Рецепты сладкой мести
Ага. Ждали его. Нетерпеливо, судя по пыхтению.
Развернувшись, Котов некоторое время подбрасывал на ладони ключи от квартиры и смотрел на двух мужчин, застывших в дверном проеме темной гостиной. Смотрел и ничего не говорил.
Два силовика – капитан Окунев из МУРа и майор Красильников из ФСБ – тоже хранили молчание. Только едва сдерживаемое.
Игнат красноречиво показал пальцем на воротник своей куртки, которую отдавал Марату, и пожал плечами: мол, знать не знаю, пришпилили ли туда жучок.
Красильников, сухопарый интеллигентный очкарик, понятливо кивнул. Достал из кармана небольшую коробочку и быстро провел ею по контуру тела Котова, пока тот, мыском о пятку, скидывал ботинки и мрачно размышлял о бытии: «Ну прямо дежавю какое-то…»
Не обнаружив на одежде Игната подслушивающего устройства, фээсбэшник взволнованно зашептал:
– Ну, наконец-то! Пришлось понервничать, когда мы вас потеряли…
– Знаю, – перебил Игнат.
Раздвигая плечами дождавшихся его силовиков, он прошел через гостиную до окна, задернул плотные шторы и только после этого включил полную иллюминацию – невыразительную пятирожковую люстру из упомянутого магазина. Поглядел на гостей, стоически проявлявших терпение. Вздохнув, достал из кармана бархатную коробочку и бережно положил ее на журнальный столик, стоявший посередине комнаты, возле дивана и двух кресел, обитых коричневым кожзаменителем.
Служивые на футляр воззрились так, словно Котов предъявил им разложившуюся гусеницу.
– «Сильфида»… там? – Недоумевающий Красильников склонился над столом, раскрыл футляр и поправил сползшие очки. Как будто понадеялся, что станет видеть лучше и оптический обман исчезнет. – Тополев не взял «сильфиду»?!
Кот хмыкнул. И исчез из комнаты.
Вернулся уже с бутылкой холодной водки, взятой из холодильника, и стаканом-тумблером. Все так же оставаясь в куртке, налил себе на две трети тумблера и под укоризненными взглядами нервничающих силовиков медленно, со вкусом выцедил ледяную водку.
Гостям ее не предложил, поскольку был уверен, что те откажутся. Перед разговором, читай, докладом, Котов предпочел снять стресс, иначе начал бы он, как хотелось, с обвинений по адресу спецслужб России. В дороге перед мысленным взором вора порой возникала истерическая сценка из «Бриллиантовой руки»: «Шеф, все пропало! Гипс снимают, клиент уезжает…»
Смешно. И страшно. Было.
Игнат медленно снял куртку, бросил ее на подлокотник дивана. Прочувствовал тепло, пролившееся от гортани и желудка по всему телу, сел в кресло и, наконец, ответил:
– Не взял. И даже не дотронулся. Но главное, не задал мне ни одного вопроса, к которому мы подготовились.
Котов говорил размеренно и тихо, признаться честно, он еле-еле заставлял себя повествовать. Ему б сейчас допить бутылку, принять горячий душ и завалиться в койку! Но нужно говорить. Необходимо думать. Усевшиеся на диван силовики терзали его взглядами, но снова ждали, пока вор продолжит.
– Федорович не спросил меня, где и почему я пропадал несколько дней, а потом тянул со встречей. Мне показалось, что его в принципе больше интересует Вероника Полумятова, чем чертова «сильфида». – Некоторое время Котов, наслаждаясь, смотрел на вытянувшиеся физии капитана и майора. Не все же ему одному офигевать! – Его интересовал не долгожданный камень, ребята, а, – Игнат развел руками, – наша девушка-кондитер. Нормально, да?
– Вероника? – недоуменно уточнил Окунев. Симпатяга и завзятый щеголь, в котором ни один прохожий не угадал бы опера из МУРа. – Но она-то тут при чем?
– Игорь Станиславович, можете мне поверить, – невесело усмехнулся Котов, – я этот же вопрос задал Тополеву не один раз.
– И?
– Без комментариев. Но интерес, вне всякого сомнения, нешуточный.
Сидящий Окунев сгорбился, приложил ладони лодочкой к лицу и шумно дунул между ними.
Десять дней назад, едва в деле о краже «Поцелуя сильфиды» замаячил Константин Федорович Тополев, дело передали в ФСБ, ибо разработка фигуры масштаба Топляка – уже их делянка. Но полицейскому Окуневу предложили примкнуть к группе, много лет разрабатывавшей Тополева, так как появилось обоснованное подозрение: у Федоровича в МВД или непосредственно в МУРе есть информатор, и нет никакой гарантии, что тот не из отдела собственной безопасности. А поскольку капитан Окунев уже плотно находился в теме и точно не был стукачом, ему предложили присоединиться к фээсбэшникам. Не будет лишним, если при разработке Тополева удастся еще и его информатора засветить…
Короче, Окунева прикрепили к группе. Которая детально разработала легенду для согласившегося сотрудничать вора. Из дела убрали малейшие намеки на случайное участие Вероники Полумятовой. Все нестыковки незатейливо списали на покойную горничную Жанну Елизарову, которую уже не спросишь…
Тянули время, как могли! Отдавать настоящую «сильфиду» Тополеву никто бы, разумеется, им не позволил, а достойный поддельный бриллиант за пару дней не изготовить.
И вдруг, когда, казалось бы, Тополева прежде всего должно было интересовать, куда на несколько дней пропал Котов, он спрашивал о Веронике. Навзрыд обычной двадцатишестилетней девушке, кондитере-фрилансере, искренне погруженной в свои тортики и кексики.
– И на фига она ему сдалась? – Окунев задал вопрос, у всех крутившийся на языке, недоуменно почесал в затылке, взлохматив пижонскую стрижку, и перевел растерянный взгляд на представителя всесильной конторы. – Кирилл Андреевич, ты что-нибудь понимаешь?
Тот лишь повел плечом и обратился к Котову:
– Игнат, давайте-ка по порядку. Из «Сибарита» вас вывезли на белом фургоне?
– Да. Ваши за нами проследили?
– Не удалось, – поморщился конторщик. – И Тополева мы тоже потеряли на подземной парковке супермакета, где он перепрыгнул в другую…
– Не важно, – перебил Игнат. – И кстати, хорошо, что ваши за фургоном не поехали. Иначе, если бы их срисовали, у меня были бы очень серьезные проблемы.
Мягко выразился. Но умным собеседникам – достаточно.
Котов, вспомнив поездку в воронке, невольно передернулся. Плеснул себе еще немного водки, но продолжил говорить, не выпив. Обличительно указал на Окунева рукой с зажатым стаканом.
– Игорь, ты говорил, что все подтер. Можно сказать, гарантировал… – Вор позволил себе, как было уже прежде, обращаться к капитану по имени. – Но протекает, господа, в вашей богадельне по-прежнему зверски. Я чудом жив остался.
Кот выпил, прижал к губам тыльную сторону ладони со стаканом и замолчал.
Угрюмые силовики говорить тоже не торопились, обменивались взглядами и помалкивали, поскольку прилетело им по месту и заслуженно.
Но, впрочем, каяться никто из них не собирался. Про информатора из МУРа Котов знал, на встречу с Тополевым согласился добровольно.
А встречу эту подготовили достаточно! Сегодня половина посетителей «Сибарита» была с незримыми погонами, и подступы проверены, и бриллиант помечен изотопом, так как существовала надежда не только взять Константина Федоровича как заказчика «сильфиды», но и довести его до секретной норки, где он хранит коллекцию, включающую в себя и другие «экспроприированные» раритеты. В план мероприятий, стоит добавить, включили надзор за парой доверенных ювелиров Тополева, к которым тот мог обратится для оценки драгоценности.
Теперь, конечно, ясно, что время на оценщиков потрачено впустую: Топляк изначально не собирался брать «сильфиду»…
– Черт! – внезапно выругался Котов и выпрямил спину. – Черт! До меня только сейчас доходит, что Костя не сказал ничего нового! Он убедил меня, что знает, кто увез «сильфиду» от Сальниковых… Вероника. Но вдруг… – вор обвел силовиков взглядом серьезно обмишурившегося человека, – вдруг он меня на понт взял, а? – Поставил стакан на столик и резко хлопнул ладонью по столешнице. Как будто гвоздь забил. – Мать твою! Ребята… да я же сам ему все подтвердил! И дальше развивать не стал – замандражировал, ссыкнул! А мог он догадаться, а? Мог просчитать события?!
Да. Мог. Учитывая информатора из МУРа.
Котов расстроился и замолчал, сосредоточил взгляд на спинке дивана между муровцем и фээсбэшником и накрепко задумался.
«Ребята» его не подталкивали, не торопили. Вернувшийся Котов только-только приходил в себя и начинал соображать адекватно, без давления паники.
– Клоун, блин, – в итоге обругал себя Игнат. – Если подумать и вспомнить детали… Костя знает многое, но только то, что было до того, как дело передали в ФСБ. А новых сведений у него нет. Ни капли! Иначе он не стал бы со мной встречаться… или грохнул еще на подходе к ресторану… – Вор обескураженно поглядел на муровского капитана: – Прости, Игорь, я, кажется, зря на тебя наехал.
Вспоминая каждое слово из беседы в сауне, Игнат повел рассказ, заново переосмысливая ситуацию. Каялся практически. Не мог понять, как он, опытный человек, попался в расставленную Топляком ловушку. Разболтался!
Да, нервничал. Да, все пошло не так. Не выстрелила ни одна домашняя заготовка. Увидев, что Топляк нешуточно нацелился на «левую» девчонку, Кот попытался вывести ее из-под удара, сообщив, что у той любовник – полицейский. Причем такой, что лучше с ним не связываться.
Слушавший этот фрагмент Окунев аж побледнел, когда услышал, что теперь Топляк считает, будто капитан Ковалев – отмороженный убийца, и перебил рассказ:
– Ну ты и дал, Игнат! Как ты вообще до этого доду…
– Спокойно, Игорь, – оборвал его Красильников. – Все в порядке. Идея превратить Ковалева в киллера может получить широкое и интересное развитие. Продолжайте, пожалуйста, Игнат.
Котов кисло поморщился. В отличие от расстроенного муровца конторщик мгновенно скумекал, что из предложенного замеса – в криминальном мире ненароком объявился прилично замаскированный наемный убийца – можно вылепить интересную конструкцию. При первой встрече майор вообще вызвал у вора ассоциацию с неспешным и коварным богомолом. (Причем не мужеского пола, у богомолов за злодейство отвечают дамы.) Чуть позже, правда, это впечатление развеялось, Красильников вел себя с подследственным воспитанно и ровно. Но иногда при взгляде на тонкорукого и тонконогого майора с несоразмерно крупной головой у Котова вновь появлялось подозрение, что тот легко откусит голову уже ему. После того как, деликатно говоря, использует.
– Да нечего продолжать, Кирилл Андреевич, – вздохнул Котов. – Я написал Косте все, что знаю о капитане с Вероникой, и уехал.
– А откуда вы вообще о нем знаете? – удивился майор. – Насколько мне известно, вы с ним ни разу не встречались. Контактов с районной полицией у вас не было.
Котов горько усмехнулся:
– Когда понимаешь, что тебя вот-вот прихлопнут, вспомнишь все, что краем уха слышал…
Тут Котов сказал чистую правду. В день, когда он решил угнать машину Ники, он бродил по ее огромному двору, выискивая уличные камеры наблюдения, тем самым краем уха зацепился за болтовню соседей возле детской площадки, услышал имя «Вероника» и притормозил. Изобразил, будто набирает сообщение на телефоне.
Соседки обсуждали недавнюю трагедию, гибель Светы Николаевой, чье тело обнаружили в квартире Вероники. Жалели их обеих – покойную и несчастную Нику, из жалости пустившую к себе побитую мужем соседку.
– Досталось же Вероничке, – сетовала щекастая тетушка в залихватской фетровой шляпке с перышком. – Затаскают ведь теперь в полицию.
– Ага, как же, – самодовольно фыркнула толстушка в синем пальто, едва сошедшемся одной пуговицей на животе. – Как ее затаскают, когда к ней Максимка Ковалев таскается ночами. Мне Николаич говорил, – понизив голос, зашептала, – что Макс к ней ночью ходит. А он – полицейский, капитан. Свою зазнобу защитит уж как-нибудь.
– Не верю что-то, – пробормотала собеседница. – Максим ходит к Веронике?
– Да точно, точно! Николаич с собакой выходил гулять, сам видел, как он к ней шастнул. Ночью.
– Да ну тебя, – отмахнулась фетровая тетушка. – Вероника – приличная, она с его бывшей женой дружила, с Марьяной. Илона говорила, что Марьяна к Нике погадать ходила, и все сбылось.
– Вот так, значит, и дружила-гадала, что мужа увела, – безапелляционно пригвоздила толстушка. И протянула: – А уж какой кардиолог Марьяна… дай бог каждому. Я к ней на среду записана…
Кумушки переключились на общие болячки, вор отправился машину угонять.
Но позже все-таки решил узнать, что за капитан такой, Максим Ковалев, появился возле Вероники. И оказалось – пригодилось. Когда могуче припекло.
Котов прекрасно понимал, что, выкручиваясь – по сути дела мечтая попросту уйти живым! – он подставляет Веронику, которую едва-едва сумели вывести из дела, будто ее там и вовсе не было. Смерть Светланы, правда, объявили несчастным случаем уже из-за Котова. Игнат действительно убил ее случайно: разъяренная женщина выскочила на него из кухни с острым тесаком в руках. Убийство переквалифицировали на самозащиту.
Но на сотрудничество с ФСБ вор, говоря по правде, согласился не ради смягчения обвинений. Многие годы в его голове сидела заноза: это Топляк Шаланду заказал, убрал, когда большие деньги потекли. И, помня это, Кот с Костей ни за что бы не связался, если б не настойчивая жадность Жанны.
О чем теперь жалеть? Сам виноват.
Но вот в вопросе с Вероникой нужно было проявить упорство. Отвести от нее Тополева раз и навсегда!
Прислушиваясь к беседе двух силовиков, полуоткрыто обменивающихся полунамеками, Котов подавил желание налить себе побольше водки – градус его почти не забирал, но все же помогал расслабиться. И хоть немного смыть вину.
– Игнат, как думаете, почему Тополев отложил покупку «сильфиды»? – обратился к нему Красильников. – Он что-то заподозрил?
– Нет. Если бы Костя что-то заподозрил, я бы сейчас здесь не сидел. Мне показалось, что его всерьез заинтересовала Вероника. И Ковалев. Костя будет их пробивать, а «сильфидой» он меня на крючке держит, думает, без денег я от него не сорвусь.
– Пожалуй, – согласился недовольный провалом операции конторщик.
– Может, вам Веронику увезти из Москвы? Куда-нибудь… – Котов произвел туманный жест.
– Нельзя, – отчеканил фээсбэшник. – Если она исчезнет, вся разработка – псу под хвост. На Тополева у нас ничего. – Кирилл Андреевич расстроенно мотнул лобастой головой. – Впервые появилась реальная возможность его зацепить, так что придется потерпеть, подстроиться…
Вор перебил:
– Напомню, что «сильфидой» Костя все еще заинтересован.
– Но он же ее не взял, – парировал Красильников. – Значит, девушка ему важнее. Так? Вы сами, Игнат, об этом говорили.
– Ох… – Котов подался назад, прижался к спинке кресла. – Говорил. Но это ж Костя, господа. С ним никогда не знаешь, как все обернется.
– Можете поверить, Игнат, что я об этом помню.
– Ой ли?
– Марьяна Викторовна, к вам еще пациент. Примете? – В кабинет врача просунулось очаровательное личико Ирочки из регистратуры частного кардиологического центра.
Не дожидаясь ответа, Ирочка прошла до стола доктора. Положила перед Марьяной Викторовной новую карточку и вопросительно изогнула бровь.
Марьяна глянула на часики, окольцевавшие ее тонкое загорелое запястье, прикинула, что до приема в городской поликлинике еще полтора часа. Кивнула:
– Да, успею.
В этот дорогущий кардиологический центр Марьяна устроилась совсем недавно. Еще не поняла, нравится ей здесь или нет. Оплата, безусловно, достойная, и коллектив (пока) приятный, но пациенты… как бы поделикатней выразиться, излишне притязательные. Иногда у Марьяны появлялось ощущение, что бабки с сумочками от Гуччи приходят сюда просто поболтать о наболевшем. И их, как предупредили при приеме на работу, нужно обязательно выслушивать. Причем отнюдь не стетоскопом.
Пациентка втекла в кабинет кардиолога, шурша шелками многоярусной пышной юбки в модный горошек. Нервно тиская ридикюль Шанель с отлично узнаваемой строчкой ромбиком, пристроилась на стуле возле стола Марьяны, продолжавшей быстро заполнять карточку предыдущего пациента. Поправила яркий шарфик и, чуть поерзав, принялась трещать. Без пауз.
– Здравствуйте, Марьяна Викторовна, очень рада вас видеть, может быть, вы меня помните, мы когда-то жили рядом, в доме напротив до сих пор мой сын с невесткой проживает, и вот она мне посоветовала…
Слов нет, Марьяне нередко приходилось сталкиваться с пациентами, имевшими так называемую «реакцию на белый халат». На одних при виде доктора наваливается пугливая немота, другие, наоборот, не могут остановить пулеметное словоизвержение.
Эта нарядная остроносая дамочка в платиновом парике-каре, по всей видимости, принадлежала к числу последних.
– …Ах, какая у вас была замечательная пара! Я не уставала вами любоваться. Ваш бывший муж, Марьяна Викторовна… какой мужчина, ну просто картинка! Неудивительно, что его сразу прибрала к рукам эта тощая Вероника…
Авторучка доктора замерла над заполняемой карточкой. Марьяна подняла глаза на… как ее там… Клару Геннадиевну. Прищурилась и на самом деле постаралась ее вспомнить.
Дама, заметив, как на ее слова отреагировала доктор, с картинным испугом приложила к губам крохотную, почти детскую ладошку.
– Ой, простите… разболталась. А вы разве не знали, что ваш муж и Вероника как бы…
– Мой бывший муж, – четко поправила кардиолог. Отвела в сторону взгляд, сделавшийся задумчивым.
Но не удивленным. А как у человека, которому вдруг что-то стало ясным.
– Вижу, вас совсем не поразило, что ваш муж теперь с кондитершей, – довольно констатировала сплетница и поправила на коленях лаковую сумочку, сползавшую с шелков.
– Пожалуй. – Марьяна Викторовна смутно улыбнулась и сделала лицо приветливым, но сугубо официальным. – Итак. Какие у вас жалобы, Клара Геннадиевна?
Под окнами длинного сталинского дома, похожего формой на скамейку с короткими ножками, потерянно бродила немолодая тетушка в не новом, но чистеньком драповом пальто болотного цвета. В ее руке уныло висела коробка с пирожными, купленными неподалеку в роскошной кондитерской. Тетушка растерянно оглядывалась по сторонам и как будто не понимала, что ей дальше делать.
В присыпанном опавшей листвой дворе не гуляли дети, не сидели бабушки на мокрых лавочках. Пессимистичный октябрьский дождь накрапывал на плечи съежившейся тетушки, стекал с непромокаемой коробки с фотографиями ярких праздничных пирожных…
Из-за угла дома вывернула непомерно толстая Ольга Павловна с двумя пакетами в руках. Покачиваясь, словно утка, она несла раздутые пакеты, в одном из которых угадывалась картошка.
Усталая и промокшая, она недружелюбно поглядела на незнакомку, устроившуюся под козырьком ее подъезда. На ходу переложила пакеты в одну руку и принялась нашаривать магнитный ключ в кармане дутого пальто.
А незнакомка, встрепенувшись, бросилась навстречу.
– Простите-извините, вы не могли бы мне сказать, куда переехала Марина Станиславовна из пятьдесят девятой? – Горько поморщилась и потерла перчаткой покрасневший от холода острый носик. Пока Павловна, недоумевая, куда запропастился ключ, шарила во втором кармане пальто, успела пожаловаться: – Я из Калининграда приехала, обещала сестре найти ее старинную подругу, приветы передать… И вот, – с обреченным видом приподняла коробку с роскошными пирожными, – теперь не знаю, что и делать.
– Из пятьдесят девятой, говоришь? Марина? – легко переходя на «ты» с ровесницей, сказала Ольга Павловна.
– Да! – обрадовалась калининградка. – Приехала, а здесь даже такой квартиры больше нет! После пятьдесят восьмой сразу шестидесятая идет.
– Идет, – согласилась Павловна и наконец-то разыскала ключ. – Лариска, богатейка, Маринкину квартиру выкупила и две в одну объединила.
– Ну что за незадача, – совсем расстроилась несостоявшаяся гостья. – А вы не знаете, куда Марина переехала?
Московская тетушка собралась безразлично пожать плечами и войти в подъезд, но наткнулась на невероятно жалобный взгляд калининградки с замерзшим воробьиным носиком, в наверняка промокших ботах и буркнула:
– Есть где-то адрес. Дома.
– Ой! А вы мне его дадите? Пирожные такие любите?
Явно предлагая взятку за помощь, гостья подобревшей столицы приподняла коробку, и настроение у Павловны значительно улучшилось. Совсем прекрасным стало, когда представившаяся Люсей женщина вытянула из ее руки тяжеленный пакет с картофелем.
– Нам на пятый, высоко, – все-таки предупредила Ольга Павловна.
– Да ничего! Дотащим!
Ольга Павловна, многолетняя заложница своей верхотуры, помечтала, чтобы дотащили и ее саму. Поднимаясь на последний этаж дома, она останавливалась на каждом лестничном пролете и, пыхтя, бурчала:
– Дети мои вон по ипотеке в новостройки разлетелись, а я одна под самой крышей кукую.
– Так поменяйтесь, – никчемушно чирикнула гостья.
– Так поменялась бы давно! – парировала Ольга Павловна. – Но вот привыкла, понимаешь ли. Разве ж в нашем возрасте родные стены так легко меняют?
– Да, и не говорите. Я Марину практически не знаю, но, наверное, и ей было непросто уезжать?
– За такие-то деньжищи? – Павловна фыркнула и утерла тыльной стороной ладони каплю пота, выскользнувшую из-под пышного берета. – Она на них целый дом построила! Где-то возле Фрязино.
– Ого. Я, наверное, сегодня к ней не поеду.
– А ты знаешь, где Фрязино? – мимолетно удивилась столичная тетушка.
– Ну… нет. Но догадываюсь, что не возле МКАД.
– Правильно догадываешься. – Ольга Павловна отперла дверь своей квартиры, рывком забросила через порог раздутый пакет и предложила: – Заходи. Только ноги…
Но Люся уже шаркала по коврику.
Под затрапезным драповым пальто гостьи оказался удивительно приличный жилет. Поблескивающий, невесомый и, не исключено, с гагачьим пухом. Окоченеть до воспаления легких Люся явно не собиралась, носочки теплые под боты приодела.
Но острый кончик ее носа оставался красным до тех пор, пока добросердечная хозяйка не предложила гостье согреть руки под струей горячей воды из кухонного крана.
– Я сама так делаю, – сказала, отдыхая на пуфике возле стола. – Пока руки не согреются, даже пакеты не разбираю. Не то из непослушных пальцев что-то вечно выскальзывает… банка с помидорами вон недавно об пол грохнулась. Чайник поставишь? Там, на плите стоит.
– Конечно. И если не возражаешь… – Люся быстро ускользнула в прихожую, принесла оттуда сумочку и достала из нее затейливую жестяную коробочку с китайскими иероглифами. – Настоящий улун, – смущенно объявила. – Знакомый моряк привозит. Я его для чаепития с Мариной приготовила.
…Откусывая превосходные пирожные и запивая их чаем с изысканным тонким вкусом, Ольга Павловна думала: «Ну просто праздник какой-то». И малость удивлялась: первоначально Люся ей напомнила приблудившуюся вымокшую кошку, сейчас раскрепостилась, лицо без грамма косметики помолодело и расправилось. Хорошая прическа появилась из-под простенькой вязаной шапчонки; гнедые волосы, сколотые заколками над ушами, поблескивали, словно Люся только что из парикмахерской. Обходительные манеры выдавали в ней хорошо воспитанную даму.
Библиотекарша, наверное, решила почему-то Ольга Павловна.
– Я вот сама совсем не умею печь, – разглядывая надкусанный эклер, погоревала Люся. – А сладкое люблю – ну просто невозможно! Один раз заказала на праздник пирожные у кондитера-частника, дома капнула на крем немного йода, и «сливки» посинели от крахмала. Везде обман, – вздохнула, – не знаешь, на кого нарвешься. Но на магазинные ведь тоже особенной надежды нет, так?
– Угу, – чавкнув, согласилась москвичка. – Хотя у нас в шестьдесят первой Вероника живет, кондитер. Так у нее все честно. Сливки так сливки, масло так масло. Сливочное, не маргарин.
– В шестьдесят первой? На площадке, где раньше Марина жила?
– Ну.
– А я смогу ей заказ сделать? Если привезу Марине пирожные от бывшей соседки, может, порадую, – оживилась гостья. – Эта Ника заказы принимает? Девушка она чистоплотная? Или… так себе?
Ольга Павловна обтерла салфеткой губы и руки от сахарной пудры, подумала и кивнула:
– Чистенькая. Хорошая девчонка.
Карие глаза Люси внезапно распахнулись и заволоклись слезами.
– Чистенькая… хорошая… Ну надо же, слово в слово. – Гостья всхлипнула.
– Чего это ты? – запереживала Ольга Павловна. Не приведи господи, припадочную к себе пригласила!
– Да вот… – Люся доверительно склонилась над столом, – перед самым отъездом из Калининграда, Оленька, я понятой была. Полицейские в соседнюю квартиру пригласили. И вот представь, я им точь-в-точь сказала: «Хорошая девчонка Света. Чистенькая». А у этой хорошей… мертвая бабушка, как мумия, год в кладовке пролежала, пока безработная Светка ее пенсию получала.
– Да ну! – Пораженная москвичка так отпрянула от шепчущей гостьи, что второй подбородок вылез вперед, словно раздутый пеликаний зоб. – Точь-в-точь сказала? И тоже Света?
– Почему тоже? – удивилась калининградка.
– Так в Никиной квартире тоже мертвую Светку нашли!