От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке
У советского руководства появился золотой шанс, и оно его не упустило. Всей мощью своей пропагандистской машины и дипломатического ведомства СССР обрушился на западные державы, завоевывая себе все больше сторонников. Совпадение военных акций против Египта с вспыхнувшим в Венгрии путчем против навязанного этой стране сталинистского режима позволило Никите Хрущеву с наименьшими политическими потерями подавить его. Но это не все. В разгар военных операций в зоне канала, зная о негативном отношении к ним США, Хрущев решился на мастерский ход – угрозу применить силу, – а затем и на ядерный блеф.
5 ноября 1956 года министр иностранных дел СССР Шепилов направил телеграмму председателю Совета Безопасности, в которой потребовал срочного созыва Совета для обсуждения вопроса о невыполнении Великобританией, Францией, Израилем решения Специальной чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН и о немедленных мерах по прекращению агрессии против Египта. В этой же телеграмме содержался проект резолюции, в которой предусматривалось, что если требования о прекращении агрессии не будут выполнены, то все члены ООН, и прежде всего СССР и США, окажут Египту военную помощь. Советское правительство заявляло, что оно «готово внести свой вклад в дело обуздания агрессоров, защиту жертв агрессии, в дело восстановления мира путем посылки в Египет необходимых для этих целей военно-воздушных и военно-морских сил»37. Отметим, что ни военно-воздушных, ни военно-морских сил, готовых для действий в районе Ближнего Востока, у Советского Союза тогда не было.
В ночь с 5 на 6 ноября глава советского правительства направил послания главам правительств Англии (Антони Идену), Франции (Ги Молле) и Израиля (Бен-Гуриону), в которых заявил о своей «решимости применением силы сокрушить агрессоров и восстановить мир на Востоке»38.
Этот ядерный ультиматум – первый и единственный такого рода ультиматум в ядерную эпоху – в общем-то замалчивается в западной литературе. Любопытно, что в раскрытых уже английских архивах как раз документы, фиксирующие реакцию на этот ультиматум и оценку возможного советского поведения, остались засекреченными.
Случайная удача позволила автору этих строк найти в английских архивах документ, проливающий свет на британскую (и, возможно, французскую) реакцию на ультиматум39. Речь идет о меморандуме, подготовленном британским Комитетом начальников штабов для правительства Новой Зеландии накануне суэцкой авантюры:
«Коммунистический блок не оставил свою долгосрочную цель установления мирового коммунистического господства… Советские лидеры пришли [однако] к заключению, что при современном оружии массового уничтожения глобальная война может привести к взаимному разрушению на совершенно неприемлемом уровне. [Советский] блок поэтому, если иметь в виду обдуманный акт политики, не начал бы глобальной войны и не пошел бы на рассчитанный риск там, где он считает, что существует опасность глобальной войны в результате этих действий. [Советский] блок поэтому предполагает, что политика «мирного сосуществования» представляет наилучшие возможности для расширения его влияния… Риск глобальной войны, следовательно, проистекает в настоящее время из ошибочного расчета. Это могло бы произойти в двух случаях:
а) антикоммунистические государства могут неправильно оценить реакцию другой стороны при данной сумме обстоятельств…
б) две стороны могут оказаться вовлеченными в спор, который в своей основе не был спором между ними. Из-за своей поддержки неблоковых стран или через «политику» конкурентного сосуществования [советский] блок может оказаться глубоко вовлеченным в споры между западными и неблоковыми странами, например между Англией и Египтом…
Мы заключаем, что:
а) в условиях отсутствия радикального изменения политической или военной ситуации глобальная война как акт намерен ной политики в наибольшей степени невероятна в ближайшие пять, возможно, десять лет. Несмотря на это, остается возможность глобальной войны из-за неправильных расчетов;
б) в настоящее время ограниченные войны, прямо вовлекающие китайско-советский блок, наиболее вероятно могут быть результатом неправильного расчета».
Итак, Сталин был предсказуем, но Хрущев мог «неправильно рассчитывать» свои действия. СССР, по оценкам, вряд ли был готов пойти на риск ядерной войны. Но что, если «этот мужик», Никита Хрущев, не блефует? Что, если он действительно не понимает степени риска? А что, если США не поддержат союзников? Лучше отступить.
Профессор Уолт Ростоу, бывший советник в администрации Эйзенхауэра, с которым автор встречался в Остине (Техас) 17 сентября 1990 года, рассказал: «Оценка возможного поведения Хрущева американской администрацией была примерно такой же, как об этом свидетельствует найденный вами документ. Об этом мне говорил приближенный к президенту Эйзенхауэру Генри Кэбот Лодж, бывший в то время постоянным представителем США в ООН»40.
Суэцкий кризис оказался звездным часом для советской политики на Ближнем и Среднем Востоке и личным триумфом Никиты Хрущева. Привожу почти полную запись беседы с тогдашним министром иностранных дел СССР и кандидатом в члены президиума ЦК КПСС Д.Т. Шепиловым, возможно, в то время последним из живых политических лидеров СССР той эпохи41. Оставляю некоторые подробности нашей беседы просто потому, что они характеризуют советских участников той исторической драмы и атмосферу тех дней.
Д.Т. Шепилов. Англичане и французы вели себя бесцеремонно. Начались угрозы, ультиматумы и т. д. Но в конце концов Суэцкий канал был построен на костях и крови египтян. Насер произвел на меня очень хорошее впечатление с первой поездки, с первого знакомства как очень честный человек, который действительно любит арабскую землю, арабский народ. Я был на одном митинге. Никогда не забуду – сотни тысяч людей и Насер выступал с речью: «Если нужно, я отдам всего себя, всю свою кровь, каплю за каплей, за дело освобождения арабских народов… А если Насер не выполнит своих обещаний – казните Насера!» Буря, рев стотысячной толпы! Было что-то мистическое во всем этом. Я почувствовал, как он популярен. Он возглавлял группу новых людей, разночинцев, которые пришли к власти и хотели освободить страну от иностранного господства. В числе главных мер была национализация Суэцкого канала. Акт был совершенно законным. Когда последовали ответные энергичные опасные меры со стороны Запада, мы решили предотвратить здесь военное столкновение. Главная наша линия заключалась в том, чтобы не допустить военного конфликта в этой очень чувствительной зоне мира.
Но у Хрущева все было по настроению: сегодня – так, завтра – по-другому. Поэтому можно было ждать любых неожиданностей. Я, забегая вперед, расскажу один эпизод. Когда Лондонская конференция пользователей канала заканчивалась, я вдруг получаю шифротелеграмму за подписью Хрущева и Булганина: «На одной из последних пресс-конференций разделайтесь как следует с империалистами, дайте им как следует…» Когда все кончилось, победа осталась на нашей стороне, мы оказались вместе с Индией, Индонезией, Цейлоном, предложения Даллеса не были приняты. Тогда я подумал: «Зачем я буду в итоговой пресс-конференции обострять отношения?» Я провел пресс-конференцию спокойно. Когда вернулся в Москву, позвонил Хрущеву, он говорит: «Ну, приезжайте ко мне».
Автор. Он на «вы» или на «ты» был с вами?
Д.Т. Шепилов. На «вы»… Первое время он относился ко мне очень хорошо. Принимал мои советы. «Ну что вы спрашиваете? Действуйте, решайте сами», – и в международных делах, и в идеологических вопросах. Он сам искал встреч со мной и ставил вопросы. С ним было интересно. Он был великолепный рассказчик с феноменальной памятью.
Автор. Он был малограмотный?
Д.Т. Шепилов. Он был практически неграмотный. Читать он еще научился, а писать нет. Но память у него была потрясающая. Это был самородок. Но на глазах шла эволюция человека, имеющего беспредельную власть. Он почувствовал вкус к власти, и начались все эти изобретения его: то ракеты к горлу Соединенных Штатов на Кубу, то от Сухуми до Якутска сеять кукурузу… Он относился очень ревниво ко всем. Малейшее возражение – и следовали меры, вплоть до организационных. («Организационные меры» на партийном жаргоне означали снятие человека с поста. – А.В.) Скажем, идет президиум ЦК. Начинается спор по вопросам металлургии. Тевосян говорит ему: «Никита Сергеевич, я же лучше тебя знаю! Я же все-таки у Круппа работал». За эту фразу Тевосян был снят с работы, направлен послом в Японию, затем заболел.
Короче говоря, бонапартизм. В этой связи он, конечно, накуролесил… Но первое время он почти каждое воскресенье приезжал ко мне или один, или с Ниной Петровной (жена Н.С. Хрущева. – A.B.), или даже со всем семейством. Мы гуляли, обсуждали проблемы. А теперь он вызывает меня после Лондонской конференции. «Слушайте, а почему вы не выполнили директиву мою и Николая? Почему вы по морде не вдарили империалистам?» Я говорю: «Никита Сергеевич, не было необходимости. Конференция прошла хорошо, мы выиграли, канал остался у египтян. План Даллеса о создании ассоциации пользователей каналом провалился. Зачем же нам обострять отношения? Выиграли в одном и портить отношения с другими странами, с теми же Соединенными Штатами? Не было нужды». – «Да, вы – опасный человек, вы – опасный. Вы что, хотите сами внешнюю политику вести?» Я говорю: «Я сам не хочу вести, я хорошо понимаю, кто у нас руководит внешней политикой. Ну не было, поймите, по совокупности обстоятельств, уверяю вас, что не было необходимости устраивать такой мордобой». «Нет, нет, нет! Вы – опасный человек. Поэтому мы за то, что вы так хорошо провели конференцию, отметим это дело, а за невыполнение нашей директивы – тоже отметим, но по-другому». Впрочем, в тот момент «оргвыводов» не последовало.
Автор. А вы знали тогда, к моменту этой конференции, что между США, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой, были серьезные разногласия?
Д.Т. Шепилов. Конечно знал. Мы понимали значение этих разногласий. Особенно остро складывалась обстановка для ан гличан. Я приехал на знаменитую Даунинг-стрит. В нарушение протокола вышел на улицу Иден – умница, обаятельный, влиятельный политик. Но не чувствовал он, куда идут события. Он говорил: «Господин министр, вы поймите, отдать Суэцкий канал арабам, Насеру с его бурным темпераментом – это для нас, англичан, – вот… – И он провел рукой по шее. – Вот что такое для Англии Суэцкий канал. Поэтому я вас прошу понять, почему мы так резко реагируем на позицию Насера о национализации канала». Я говорил ему, что нельзя же так, все-таки это – египетская территория, канал построен египтянами, что за ними – право национализации. Вы можете обговорить свои условия, но не больше.
Автор. Вы уже знали, на какие меры СССР может пойти в противодействии англичанам и французам?
Д.Т. Шепилов. С самого начала я был твердо и категорически настроен, что ни при каких условиях нельзя довести это дело до военных осложнений. Что касается Хрущева, то с присущим ему темпераментом и колебаниями и его «мы им еще покажем кузькину мать» он был способен на что-то необычное. Но когда начинался трезвый и спокойный разговор, он понимал.
Автор. Советский ракетно-ядерный ультиматум – это продуманный блеф?
Д.Т. Шепилов. Конечно. Было твердое решение не доводить дело до военного конфликта. Но кое-какие меры психологического порядка я продумал и осуществил. Скажем, послов Франции, Англии и Израиля я вызывал ночью. Представьте – ночь, красные от бессонницы глаза, необычность обстановки, суровый тон, предупреждение. Русский язык богатый. Ведь слово «предупреждение» не обязательно означает, что мы будем действовать.
Автор. Но они не были в этом уверены?
Д.Т. Шепилов. Они не были уверены. Очень скоро мы почувствовали, что они начинают искать пути, как выпутаться из этой истории. На пользу дела пошла и экстравагантность Хрущева: «Черт его знает, что он может выкинуть…» И вот я из этого исходил. Мы, конечно, использовали психологический фактор до конца. Но твердо, твердо про себя имели в виду: ни в коем случае не допустить войны.
Автор. А у вас не вызывало опасения, что такая «политика на грани» чревата непредсказуемой реакцией с той стороны? А вдруг та сторона решится нанести упреждающий удар?
Д.Т. Шепилов. Тогда это было невозможно. В основном из-за американской позиции. У Англии кишка была тонка, а США из-за них начинать войну не хотели. У США не было веских и серьезных оснований, чтобы идти на военный конфликт. Это вот и сыграло важную роль.
Автор. Я хотел бы в подтверждение вашей мысли и правильности этого расчета привести один документ, который я нашел в английских архивах. Его авторы, оценивая намерения Советского Союза, как раз и высказали такую мысль: эмоциональность нового русского руководства придает элемент непредсказуемости, ошибочного расчета при развязывании ядерной войны. Меморандум был подготовлен недели за две до кризиса и, видимо, отражал точку зрения британского командования и британского правительства.
Д.Т. Шепилов. Я тоже исходил из того, что вот эта якобы неуравновешенность Хрущева, якобы отсутствие ответственности за каждое слово – то, что было у его предшественников, – и давали основания думать, что СССР будет готов вмешаться.
Автор. Но не считаете ли вы, что успех вот такого рода «политики на грани», а затем неправильная оценка Хрущевым президента Кеннеди после встречи в Вене подтолкнули его на такой авантюристический шаг, как размещение ракет на Кубе? Не действовал ли он под впечатлением суэцкого успеха?
Д.Т. Шепилов. Я думаю, что вы правы. Хотя меня уже не было в политике, я был уже в ссылке в Киргизии. Кеннеди мог пойти на конфликт, он был достаточно решительный человек, бывший моряк, человек с твердым характером.
Автор. Как вы считаете, политику больше определял Хрущев или Булганин?
Д.Т. Шепилов. Внешнюю политику со всеми ее плюсами и минусами, конечно, определял Хрущев. Булганин… Это был очень недалекий человек, узко мыслящий, серый. Иногда у Хрущева, с его экстравагантностью, находились какие-то зерна разумного, субъективно или объективно Булганин не был способен ни на инициативу, ни на свежую идею.
Автор. А вашего предшественника Молотова как вы оцениваете?
Д.Т. Шепилов. Очень сложный вопрос. Молотов – член партии с IV съезда, был вместе с Лениным, человек как будто бы безупречный, работает день и ночь и т. д. О его участии в сталинских преступлениях мы не знали. Сложилась такая репутация, что это второй после Сталина человек. Я вспоминаю похороны Сталина. Стоит Жуков Георгий Константинович, держит подушечку с орденом. Все маршалы несли подушечки с орденами Сталина. Я подошел и говорю: «Как ты думаешь, кто?» Он отвечает: «Что тут думать, наверное, судя по тому, как все идет до сих пор, – Молотов. Но ты знаешь мое отношение к нему. Молотов – жесткий исполнитель, способный на очень тяжкие меры. Но, по-видимому, другого выхода нет». Но Хрущев смог оказаться наверху.
Затем бывший министр рассказал свою версию, как он оказался вместе с Молотовым, Маленковым, Кагановичем против Хрущева, проиграл и приобрел «самую длинную в стране фамилию» – «И-Примкнувший-К-Ним-Шепилов». Но это – за рамками темы.
Кейс Кайл в очень объемистом труде «Суэц. Конец империи на Среднем Востоке по-британски» смог отразить реакцию в западных столицах на советский ультиматум. В письме на имя Бен-Гуриона единственный раз в истории советское руководство ставило под вопрос само существование еврейского государства. Это было холодным душем для Тель-Авива. Французам и англичанам пришло послание: «Мы преисполнены решимости сокрушить агрессоров, используя силу, и восстановить мир на Востоке». В послании президенту США предлагалось действовать совместно, чтобы пресечь агрессию, на что, естественно, он отрицательно отреагировал, но не поддержал союзников.
Советники Антони Идена обратили внимание на шифровку английского посла в Москве Уильяма Хейтера, в которой он утверждал, что лишь ясное совпадение английских позиций с американскими «остановит этих людей (русских. – А.В.) от совершения опасных актов сумасшествия». Многие его советники разделяли эти опасения. Опасение «реальных советских действий» на Ближнем Востоке существовало. Американский посол в Париже Дуглас Диллон в два часа ночи был приглашен в Матиньон, где премьер Ги Молле спросил посла, что США будут делать, если на Францию обрушатся советские ракеты. По мнению посла, члены кабинета, собравшиеся в Матиньоне, «были напуганы до смерти». Диллон заявил, что США будут действовать в соответствии с договором НАТО, но в ответ на пожелание Ги Молле получить подтверждение этому из Вашингтона ответил, что сейчас в США проходят выборы и никакого ответа в течение нескольких часов не будет. И Иден и Ги Молле были готовы на прекращение огня, но – чтобы сохранить лицо – «под американским спонсорством», а не под советским нажимом. Американская разведка сообщила из Москвы о возможной посылке добровольцев на Ближний Восток и советской авиации – на сирийские аэродромы.
Три государства-агрессора были полностью изолированы. Египет и Израиль к утру 6 ноября уже согласились на прекращение огня42. Фунт стерлингов падал, подталкиваемый американцами, и Великобритании грозило банкротство. К вечеру 6 ноября Лондон и Париж, не имея поддержки Вашингтона, согласились на прекращение огня43.
Уже 6 ноября 1956 года премьер-министр Великобритании Иден направил председателю Совета министров СССР послание, в котором сообщалось, что правительство Англии дало распоряжение своим вооруженным силам в Египте прекратить огонь в полночь с 6 на 7 ноября. В тот же день председатель Совета министров Франции Ги Молле направил Председателю Совета Министров СССР послание, гласившее, что Франция согласна на окончательное прекращение огня в Египте, как только подобное желание будет выражено Израилем и Египтом и как только вооруженные силы ООН будут в состоянии выполнить возложенные на них задачи. 8 ноября последовало такое же послание премьер-министра Израиля Бен-Гуриона, в котором сообщалось о прекращении израильскими войсками огня в Египте.
Видя, что успех достигнут, Советский Союз продолжал набирать пропагандистские очки. В связи с этим в Заявлении ТАСС от 10 ноября 1956 года указывалось, что советские люди не останутся пассивными наблюдателями международного разбоя и что, если агрессоры, вопреки решениям ООН, не выведут всех своих войск с территории Египта, советское правительство «не будет препятствовать выезду советских граждан-добровольцев, пожелавших принять участие в борьбе египетского народа за его независимость»44. Это был малый блеф в дополнение к успешному большому.
Прекращение вооруженных действий против Египта в арабских странах отнесли за счет позиции СССР. Так, 6 ноября 1956 года в телеграмме председателю президиума Верховного Совета СССР президент Сирии Шукри Куатли писал: «Справедливая, благородная и смелая позиция, занятая Советским Союзом в отношении варварской и преступной агрессии стран-колонизаторов против Египта, встретила горячее одобрение со стороны арабской нации, жаждущей мира, свободы и суверенитета». «Ваши бессмертные решения принять политические и военные меры для того, чтобы приостановить агрессию в соответствии с существующими принципами ООН, – говорилось в телеграмме председателя палаты депутатов Иордании, – обеспечили Вам вечную дружбу и признательность арабского мира»45.
В СССР предпочли замалчивать требование президента США Эйзенхауэра, направленное трем странам, прекратить военные действия и отвести войска с Синая и из зоны Суэцкого канала.
Не вызывает сомнений, что реакция на национализацию Суэцкого канала в правительстве Великобритании и Франции была последним серьезным всплеском имперских амбиций, тщетной попыткой помешать историческому процессу, который шел во всем «третьем мире».
Не только ради Суэцкого канала и свержения Насера пошли на «тройственную агрессию», обернувшуюся авантюрой, руководители Великобритании, Франции и Израиля. Англия бросила в бой значительные военные силы во имя сохранения Британской империи хотя бы в том виде, в каком она существовала в середине 50-х годов. Франция в Египте воевала за Алжир и колониальную империю в Африке. Израиль – за ослабление и возвращение в западный лагерь крупнейшей и опаснейшей для него арабской страны. Они политически проиграли войну на Суэцком канале и на международной арене. Вскоре Великобритания и Франция вывели войска из зоны канала, а Израиль – под давлением США – c Синайского полуострова. Спустя несколько лет Великобритания и Франция лишились практически всех своих колониальных владений.
В 50–60-х годах волны антизападного национализма на Ближнем и Среднем Востоке то вздымались, то опускались, сменяясь обычной для региона междоусобицей, но в целом нарастали. Пока Москва поддерживала арабов против Запада и одновременно (хотя и с оговорками) против Израиля, ставшего в глазах арабов символом «поселенческого колониализма» и «форпостом Запада в регионе», влияние и престиж СССР были высоки. Кризис и разочарование друг в друге наступят позднее. Пока что отношения в целом укреплялись, расширялось сотрудничество, затрудняемое или прерываемое иногда из-за репрессий против коммунистов и идеологических споров, кажущихся сейчас смешными.
Для американской администрации неспособность Великобритании и Франции удерживать позиции Запада в регионе, рост влияния и престижа СССР были в высшей степени тревожными сигналами и подталкивали к действиям. 5 января 1957 года президент США Д. Эйзенхауэр обратился к конгрессу со специальным посланием о политике Соединенных Штатов в странах Ближнего и Среднего Востока, которое получило впоследствии название «доктрина Эйзенхауэра». Президент охарактеризовал положение в регионе как «критическое» и потребовал позволить ему использовать там вооруженные силы США в любой момент, когда он сочтет это необходимым, не испрашивая разрешения конгресса. Президент настаивал также, чтобы ему были предоставлены полномочия оказывать странам данного региона военную и экономическую помощь. Одновременно он призвал арабские страны отказаться от сотрудничества с Советским Союзом и его союзниками. Ни для кого не было секретом, что «доктрина Эйзенхауэра» была направлена против СССР.
Советское правительство быстро на нее отреагировало. Уже 13 января 1957 года было опубликовано Заявление ТАСС в связи с посланием президента США конгрессу. «Доктрина Эйзенхауэра» была названа «грубым вмешательством в дела арабских стран», она «противоречила принципам и целям ООН» и «таила в себе серьезную угрозу миру и безопасности в районе Ближнего и Среднего Востока». Советское правительство заявляло, что цели «доктрины Эйзенхауэра» носят «явно корыстный характер» и заключаются в том, чтобы навязать региону «режим некоего военного протектората и отбросить развитие этих стран вспять на многие годы». Советская угроза арабским странам – «клеветническое измышление», так как Советский Союз заинтересован лишь в том, «чтобы в районе Ближнего и Среднего Востока, расположенном в непосредственной близости от его границ, существовал мир, а страны этого района добивались успехов в укреплении своей экономической и политической независимости». Предполагаемое правительством США использование своих вооруженных сил на Ближнем и Среднем Востоке, отмечалось в Заявлении ТАСС, может привести «к опасным последствиям, вся ответственность за которые целиком ляжет на правительство США»46.
11 февраля 1957 года советское правительство предложило свой проект «Основных принципов Декларации правительств СССР, США, Англии и Франции по вопросу о мире и безопасности на Ближнем и Среднем Востоке и невмешательстве во внутренние дела стран этого района». Эти принципы должны были включать:
1) сохранение мира путем урегулирования спорных вопросов исключительно мирными средствами на основе переговоров;
2) невмешательство во внутренние дела стран Ближнего и Среднего Востока, уважение их суверенитета и независимости;
3) отказ от всяких попыток вовлечения этих стран в военные блоки с участием великих держав;
4) ликвидацию иностранных баз и вывод иностранных войск с территории стран Ближнего и Среднего Востока;
5) взаимный отказ от поставок оружия этим странам;
6) содействие экономическому развитию стран Ближнего и Среднего Востока без каких-либо политических, военных или иных условий, несовместимых с их достоинством и суверенитетом47.
Можно заметить, что в заявлениях советского правительства содержалось немало конструктивных элементов, на которых после соответствующей доработки и согласования могли бы основываться важные договоренности, направленные на укрепление мира и безопасности на Ближнем и Среднем Востоке. Но в целом принятие подобных предложений означало бы существенное отступление Запада и ослабление его позиций. Немало позитивных идей содержалось и в заявлениях США. Но вряд ли и в Москве, и в Вашингтоне думали о чем-либо большем, нежели о пропагандистских выигрышах в духе холодной войны. Учитывая атмосферу, которая господствовала в западных столицах в те дни, совсем не удивительно, что Дж. Ф. Даллес отвергал советские инициативы как игру, направленную на то, чтобы заставить Запад признать за СССР статус великой державы на Ближнем Востоке. Впрочем, можно предполагать, что в тот период, успешно используя антизападную риторику и добиваясь серьезных политических успехов в регионе, советское руководство действительно было не слишком заинтересовано в реальных договоренностях с Западом, которые могли бы ограничить свободу действий Москвы.