Капитан «Корсара»

Когда он подошел к ней, она смотрела вперед, во мрак.

Корабль будто летел по волнам; все члены экипажа знали маршрут как свои пять пальцев, и все стремились как можно скорее попасть в Лондон. Хотя небо заволокли облака, которые время от времени закрывали луну, звезды светили ярко, и гребешки волн фосфоресцировали. Казалось, будто в ночном море сверкают алмазы.

Ройд остановился за спиной у Изабель и, положив ладонь на борт, приноровился к качке. Вахтенные находились далеко и ничего не могли услышать; кроме того, ветер относил слова в сторону. Изабель нарочно встала так, чтобы он не видел ее лица. Наверное, благодаря ее уловке им проще будет разговаривать. И проще о чем-то договориться.

Она молчала, но он ничего другого и не ожидал, понимая, что сам должен проявить инициативу. Он начал с вопроса, который для него был самым важным:

– Почему?

Он скорее почувствовал, чем услышал ее вздох, но Изабель по-прежнему стояла, высоко подняв голову, и, когда заговорила, голос ее был звучным:

– Тебя не было рядом. Ты уехал и не возвращался.

– Но ведь потом я вернулся. Почему ты ничего мне не сказала?

– Потому что, скажи я о нем, ты забрал бы его у меня. Не забывай, что Дункан родился после того, как мы разорвали помолвку. Значит, все права на него отошли бы тебе, его отцу. У меня не было бы права голоса во всем, что касается его воспитания и его жизни… Я не имела бы права даже оставить его у себя!

Он нахмурился. С какой стати он должен был забрать?.. Мысли в голове кружились, как разноцветные кусочки стекла в калейдоскопе; всякий раз, как они останавливались, получался другой узор. Он никак не мог взять в толк, о чем она говорит.

Единственная причина, по которой она скрыла от него существование Дункана, заключалась в том, что она почему-то вбила себе в голову, будто не хочет выходить за него замуж.

И все же что-то не складывалось; кусочки в калейдоскопе не образовали цельную картинку. Прошло много лет, но Изабель ни разу не поощрила другого поклонника.

– Изабель…

– Да, ты бы его забрал…

В ее голосе угадывалась такая убежденность, что он вынужден был задуматься… и пришлось признать: если бы она хотела выйти замуж за другого, а он бы узнал о Дункане…

Он вдруг вспомнил, как почувствовал себя, когда она велела ему убираться и захлопнула перед его носом дверь особняка Кармоди. Она всегда отличалась переменчивостью нрава, но, по правде сказать, и он не уступал ей в этом. Правда, когда она вспыхивала, он, наоборот, холодел. В тот день он испытал холодную ярость и боль – опасное сочетание. Изабель принадлежала к числу тех немногих, кто способен был причинить ему настоящую боль. Он отдал ей свое сердце, а она растоптала его и швырнула ему назад. Во всяком случае, ему тогда так казалось.

Пришлось признать: тогда она была права. Каковы бы ни были ее намерения, если бы тогда он узнал о Дункане… трудно сказать, что бы он сделал, а что – нет.

Изабель тихо вздохнула и плотнее закуталась в шаль.

– Знай одно: я ни за что, ни за что на свете не позволю тебе забрать его у меня. Запомни это. Заруби себе на носу!

Он без труда поверил ей. Он знал ее натуру, знал, как пылко она защищала тех, кого любила. Она всем сердцем, всей душой отдавалась тем, кого любила. Подумать только, когда-то ведь и он был объектом ее страсти и преданности!

Теперь, оглядываясь назад… он не мог объяснить даже себе самому, почему не попробовал вернуться. Он пытался поговорить с ней в первые дни после их разрыва, но, дважды столкнувшись с глухой стеной неприязни – ее родичи не подпускали его к ней, – он так и не смог поговорить с Изабель наедине. Тогда он думал, что родственники действуют с ее ведома. Злой, раздосадованный, он ушел и больше не возвращался.

Ему казалось, что он – пострадавшая сторона, и все свои последующие действия он считал полностью оправданными. В конце концов, она сама его оттолкнула! В нем тогда проснулась гордыня и крепко вонзила в него свои когти.

Он вернулся домой настоящим героем, хотя его заслуги и нельзя было признать публично; задание, которое он тогда выполнял, было сверхсекретным. Он летел домой как на крыльях, и его самомнение поднялось до небес: в конце концов, он выполнил задание лучше, чем можно было ожидать. Одержал полную победу. И хотя Изабель не знала и не могла знать подробностей, Ройд ожидал, что она, его невеста, встретит его с распростертыми объятиями и лучезарной улыбкой. А она… в действительности все оказалось настолько по-другому, что он нанес ответный удар, уйдя и не оглянувшись.

Тогда он бы не обрадовался ничему, даже сыну. Он ждал встречи с женщиной, с которой надеялся соединить свою судьбу. Он считал Изабель родственной душой, своей половинкой, якорем в мире житейских бурь. С той минуты, как он повернулся к ней спиной, он плыл по течению.

Теперь, оглядываясь назад с высоты прожитых лет и мудрости, он не мог не признать: если она тогда не оправдала его ожиданий, то и он не оправдал ее надежд; он тоже не соответствовал ее понятиям о спутнике жизни. Тогда он не знал о Дункане – не знал, что она родила его ребенка в одиночку. Конечно, ее окружали родные, но его рядом не было.

Достаточно хорошо зная ее, он понимал: больше всего остального тогда ее ранило именно его отсутствие.

Ему еще сильнее захотелось ее вернуть. Он решил это давно, а сейчас, узнав о Дункане, лишь укрепился в своем решении. Дункан – его сын. Он должен иметь право открыто признать сына своим законным наследником. И если он вернет ее, он достигнет своей цели.

Достичь того будущего, к которому он так стремился, он может, лишь вернув Изабель.

Глядя на ее профиль, он попросил:

– Расскажи, что случилось восемь лет назад с твоей точки зрения. Что случилось после того, как я уехал?

Изабель покосилась на него через плечо.

Увидев его глаза – и убедившись, что он настроен серьезно, – Изабель посмотрела вперед. Почему он спрашивает? Давно привыкнув к его молчанию, она ждала, хотя внутри была как на иголках; она заранее приготовилась защищаться и отбивать все его нападки, когда он начнет требовать… чего же он хочет?

Учитывая обстоятельства, она не могла даже угадать.

Впрочем, Ройд говорит вполне разумно, так что о том, чтобы молчать и дальше, не может быть и речи; он слишком умен и не позволит ей дальше уклоняться от ответа. С ним и с Айоной ее увертки не работали.

– Что ж… – Если он решил зайти с этой стороны, она ответит и посмотрит, что будет дальше. – Ты уехал через три недели после того, как мы объявили о помолвке. Ты сказал, что, по твоим расчетам, вернешься через месяц, самое большее – через два. Ты уплыл. Я переехала к Айоне в поместье Кармоди – ей нужно было общество, а поскольку мы обручились, мне больше не нужно было жить с мамой и папой, посещать балы и званые ужины. Уединение меня вполне устраивало; я даже радовалась, что не придется вращаться в обществе – ты ведь знаешь, светская жизнь меня никогда не прельщала… – Она явно преуменьшала, однако, уехав от общества, она, сама того не желая, заложила основу того, что наступило потом. – Через некоторое время после того, как я поселилась у Айоны, я поняла, что беременна. Я была так взволнована и счастлива! – Она была вне себя от радости. – Я никому ничего не говорила. Думала подождать твоего возвращения, чтобы сообщить тебе первому. – В ее голосе появились ледяные нотки. – Но ты все не возвращался. Сначала я просто ждала, но прошло три месяца, от тебя – ни слова… Я пошла в контору Фробишеров и спросила, когда тебя ждут назад. Мне ответили, что они не знают. Правда, все улыбались и заверяли меня, что ты постараешься вернуться как можно скорее. Я пришла еще раз, через неделю, и спросила, можно ли связаться с тобой. Я хотела послать тебе письмо, но мне объяснили, что пока тебе невозможно передать никакое послание. Твои родственники уверяли, что им известно не больше, чем мне…

Она помолчала; воспоминания снова нахлынули на нее, закрутив в вихре самых разнообразных эмоций, которые она тогда испытывала.

– Я вернулась еще через неделю и спросила, откуда им известно, что ты еще жив, – ведь они, по их словам, ничего не знают ни о тебе, ни о членах твоего экипажа. Они хмыкали, отнекивались, но в конце концов признались: они ничего не знают наверняка, но, так как они не слышали и противоположного… Словом, они не могли подтвердить, что ты жив. Все, что они могли сказать, – они не сомневались в том, что рано или поздно ты объявишься. Естественно, их слова меня не убедили.

– Ты не говорила с моим отцом или с кем-то из братьев?

– В то время твоего отца не было в Абердине, а Роберт, Деклан и Калеб находились в море. – Помолчав, она спросила: – Получила бы я другой ответ, если бы спросила их, где ты? – Она повернула голову и успела краем глаза заметить, как он поморщился:

– Братья, скорее всего, ничего бы не сказали. Но отец, возможно… понял бы тебя и постарался тебя успокоить.

– Хм… Что ж, его не оказалось на месте. – Она снова посмотрела вперед. – Я, конечно, подумывала обратиться к твоей маме, но она уехала вместе с твоим отцом. А потом… К тому времени, как твои родители вернулись в Абердин, я о многом подумала.

– О чем, например?

Если бы он говорил требовательно, возможно, ей было бы труднее продолжать. Сейчас же перед ней стоял прежний Ройд, единственный на свете человек, с которым она без утайки делилась всеми мыслями, желаниями и мечтами. Эта связь… их близость… никуда не исчезла; она по-прежнему могла сказать ему все. Даже это.

– Например, о том, почему ты захотел на мне жениться. Я поняла, что все не так, как мне казалось… что я по наивности приписывала тебе те же мотивы, что были у меня.

Хотя теперь она вспоминала о том времени как будто издалека, с расстояния в восемь лет, и ей, как она была убеждена, удалось примириться с действительностью, она вспомнила, что испытывала тогда, и ей стало нехорошо.

– Я всегда знала, что не гожусь на роль принцессы, – произнесла Изабель с горечью в голосе. – Я была слишком высокой, слишком… неженственной во многих отношениях. Не в последнюю очередь из-за того, что всегда терпеть не могла вышивание и прочие девичьи занятия. Больше всего на свете мне хотелось строить корабли… – Она старалась не выдавать волнения. – Тебе, наверное, известно, что мне с детства твердили как друзья, так и недруги: мужчины будут просить моей руки с единственной целью: чтобы завладеть судоверфью. – Изабель пожала плечами. – Мне казалось, что ты другой, не такой, как все, но после того, как ты не вернулся и даже не написал, я поняла, что, видимо, все неверно истолковала. Ты, наверное, помнишь, что именно Айона настояла на нашей помолвке и на том, чтобы мы не заключали официальный брак сразу же. Значит, она угадала правду… в отличие от меня. – Изабель неопределенно взмахнула рукой. – И конечно, у тебя как у будущего главы судоходной компании Фробишеров были все основания желать заполучить еще и судоверфь Кармайклов. – Как она ни старалась, голос у нее дрогнул. Изабель приказала себе не терять достоинства. – Поскольку я хотела от семейной жизни большего, чем ты мог мне предложить, я поняла, что не должна принуждать тебя к браку. Ну а потом мне оставалось одно: ждать. Я хотела обо всем тебе сказать, как только ты вернешься.

Ройд стоял рядом с женщиной, которая, несмотря на прошедшие годы, по-прежнему владела ключом от его сердца. Ему казалось, будто он превратился в камень. Он, конечно, помнил, что она считала себя некрасивой девушкой с неженским характером, из-за чего она не годится в жены настоящему джентльмену. Он живо вспомнил тот день, когда пошел встретиться с ней на верфи, но нигде не мог ее найти. Он был уверен, что она где-то там, поэтому он искал ее и наконец нашел – она примостилась на стапеле, рядом с остовом строящегося корабля. Она ссутулилась, ушла в себя и если не рыдала, то была сильно огорчена; ему пришлось буквально выманивать из нее признание, почему она вдруг так упала духом. В конце концов она удостоила его ответом и поделилась правдой, как она ее понимала. В общем, она сказала примерно то же, что и сейчас, хотя тогда ей было всего четырнадцать.

Несмотря на разницу в возрасте, уже тогда Изабель была почти одного с ним роста, длинноногая, худощавая, с острыми локтями и коленками. Он прекрасно помнил ту девчонку. Он ее тогда успокоил, убедил, что ей вовсе не нужно волноваться. К тому времени, как она пойдет к алтарю, все изменится.

Уже тогда именно он хотел ждать ее у алтаря.

Ему и в голову не приходило, что та хрупкая и ранимая четырнадцатилетняя девчонка до сих пор живет внутри уверенной в себе, обворожительной женщины.

«Неужели у нее нет зеркала?!»

Нет… он прекрасно понимал, что, если человек что-то вбил себе в голову, он не всегда понимает, как обстоят дела в действительности. Он неоднократно использовал эту особенность других к своей выгоде. Более того, он развил свой навык до совершенства – позволял другим думать, что они видят то, что хотят увидеть… а Изабель в то время ждала их сына.

Как же переубедить ее? Тем более что и Айона, похоже, против него? Она наверняка сочла его отсутствие восемь лет назад доказательством того, что на него нельзя положиться… Ее бабушка всегда косо смотрела на него самого и на его увлечение Изабель. Кроме того, он не считал себя совершенно бескорыстным. Да, он хотел получить доступ к управлению судоверфью.

Тем не менее эти соображения никак не влияли на его желание жениться на Изабель. Даже не будь она дочерью владельца судоверфи, он все равно хотел бы жениться только на ней.

Он не сомневался, что постепенно – с помощью других – убедил бы ее в том, что к двадцати годам она из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя. Но внешность – лишь полбеды. Со временем в ней все сильнее, все заметнее проявлялась склонность к кораблестроению, что совершенно не свойственно женщине…

Именно поэтому ей казалось, что он хочет на ней жениться только из-за верфи. Он ни за что не заставил бы ее бросить чертежи. Проще говоря, она, ее таланты и навыки были очень важны для его будущего и будущего судоходной компании Фробишеров.

Он хотел ее такой, какая она есть.

Вот какие мысли с молниеносной скоростью мелькали в его голове. Действительность ошеломила его, но, в силу большого опыта, он не спешил переходить к действиям, понимая, что они способны привести лишь к противоположным результатам.

Сначала он должен вернуть доверие Изабель – а потом вернуть ее саму, снова назвать ее своей! К этой задаче необходимо подойти со всей осторожностью.

Он посмотрел на ее профиль в лунном свете. Подумать только, они прожили порознь восемь лет! Он пропустил почти восемь лет жизни Дункана! Вот какова цена, которую они, сами того не желая, заплатили за то, чтобы сохранить свои тайны.

Он мог бы во всем обвинить злую судьбу, столкнувшую их лбами, – оба самолюбивые, со своими достоинствами и недостатками… и чего ради? Они оказались там, где должны были оказаться; и отсюда им продолжать.

Прошлое осталось в прошлом. Нужно забыть о нем и двигаться вперед.

Именно так – в таком порядке.

Он не сомневался, что она до сих пор сохранила к нему какие-то чувства, правда, не знал, какие именно. Особенно теперь. Хотя Изабель – женщина страстная, у нее не было любовника. Уж он бы об этом узнал… И теперь он понимал, почему она до сих пор одинока – она не связывалась с другими мужчинами из-за Дункана. Потому что по закону она, его нареченная, по-прежнему связана с ним обещанием – пусть даже он того и не знал.

Еще одно прозрение… он вздрогнул как от удара.

Он прищурился и посмотрел на нее в упор:

– Ты ждала, пока я женюсь.

– Верно.

Ройд хмыкнул. Как будто такое возможно! Он давно уже смирился с тем, что больше ни на ком не женится. Для него всегда было так: она – или никто. Сейчас же получалось: для нее тоже никого другого не существовало… никого, кроме него.

Означает ли это, что она до сих пор его любит?

Сейчас Ройд ни в чем не был уверен, но он хотел, чтобы она снова полюбила его всем сердцем – всем своим искренним и чистым сердцем. Он хотел, чтобы она, как раньше, обрушила на него всю свою страсть. И он хотел этого так отчаянно, что сердце у него сжалось.

Вместе с тем он не должен давать ей повод думать, что он хочет настоять на своих правах и заставить ее выйти за себя замуж. Ройд понимал: если он попробует действовать именно так, он встретит ожесточенное сопротивление самой Изабель и ее близких. Давление и насилие не дадут ему того, что он хочет. Лишь восстановив ее доверие, он вернет ее любовь.

Он взял ее за руку и развернул к себе лицом:

– Пошли вниз. Хочу кое-что тебе показать. Тебе нужно кое-что прочитать.

Изабель первой вошла в капитанские апартаменты. Первым делом она заглянула в каюту Дункана. Посмотрев, как мальчик спит, как во сне раскраснелось его лицо, она мягко прикрыла дверь.

– Наши голоса его не потревожат? – спросил Ройд, подходя к столу.

Изабель покачала головой:

– Он спит крепко. – «Еще крепче, чем ты».

Как будто услышав невысказанные слова, Ройд хмыкнул и подошел к большому застекленному стеллажу, встроенному в переборку справа от стола. Вторая полка сверху была плотно уставлена тетрадями в кожаных переплетах. Привычно пробежав пальцами по корешкам, он вытащил одну тетрадь и протянул ей:

– Надеюсь, содержание тебя заинтересует.

Изабель раскрыла тетрадку и увидела, что перед ней судовой журнал. Холодок пробежал у нее по спине. Она сразу же увидела дату, выведенную его четким, разборчивым почерком: «24 февраля 1816 года». На следующий день после того судьбоносного дня, когда он уплыл. В этой тетради она могла найти ответ на самый важный для нее вопрос.

– Здесь отчет о том задании, которое я выполнял; именно из-за него я не смог вернуться до начала следующего года. Конечно, здесь изложены лишь сухие факты. Если тебе понадобятся подробности, спроси, и я все объясню.

Изабель повернулась к нему, и ей снова показалось, что у нее все поплыло перед глазами.

Ройд кивнул в сторону стола:

– Садись. Читай. Потом, если захочешь прочесть еще… – он указал на полку, – бери все, что пожелаешь.

Ройд направился к двери, но на пороге остановился.

– Кстати… то задание, которое нас разлучило, во многом похоже на то, к которому мы сейчас приступаем. – Прежде чем Изабель успела спросить, что он имеет в виду, он кивнул на тетрадь в ее руке: – Сначала прочти. Остальное расскажу позже.

С этими словами он вышел и тихо прикрыл дверь за собой.

Несколько секунд Изабель смотрела на дверь, потом опустила глаза и начала читать.

Ройд вошел в свою каюту, снял сюртук, начал развязывать галстук.

На карту поставлено почти все. Они должны переписать прошлое, чтобы создать совместное будущее. В такой ситуации мудрый человек не будет спешить. Необходимо заложить надежный фундамент…

Изабель пока не знает, что им придется на несколько дней задержаться в Лондоне. Возможно, они пробудут в столице целую неделю. Потом их ждет путь во Фритаун, где им предстоит… пока неизвестно, что им предстоит. Оттуда они поплывут назад, в Лондон, а потом, наконец, в Абердин, домой. У него есть несколько недель – возможно, пять или шесть – для проведения собственной операции.

Операции по возвращению Изабель Кармайкл.

Изабель зачиталась до глубокой ночи. В судовом журнале Ройд писал не только о выполнении задания. Он доверял журналу и свои мысли. Она не только узнала, почему он задержался на целых тринадцать месяцев, но и прочла о том, как часто ему хотелось отправить ей весточку, от чего он вынужден был воздерживаться.

Читая о его миссиях, Изабель порой приходила в ужас. Ройд всегда презирал опасность, однако некоторые его действия казались нелепо рискованными даже для него. Вчера вечером Ройд обмолвился, что и сейчас отправляется на задание, сходное с тем, которое расстроило их помолвку.

Наконец она дочитала до конца и отодвинула тетрадь в сторону. После того как знакомый ей мир во второй раз за день перевернулся с ног на голову, она поняла, что страшно устала, и погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Проснувшись поздним утром в одиночестве, Изабель оделась и, прихватив несколько судовых журналов, поднялась на палубу. Ройд стоял у штурвала, Дункан был рядом, свежий ветер трепал его волосы. Она помахала ему рукой, ответила на многозначительный взгляд Ройда едва заметным кивком и отправилась на нос. Устроившись на треугольном сиденье, под которым хранится запасной якорь, Изабель погрузилась в чтение в надежде узнать как можно больше о человеке, которого, как выяснилось, она совсем не знала.

К ней подошел Беллами:

– Мисс, если вы готовы перекусить, я позову капитана и молодого мастера…

– Благодарю вас. – Изабель собрала судовые журналы и подала руку старому морскому волку: – Пожалуй, спущусь в каюту.

Молодой мастер… Интересно, что Ройд сказал экипажу про Дункана? Правда, ему можно было не говорить ни слова – она не сомневалась, что все и так поняли, кто такой Дункан, увидев отца и сына рядом.

В каюте Изабель расставила журналы по местам; она закрывала дверцы шкафа, когда услышала, как Дункан сбегает по лестнице и с топотом несется по коридору.

Она вовремя обернулась и поймала его, когда он бросился к ней.

– Мама! – Он обвил руками ее талию и запрокинул голову. – Мы видели тюленей! И много чаек!

Изабель улыбнулась и взъерошила ему волосы.

– Ты, наверное, задавал много вопросов?

– Бесконечно много, – следом за Дунканом вошел Ройд; в голосе слышалось страдание, но его лицо сияло.

Им накрыли большой стол; Изабель сидела на одном конце, Дункан занял место лицом к Ройду, который устроился в своем любимом кресле. Она с улыбкой смотрела, как Беллами нарезает тонкими ломтиками солонину, и гадала, какой станет их жизнь.

Дункан без лишних слов набросился на еду – он сейчас все время хотел есть. Ройд тоже ел и исподтишка наблюдал за сыном. Изабель то и дело поглядывала на них обоих. Интересно, как они поладили? Тяжело ли приходится Ройду? Пришлось признаться самой себе: она бросила его, как щенка в воду, заставив самого разбираться с сыном. Правда, Ройд всегда был превосходным пловцом.

Утолив первый голод, Дункан развернулся к Ройду и принялся расспрашивать его о различных морских узлах. Ройд отвечал без труда. Изабель упорно смотрела в тарелку. Наконец Дункан повернулся к ней. Она почувствовала на себе взгляд его темно-карих глаз, подняла голову и впервые не сумела угадать, о чем он думает. Потом мальчик повернулся к Ройду:

– Ты говоришь, что женат на маме. И как же меня зовут? Как мои полные имя и фамилия?

Ройд покосился на Изабель. Та опустила глаза.

– А как тебя звали до сих пор? – поинтересовался Ройд.

– Дункан Кармоди.

Ройд кивнул, как будто ничего другого не ожидал.

– Твое полное имя – Дункан Кармоди Кармайкл Фробишер, – заявил он и перевел взгляд на Изабель.

Когда Дункан тоже повернулся к ней, она заставила себя кивнуть:

– Да. Совершенно верно. Это твое полное имя.

Дункан повторил четыре слова и широко улыбнулся:

– Отлично!

Он закончил есть, положил вилку и нож и потянулся к яблоку.

– Можно мне вернуться наверх, на палубу?

– Допивай молоко, и пойдем.

Дункан взял стакан, осушил его и промокнул салфеткой молочные «усы».

– Я готов!

Изабель встала, взяла журнал, намереваясь вернуться на носовую скамью, и вслед за Дунканом вышла из каюты; Ройд последовал за ними. Препоручив Дункана заботам боцмана Джолли, который взялся научить мальчика вязать морские узлы, Ройд отправился на нос.

– Итак? – Усевшись у ног Изабель, он положил руки на колени и сцепил пальцы. Он не сомневался, что у нее будут вопросы.

– Задание, на которое тебя послали после нашей помолвки… Вначале ты думал, что задержишься всего на месяц или около того. Почему оно заняло столько времени?

Ройд сделал глубокий вдох и приступил к рассказу:

– Вначале я должен был проникнуть ко двору алжирского дея и убедиться в том, что он захватывает в плен европейцев и продает их в рабство. Мне удалось войти в число приближенных дея, заслужить его доверие. Однако, узнав, что творится за стенами дворца, я понял, что не могу оставить этих людей в беде. – Помолчав, Ройд добавил: – Я уже не мог отступать.

Изабель читала его записи; теперь она знала больше.

– Почему же ты не отправил мне письмо? Ведь у тебя была возможность послать мне весточку!

Ройд хмыкнул. Она права. И все-таки…

– Как только я понял, что застрял надолго, мне захотелось написать тебе. Хотелось, чтобы ты знала, что я задерживаюсь не по своей воле и ничего не могу поделать. Но к тому времени кольцо блокады сомкнулось. Порт окружили французы. Я не мог покинуть город – к тому времени я даже не мог свободно выходить из дворца. Если бы французы перехватили письмо, они сообщили бы дею, кого именно он приблизил к себе.