Роковое наваждение

Глава 3

Вскочив, Наоми бросила на Андреаса злобный взгляд. В его глазах читались равнодушие и холодная откровенность.

Наоми дала волю гневу:

– Что за больные фантазии?

Он медленно поднялся:

– Это вовсе не шутка. Когда Петрос мне позвонил…

– Ты не приехал.

– Мне и не нужно было. Он позвонил мне, чтобы я…

– Меня не волнует причина его звонка, как и твои дальнейшие слова. Дора принадлежит мне.

– Дора дочка Петроса.

Сердце Наоми бешено забилось.

– И моей сестры. – После трагедии, унесшей жизнь Надин, прошло так мало времени, а потеря была еще свежа и болезненна, и Наоми не успела приступить к оформлению нужных документов на удочерение Доры. – Петрос был единственным ребенком в семье, его родители умерли, поэтому у Доры из самых близких осталась только я. Поэтому она моя.

– Петрос хотел, чтобы она осталась со мной.

– Господи, всякий раз, когда я думаю, что знаю, насколько низко ты можешь пасть, оказывается, я ошибаюсь.

– Отношение ко мне – твое лично дело и никак не меняет того, что Петрос, отец Доры, хотел, чтобы она жила со мной.

Наоми развернулась лицом к Андреасу, который внимательно наблюдал за ней с задумчивым выражением на лице. Да, он не шутит, совершенно серьезен.

– Я понимаю, ты шокирована, но я надеялся донести до тебя эту весть в более спокойной обстановке. Похоже, нам не удастся нормально поговорить из-за твоего упрямства.

– Ну, конечно, вини меня во всем. Это же я мучила тебя на протяжении полугода просто так, смеха ради, и лишь потом даровала тебе свободу. Это я проигнорировала последнюю просьбу друга и не была с ним рядом. И я стою сейчас и притворяюсь, что готова взять на себя заботу о ребенке, хотя всегда откровенно и твердо говорила о том, что не хочу иметь детей.

– Теперь уже не имеет значения, чего хочу я.

– Я скорее поверю, что ты сам сможешь родить, чем позаботиться о малышке.

Андреас добродушно фыркнул. Наоми больше всего на свете мечтала выцарапать ему глаза. Пришлось собраться с силами и прибегнуть к дипломатии, чтобы разрешить ситуацию.

– Послушай, Андреас, если тебя мучает совесть из-за того, что не был рядом с Петросом, когда он в тебе нуждался, а теперь ты решил сделать что-то для его дочери, можешь не волноваться. Петрос умер, его не вернуть, и, что бы ты ни сделал, это ему не поможет. Если в тебе проснулись какие-то абсолютно чуждые позывы позаботиться о Доре, просто заглуши их до тех пор, пока они не иссякнут.

– Я не сомневаюсь, что ты просто замечательная тетя.

– Я для Доры гораздо больше, чем только тетя. Я родила ее! Надин с Петросом так сильно хотели ребенка, а ей не удавалось забеременеть и выносить его. Я стала суррогатной матерью.

– Я знаю. Твоя связь с ней не имеет значения. Важно, что Петрос хотел, чтобы я был в ее жизни.

Наоми держалась из последних сил.

– Когда это он вообще объявил тебе об этом, так сказать, желании? По телефону? Когда, как ты утверждаешь, он не просил тебя приехать, чтобы увидеться перед смертью?

– Это как раз то, что я хотел сказать, а ты меня перебила. Он не просил меня приехать, а просил вернуться, чтобы забрать Доротею.

– История становится все более интересной. Он просил тебя об этом три месяца назад, а ты приехал только сейчас?

– Я знал, что с тобой она в безопасности.

– Потому и не спешил? Можешь и дальше не беспокоиться, возвращайся туда, где пропадал последние четыре года, и больше никогда не возвращайся.

– Я не могу и не собираюсь этого делать.

– Не упрямься. Петрос просто наговорил тебе чего-то по телефону.

– Он высказал свою просьбу в письменном виде. В завещании.

Прошла минута, прежде чем Наоми смогла что-либо сказать.

– Не могу поверить, что Петрос написал об этом в завещании. Если это и правда, он, видимо, паниковал после аварии, понимая по поведению окружающих, что Надин погибла, решил, что тоже скоро умрет. И все равно не важно, что он решил назначить тебя опекуном Доры, лучшим, чем я.

– Он не просил меня стать опекуном, а хотел, чтобы она взяла мою фамилию.

Наоми резко вздохнула. Андреас выглядел совершенно серьезным. Она попятилась и, обессилев, плюхнулась на подлокотник кресла.

– Не может быть. Ума не приложу, почему Петрос вообще мог испытывать к тебе хоть какую-то привязанность. И как он мог подумать, что Доре будет лучше с тобой, а не со мной, женщиной, которая с самого начала была ее второй матерью? Как мог подумать, что ты станешь ей настоящим отцом? Изо всех людей он выбрал тебя, человека, который ненавидит детей!

– Я никогда такого не говорил. Я просто не хочу их иметь, но сейчас выбора нет, и теперь не мне решать. Петрос четко прописал в завещании, кем видит меня для Доротеи. И я собираюсь выполнить его волю.

– Повторяю, можешь ни о чем не волноваться. Я оспорю завещание в суде. Скорее всего, Петрос составлял завещание в состоянии помешательства.

– Он подготовил документы семь месяцев назад, еще до аварии, точнее, сразу после рождения Доротеи.

Мир рушился вокруг Наоми.

– Я не верю тебе! Если завещание существует, его адвокат должен был проинформировать меня, дать мне знать, что ты имеешь права на ребенка.

– Петрос воспользовался услугами моего адвоката и отправил документы лично мне, просил ничего тебе не говорить до тех пор, пока у меня не появится возможность приехать.

Говоря это, Андреас постепенно приближался к Наоми. Казалось, на нее надвигается мощная волна, которая вот-вот раздавит и уничтожит. Он оказался перед ней, склонился ближе. Она откинулась на спинку кресла, не в состоянии выдерживать его близость. Стоит ему лишь слегка к ней прикоснуться, и она потеряет над собой контроль. Но Андреас лишь открыл кейс, стоявший около нее, достал небольшую папку с документами, открыл и положил Наоми на колени.

Словно в тумане, Наоми обратилась к папке. Все оказалось правдой. Все, что сказал Андреас.

Внезапно Наоми почувствовала резкую боль, словно ее пронзили ножом в сердце. Почему Петрос предпочел ей Андреаса, решил отдать Дору ему?

Наоми дрожащими руками закрыла папку и поспешно кинула на столик, подняла глаза, которые болезненно покалывало. Андреас продолжал внимательно на нее смотреть, словно анализируя каждую реакцию и замечая любую мелочь.

Наконец он вздохнул:

– Если хочешь, можешь проверить подлинность завещания.

– Иначе говоря, если ты подделал документы, у меня есть шанс это доказать?

– Уверен, это никому не удастся.

– Слова настоящего эксперта в подделках. Ты, случайно, не занимался махинациями в последнее время?

– Нет, в последнее время не занимался.

Как же спокойно он говорит о своих прошлых грязных делах!

– Это точно не подделка, настоящее завещание.

– Почему я должна тебе верить?

– А какие у меня причины обманывать?

– Никому на свете не известно, что творится у тебя в голове, что тобой движет. По мне, так ты можешь это делать, просто чтобы мне насолить.

– Вопреки твоим убеждениям, я никогда не хотел тебе навредить. Напротив, всегда хотел сделать счастливой.

– Как вышло, что Петрос не только любил тебя, но передал права на свою дочь?

– Значит, ты веришь в то, что это его воля?

– Я бы все отдала, чтобы это оказалось ошибкой, но да, приходится верить. – Наоми опустила голову, закрыв глаза ладонями. – Петрос, наверное, думал, что эта мера безопасности никогда не будет использована. Он был молод и должен был прожить еще как минимум пятьдесят лет.

– На самом деле он узнал о своем неоперабельном пороке сердца через два года после свадьбы.

– Что?

– Когда поставили диагноз, он выяснил, что у отца и деда было то же самое заболевание, они умерли где-то в сорок лет. Петрос боялся, что это передается по линии отца только мальчикам, поэтому и воспользовались искусственным оплодотворением, специально выбирали пол будущего ребенка.

– Не могу поверить, что Надин ничего мне не рассказала!

– Не расстраивайся. Я думаю, она поступила правильно. Она и без того загрузила тебя проблемами. Притворившись, будто болезни не существует, она подарила их семье жизнь, о которой они мечтали. Пока эту жизнь у них не забрали.

Наоми уставилась на него, чувствуя, будто попала в параллельную реальность. Впервые Андреас говорил так много. С его лица словно спала привычная маска равнодушия. Он словно действительно переживал, пытался как можно мягче донести шокирующие новости.

– Есть что-то еще, чего ты не рассказал?

Андреас пожал плечами. Рассказывать больше нечего. Наоми сомневалась.

– Значит, Петрос боялся, что недолго сможет быть отцом Доры. Но у него не было причин опасаться за жизнь Надин. Как он мог попросить тебя стать отцом Доры при живой матери?

– Он хотел, чтобы у Доротеи была полноценная семья.

– Он не воспринимал меня частью семьи?

– Он думал, что взвалит на тебя тяжелый груз, если ты станешь единственной опорой для Надин и Доротеи.

– Я всегда была самым близким человеком для Надин. И она для меня тоже, так же как Дора сейчас. Как он мог так поступить?

– Петрос знал жену, понимал, что она всю жизнь полагалась на тебя и лишь отчасти переложила этот груз на его плечи, когда они поженились. Он боялся, что после его смерти Надин будет убита горем, не сможет должным образом заботиться о дочери, снова полностью понадеется на тебя, а ты позволишь, во всем будешь их поддерживать, забудешь о собственной жизни. Он полагал, что это несправедливо по отношению к тебе.

– Он тебе рассказал это?

– Да.

Наоми прижала трясущиеся ладони к глазам, голос дрожал.

– И Петрос решил, что именно ты способен утешить убитую горем женщину и ребенка, который остался без отца, можешь стать для кого-то опорой, а кому-то любящим отцом?!

– Я не спорил с ним, а всегда делал и буду делать все, о чем он меня попросил.

– Ты сошел с ума, если думаешь, что сможешь выполнить его просьбу. Он хотел, чтобы у Доры была полноценная семья? И как ты собираешься обеспечить ее семьей?

– У меня есть семья. Очень большая.

– Семья, с которой ты вообще не поддерживаешь отношения. Своим многочисленным родственникам ты даже не удосужился сообщить, что женился, а потом развелся.

– Ради Петроса и его дочери я готов все изменить.

– Не стоит беспокоиться о том, чтобы восстановить отношения с семьей ради Доры. У нее есть семья. У нее есть я, Ханна, родственники Ханны, мои друзья и коллеги. Она вырастет, окруженная людьми, которые ее любят, и ей точно не нужен ты.

– Ты закончила? Я могу и дальше выслушивать, как ты перечисляешь мои ужасные недостатки.

– Мило с твоей стороны. Твои слова – очередное доказательство того, насколько ты бесчувственный. С меня хватит. Можешь уходить. Забудь о нас.

– Не могу и не собираюсь. Петрос был для меня единственным другом. Я исполню его последнюю волю, Наоми. И ты не сможешь меня остановить.

– Не будь таким самоуверенным. Меня не волнует подлинность завещания. Я обращусь в суд, поставлю под сомнение душевное состояние Петроса. Он думал, что скоро умрет, и, несомненно, принимал решения под давлением. Никто не передаст тебе опекунство над Дорой.

– Ты определенно не знаешь, как проходят слушания по делам семьи. Я гораздо богаче тебя и влиятельнее, чем многие. Отец Доротеи официально назначил меня ее опекуном. А твоя сестра сделала это для тебя?

– Возможно, тебе удастся через суд получить опекунство над Дорой, а ты подумал, как будешь жить, когда она станет твоей? Доре будет лучше в детском доме, чем с тобой.

– Твое отношение ко мне не имеет значения. Доротея уже носит фамилию Сарантос. Все остальное лишь формальности.

Андреас направился к двери. Для него разговор был окончен.

– Если решишь пойти по трудному пути, я готов к долгой дорогостоящей битве, которую ты в конце концов неминуемо проиграешь.

Глава 4

На следующий день Наоми выглядела еще хуже, чем четыре года назад, когда, полностью раздавленная, уходила от Андреаса. И даже хуже, чем после смерти Надин. Она была бледна, голубые глаза поблекли, даже густые белокурые волосы выглядели тусклыми. После разговора с адвокатом, который разрушил надежды на малейший шанс выиграть в суде, она повстречала двух знакомых. Те были так обеспокоены ее внешним видом, что подумали, будто она заболела.

У двери в свою квартиру Наоми остановилась, сжав до боли ключи. Она слышала лепетание малышки, которое раньше всегда согревало сердце.

Склонившись, Наоми прижалась лбом к прохладной деревянной поверхности двери, глубоко и медленно дышала, унимая слезы, щипавшие глаза. Нужно собраться с силами и войти. Дора – чувствительная малышка. Наоми не хотела, чтобы сейчас девочка увидела ее в таком состоянии. Господи, все это случилось по ее вине.

Наоми ошиблась дважды. Сначала она не смогла уйти от Андреаса с минимальными потерями. А потом решила выйти за него замуж. Тогда она была не в состоянии покончить со своей зависимостью к нему. Она даже не стала спорить, когда Андреас объявил, что хочет, чтобы их брак остался в секрете. О нем было известно лишь Петросу и Надин. В день так называемой свадьбы они просто подписали положенные документы и устроили ужин с ее сестрой и его близким другом. Впрочем, на этом ужине Андреас так и не появился, ему пришлось уехать еще до его начала. Наоми запретила себе быть чем-то недовольной, ведь брачная ночь снова погрузила ее в мир иллюзий и сладких грез.

Так они и жили. В постели Андреас был ненасытен, а в остальном придерживался своих жестких правил. Он так и не впустил жену в свой мир, никогда не приводил к себе домой. Она даже не узнала, существовало ли на этом свете место, которое он мог бы назвать домом. Они встречались в отелях и на съемных квартирах, никуда не ходили вместе. Он держал ее на расстоянии от своих личных и рабочих дел, не рассказывал ничего о своем прошлом, никогда не заговаривал об их будущем. Единственный раз он упомянул свою семью, когда признался, что Аристидес Сарантос его брат. Из скудной статьи с биографией Аристидеса Наоми узнала, что у Андреаса большая семья – четыре сестры, множество племянников и племянниц. Андреас навсегда закрыл эту тему, заявив, что не поддерживает отношений с родственниками.

Они продолжали жить параллельно, пересекаясь лишь, чтобы часами заниматься сексом, от которого он, казалось, находился в такой же зависимости, что и она. Надин и Петрос нашли друг друга и вскоре поженились. Наоми собственными глазами увидела пример того, как влюбленные могут быть по-настоящему близки и эмоционально связаны друг с другом.

Однажды Надин обмолвилась, что им с Петросом не удается зачать ребенка, поэтому они решили обратиться за профессиональной помощью. Вечером того же дня Наоми упомянула об этом в разговоре с Андреасом. Она никогда не сможет забыть его реакцию. Он бросил на нее пронизывающе холодный взгляд и заявил, что, если таким образом она хочет намекнуть на то, что настало время им завести ребенка, может навсегда об этом забыть. Он не собирается иметь детей.

Андреас дал понять, что у них нет будущего. На следующий день Наоми попросила его о разводе. Он в бешенстве кричал, что не позволит собой манипулировать. Внутри Наоми кипела ответная злость. И чего он хочет? Настоящего брака? Господи, помилуй!

Наоми попросила Андреаса о быстром разводе без сложностей, чтобы покончить с отношениями, которые вообще не должны были начинаться.

Он смотрел ей вслед, когда она уходила, уверенная, что он за ней не последует. Так и вышло. Андреас натравил на нее своих юристов, те превратили бракоразводный процесс в настоящую каторгу. Потом он решил ее отпустить.

Погружение в прошлое, каким бы позорным оно ни было, привело Наоми в чувство. Безысходность и отчаяние отступили, слезы высохли, нервы успокоились. Наоми наконец вошла в квартиру. В гостиной, казалось, все еще витал дух Андреаса. Дора сидела на полу около сундучка с игрушками и радостно ловила все, что кидала Ханна. Локи и Тор – кошки белого и рыжего цвета породы рэгдолл – лежали, свернувшись клубочком на диване, и наблюдали за игрой.

Наоми ступала неслышно, но малышка тут же повернулась в ее сторону. У Наоми остановилось дыхание. Встретившись взглядом с небесно-голубыми глазами Доры, снова представив глаза Надин, она почувствовала, как сжались легкие. Заметив в глазах малышки радость и абсолютное доверие, Наоми потеряла всякий контроль над эмоциями. Из глаз брызнули слезы, когда Дора весело вскрикнула, бросила игрушку, которую держала в руке, и на четвереньках поползла в ее сторону. Кошки в более медленном темпе последовали за ней.

– Моя дорогая. – Бесконечная любовь к малышке, которую она вынашивала в течение девяти месяцев, стала центром ее вселенной с первого вздоха девочки, единственным, что у нее осталось после смерти Надин. Наоми поспешила к ребенку, взяла на руки и сильно сжала в объятиях. Дора радостно завизжала, обнимая ее за шею маленькими пухлыми ручками и уткнувшись личиком ей в плечо. Наоми тоже прижалась лицом к черным шелковистым волосам малышки, вдыхая сладкий детский запах.

Позволив им какое-то время побыть наедине, Ханна поднялась, радостно улыбаясь. Заметив грусть в глазах Наоми, она обеспокоенно спросила:

– Что такое, Наоми? Что-то на работе? Это как-то связано с визитом мистера Сарантоса?

– Нет, просто встреча с ним навеяла воспоминания о прошлом. Об аварии. Будто это случилось совсем недавно.

Ханна тяжело вздохнула и нежно погладила Наоми по спине.

– Боль прошлого порой возвращается всякий раз и долго не оставляет. По опыту знаю, ведь я тоже теряла близких, особенно болезненной была смерть моего любимого Ральфа. Уверяю тебя, время лечит раны. Однажды хорошие светлые воспоминания возьмут верх над печалью.

Наоми, с трудом сдерживая улыбку, кивнула и склонилась, ласково обращаясь к малышке. Девочка пару минут послушно сидела у нее на руках, но потом заворочалась, капризничая и настаивая на том, чтобы ее отпустили. Еще раз прижав к себе и поцеловав малышку, Наоми выполнила ее требования. Дора тут же уверенно и стремительно поползла дальше, кошки преданно отправились за ней. Через полметра Дора решила проверить, что Наоми следует за ней, ее маленькие ручки мило сжимались и разжимались в кулачки, она хотела, чтобы Наоми поспешила. Дора очень серьезно относилась к играм. Наоми устремилась к девочке.

Следующие два часа малышка была центром ее вселенной. В восемь часов она наконец уложила ребенка спать.

Наоми направилась в кабинет, где долгое время смотрела в пустоту, в мыслях всплывали слова ее адвоката: «Не ссорьтесь с Сарантосом, найдите с ним общий язык».

Поддавшись непонятному импульсу, Наоми потянулась за телефоном и набрала номер Андреаса.

– Наоми, – раздался низкий чарующий голос.

Как Андреас понял, что это она? Этот номер Наоми приобрела недавно, только близкие люди его знали. Господи, зачем она вообще позвонила? Надо повесить трубку, немедленно взять в охапку Дору и Ханну и сесть в первый же самолет, который унесет их в далекие дали.

– Ты можешь перезвонить позже, когда будешь готова к диалогу.

От показного понимания Наоми вскипела:

– Прости, если отвлекаю от важных дел.

– Я собирался принять душ.

– Не буду мешать. – Наоми еле сдержалась, чтобы не посоветовать набрать в ванну побольше воды и утопиться.

– Я могу и дальше висеть на линии, пока ты не решишься озвучить причину звонка.

– Я хочу сказать, что ты просто чудовище, Андреас. И это не субъективное мнение, а реальный факт.

Наоми живо представила, как Андреас равнодушно склоняет голову.

– Как угодно. Что-нибудь еще?

Ее распирало, хотелось возмущаться, умолять, взорваться гневом. Но вслух она сказала:

– И где же ты устроился на время своего триумфального возвращения в Нью-Йорк?

– Ты знаешь, где я сейчас.

Внезапно Наоми поняла. В отеле «Плаза». Первую ночь они провели в роскошном номере этого отеля. В дальнейшем, когда Андреас бывал в пригороде Нью-Йорка, они всегда встречались там, несмотря на беспокойство по поводу цены.

Позже Наоми узнала, что он владеет большой частью отеля.

Сейчас он остановился в том же номере не по сентиментальным соображениям. Вероятнее всего, причина в конфиденциальности.

– Под каким именем ты там? Томас Адлер или Джаред Матис?

Когда-то Наоми узнала, что он использует псевдонимы. Андреас как ни в чем не бывало объяснил свое поведение нежеланием быть узнанным на улицах, не рассекречивать свое местонахождение. Она так до конца и не поняла, к чему такая секретность, и скорее бы поверила в его щепетильность в отношении своей охраны, находись он в постоянном сопровождении.

– Я здесь под своим именем.

Неожиданный ответ больно кольнул в сердце. Если причина скрытности вовсе не в заботе о безопасности, – а сейчас он еще более важная мишень для недоброжелателей, богатый и влиятельный, – значит, ее подозрения верны. Все это было из-за нее. Чтобы никто не увидел их вместе.

Наоми повесила трубку. В любом случае, сказать нечего. Пришло время действовать.

Уже через пятнадцать минут она смотрела на знакомую до боли дверь президентского номера «Плазы». Казалось, это было вчера и они провели очередную ночь вместе. Тот же консьерж радостно поприветствовал ее. Именно ему Андреас доверил секрет о том, что они встречаются здесь, и не потрудился отменить свои прежние указания о том, чтобы на нее распространялись прежние привилегии.

Наоми позвонила в дверь. Через минуту та открылась, и она оцепенела.

Перед ней стоял Андреас с сияющими светлыми волосами, в белой, распахнутой на груди рубашке и потертых джинсах. Все, что до этого пряталось под деловым костюмом или было прижато к ее телу, теперь оказалось напоказ. Босиком он почему-то казался даже выше ростом, широкие плечи закрывали проход. Подлинное воплощение силы и совершенной мужественной красоты. Его холодный взгляд пронзил Наоми насквозь, когда он потянул ее за собой через порог. Она будто не замечала дорогой обстановки и роскошных предметов интерьера, лишь смутно помнила о том, что дизайн навеян изысканным убранством эпохи Людовика XV.

Наоми развернулась и увидела, как Андреас внимательно и напряженно смотрит на нее. Пронзительный взгляд и раньше заставлял ее таять, а сейчас она чувствовала себя загнанной в угол.

– Я просчитал, что ты придешь ко мне через день. – Он явно играл на ее нервах. – А ты пришла гораздо раньше. Хорошо, что я решил не принимать душ до того…

Наоми влепила ему пощечину, даже ладонь заныла от боли. Испугавшись собственных действий, она наблюдала, как появился и медленно исчез с его щеки красноватый отпечаток ладони.

– Не делай этого больше, Наоми.

– А то что?

В его глазах читался очевидный ответ.

Ощущая, будто все это происходит не с ней, словно в замедленной съемке, явно демонстрируя дальнейшие намерения, Наоми ударила его по правой щеке. Он пронзил ее взглядом.

– Я отойду от тебя, Наоми. На случай, если ты не до конца понимаешь, на что напрашиваешься.

Она вцепилась в его рубашку со страхом и гневом. В его глазах горело страстное желание, но он словно отказывался как-то реагировать на ее злость, хотел, чтобы она первая набросилась на него. И Наоми это сделала, почувствовав, что бьется о стену, от которой, подобно электрическому току, исходила мужская сила. Она резко дернула его за рубашку, пытаясь вызвать реакцию. Он просто смотрел на нее сверху вниз с тем же страстным огнем в глазах, не собираясь давать ей то, что она требует. Пока.