Турист

Massimo Carlotto

Il Turista

© 2016 Rizzoli Libri S.p.A. / Rizzoli

© Перевод, «Центрполиграф», 2019

© Издание на русском языке, «Центрполиграф», 2019

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2019

Случай – единственный законный властелин мира.

Пролог

Венеция. Железнодорожный вокзал Санта-Лючия

Развязный и дерзкий стук каблуков этой женщины – вот что привлекло его внимание. Он почти рывком повернулся к ней и увидел, как она идет вперед, прокладывая путь в плотной толпе пассажиров, которые только что сошли с неаполитанского скорого поезда. Мужчина успел увидеть полу весеннего пальто, которое распахивалось при каждом шаге и позволяло бросить быстрый взгляд на стройные точеные ноги, выставленные напоказ из-под короткого легкого платья.

Когда незнакомка проходила мимо него, он перевел взгляд на ее лицо и дал ему оценку: не слишком привлекательное, но интересное. Затем его взгляд опустился ниже – на сумочку. Она была кокетливого фасона, из тисненой телячьей кожи. Дорогая модель Legend знаменитого английского дизайнера Александра Маккуина. Эта деталь побудила его пойти за женщиной. Поднимаясь на борт речного трамвая, направлявшегося в Фондамента-Нове, они слегка коснулись друг друга, прижатые толпой, и он незаметно вытянул шею и принюхался, чтобы почувствовать ее запах. Он сразу узнал этот смолистый хвойный аромат, обволакивающий и чувственный, и убедился, что эта встреча – знак судьбы. После четырех дней ожидания и бесполезных слежек он, возможно, нашел добычу, которая сделает этот отпуск незабываемым.

Свои охотничьи вылазки он устраивал в те вечерние часы, когда венецианцы, работающие на материке, возвращались домой. Это была масса усталых невнимательных людей, которые хотели только одного: сунуть ноги в домашние шлепанцы, хорошо поужинать, а потом улечься на диване перед телевизором. Служащие всех видов и рангов, специалисты различных профессий и студенты прокладывали себе путь среди наполнявших лодки иностранцев. На каждой остановке группа этих пассажиров выходила из лодки и быстрым шагом расходилась по плохо освещенным тихим улочкам и маленьким площадям.

Женщины, за которыми он пробовал следить накануне, разочаровали его. Одни встречали по пути подругу или жениха, другие, подойдя к двери, звонили, а это значило, что в доме кто-то есть. А были и такие, следуя за которыми он оказывался у входа в отель.

Его нынешняя избранница вынула из кармана мобильник, чтобы ответить на вызов. Она громко поздоровалась, а затем понизила голос до неразборчивого шепота. Однако по приветствию он понял, что женщина говорила на французском языке, которого он совершенно не знал. Он был изумлен и упрекнул себя за ошибку. До сих пор он был убежден, что избранница – итальянка: на это указывали и ее манера одеваться, и то, как были подстрижены ее волосы. Он всей душой надеялся, что она постоянно живет в Венеции. Вообще-то в этом городе живет немало иностранцев. Если все пойдет наилучшим образом, он заговорит с ней по-английски. Этот язык он знает так хорошо, что его можно принять за гражданина Великобритании.

Женщина вышла на остановке «Больница Оспе-дале» вместе со многими другими пассажирами. Он специально покинул речной трамвай последним и продолжил слежку. Стук ее каблуков по каменным плитам, которыми вымощена значительная часть Венеции, еще больше облегчал ему и без того несложную задачу.

Спокойным шагом она неторопливо пересекла территорию больницы, где в этот час было многолюдно из-за родственников, которые пришли проведать пациентов, и вышла через главные ворота на площадь Святых Джованни и Паоло. Он подумал, что об этом коротком пути может знать только человек, очень хорошо знакомый с городом. Возле церкви Сан-Франческо-делла-Винья ему пришлось ускорить шаг, чтобы не потерять женщину из виду. От площади Святой Джустины его избранница шла в сторону Салицады до улицы Морион, затем по Рамо до моста Сан-Франческо. Мужчина мысленно измерил расстояние между собой и женщиной. Не больше десяти метров. Если добыча повернется, то увидит его, и ему придется отойти в сторону или даже вернуться назад. Но он был уверен, что этого не случится: француженка, кажется, спешила домой и думала только о том, чтобы поскорее туда попасть. На улице Чимитеро она замедлила шаг и свернула в огражденный со всех сторон двор. Он позволил себе удовлетворенно улыбнуться.

Женщина не заметила преследователя: ему помогли темная одежда и мягкие резиновые подошвы обуви. Ни о чем не беспокоясь, она порылась в сумочке, отыскала ключи и открыла ими дверь одной из квартир первого этажа. У квартиры был отдельный вход.

Он проверил, не горит ли в квартире свет. Света не было. Темнота и уверенность, что женщина одна, возбудили его так, что он совершенно потерял контроль над собой. Ему было хорошо известно это состояние, когда разум и инстинкт самосохранения отступают и остается лишь отдаться на милость повелителя мира – случая.

Он на цыпочках подбежал к француженке, сбил ее с ног и закрыл дверь.

– Не шевелись и не кричи, – приказал он и стал ощупывать стену, отыскивая выключатель.

Он настолько считал себя хозяином положения, что не заметил, как женщина встала с пола. В тот момент, когда он зажег свет, она принялась бить его кулаками и ногами, не говоря ни слова.

Он был уверен, что она сломала ему по меньшей мере одно левое ребро, и у него ужасно болело внизу живота. Он упал на пол. Ему хотелось свернуться, как младенец в материнской утробе, чтобы ослабить приступы пронзавшей его боли. Но тогда она одолеет его. И он закончит жизнь в тюрьме строгого режима. А до тюрьмы будут неудобные процедуры, осмотры, которые устроят ему умники-специалисты, болтовня журналистов и писателей. Он не может этого допустить!

Он сделал огромное усилие и откатился от разъяренной женщины. Перед глазами у него был туман, но он стал искать взглядом какую-нибудь вещь, которая помогла бы ему защититься.

И ему повезло. Выдержав два ужасных удара ногой в поясницу, он все же схватил медную подставку для зонтов. Собрав все силы, которые придало ему отчаяние, он принялся бить женщину по ногам этим оружием. Наконец противница упала на пол, и он смог нанести ей решающий удар по голове.

Потом он замер, сжимая в руках свое импровизированное оружие, тяжело дыша и приготовясь нанести новый удар, если женщина придет в себя. Через несколько минут он, несмотря на боль, смог встать на ноги. Француженка не шевелилась. Она лежала на полу, раскинув ноги, и ее платье задралось до самого паха. Он придал ей более пристойную позу и, делая это, заметил, что женщина еще жива.

Все должно было произойти не так. В других случаях это было развлечением. Избранницы вели себя хорошо: они не сопротивлялись и даже проявляли ту подсказанную ужасом покорность, которая так ему нравилась. Они хныкали, молили о жалости, помогали ему, не переставая взывать к его человечности, которой у него не было. А эта ответила жестокостью и молчанием, от которых у него дрожь прошла по телу.

Ему хотелось пойти в ванную комнату и ополоснуть лицо. Но ритуал требовал, чтобы убийство происходило, как только он вошел в дом жертвы. Это было и безопаснее: меньше ходишь по комнатам – меньше оставляешь следов.

Он раздвинул ей руки, придавил их коленями, чтобы не позволить двигаться, сел на нее верхом и стал ждать, когда она очнется.

Его порадовало, что рана на волосистой части головы женщины легкая. Он погладил ее лицо ладонями, одетыми в дорогие хирургические перчатки из стирен-бутадиена, в которых руки оставались более чувствительными, чем в обычных перчатках из латекса.

Женщина открыла глаза. Ее первым движением была попытка ударить его коленями в спину, чтобы освободиться. Но нападавший стал сжимать ее шею. Она смотрела на него с ненавистью и, кажется, не чувствовала страха, словно по-прежнему была готова бороться за свою жизнь. Она старалась изменить ситуацию в свою пользу и в какой-то момент прошептала несколько слов по-французски. Ему показалось, что она несколько раз повторила одно и то же слово, может быть, чье-то имя.

Мужчина понял, что боится свою избранницу и в каком-то смысле находится у нее в подчинении, поэтому поспешил ее убить. Никогда прежде он не делал этого так быстро.

Убедившись, что она не дышит, он с трудом слез с трупа и, давая волю раздражению, пару раз ударил его ногой. Так он раньше тоже никогда не делал, но эта женщина вела себя просто отвратительно. Затем он вынул из своего кармана тряпичную сумку, положил в нее сумочку убитой и все вещи, которые лежали у нее в карманах. Мобильник он тоже забрал, но вынул из него сим-карту: было бы глупо дать себя обнаружить по ней.

Еще несколько секунд он с упреком смотрел в безжизненные глаза своей жертвы, а потом вышел из квартиры, закрыл дверь на ключ и быстро ушел прочь от этого дома.

Убийца без труда добрался до своего убежища на площади Кампо-де-ла-Лана. Он был уверен, что находится в безопасности. Теперь он должен был бы перейти к величайшему наслаждению – к последней части ритуала. Он вынул бы из сумки все вещицы, которые в ней лежат, разложил бы их в строго определенном порядке на белоснежной надушенной простыне, а потом рассматривал и трогал их. И настоящий экстаз он испытывал, когда открывал бумажник, полный листков и фотографий. Он был убежден, что у женщин есть особенный дар – создавать в кошельке короткую историю своей жизни.

Но боль в ребрах была невыносимой. Пришлось отложить просмотр вещей на будущее и заняться самолечением с помощью льда и обезболивающих лекарств.

Он положил сумку в шкаф и, ужасно разочарованный, лег в кровать.

Приступы боли и плохое настроение не давали ему заснуть. Он был раздражен и, по мере того как проходил час за часом, начинал чувствовать любопытство. Кто такая эта сумасшедшая истеричка, которую свел с ним случай?

Он мог бы засунуть руки в сумку Legend, но боялся разрушить волшебство любования вещами. Вместо этого он включил радио и стал слушать утренний выпуск новостей. Ни слова об убийстве в Венеции. Значит, труп еще не обнаружен. Это разочаровало убийцу. Он понимал: ожидание постепенно лишает его возможности контролировать ситуацию. Попытался отвлечься, но думал лишь о том, когда будет следующий выпуск новостей. Ни слова не было даже в последнем выпуске радионовостей за эту ночь. Об убийстве не сообщили ни на следующий день, ни на третий.

В прежних случаях избранниц находили через несколько часов, и он всегда бывал доволен внешним видом своих жертв. Теперь же мысль о разлагающемся теле беспокоила и тревожила его. Его ритуал требовал, чтобы полицейские фотографы обессмертили тело в том состоянии, в котором он его оставил, и с тем же выражением лица. Тело не должно быть искажено действием гнилостных бактерий – бациллы путрификус и ее ужасных сестер.

На четвертый день он решил пораскинуть мозгами, как сделать, чтобы мир узнал о его преступлении. Про анонимные письма или телефонные звонки нечего было и думать: звонить или писать значило бы оставить улики для следователей, которые уже много лет охотятся на него. Все внимательно обдумав, он пришел к выводу, что единственный подходящий способ – вернуться в квартиру и открыть дверь, чтобы вызвать подозрение у соседей. Зловоние мертвого тела заставит их вызвать полицию.

Это было опаснее, чем звонок или письмо, но больше заводило его. Он был уверен, что угроза, которой он подвергнет себя, вставляя ключ в замочную скважину, открывая дверь и бросая взгляд на труп, пробудит волшебство, и, вернувшись в убежище, он наконец сможет насладиться исследованием сумки.

На пятый день он не делал ничего – обострилась боль в ребрах. Весь этот день он, отупев от обезболивающих, лежал в постели и смотрел телевизор.

Но на шестой день ему стало лучше. В тот же вечер, выяснив, что ситуация не изменилась, он приготовился действовать. Отыскал в сумке Legend ключи, но не стал трогать остальные лежавшие в ней вещи и вышел на улицу. Стараясь избежать новых приступов боли, он слегка наклонялся вбок, как будто был старше на двадцать лет и страдал от артроза. Но в сущности, это было неплохо. Если кто-то его увидит, то запомнит человека со странной походкой, а ребра скоро заживут, и в итоге эта примета введет в заблуждение следователей. Так же, как борода: он отращивал бороду перед каждым преступлением, а потом сбривал.

Он зашел в аптеку и купил мятный бальзам от простуды, чтобы позже смочить себе ноздри: ему не хотелось, чтобы его вырвало перед трупом этой суки.

Убийца двигался согласно ориентирам, которые отметил на мобильнике: Академия, Сан-Марко, Риальто, Сан-Лио, площадь Санта-Мария Формоза – и в итоге снова оказался возле больницы Оспедале. Это был длинный и извилистый путь, на первый взгляд бессмысленный. На самом же деле ему нужно было взбодрить свое тело после долгих дней, проведенных в постели. Движение и морской воздух должны были помочь ему думать. Он опасался, что обезболивающие препараты затуманили его сознание и ослабили способность рассуждать.

Войдя в замкнутый двор, он спрятался в тени и внимательно осмотрел двери и окна: нет ли признаков опасности. Затем он подошел к той двери и открыл ее. Никаких неприятных запахов он не почувствовал и решил, что уловка с бальзамом помогла.

Он закрыл за собой дверь, включил фонарь, направил его луч на пол, туда, где лежал труп, – и от ужаса почувствовал спазм в желудке: там ничего не было. Он зажег свет и обнаружил, что комната пуста. Ни трупа, ни мебели, ни картин на стенах, и похоже, что стены недавно покрашены заново. Нет даже той ужасной подставки для зонтов.

Убийца убедился, что попал в ловушку, решил, что погиб. Сейчас его арестуют. Он поднял руки, показывая, что сдается, и долго стоял так, замерев от ужаса. Но вокруг было тихо, и он понял, что в доме никого нет. Вероятно, его ждут снаружи.

Однако он был не в силах справиться с охватившим его любопытством и решил осмотреть остальные комнаты. С отчаянно бьющимся сердцем он зажег свет в обеих спальнях, на кухне, в ванной. Ничего. Даже ни одной пылинки. Только сильный запах краски.

В страхе и смятении он вернулся назад и, уже опуская ладонь на ручку двери, краем глаза заметил крошечный мигающий красный огонек. Присмотревшись внимательнее, увидел маленькую модель гондолы на краю деревянного ящичка, в котором помещался электросчетчик. Он осторожно взял модель в руки и спросил себя, почему забытым оказался именно этот предмет, такой символичный для этого города. Но через несколько секунд понял, что держит в руках миниатюрную Wi-Fi телекамеру. Кто-то наблюдает за ним и теперь знает его в лицо!

Он громко закричал от ярости, изумления и горя. Вопя как одержимый и размахивая гондолой над головой, он выскочил из дома и приготовился к встрече с полицейскими, которые, несомненно, его ждали. Но двор был пуст, никто не пытался остановить убийцу. Он пробежал около ста метров, потом резко остановился, потому что перехватило дыхание и ослабли ноги. Его захлестнули тревога, тоска и ужас, такие сильные, что ему казалось, будто он стремительно падает в темную как ночь бездонную пропасть. То, что он так любил, благодаря чему пережил незабываемые минуты, стало враждебным и опасным.

Глава 1

Венеция. Фондамента-Сан-Джоббе, Рио-Тера-де-ла-Креа, через несколько дней

Пьетро Самбо, бывший комиссар полиции, протянул руку за зажигалкой и сигаретами, которые лежали на ночном столике. Он проснулся уже давно и с трудом дождался семи часов – времени, когда привык выкуривать первую утреннюю сигарету.

Его жена Изабелла терпеть не могла запах табачного дыма в спальне. Но теперь это не было проблемой: уже больше года прошло с тех пор, как она покинула его и забрала с собой их одиннадцатилетнюю дочь Беатриче. Это произошло после того, как Пьетро был с позором уволен из полиции за то, что в первый и последний раз в своей жизни получил взятку. Он никогда не был продажным, а эти деньги взял, чтобы органы правопорядка не закрыли игорный зал, два раза в неделю работавший по ночам в задних комнатах одного знаменитого в восьмидесятые годы ресторана. Франка Леони, жена владельца этого ресторана, была одноклассницей Самбо в лицее Фоскарини и первой девушкой, с которой у него был секс. Через много лет они снова нашли друг друга, встретились и опять вместе кувыркались на простынях, хотя он был уже женат, а она замужем. Любовный пыл вернулся ненадолго, но, когда позже Франка напомнила комиссару о себе и попросила его о помощи, он не смог ответить «нет». И принял от нее деньги потому, что не желал, чтобы муж Франки догадался об их прежней любовной связи. Тогда взять эти деньги не казалось ему серьезной провинностью: многие коллеги защищали кого-нибудь под предлогом, что это их информатор.

Но в тайный игорный дом зашли карабинеры, которые выслеживали одного среднего уровня торговца наркотиками. Они сразу поняли, что синьора Леони – слабое звено в семейной шайке.

Франке понадобилось всего несколько минут, чтобы понять, что иногда предательство бывает выгодным. Она рассказала все, до мельчайших подробностей. Пыталась оправдаться, утверждая, что незаконные доходы шли на покрытие долгов ресторана, но страх перед тюрьмой заставил ее выдать даже бывшего одноклассника и любовника.

Коррумпированный сыщик стал лакомым куском для следователей, и все набросились на него. Пока он находился в тюрьме, о его связи с Франкой Леони напечатали в газетах. Законная супруга посчитала, что муж ее предал, и не выдержала этого позора. Даже дочь не смогла удержать их вместе: слишком громкой оказалась эта история, слишком много было разговоров и взглядов.

Венеция не подходит для людей, о которых все говорят. В этом городе нет автомобилей, люди ходят пешком, встречают друг друга, начинают разговор, комментируют новости, вышивают по ним узоры, как по канве, с мастерством, которое отточено веками.

Изабелла рассталась с ним и вместе с Беатриче переехала в Тревизо. Она желала забыть прошлое и построить новую нормальную жизнь, в которой ей не будет нужно опускать глаза от стыда.

А Самбо остался в Венеции. Остался, чтобы полностью заплатить за ошибку, которая сломала ему жизнь. В отличие от жены он никогда не отводил глаза в сторону и кивал в ответ тем, кто смотрел на него сурово, как положено глядеть на виновного. Он раскаивался, он был готов отдать что угодно, чтобы вернуться назад, но прошлое нельзя изменить. Он смирился с тем, что должен жить дальше с клеймом продажного полицейского.

У него остался дом, в котором он жил с семьей. На жизнь он зарабатывал тем, что помогал своему младшему брату Туллио, у которого был маленький магазин венецианских масок. Три раза в неделю во второй половине дня Самбо улыбался иностранцам, которые непрерывным потоком заполняли эти сорок квадратных метров. Иногда ему приходилось повышать на них голос, когда надо было закрыть дверь на задвижку. Он умел вызвать к себе уважение. За годы службы в полиции он научился говорить с людьми так, что ставил на место и злых, и добрых. Все они в одинаковой степени умели быть неприятными и назойливыми.

Такие демонстрации силы он позволял себе только по отношению к туристам. Перед своей Венецией, в которой родился и вырос, он всегда стоял с видом побитого пса. Словно бродил с поднятыми руками по ее улицам и площадям, прося о прощении.

Самбо сел в кровати и стал взглядом искать на полу тапочки. Когда он начал чистить зубы, из желудка брызнула вверх по пищеводу струя кислого сока, которая напомнила Самбо о побочных эффектах наказания, которое он отбывал.

Закону было достаточно отправить его на несколько месяцев в тюрьму и снять с него погоны, но совесть приговорила его к каторге.

В Италии политики, администраторы, промышленники и крупные финансисты доказали, что в неприятностях с законом нет ничего плохого. Даже наоборот. Они выставляли напоказ «преследования» со стороны судебной власти, как медали.

Пьетро Самбо не мог вынести того, что он больше не полицейский. Он был создан для работы в полиции – смелый, добросовестный, наделенный чутьем, которое указывало ему верный след. Благодаря этим качествам он сделал карьеру в бригаде по расследованию убийств, затем возглавил этот отдел и оставался его главой, вызывавшим страх и уважение, пока не был смыт грязной волной.

Он оделся (нарочно сделал это медленно), вынул из ведра мешок с мусором и пошел прямым путем в бар «Чоди» возле моста Трех арок, чтобы, как обычно, выпить кофе и съесть кусок торта, приготовленного вдовой Джанезин, которая управляла этим баром с незапамятных времен.

Она знала бывшего комиссара с тех пор, когда он был еще ребенком, и прекратила возникший было скандал короткой фразой на чистом венецианском диалекте: «Здесь бывший всегда будет желанным гостем». И никогда не задавала ему вопросов. Вела себя с Самбо как обычно и следила, чтобы другие посетители не ставили его в неловкое положение.

Покупая местную ежедневную газету, он заметил человека, который рассматривал витрину маленькой пекарни. Самбо раньше никогда не видел этого мужчину в своем квартале. Это мог быть иностранец, но Самбо в этом сомневался: ни один человек, находясь в здравом уме, не стал бы с интересом рассматривать эту жалкую выставку выпечки. Бывший полицейский посчитал его подозрительным и продолжил свой путь с неприятным чувством, что этот тип следит именно за ним. И оказался прав. Примерно через сто метров Самбо зашел в табачную лавку купить себе запас сигарет на день, а выйдя оттуда, увидел незнакомца перед антикварной лавкой.

Он явно был похож не на человека, который работает за письменным столом, а на того, для которого родная стихия – улица.

Самбо выбросил пакет и зажег сигарету, а потом пошел прямо к тому человеку. Тот не побежал и не попытался применить какой-нибудь отвлекающий прием. Он просто ждал Самбо и дерзко улыбался.

– Добрый день, – произнес бывший сыщик.

– И вам добрый день, синьор Пьетро, – ответил незнакомец на приветствие. У него был сильный испанский акцент.

Этот человек без всякого труда дал понять, что знает Самбо и что эта встреча не случайна.

– Теперь я должен был бы спросить вас, почему вы так неловко преследуете меня, – сказал Самбо.

Иностранец усмехнулся и ответил:

– Обычно у меня это получается намного лучше. – Затем он указал рукой на улицу и добавил: – Я хотел бы иметь удовольствие угостить вас завтраком – разумеется, в баре «Чоди».

– Я вижу, что вам известны многие подробности моей повседневной жизни, – заметил бывший комиссар, сердясь на себя за то, что не заметил признаков слежки в предыдущие дни. – С каких же пор вы за мной следите?

Иностранец ответил уклончиво:

– Мы хорошо знаем вас, синьор Пьетро. Лучше, чем вы можете себе представить.

– Вы употребили множественное число. Кто – вы?

– Меня зовут Сесар, – ответил иностранец, вежливо беря Самбо под руку. – Я хотел бы устроить вам встречу с одним человеком.

Когда они вошли в бар, вдова Джанезин бросила полный недоверия взгляд на не знакомого ей спутника ее приятеля. Пьетро подошел к прилавку и поцеловал хозяйку в знак приветствия. Испанец же направился к столику, где сидел человек, читавший газету «Монд» и медленно пивший кофе эспрессо.

– Это друзья? – спросила хозяйка у бывшего комиссара.

– Не знаю, – ответил он. – Но скоро буду это знать.

Человек за столиком сложил газету, встал, пожал руку Пьетро и представился: «Матис». Он был старше своего товарища: коротко подстриженные волосы Матиса были седыми. Очки в легкой оправе, которые он носил, подчеркивали размер и цвет его больших голубых глаз. Матис был не очень высоким, коренастым, и у него намечался живот. Пьетро подумал, что этот человек похож на военного.

Бывший комиссар принял предложение сесть, и вдова принесла ему капучино и торт. Тот, кто назвал себя Сесаром, заказал стакан теплого молока. Самбо ковырнул вилкой торт и нервным движением положил в рот отломанный кусок. Он начал уставать от всех этих загадок.

– Итальянец, француз и испанец. Что это – шутка?

Его собеседники переглянулись, а потом тот, который назвал себя Матисом, произнес слова, которых Пьетро никак не ожидал.

– Мы хотим поручить вам расследование, – вот что он сказал.

– Я уже не служу в полиции, и я не частный сыщик.

– Я уже говорил вам, что мы хорошо вас знаем, – вмешался Сесар.

– Тогда зачем вам нужен полицейский-взяточник? – вызывающе спросил Самбо.

– Не будьте так суровы к себе, – возразил француз. – Вы ошиблись и дорого за это заплатили, но вы не испорчены.

– А что знаете об этом вы?

Иностранцы уклонились от ответа, задав Самбо свой вопрос: не желает ли он ознакомиться с делом, которое они желают ему предложить?