– Или вы сейчас же уходите, или я вызываю охрану. – Голос ее испуганно дрогнул.
– Ухожу. Пока ухожу, – мрачно произнес Журбин, – но ты не сомневайся, Оля, еще увидимся.
Сев в машину, он с силой ударил по рулю, но легче от этого не стало. Прошло уже две недели, как фирма, зарегистрированная на его жену, получила иск от обувного холдинга. Холдинг требовал возврата денежных средств, полученных за аренду примыкающего к фабрике здания склада. Того самого, где начался пожар. Но денег ни у Журбина, ни у его жены не было – они были уже давно потрачены. Потрачены на ремонт протекавшей крыши главного здания.
Журбин не был ни бессребреником, ни фанатиком-идеалистом. Ему нравилась его работа, нравилось быть начальником крупного предприятия, человеком, которого в их небольшом городке почти все знали. Ему нравилось быть на хорошем счету у руководства холдинга и у самого собственника предприятия – Николая Белоусова. Вот только с каждым годом это становилось все сложнее и сложнее. Бизнес устроен так, что чем больше становится денег, тем больше их не хватает. Казалось бы, в холдинге появляются новые предприятия, растет число магазинов, товарооборот, а значит, должно становиться больше свободных денег, которых наконец должно хватить на то, что давно собирались сделать, но всегда откладывали. Однако происходит все совсем наоборот. Денег все больше не хватает. Ведь появляются новые и новые проекты, новые идеи, новые амбиции, на реализацию которых необходимо все больше и больше денежных средств. А это значит, что растет кредитная задолженность перед банками, что каждый месяц надо отдавать все больше миллионов по процентным платежам. Денег недостает катастрофически. Но раз решено построить или купить новую игрушку, значит, можно попытаться сэкономить на старых. Периодически созванивающиеся директора всех трех входящих в холдинг обувных фабрик соревновались друг с другом в рассказах о том, что и кому было урезано в текущем месяце. Где-то было отменено плановое обновление оборудования, которое, по мнению головного офиса, еще вполне могло протянуть год-другой, где-то убраны запланированные расходы на ремонт фасада. Уже который год подряд на всех предприятиях сотрудникам по три-четыре месяца в году на треть урезалась заработная плата, причем решение об этом приходило из головного офиса, а сообщать о нем персоналу приходилось управляющим фабрик, что конечно же не прибавляло им популярности и народной любви. Однажды Журбин с изумлением узнал, что группа работниц фабрики написала коллективное письмо Белоусову с просьбой разобраться с самоуправством директора, который третий месяц подряд не выплачивает людям полную заработную плату и при этом заставляет вкалывать на все сто.
– Царь добрый, бояре плохие, – усмехнулся Игорь, возвращая письмо работникам. – Отсылайте. Как ответ придет, мне расскажете.
Ответ так и не пришел, а вот Журбину позвонили. Позвонил ему финансовый директор холдинга Валерий Петрович Герасимов, человек решительно убежденный, что в графе издержки напротив всех статей расходов должны стоять одни нули, и искренне расстраивающийся от того, что это никак не случается. Валерий Петрович объяснил Журбину, что с письмом, написанным его работниками, руководство холдинга ознакомлено. Все руководство, подчеркнул Герасимов, очевидно намекая на самого Белоусова. Руководство также каким-то чудесным образом было в курсе, что Игорь ознакомился с письмом еще перед его отправкой, но никак этому не воспрепятствовал.
– Надеюсь, вы понимаете, – монотонно рассуждал Герасимов, – задача руководителя предприятия вести дела так, чтобы решать все возникающие внутри коллектива проблемы непосредственно на месте.
– Прошу прощения, но проблема снижения заработной платы возникла не внутри коллектива, она как бы занесена к нам извне, – иронично отозвался Журбин.
Валерий Петрович несколько секунд помолчал, то ли не зная, как реагировать, то ли удивленный тем, что его осмелились перебить. Наконец он сухо произнес:
– У нас есть еще две точно такие же фабрики, и у них действуют абсолютно те же регламенты выплаты заработной платы. Однако у них таких проблем нет, а если и есть, то директора справляются с их решением. Должен ли я понимать, Игорь Иванович, что вы со своими проблемами справиться не в силах?
– Я справлюсь, Валерий Петрович, – вздохнул Журбин, – я обязательно справлюсь.
Другого варианта ответа у него просто не было. Он это прекрасно знал. Знал это и Герасимов.
– Вот и хорошо, – смягчился финансовый директор, – вы поймите, Игорь Иванович, собственнику выгоднее платить высокую заработную плату одному директору, который будет на месте решать все проблемы, укладываясь в отведенный бюджет, а не раздувать этот самый бюджет до бесконечности. Вас же устраивают условия вашего контракта?
– Устраивают, – угрюмо согласился Журбин.
– Ну вот и замечательно, – Герасимов совсем повеселел, – тогда успехов вам, Игорь Иванович, у вас обязательно все получится. – Причмокнув губами так, словно поцеловал трубку, Герасимов вдруг добавил: – Мы все в вас верим, – и захихикал.
На этом разговор и прервался. Журбин держал в руках замолчавший телефон, а в ушах у него все еще раздавалось неприятное, дребезжащее хихиканье, в котором было больше насмешки, чем веселья.
Но недовольство сотрудников было хотя и серьезной, но не самой важной проблемой для Журбина. Как говорил сам Игорь, печально усмехаясь, у него текла крыша. Причем капитально.
На самом деле крыша капитально текла на главном фабричном здании. Здание это было построено более чем полвека назад, и, надо признаться, построено на совесть. Толстые железобетонные перекрытия и колонны, почти метровой толщины кирпичные стены. Как утверждали сами ветераны фабрики, особенно после того, как успевали принять на грудь в день получки, строили так для того, чтобы в случае начала третьей мировой войны работники могли не отрываться от производства во время ракетного удара. Ахиллесовой пятой всей этой монументальной конструкции была крыша. Обычная двускатная крыша с многочисленными слуховыми окнами, в советское время она была покрыта шифером, который за долгие годы пришел в полную негодность. В свое время, почти сразу после покупки здания, Белоусов даже лично поднимался на самый верх, чтобы понять насколько ситуация плачевна. В результате им было принято решение крышу перекрыть. И крышу действительно перекрыли. Теперь кровля стала металлической. Листы оцинковки радостно блестели на солнце, и наступившая весна впервые за долгие годы прошла без протечек, о чем и было доложено собственнику предприятия.
Однако появилась совсем другая проблема, которую никто не ожидал. Проблема эта возникла в середине марта, когда начало пригревать весеннее солнце, а Журбин вместе с женой только улетел на две недели в Таиланд, где солнце грело еще сильнее. Накопившийся за зиму тяжелый подтаявший снег лихо съезжал по гладкой оцинкованной поверхности и, пролетев около двадцати метров, с грохотом обрушивался прямо на тротуар. Установленные по периметру снегоудержатели лишь на время могли сдержать накопившуюся снежную массу, а затем она переваливалась через металлическое ограждение и устремлялась вниз. Чудом обошлось без жертв. Главный инженер фабрики, заодно выполняющий обязанности заместителя Журбина по хозяйственной части, Шиша-нов в ту ночь плохо спал, а на утро следующего дня пешеходное движение перед главным фасадом, выходящим на одну из оживленных улиц, было перекрыто. Десяток рабочих-гастарбайтеров был спешно отправлен на крышу счищать снег. Шишанов с детства боялся высоты, а скользких заснеженных крыш он боялся тем более, поэтому сам подниматься наверх не стал, объяснив боевую задачу во дворе фабрики. Свою задачу работяги выполнили, весь снег с крыши был полностью счищен. Работу осложняло то, что таявший днем снег за ночь подмерз и превратился в ледяную корку, покрывавшую всю кровлю словно скорлупа. Металлические лопаты с трудом брали эту корку. Выручало лишь то, что сообразительные южане подняли на крышу еще и несколько ломов. С ними дело пошло быстрее.
В тот год весна выдалась на удивление солнечная и сухая. Снег больше не падал на тротуар, и все были весьма довольны и собой и новой крышей. Больше всех был доволен Шишанов. Все это благополучие рухнуло в прекрасный день, точнее, ночь, когда первый майский гром гулко раскатился над городом, а затем забарабанил крупными тяжелыми каплями настоящей весенней грозы.
Грозу в начале мая, да, впрочем, и в любое другое время года, любят только поэты, ибо гроза позволяет им оправдать свое постоянное ничегонеделание и сидение у окна. Остальные нормальные люди вынуждены тащиться на работу по пузырящимся лужам, прикрываясь почти бесполезным зонтом и в страхе приседая с каждым новым ударом молнии. Владельцы автомобилей в ужасе гадают, стоит ли выводить своего железного коня на прогулку, ведь если отправиться своим ходом, то промокнешь насквозь, а если поедешь на машине, наверняка попадешь под град. В общем, гроза – это отнюдь не лучшее, хотя, несомненно, величественное явление природы. Примерно так, возможно, думал сам Журбин, глядя на потоки воды, стекающие на пол четвертого этажа с чердака фабрики. Вслух он этого говорить не стал. Вслух он говорил слова более краткие, емкие и доходчивые до сознания Шишанова, но так как они постоянно заглушались очередными раскатами грома, то слова эти мог слышать только сам Шишанов да еще несколько стоящих поблизости работников фабрики.
Дыры в металле залили битумом, что позволило кое-как пережить лето, но следующей весной потекло еще сильнее. Два года Журбин выкручивался как мог, латая дырявую кровлю. Денег на капитальный ремонт того, что совсем недавно отремонтировали, просить он не мог. Белоусов был человек вспыльчивый, и риск потерять хорошую работу был слишком велик.
На помощь пришел случай. В один из хмурых ноябрьских дней, когда небо щедро делилось с землей ледяной водой, Журбин пил кофе, сидя в своем кабинете и уставившись в окно. Он думал. Думал о том, сменится ли к вечеру холодный дождь снегом и будет ли утром на дорогах наледь. Яндекс уверял, что снега не будет и температура ночью задержится у нулевой отметки, но айфон в своем почасовом прогнозе погоды обещал к утру снег и минус три. В принципе Журбин довольно спокойно относился к капризам погоды, однако он до сих пор не сменил резину на зимнюю, и теперь возможный утренний гололед его немного беспокоил. Конечно, можно было уехать с работы прямо сейчас, взять зимнюю резину и отправиться на шиномонтаж, но в такой дождь лишний раз выходить на улицу не хотелось, а ведь пришлось бы где-то пережидать, пока ему будут переставлять колеса. Такими процедурами лучше заниматься в погожий день. Например, послезавтра.
Внутренний телефон издал негромкую трель. Журбин поднял трубку.
– Игорь Иванович, – услышал он голос секретаря, – к вам посетитель. Михеев Андрей Эдуардович.
– Зови, конечно, зови, – мгновенно отреагировал Журбин, – и, Катюша, сделай сразу кофе для гостя.
– Мне без сахара и с коньяком. – Гость, появившийся в дверном проеме, чувствовал себя весьма уверенно.
Андрей Эдуардович Михеев был одним из крупнейших предпринимателей Задольска. Как и многие, он начинал с торговли одеждой, привезенной из Китая или Турции. Стартовав с нескольких точек на местном вещевом рынке, под который был переделан недостроенный домостроительный комбинат, он смог создать обширную торговую сеть, далеко шагнувшую не только за пределы района, но и всей Владимирской области. Последние несколько лет Михеев активно начал развивать свое собственное производство. В созданных им цехах выпускалась самая разнообразная одежда, начиная от джинсов и футболок, заканчивая зимними куртками. По заказу Михеева было разработано несколько брендов, которые он успешно запатентовал. Венцом всех трудов Андрея Эдуардовича должна была стать новая фабрика, площадью около двадцати тысяч квадратных метров, которая строилась в пригороде Задольска.
Как это часто бывает, стройка пошла не по тому графику, что был изначально намечен. Приглашенные Михеевым столичные подрядчики отличались от местных лишь более пренебрежительным отношением к заказчику и хорошим умением объяснять ему, почему денег тратится почти вдвое больше, чем было заложено в первоначальные сметы.
– А что вы хотите, Андрей Эдуардович! – восклицал изредка приезжающий из столицы руководитель подрядной фирмы. – Кто вам эти расчеты делал? Местные умельцы? Ну так что от них можно было ожидать, они же не понимают нашу специфику.
В чем конкретно состоит специфика именно их организации, руководитель не объяснял, отделываясь общими фразами и стремительно исчезая на своем «мерседесе» сразу после того, как был согласован следующий транш платежей.
В итоге Михеев устал. Не имея до этого опыта ведения большого строительства, он тем не менее был человеком, умеющим решать проблемы своего бизнеса. Поэтому он расторг договор со столичным подрядчиком, нанял местную фирму и сам фактически поселился на стройке. Однако теплое время года было упущено, а вести зимой бетонные работы не представлялось возможным. Стройку пришлось фактически заморозить до весны. Это само по себе было неприятно, но неприятность усиливалась тем, что в свое время оптимистично настроенный Михеев заказал дорогостоящее новое оборудование, которое, как это ни странно, пришло точно в срок.
– Понимаешь, у тебя помещение идеальное, я знаю, я уже смотрел. Полы ровные, хороший свет, вентиляция. Мы со стройкой, будь она неладна, встряли капитально, дай бог, если к следующему Новому году сможем расставляться. А зачем мне год терять? Пристрой у тебя почти пустует, из трех тысяч квадратов ты от силы тысячу занимаешь. Если мозги напряжешь немного, то сможешь в основном здании уплотниться, а я пристрой у тебя полностью заберу на год минимум.
– Триста рублей квадрат, платежи за месяц вперед, – машинально отозвался Журбин.
– Значит, примерно миллион в месяц. Хорошо, – не стал торговаться Михеев, – вот визитка, скинь мне завтра проект договора. Если там все нормально, до конца недели сделаем первый платеж. Кстати, сколько тебе времени нужно, чтобы освободить помещение? Недели хватит? У меня оборудование вот-вот под разгрузку встанет.
– Недели две точно надо, – задумчиво протянул Журбин, – но мы постараемся за неделю уложиться. Мне от вас нужны планируемые мощности по оборудованию, чтобы инженер посмотрел.
– Постарайтесь, – подмигнул Журбин, – если в две смены работать, точно управитесь, а если в три, так и быстрее все выйдет. Мощности завтра тебе скину. Либо пришлю технолога, пусть он с твоим человеком походит, по месту все присмотрит.
Они пожали друг другу руки.
Когда Михеев ушел, Журбин еще долго сидел в одиночестве, раздумывая, как ему поступить. В конце концов, так ничего и не решив, он набрал номер главного бухгалтера производственного подразделения, которая курировала финансовые вопросы всех трех принадлежащих Белоусову фабрик. Идея Журбина особого восторга у Никитиной не вызвала. Будучи, как все бухгалтеры, человеком осторожным, она опасалась возможных последствий в случае, если информация дойдет до Белоусова.
Однако Журбин смог переубедить ее:
– Составим смету на ремонт, все затраты тоже задокументируем. Будет понятно, что все деньги потрачены на ремонт здания. У нас ведь этих доходов в планах не было. Нам на ремонт миллионов десять – двенадцать, я думаю, хватит.
– Ох, Игорь, не нравится мне вся эта затея.
– Вы поймите, Ольга Вадимовна, на четвертом этаже скоро работать будет совсем невозможно. Надо крышу перекрывать. А что я Белоусову скажу? Дайте денег? Так он меня в порошок сотрет и с работы выкинет.
– Вот если он узнает, что деньги за аренду пошли не на счет его предприятия, тогда точно выкинет, – фыркнула Никитина.
– А узнает он откуда? – ласково спросил Журбин. – Финансовый контроль ведь на вас замкнут.
– Надо мной вообще-то еще Герасимов есть, – все еще не поддавалась Никитина.
– Герасимов? Он такой ерундой разве будет интересоваться? Для него десять миллионов – это вообще не деньги. Они и для нашей фабрики не бог весть какие деньги. Но здесь же дело принципа, на повторный ремонт денег не выделят.
– Ну хорошо, – вздохнула Ольга Вадимовна, – попробуйте. Когда смета на ремонт будет готова, пришлите мне, я проверю.
– Вы золото, – восхитился Игорь, – золото, а не женщина.
– Да бросьте, – рассмеялась Никитина, – я лучше еще женщиной побуду. Женщиной в золоте.
