного человека не было ни друзей, ни доверенных лиц, но зато он обожал собак. Его тревоги по поводу самочувствия его любимцев-собак однажды полностью дезориентировали его противников. Разъезжая под вымышленным именем и с поддельным паспортом по Испании, Канарис в 1936 году занимался подготовкой франкистского мятежа. Республиканская полиция разыскала его и поставила его телефон на прослушивание, поскольку Канарис временами шел на явный риск, передавая весьма конфиденциальную информацию в Берлин по открытым каналам международной связи.
Агент-испанец подслушал разговор Канариса о занемогшей собачке. В ответ на вопрос о ее самочувствии он получил от своего берлинского подчиненного детальный отчет об актах дефекации четвероногой любимицы. Испанская полиция не сомневалась, что это было не что иное, как хитроумный код, и дешифровальщикам пришлось туго: они едва ли не всю ночь пытались разгадать этот код. Но так и не разгадали. Канарис на самом деле рассуждал о самочувствии своей заболевшей таксы.
Канарис воплощал худшие стороны секретной службы. Он был политиком и, вследствие этого, попирал наиглавнейшее правило любой секретной службы, используя полученную его департаментом информацию как оружие для осуществления собственных козней. Он пришел в абвер, будучи убежденным нацистом, но позднее дистанцировался от Гитлера, а закончил жизнь и карьеру в статусе участника антигитлеровского заговора. Ныне его часто причисляют к высшему эшелону антинацистского заговора, однако реальный вклад адмирала Канариса состоял скорее из упущений, нежели из заслуг. Он позволил нацистам внедрить своих осведомителей в абвер, а антинацистам – готовить за его спиной заговоры. И отнюдь не безуспешно пытался использовать и тех и других в своих собственных интересах.
В конце нацисты вздернули его на специально изготовленной виселице с тонкой рояльной струной вместо веревки – видимо, желая усугубить и продлить предсмертные муки бывшего начальника армейской разведки. Как однажды заметил Уоттон, виселица – позорнейший вид казни, но, судя по всему, представляется логичным предположить, что этот человек ее вполне заслуживал.
Но 1 сентября 1939 года от финала карьеры и казни адмирала отделяли годы. В ту пору он был на пике власти и славы – и все потому, что, хотя и странно слышать подобное о человеке, казалось бы, самой судьбой предопределенном вечно пребывать в тени, Канарис был всемирно известен. Абвер был мощной опорой Гитлера, а Канарис – одним из его наиболее ценных и ценимых им сообщников.
В полуофициальной истории абвера Пауль Леверкюн, гамбургский юрист, служивший офицером разведки во время войны, писал о Канарисе следующее: «Он был не просто человеком, находившимся на должности главы абвера. Его личность и методы создали сущность абвера. Абвер являлся в очень большой степени его творением, и, когда Канарис был отстранен, абвер начал быстро разрушаться. Фактически не будет большим преувеличением сказать, что абвер был Канарисом и Канарис был абвером».
Накануне войны Канарис располагал постоянным штатом в 18 000 сотрудников, как мужчин, так и женщин, и, кроме того, несколькими тысячами неофициальных информаторов.
Возглавлял иерархию сам Канарис. Ниже его располагались 5 главных секций. Существовал Центральный отдел, возглавляемый храбрым и решительным офицером, антинацистом, полковником Гансом Остером. Иностранный отдел при капитане Бюркнере поддерживал связь с иностранными державами. Отдел абвер II при полковнике фон Лахузене отвечал за саботаж и другие закулисные тайные операции. Отдел абвер III (начальник – подполковник (позже генерал-майор) фон Бентивеньи) исполнял главные функции в абвере – безопасность, контрразведка и борьба с диверсиями.
Секретная аналитическая работа (включая шпионаж) была зоной ответственности отдела абвер I, именуемого также Geheimer Meldedienst, или Секретной службой сбора и доставки сведений. Каждый из этих трех отделов, в свою очередь, был далее разделен на три подотдела, представлявшие армию, флот и авиацию соответственно и имевшие номера I Н (сухопутные силы), I М (флот), I L (авиация), II Н, II М, II L и т. д. Вдобавок существовали следующие 5 групп.
В подчинении отдела абвер-1:
Группа I Wi (Wirtschaft). Экономическая и коммерческая информация.
Группа I Ht (Heerestechnik) – сбор технической информации для армии (сухопутных войск).
Группа I TLw (Luftwaffentechnik) – сбор технической информации для военно-воздушных сил.
Группа I G – фотография, тайнопись (проявляющиеся чернила), удостоверения личности и паспорта и все другие вспомогательные устройства и аксессуары, необходимые для функционирования секретной разведслужбы.
Упомянутый отдел состоял из трех «подотделов» (по одному для армии, морских и военно-воздушных сил) и пяти групп. Среди них группа I G была занята разработками особых видов оружия (замаскированного под различные безобидные на вид предметы), изучением особых методов микрофотографии, невидимых чернил, изготовлением фальшивых документов – одним словом, всех необходимых для эффективного функционирования секретной службы средств. Группа 11 отвечала за радиосвязь, включая конструирование радиооборудования для агентуры (так называемый Afus) и создание секретных радиосетей.
Отдел I имел относительно малочисленный штат в штаб-квартире в Берлине в пятиэтажном доме на Тирпицуфер. Этот отдел имел весьма разветвленную сеть многочисленных так называемых «доверенных лиц» (Vertrauensleute), то есть нештатных сотрудников-осведомителей. Многие агенты рекрутировались из числа постоянно проживавших в Германии граждан рейха; еще больше – сотрудничали с абвером на временной, непостоянной основе. Большинство этих Vertrauensleute были добровольцами, помогавшими нацистам из идейных убеждений, считавшими, что они таким образом словом и делом поддерживают гитлеровский «новый порядок». Горстка была наемными шпионами, работавшими за деньги, но платили им не так уж и много, по-видимому исходя из устоявшейся теории о том, что самую ценную информацию все равно ни за какие деньги не купишь.
Но не столь важно, насколько твердо Канарис держался на этом пике иерархии. Он понимал, что его пребывание в одиночестве чревато риском. И он не был бы предводителем шпионов, если бы не подозревал о всех опасностях, подстерегавших и его лично, и подчиненный ему абвер. И главной опасностью был Рейнхард Гейдрих, молодой шеф эсэсовской службы безопасности СД (Sicherheitsdienst des Reichsfürers SS – сокращенно Sicherheitsdienst – SD – служба безопасности рейхсфюрера СС), представлявшей собой довольно небрежно сработанную копию абвера Канариса.
Главной функцией абвера являлась защита Германии от иностранных противников как средствами агрессивного шпионажа, так и контрразведки. СД Гейдриха, созданная для защиты рейха от «внутренних врагов», как предполагалось, выполняла в основном функции полицейской разведки. Но подобное разделение полномочий долго сохраняться не могло. Невзирая на показное сотрудничество и даже личную дружбу, Канарис и Гейдрих не на жизнь, а на смерть сражались за обретение контроля.
Гейдрих всегда был полон решимости расформировать абвер, но подвластная Канарису организация занималась не пустопорожней деятельностью, а как-никак военной разведкой. Несмотря на то что этот план первоначально базировался прежде всего на профессиональных амбициях, у Гейдриха были и личные мотивы неприязни к Канарису. Гейдрих был младше Канариса на 17 лет, но оба были выходцами из германских военно-морских сил. С одним различием: Канарис дослужился до контр-адмирала и покинул ряды моряков с достоинством; Гейдрих же успел заполучить лишь погоны обер-лейтенанта, после чего с позором был изгнан из флота[7].
И хотя теперь Гейдрих обрел огромную власть, его в свое время здорово потрепанная гордость не позволяла ему задирать нос перед Канарисом, в котором он не мог не видеть олицетворение военно-морских сил.
Со своей стороны, Канарис тоже пошел на значительные уступки, выполняя указания Гейдриха, чтобы не злить его без особых оснований. Он приглашал его к себе в дом, убедил поселиться неподалеку в пригороде Берлина и имел с ним хотя бы внешне вполне приятельские отношения. Однако мог временами и проявить высокомерие по отношению к этому желторотому наци, поскольку имел против него козырную карту, компромат, как это повсеместно принято в разведслужбах. Канарис обладал неоспоримыми доказательствами, хранившимися в надежном сейфе в «Лисьей норе», тому, что сам Гейдрих, эта фанатичная нацистская ищейка, яростно преследовавшая евреев, сам был по происхождению на какую-то часть евреем[8].
Настроенная против абвера служба СД располагала в рейхе достаточно широким кругом задач и полномочиями. Впоследствии она была объединена в руководящий орган под названием RSHA (Reichssicherheitshauptamt), или РСХА – Главное управление имперской безопасности.
Этот находившийся в подчинении у Генриха Гиммлера орган состоял из 7 управлений, функции которых и круг обязанностей варьировались от вербовки и обучения личного состава до бесчеловечных, тайно проводимых медицинских экспериментов над заключенными концентрационных лагерей, исполнявшими роль подопытных животных. Управления IV и V выполняли полицейские функции. Управлением IV было печальное известное гестапо (Geheime Staatspolizei), возглавляемое Генрихом Мюллером, боровшимся против оппозиционеров режиму, евреев, религиозных деятелей и, разумеется, осуществлявшее рутинный полицейский надзор за всеми аспектами жизни рейха и не только рейха. Отделом V была уголовная полиция (Kriminalpolizei), или Kripo, под началом Артура Небе, самая обычная криминальная полиция рейха.
Сбор информации и шпионаж были сосредоточены в III управлении (внутренняя СД) и VI управлении (внешняя СД), подчиненных непосредственно Рейнхарду Гейдриху. Гнездом агрессивного шпионажа нацистов было печально известное VI управление, где на Гейдриха работал проницательный и вероломный приспособленец-интеллектуал Вальтер Шелленберг[9], низкорослый пронырливый тип, холодная расчетливость и склонность к методичному плетению бесконечных интриг которого служили прекрасным дополнением к размашистому подходу Гейдриха к выполняемой деятельности.
Управление VI шаг за шагом усовершенствовалось, пока не превратилось в эсэсовскую разновидность абвера вермахта, секретную службу со своими функциональными и региональными подразделениями, явно копировавшими структуру абвера. Пусть и значительно меньшая, нежели абвер, эта служба Гейдриха на самом деле дублировала функции ведомства Канариса, нередко присваивая себе прерогативы, которые по логике вещей должны были бы принадлежать исключительно абверу.
Идеи Гейдриха отличались нетрадиционностью. Всякий прямой подход ему претил в силу якобы присущей ему примитивности. Его секретная служба постоянно ковала не совсем понятные планы совсем уж непонятных операций. Даже тех немногих, которые ему удалось удачно осуществить на практике, было достаточно для создания Гейдриху репутации одного из самых коварных, но, бесспорно, одного из самых блестящих, невзирая на относительную молодость, главарей шпионских ведомств.
В некотором смысле Гейдрих – персона, объективно наименее оцененная и недостаточно изученная в истории шпионажа периода Второй мировой войны. Несмотря на то что именно описания Канариса в немалой степени способствовали тому, что мир видел в Гейдрихе шпиона № 1 Германии, следует признать, что даже и без помощи своего бывшего сослуживца по флоту Гейдрих сам немало сделал в пользу распространения и закрепления подобной репутации. Некоторые даже полагают, что Гейдрих превосходил Канариса по части эффективности проведенных операций, но, как бы то ни было, вопрос об этом до сих пор остается спорным.
Все в этом человеке было окутано темным покровом тайны, включая его происхождение. Он родился в Галле в 1904 году в семье директора музыкальной Академии, внесенного в справочник как «Бруно Рихард Гейдрих (на самом деле Зюсс[10])». Именно эта деталь и обусловила гипотезу о сомнительности расовой чистоты Гейдриха, ибо фамилия Зюсс в Германии была исключительно еврейской.
Для участия в Первой мировой войне 1914–1918 годов Гейдрих был слишком молод и уже после ее окончания вступил в ряды террористической молодежной организации и к 15 годам успел обеспечить себе репутацию опытного головореза. В военно-морские силы он пришел кадетом, впоследствии получил звание обер-лейтенанта, но вскоре был с позором изгнан по причине нескольких любовных связей, происходивших одновременно.
После этого Гейдрих, оставшись не у дел, вступил в ряды нацистов, а именно пристроился в службу разведки, где имелись все возможности проявить себя в роли шантажиста. Он выяснил, что одна высокопоставленная прусская официальная персона тайно переписывалась с заклятым врагом Гитлера в нацистской партии, пресловутым теоретиком партии Грегором Штрассером. Гейдрих стал ухаживать за женой упомянутого официального лица и сделался ее любовником. В паузе между любовными ласками на квартире дамы он и обнаружил скрытые в потайном месте компрометирующие ее мужа письма и похитил их.
Завладев таким серьезным оружием, Гейдрих стал вымогать для себя теплое местечко в мюнхенской элитной гвардии. И надо сказать, после этого его карьера быстро пошла вверх. В возрасте неполных 27 лет в 1931 году его назначили на должность начальника особого разведывательного отдела НСДАП и поставили во главе своры подонков – дюжих головорезов явной нордической внешности, наделенных кроме физической силы и явно садистскими наклонностями.
Гейдрих в свои 27 лет выглядел гораздо моложе, однако он принадлежал к тем, о ком говорят «молодой, да ранний». Он был высокого роста, строен и великолепно смотрелся в черной эсэсовской форме. Его безбородая физиономия придавала ему некоторое женоподобие, но это впечатление быстро рассеивалось, стоило его собеседнику встретиться с холодно-циничным взглядом Гейдриха. Вильгельм Хёттль, один из его подчиненных в СД, сравнивал Гейдриха с Чезаре Борджа (Борджиа)[11]. Их обоих, как утверждал он, объединяло полнейшее игнорирование всех этических ценностей, оба обладали той же маниакальной жаждой власти, той же холодной расчетливостью, тем же ледяным сердцем, теми же тщательно и систематически просчитываемыми амбициями и даже той же физической привлекательностью, характерной красотой падшего ангела.
Гейдрих представляется влиятельной фигурой в истории современной секретной службы, потому что в наш век просвещенной и механизированной интриги он был единственным практиком средневековой, грубой интриги. Его жизнь представляла собой непрерывную цепочку убийств. Он лишал жизни людей, следуя жизненному принципу: мертвый враг лучше живого, и не снисходил до различия между несомненными противниками и теми, кто мог бы стать ему друзьями. Он ликвидировал людей, которых инстинктивно недолюбливал, коллег, которых считал помехой его карьерному росту, нацистов, которых считал ненадежными.
Даже его довоенные успехи были поразительны, но заметно поблекли в сравнении с более поздними победами. Война, которую он помог «оправдать», предоставила ему массу великолепных возможностей. И он не мог дождаться ее начала, совсем как обжора, предвкушающий появление на столе обильных яств.
Глава 3
Канарис прокладывает путь
Ганс Пикенброк был похож на преуспевающего виноторговца, но это был шпион высочайшего уровня. Веселый и жизнелюбивый уроженец Рейнской области, он был полковником германского Генерального штаба и руководителем отдела I Канариса, отдела абвера, занимавшегося шпионажем. Пикенброк был высокий, крупный, широкоплечий мужчина и снискал популярность у своих подчиненных, которые величали его Pieki (Пики). Ради него они были готовы на все.
Поскольку у Канариса не было времени, да и желания глубоко вникать в работу отдела I и он предпочитал утонченную атмосферу политической и дипломатической игры, Пикенброк обладал значительной самостоятельностью и максимально ею пользовался.
В папках Пикенброка таились самые сокровенные тайны фактических и потенциальных врагов Германии. Из-за огромных трудностей получения секретных сведений из Советского Союза Пикенброк принял решение пренебречь СССР. Время от времени ему удавалось переправить агентов в Советский Союз, а кое-кому из них даже удавалось и возвратиться, но большую часть сведений приходилось вычитывать между строк в советских открытых публикациях, опрашивать возвращавшихся из СССР туристов – одним словом, прибегать к помощи других методов кабинетного шпионажа.
Пикенброку не везло и в других важных областях. Министерство иностранных дел Германии, всеми средствами пытавшееся избегать трений с Великобританией, Францией и Соединенными Штатами (чтобы убаюкать их самодовольство и не втянуть их ненароком в войну), отнюдь не поощряло шпионскую деятельность сотрудников отдела в перечисленных странах. До 1936 года абверу даже запрещали иметь агентурную сеть в Великобритании. Только в 1937 году, после личного обращения Канариса к Гитлеру, армейской разведке было дозволено шпионить против Англии без каких-либо ограничений.
Менее двух лет хватило абверу для сбора исчерпывающей информации о Великобритании, с точными деталями, касавшимися ее малочисленной армии мирного времени, разбросанных по всему острову аэродромов Королевских ВВС и мощного Королевского флота. В течение тех довоенных лет полиции особой службы Скотленд-Ярда и Ми-5 директората военной разведки военного министерства (два главных британских органа контрразведки) удалось разоблачить много второстепенных агентов, но самая важная персона ускользнула от них. Хребет германского шпионажа в Великобритании так и не был сломан вплоть до внезапного начала Второй мировой войны.
Впрочем, Англия не являлась главной целью абвера. Куда более важной считалась Франция. Она была извечным врагом Германии и исторически сложившимся местом деятельности германских секретных служб.
В тактике действий абвера против Франции не было ничего нового. В 1869 году тайный агент Бисмарка доктор Вильгельм Штибер подготовился к Франко-прусской войне 1870–1871 годов, заслав 30 000 агентов во Францию. И накануне Первой мировой войны в отношении Франции поступили примерно так же – нафаршировали страну германской агентурой.
Канун Второй мировой войны тоже не был исключением. Даже Черчилля и того одурачили. 15 августа 1939 года, всего за 19 дней до внезапного начала войны с Францией[12], генерал Жорж, главнокомандующий французскими войсками[13], пригласил Уинстона Черчилля проверить линию Мажино. По возвращении Черчилль представил конфиденциальный отчет военному министерству.
«Врагу не удастся прорвать французский фронт, где бы он ни пытался это сделать», – заявил Черчилль.
Но линия Мажино, которую Черчилль описал как «непробиваемую», уже была пробита – не немецкими солдатами, те просто-напросто обошли ее несколько месяцев спустя, – а агентами «Пики» и Канариса.
В отделе I было создано специальное отделение, целью которого было разузнать все секреты линии Мажино. Была создана масса тайных подходов к объекту, но французы все же арестовали нескольких германских агентов, засланных к этому фортификационному сооружению. Тем не менее усилия абвера в конце концов были вознаграждены благодаря продажности двух французских офицеров, занимавших важные посты. Один из них был капитан Кредль, адъютант командира оборонительных сооружений сектора Меца, от которого – через агента, эльзасца Поля Денца, – немцы получили часть чертежей линии Мажино. Еще более важные сведения достались от другого предателя – француза Жоржа Фрожа, капитана, отвечавшего за обеспечение войск линии Мажино. В ходе частых командировок на протяжении всей линии укреплений и в результате доступа к картам и документации, содержащим важнейшие данные касательно гарнизонов, капитан Фрож собрал солидную информацию о линии Мажино.
Фрож был по характеру негативистом, с восхищением взиравшим на тоталитарную систему нацистов. И, обладая обширными знаниями об обороноспособности Франции и питая к ней, как и ее политической системе, ярко выраженную антипатию, вполне естественно, стал работать на немцев.
Как только немцы поняли, что имеют дело с источников ценнейшей информации, они приступили к выполнению операции «Z», то есть к вербовке Фрожа. Выяснилось, что капитан оказался в стесненном финансовом положении и любил деньги столь же сильно, сколь ненавидел свою страну. После этого вербовка агента много времени и усилий не отняла.
Подтверждение достоверности переданных Форжем сведений абвер получил случайно, как раз в то утро, когда немцы вошли в Прагу в 1939 году. Вместе с войсками в столицу Чехии прибыли и спецагенты абвера, которым была поставлена задача завладеть документацией чехословацкого Генерального штаба, в частности архивами его второго отдела. Быстро был установлен контакт с предателем в чешском Генштабе, полковником Эммануэлем Моравецем, который провел своих друзей из абвера прямо к замаскированному сейфу, в котором чехи хранили даже не свои военные секреты, а секреты армии Франции. А именно – комплект чертежей линии Мажино.
Каким образом эти чертежи оказались в сейфе у чехов – отдельная история. Когда чехи решили соорудить собственную систему укреплений по образцу французской линии Мажино, группе чешских военных инженеров разрешили осмотреть французскую систему фортификационных сооружений и даже сделать детальные эскизы отдельных сооружений, тех, которые произвели на них наиболее сильное впечатление. Чехи внесли в чертежи свои доработки, снабдили их подробными описаниями и пояснениями, проанализировали и даже подвергли критике французскую систему, а во время штабных «учений» еще и продемонстрировали способы проникновения в оборонительную систему.