Она и всё остальное. Роман о любви и не только

– Подвиг Фукса не давал мне покоя, – сказал Антон, – всё хотелось привести его в пример в противовес твоему Шпееру. Я думал, что тебе интересно сравнить…

– Нет, мне не интересно, – сказала Магда.

– Почему?

– С Фуксом мне всё ясно, как дважды два. Без проблем. Коммунист. Они фанаты.

– Мне со Шпеером тоже всё ясно – нацист.

– Да, тут мы расходимся.

– Ни за что! С какой стати! Чтобы из-за этой политики, да Фукс с ней, я тебе их всех уступаю.

Примирились, всё как будто уладилось, но какая-то трещинка осталась.

«Пишет она что-то о дяде, о Шпеере, вот и ладно, – думал он. – Это всегда поглощает. У человека должно быть что-то, кроме работы, кроме семьи, что-то своё, самое сокровенное, пища для души, у неё такое есть. И это стоит публиковать».

«Надо было хотя бы посочувствовать ей. Всё же он сухарь, давно заметил, что сухарь, и всё чаще бывает сухарём, продукт чёрствого, холодного постсоветского общества, у нас кончилось милосердие, началось обогащение. Технари».

Когда она рассказывала про того лейтенанта, она дотронулась до его руки, рука её была горячей, кажется, это её манера – касаться рукой собеседника. Ещё у неё привычка встряхивать головой, откидывая волосы так, чтобы видеть собеседника или чтобы он видел её, а потом волосы опять непослушно спадают, затеняя лицо.

Сказать бы ей: «Честно говоря, ведь неизвестно, какая бы ты получилась от другого отца, кто знает». Или так: «Я разучился роптать на судьбу, и тебе не советую, мы не знаем, кто ею ведает, мы верим только в то, что видим, а ведь существует другой – невидимый и неслышный мир». Она, конечно, скажет, что у меня на всё есть теории, я не могу себе представить, каково быть навсегда связанным таким происхождением.

История атомной бомбы занимала их всех со студенческих лет. Тогда в Ленинград приехал Роберт Юнг, американский журналист, автор бестселлера «Ярче тысячи солнц», книги по истории атомной бомбы. Вышла она в русском переводе тиражом более ста тысяч экземпляров. Была мгновенно раскуплена. В Ленинграде с Юнгом устроили встречу. Антон пробился в зал университета на его лекцию, сидел на полу, мест не было. Юнг рассказывал подробности об американских, немецких и советских физиках. Тогда впервые прозвучали фамилии осведомителей, а проще – агентов – Розенберг и Клаус Фукс. После лекции Антон с приятелями уговорили Юнга зайти в ресторан и там допоздна расспрашивали его. Юнг даже надписал Антону на память свою книгу. Юнг рассказывал про физиков трёх стран, как они по-разному относились к своей работе, как отзывалась на это их совесть, про их страхи и сомнения. Антона поразила история физика Ханса Бете. Этого великого учёного выгнали из немецкого университета, поскольку мать его была еврейкой, это было не удивительно, другое запомнилось Антону – то, как Бете предложили участвовать в создании термоядерной бомбы, и как он не согласился. Было и лестно участвовать в этой работе, и ужасно. Потом не вытерпел, согласился, потом опять отказался. Так было несколько раз. Это была схватка любознательности учёного с совестью. Редкая в войну в том расколотом мире. Бете – талантливый физик. Его одни уговаривают участвовать в работах по бомбе, другие отговаривают. Он ездит советоваться к приятелям. «На Бете не действуют денежные соблазны», – пишет Юнг. Привлекает работа вместе с Ферми, Гаммовым. «И всё же Ханс колеблется» (Юнг).