Книга Повеса с ледяным сердцем - читать онлайн бесплатно, автор Маргерит Кэй. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Повеса с ледяным сердцем
Повеса с ледяным сердцем
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Повеса с ледяным сердцем

– Должна еще раз поблагодарить вас за мое спасение. – Генриетта надеялась, что ее голос звучит резко, слыша при этом нотки обиды. – Прошу извинить меня за то, что отняла у вас слишком много времени.

– Мне это доставило удовольствие, мисс Маркхэм, но хочу вам кое-что сказать, прежде чем вы уедете. – Рейф кончиком пальца поднял ее голову за подбородок. Глаза Генриетты напоминали расплавленную бронзу – самая красивая ее черта. Граф холодно встретил этот взгляд, хотя и не чувствовал себя столь безмятежно, как того хотелось бы. Он не привык к тому, чтобы кто-то нарушал его душевное равновесие. – Не ждите, что вас встретят как героиню, – тихо произнес он. – Хелен Ипсвич не слишком доверчивая и не слишком добрая женщина. – Он взял руку Генриетты и коснулся губами тыльной стороны ее ладони. – Удачи, Генриетта Маркхэм, и до свидания. Когда вернетесь в свою комнату, я велю миссис Питерс принести вам платье. Она проводит вас.

Граф не удержался и прильнул губами к ее руке. От нее исходил прелестный аромат. Запах тела и прикосновение к коже ударили в голову, он ощутил приятное шевеление в паху. А потому резко отпустил ее руку и вышел, не оглянувшись назад.

Он лишь на мгновение коснулся устами ее кожи, а она все еще чувствовала это прикосновение. Прижала руку к щеке, ожидая, когда уймется покалывание. Прошло много времени, прежде чем это случилось.


Молли Питерс, кроткая экономка Рейфа, своими розовыми щечками напоминала яблоко. Ее муж Альберт, которому одному разрешалось называть ее «моя прелестная малышка», служил главным конюхом. Молли начинала судомойкой еще у прежнего графа, затем доросла до горничной, прислуживая за столом, горничной хозяйских покоев, главной горничной, потом короткое время без особой радости служила покойной графине. После безвременной смерти хозяйки молодой Рейф повысил ее до экономки, передав ключи и предоставив в ее распоряжение собственный кабинет.

Молли Питерс с гордостью и умело занималась делами дома. Она и раньше с удовольствием занялась бы управлением, будь у нее такая возможность, но еще при жизни графини имением Вудфилд-Манор редко пользовались. Вследствие этого у миссис Питерс было мало работы, и, откровенно говоря, она немного изнывала от скуки. Неожиданное появление Генриетты внесло в ее жизнь приятное волнение и вызвало у обычно сдержанной экономки желание поболтать.

– Я знаю мастера Рейфа всю жизнь, с тех пор как он был еще малышом, – поведала она в ответ на вопрос Генриетты. – Такой хорошенький был малыш, такой умный.

– Он таковым и остался, – рискнула высказаться Генриетта, с трудом натягивая свежевыглаженное коричневое платье.

Миссис Питерс поджала губы.

– У него уж точно нет отбоя от поклонниц, – чопорно заметила она. – Такой мужчина, как лорд Пентленд, с такой внешностью и родословной, уж не говоря о богатстве, как у Крёза[3], будет всегда привлекать взгляды леди, однако хозяин, мисс… дело в том… – Экономка оглянулась через плечо, будто опасаясь, что Рейф может неожиданно войти в спальню. – Дело в том, что он из тех, кто легко влюбляется и легко бросает, как поговаривает мой Альберт, хотя, должна сказать, любви тут мало, а расставание происходит без сожаления. Не знаю, почему я вам это рассказываю, хотя вы такая приятная юная леди, и не пристало бы… Но он не развратник, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

Генриетта делала вид, что понимает, хотя, по правде говоря, совсем не была уверена, понятна ли ей разница между повесой и развратником. Ее мама уж точно не видела между ними различий. Генриетта пыталась сформулировать вопрос, который побудил бы миссис Питерс просветить ее. Тогда не придется выказывать свое невежество. Но тут экономка громко вздохнула и заскрежетала зубами.

– Имейте в виду, он не всегда был таким. Во всем виновата его жена.

– Он женат! – У Генриетты челюсть отвисла. – Я не знала. – Зачем ей знать? Вопреки мнению его светлости, Генриетта не очень любила сплетничать. Она даже не слушала сплетен. Вот почему ей было обидно выслушивать обвинения Рейфа Сент-Олбена. В действительности Генриетта лишь недавно прослышала о его репутации, тогда ее насторожило случайное замечание хозяйки. Но если граф женат, то его поведение еще хуже. Генриетта почему-то чувствовала себя преданной, будто он соврал ей, хотя все это не имело к ней никакого отношения. – Я никогда не слышала, чтобы кто-то упоминал о его супруге.

– Это потому, что она умерла, – спокойно ответила миссис Питерс. – Пять лет назад.

– Значит, граф вдовец! – Он совсем не был похож на вдовца. – Что случилось? Как она умерла? Когда они поженились? Он… они… женились по любви? Он очень страдал? – Вопросы один за другим слетели с ее уст. Лишь удивление на лице миссис Питерс остановило ее. – Меня просто снедает любопытство, – неуклюже оправдывалась Генриетта.

Миссис Питерс настороженно смотрела на нее.

– Ее звали леди Джулия. Я уже и так много сказала, хозяин не любит, когда его обсуждают. Но если вы готовы отправиться в путь, я покажу вам ее портрет, когда будем выходить. Если вам угодно.

Портрет висел в главном вестибюле. Стройная леди Джулия задумчиво глядела вдаль, грациозно сидя на деревенских качелях, украшенных розами.

– Портрет был написан в том году, когда она умерла, – пояснила миссис Питерс.

– Она… она была… очень красивой, – грустно сказала Генриетта.

– О, она была прелестна, – заметила миссис Питерс, – хотя судят не по внешности, а по поступкам.

– Что вы хотите сказать?

Миссис Питерс почувствовала себя неловко.

– Ничего. Это было давно.

– Сколько лет они были женаты?

– Шесть лет. Рейф был еще мальчиком, ему и двадцати не было, когда их поженили. Она была на несколько лет старше его. В таком возрасте это существенная разница, – ответила миссис Питерс.

– Как это так?

Миссис Питерс покачала головой:

– Сейчас это уже не имеет значения. Как говорит Альберт, сделанного не воротишь. Мисс, экипаж, наверное, уже ждет вас.

Генриетта последний раз взглянула на совершенные черты лица элегантной женщины, запечатленной на портрете. Нет смысла отрицать, что графиня Пентленд красива, но в ее глазах заметен холодный расчет, Генриетте это не понравилось. Блестящее совершенство внешности напоминало отшлифованный гранит. По какой-то нелепой причине ей пришлась не по душе мысль, что Рейф Сент-Олбен мог любить такую. Простившись с экономкой, Генриетта спустилась к ожидавшему ее экипажу, не смогла удержаться и оглянулась – а вдруг граф передумал и решил сам попрощаться с ней. Но он так и не появился.

Посреди двора красовался огромный фонтан в виде четырех дельфинов, поддерживавших статую Нептуна. Скорее всего, он создан по образцу Тритона, фонтана Бернини[4] в Риме. Широкие ступени за фонтаном вели к безупречным цветочным клумбам и газонам, уходящим вдаль. Как и дом, который она только что покинула, территория имения красноречиво свидетельствовала об элегантности, вкусе и богатстве.

Трудно придумать более резкий контраст с домом, где она родилась. Ветхое родное жилище имело запущенный вид, пропахло сыростью, в нем гуляли сквозняки. В этом были виноваты недостаток средств и другие, более неотложные потребности. Любой излишек денег родители пускали на благие цели. Генриетту охватила непонятная тоска по дому. Хотя родители безнадежно непрактичны, они всегда руководствовались добрыми намерениями. Для них на первом месте другие люди, несмотря на то что те порой оказывались неблагодарными. Даже собственный ребенок не был для них столь значимым. Однако Генриетта ни разу не усомнилась в том, что родители ее любят. Она скучала по ним.

Она вообще не роптала на свою судьбу.

Генриетта расправила плечи и уселась в ожидавший экипаж, на дверях которого красовался герб, мысленно прокручивая предстоящий не самый приятный разговор с хозяйкой.


Рейф следил за ее отъездом из окна спальни. Бедная Генриетта Маркхэм, вряд ли Хелен Ипсвич поблагодарит ее за попытку задержать вора-взломщика… если таковая вообще имела место. Странно, граф чувствовал себя неуютно из-за того, что позволил Генриетте вернуться одной, точно ягненку на заклание. Но он не пастырь и не обязан отвечать за спасение невинных душ из когтей Хелен Ипсвич.

Когда карета двинулась по подъездной дорожке, Рейф отошел от окна, стащил сапоги и фрак, надел халат. Сидя у камина с рюмкой бренди, он ощутил неуловимый аромат Генриетты, сохранившийся в шелке. На рукаве халата повис длинный каштановый волос.

Да, она приятно развлекла его. Неожиданно для себя граф почувствовал, что она ему желанна. Этот рот. Эти восхитительные изгибы. Но Генриетта уже уехала. Сегодня, но позже, он тоже уедет. Вернется в Лондон.

Рейф отхлебнул глоток бренди. Две недели назад ему стукнуло тридцать. Прошло уже двенадцать лет с тех пор, как он унаследовал титул графа, и почти пять лет, как он овдовел. Прошло достаточно времени, пора снова брать бразды правления жизнью в свои руки, как все время надоедливо советовала бабушка, вдовствующая графиня. В некотором смысле она права, но, с другой стороны, понятия не имела, сколь неосуществимы ее увещевания. Глубокие душевные раны тому препятствием. У него не было ни малейшего желания наносить новые увечья своей израненной душе.

Рейф сделал еще один столь необходимый глоток бренди. Время диктует. Придется сделать так, чтобы бабушка раз и навсегда отбросила всякую мысль о прямом наследнике, хотя граф понятия не имел, как убедить ее, не открывая неприглядную правду, ставшую причиной его нежелания, ужасную преступную тайну, которая будет преследовать его до самой смерти.


К тому времени, когда экипаж остановился у парадной двери хозяйки, природный оптимизм Генриетты снова дал о себе знать. Что бы ни думал Рейф Сент-Олбен, она хотела предотвратить кражу. Даже если это ей не удалось, она могла описать вора-взломщика, и это, несомненно, определенное достижение. Когда Генриетта вошла, ее встретили со сдержанным волнением. Обычно запуганный ливрейный слуга вытаращил на нее глаза.

– Где вы были? – шепотом спросил он. – Они говорят…

– Миледи желает вас немедленно видеть, – прервал его дворецкий.

– Скажите, что я приду сразу после того, как переоденусь, если вам угодно.

– Немедленно, – твердо повторил дворецкий.

Генриетта поднялась по лестнице с трепетом в сердце. Рейф Сент-Олбен прав в одном – ее рассказ действительно казался неправдоподобным. Напоминая себе одно из изречений папы о том, что правды нечего бояться, Генриетта расправила плечи, гордо подняла голову, но, постучав в дверь, поняла, сколь огромна разница между тем, чтобы рассказать правду и доказать ее.


Сорокалетняя леди Ипсвич, которой на вид было не более тридцати, сидела в своем будуаре. Очень красивая цветущая женщина, она не жалела усилий, чтобы сохранить хрупкую иллюзию прелести юных лет. При выгодном освещении это ей почти удавалось. Нелл Браун, рожденная незнатной, прошла несколько перевоплощений – от актрисы до благородной дамы, жены и матери. Следует заметить, что материнство она впервые вкусила примерно за пятнадцать лет до брака. Этот интересный эпизод знала только она сама, приемные родители ребенка и очень дорогая повивальная бабка, присутствовавшая при родах официального первенца, наследника лорда Ипсвича.

Пробыв в браке семь лет, леди Ипсвич зажила уютной жизнью вдовы. Прошлое навсегда лишило ее доступа в высший свет. Она благоразумно ни разу не пыталась заручиться письменной рекомендацией о приеме в клуб «Алмак». Ее сосед, граф Пентленд, никогда не заходил дальше простых любезностей и едва заметных поклонов. Но как спутница пэра с двумя законными детьми она обрела налет респектабельности, достаточный, чтобы дурачить всех, включая гувернантку, не знавших о ее прошлом.

Упорные же слухи о том, что она, промотав деньги мужа, высосала его жизненные силы, так и остались на уровне слухов. Стареющий лорд Ипсвич умер от инсульта. Тот факт, что это случилось во время особо бурного служения Гименею в спальне супругов, лишь доказывал серьезность отношения леди Ипсвич к брачным узам. От преданности жены его светлость буквально лишился способности дышать. Убийство? Ни в коем случае! Как можно допустить подобную мысль, если не менее пяти мужчин, интимно знакомых ей, молили, причем двое из них на коленях, чтобы она удостоила их тех же наслаждений. До сих пор она им отказывала.

Когда вошла Генриетта, вдова сидела перед зеркалом и при ярком беспощадном свете утреннего солнца занималась туалетом. Столик был заставлен склянками и флаконами с «Олимпийской росой» и «Датским лосьоном» – новыми, призванными сохранить красоту средствами. Кроме того, набор духов от Прайса и Госнелла, баночки с румянами, тушью для ресниц, губная помада, кружева и ленты, расчески для волос, полупустой флакон с настойкой опия, несколько черепаховых гребней, пара щипцов и множество пригласительных билетов.

Леди Ипсвич с тревогой всматривалась в зеркало, только что обнаружив на лбу нечто похожее на новую морщинку. В своем возрасте она испытывала страсть к молодым мужчинам и должна была следить за собой. Совсем недавно один из ее любовников как-то заметил, что неприятный след от ленты, которой она завязывала чулки, не исчез к тому времени, когда она поднялась, чтобы одеться. Ее кожа уже утратила эластичность молодости. Любовник поплатился за свою откровенность, но все же!

Вдова наконец-то осталась довольна своим отражением в зеркале и прической и повернулась к Генриетте.

– Значит, соизволила вернуться, – холодно заговорила она. – Ты не потрудишься объяснить свое поведение и отсутствие?

– Если помните, мадам, я вышла искать Принцессу. Вижу, она сумела вернуться без посторонней помощи.

Услышав свое имя, собачка подняла голову с розовой бархатной подушки у камина и зарычала. Леди Ипсвич тут же подхватила ее на руки.

– Без твоей помощи, Маркхэм. – Она почесала любимицу под подбородком. – Ты ведь умница, маленькая Принцесса, правда? Да, ты умница, – повторила хозяйка, бросив на Генриетту злобный взгляд. – Тебе следует знать, что, пока ты безуспешно искала мою драгоценную Принцессу, в дом проник вор. Мои изумруды исчезли.

– Изумруды Ипсвичей! – Генриетта хорошо знала фамильные драгоценности, которые невозможно перепутать ни с чем. Леди Ипсвич безмерно любила их, да и сама Генриетта часто восторгалась ими.

– Исчезли. Взломали сейф и забрали их.

– Боже мой! – Генриетта вцепилась в спинку хрупкого филигранного кресла. Мужчина, похитивший ее, явно оказался не обычным грабителем, а лихим и наглым вором. Вот с кем она столкнулась. Более того, могла опознать. – Мне трудно поверить в это, – слабым голосом произнесла Генриетта. – Он совсем не был похож на мужчину, который готов пойти на столь ужасное преступление. В действительности он больше напоминал уличного вора-карманника.

Теперь настала очередь леди Ипсвич побледнеть.

– Ты видела его?

Генриетта решительно закивала:

– Да, миледи. Теперь ясно, почему он ударил меня. Если его схватят, он точно кончит свои дни на виселице.

Когда до Генриетты дошел смысл того, что случилось, у нее подогнулись колени. Вор бросил ее, решив, что она мертва. Если Рейф Сент-Олбен не нашел бы ее… Шепотом пробормотав извинение, она опустилась в кресло.

– Как он выглядел? Опиши его мне, – строго потребовала леди Ипсвич.

Генриетта наморщила лоб.

– Он был очень маленького роста, не намного выше меня. Один глаз скрывала повязка. Говорил с акцентом. Видно, родом с севера. Возможно, из Ливерпуля. Такой акцент нельзя перепутать.

– Ты узнала бы его, если бы увидела снова?

– О, я в этом не сомневаюсь. Я непременно узнала бы его.

Леди Ипсвич стала расхаживать по комнате, сжимая и разжимая ладони.

– Я уже разговаривала с мировым судьей, – сообщила она. – Он послал на Боу-стрит за сыщиком из полицейского суда.

– Они захотят допросить меня. Возможно, я даже сыграю главную роль в том, что его отдадут под суд. Боже мой! – Генриетта поднесла дрожащую руку ко лбу, пытаясь остановить надвигавшееся головокружение.

Презрительно фыркнув, леди Ипсвич протянула ей серебряный флакон с нюхательной солью, затем снова начала расхаживать по комнате, все время что-то бормоча про себя. Генриетта осторожно понюхала соль, затем торопливо закрыла флакон пробкой. У нее снова разболелась голова, а к горлу подступала тошнота. Одно дело – играть незначительную роль в мелкой краже, и совсем другое – отправить человека на виселицу. О боже, ей даже не хотелось думать об этом.

– Ты говоришь, он ударил тебя? – резко спросила леди Ипсвич, посмотрев на нее испытующим взглядом.

Генриетта невольно протянула руку к чувствительной шишке на голове.

– Он ударил меня, и я потеряла сознание. Он унес меня. Я лежала в канаве без сознания.

– Кстати, его или тебя еще кто-то видел?

– Я не знаю.

– В самом деле, – сказала леди Ипсвич, одарив Генриетту загадочной улыбкой, – я должна верить лишь твоему слову.

– Ну да. Но изумруды исчезли, сейф взломан и…

– Теперь мне все ясно, – ликующим голосом заявила леди Ипсвич.

Генриетта уставилась на нее, ничего не понимая.

– Все ясно?

– Ты, мисс Маркхэм, вступила в сговор с этим вором! В этом нет ни малейшего сомнения.

У Генриетты отвисла челюсть. Если бы она не сидела, то свалилась бы на пол.

– Я?

– Это ведь ты сказала ему, где находится сейф. Ты впустила его в мой дом, а потом разбила окно нижнего этажа, чтобы все выглядело так, будто кто-то вломился в дом. Это ты тайком вывела мою бедную Принцессу в темный двор, чтобы та не подняла шум.

– Вы считаете… вы действительно думаете… нет, этого быть не может. Это же нелепо.

– Ты сообщница преступления. – Леди Ипсвич кивнула несколько раз, точно убеждая себя. – Теперь мне все понятно. Это единственное логическое объяснение. Конечно, он совсем не похож на того ужасного человека, которого ты мне описала. Да еще придумала повязку на глазу! Ты это сочинила, чтобы сбить всех со следа. Так вот, мисс Маркхэм, позволь тебе заметить, что тебе не провести Нелл… я хотела сказать Хелен Ипсвич. Я раскусила тебя и твой хитрый заговор. Такой же вывод сделает джентльмен, который едет сюда с Боу-стрит. – Леди Ипсвич большими шага ми подошла к камину и энергично потрясла звонок. – Тебя запрут в твоей комнате, пока он не приедет. Я тебя немедленно увольняю с должности гувернантки.

Генриетта раскрыла рот. Разумная часть ее существа говорила, что все это глупое недоразумение, которое можно легко исправить, однако второе «я» напоминало о том, что она занимает низкое положение и ее хозяйка истолковала факты точно так, как предсказывал Рейф. То, что она рассказала, не выглядело столь уж бесспорной истиной. У нее не было доказательств, чтобы подкрепить свои слова. Ни единого доказательства.

– Ты слышала, что я сказала?

Генриетта с трудом поднялась.

– Но, мадам, миледи, умоляю вас, вы же не думаете…

– Убирайся, – приказала леди Ипсвич, когда в дверях показался испуганный дворецкий. – Убирайся и не показывайся мне на глаза, пока не прибудет сыщик. Поверить не могу, что я приютила под своей крышей воровку и наглую лгунью.

– Я не воровка и уж никак не лгунья. – Генриетта возмутилась от таких обвинений и обрела силы. Она не соврала ни разу в жизни, даже себе во благо. Папа призывал, чтобы она говорила абсолютную правду, чего бы это ни стоило. – Я бы никогда не совершила подобную подлость, – произнесла Генриетта дрожащим от волнения голосом.

Леди Ипсвич равнодушно повернулась к ней спиной. Генриетта от недоумения трясла головой. Ей стало плохо. В ушах зашумело, пальцы окоченели, пока она сцепила их, пытаясь унять дрожавшие руки. Генриетта пожалела о том, что оставила нюхательную соль на кресле.

– Когда они услышат всю правду… мировой судья… сыщик… кто бы это ни был… мне поверят. Обязательно поверят.

Смех леди Ипсвич прозвучал как бьющееся стекло. Она вновь с презрением глядела на свою бывшую гувернантку.

– Моя дорогая, подумай хорошенько, чьим словам они поверят больше – твоим или моим?

– Но лорд Пентленд…

Леди Ипсвич сощурила глаза.

– Скажи на милость, какое отношение лорд Пентленд имеет к этому?

– Такое, что именно он нашел меня. Это его экипаж привез меня сюда.

– Ты рассказала Рейфу Сент-Олбену нелепую историю о том, будто тебя похитили? – Голос леди Ипсвич прозвучал громко, как вопль. Ее лицо снова мертвенно побледнело.

Генриетта смотрела на нее с отчаянием. Ее хозяйка не отличалась приятным характером, но не была подвержена столь драматичным переменам настроения. «Потеря семейных драгоценностей явно выбила ее из колеи», – решила Генриетта, когда ее светлость взяла флакон с нюхательной солью, глубоко вдохнула и дважды чихнула.

– Миледи, это не нелепая история, а чистая правда.

– И как же он воспринял эту правду? – резко спросила леди Ипсвич.

– Лорд Пентленд? Он… он… – Рейф ведь предупреждал ее. Теперь Генриетта поняла, что он имел в виду, когда говорил, чтобы она не ожидала, что ее встретят как героиню. – Я не думаю… не знаю, что именно он подумал, но подозреваю, что он тоже не поверил мне, – неохотно призналась Генриетта.

Леди Ипсвич кивнула несколько раз:

– Ясно, лорд Пентленд верит твоей выдумке не больше, чем я. Мисс Маркхэм, ты опозорила себя. А я поймала тебя на лжи. А теперь исчезни с моих глаз.

Глава 3

Устало поднимаясь по лестнице в свою комнату на чердаке, Генриетта сдерживала обиду, разраставшуюся в груди. Она кипела от гнева, не могла прийти в себя, испытывала чувство стыда – ведь скоро домочадцы все узнают. К тому же ею завладевало сильное оцепенение.

Сидя на узкой кровати, она невидящим взором уста вилась в противоположную стену и раздирала на кусочки совершенно новый носовой платок. Ее лишили должности гувернантки, обвинили в воровстве. Одному Богу известно, как это воспримет Рейф Сент-Олбен. Конечно, не так уж важно, что он подумает. Вряд ли вообще вспомнит о ней, разве что поздравит себя с тем, что не впутался в это дело.

О боже милостивый! Если ее привлекут к суду, его вызовут в качестве свидетеля. Он увидит ее на скамье подсудимых в наручниках, облаченную в лохмотья и, возможно, уже заболевшую сыпным тифом. О сыпном тифе Генриетта знала все. Мейзи Мастерс, которая учила ее готовить джем из шиповника, описала эту болезнь во всех жутких подробностях. Мать Мейзи провела в тюрьме шесть месяцев, ожидая, когда ей вынесут приговор за браконьерство. Обычно самая неразговорчивая женщина, Мейзи не жалела красок, описывая симптомы сыпного тифа. Сначала сыпь. Затем кашель, головная боль и жар. После этого возникали язвы от лежания на зловонной соломе и укусов блох. О боже, и еще этот дурной запах. Сидя на скамье подсудимых, она будет источать невыносимый запах. Мейзи рассказывала ей, что адвокаты носят с собой флаконы с духами. Как это плохо. Ее опозорят, по губят. Даже если признают невиновной, она погибла. А если признают виновной, могут даже отправить на эшафот. Об этом ей тоже рассказывала Мейзи, хотя она изо всех сил старалась не слушать ее. Разошлют листовки, в которых ее отвратительное преступление опишут в жутких подробностях. Народ придет взглянуть на нее, подбодрить в последние мгновения жизни. Мама и папа будут…

Раздались глубокие вздохи.

«Мама и папа находятся в Ирландии, – напомнила она себе, – и пребывают в блаженном неведении о моей беде. Что не так уж плохо, по крайней мере сейчас».

Снова послышались глубокие вздохи.

Они ничего не узнают. Они даже знать не будут. Лучше вообще не допустить, чтобы они узнали. Просто надо найти способ восстановить свое доброе имя до того, как родители вернутся в Англию. Еще важнее не дать надеть на себя наручники, ибо, оказавшись в тюрьме, она уже не сможет выследить настоящего преступника.

Но сейчас она понятия не имела, как поступить. «С какой бы стороны ни взглянуть на это, – сказала она про себя, – положение дел не предвещает ничего хорошего. Вообще не видно никакого выхода». То обстоятельство, что правда была на ее стороне, еще не означало, что правосудие тут же станет ее союзником. Коварна леди Ипсвич или нет, ее изложение сути дела покажется достоверным. К тому же она пользовалась влиянием.

«О боже. О боже. О боже». Она не заплачет. Ни за что. Отчаянно хлопая глазами и громко шмыгая носом, она ходила по своей спальне. Посмотрела в створчатое окно на огород и подумала о том, кто теперь позаботится о ее подопечных. Они будут скучать по ней. Или же Рейф Сент-Олбен, возможно, прав, и они быстро забудут ее. А может, узнав, что Генриетта воровка или сообщница вора и о ней пойдет столь дурная слава, они не смогут забыть ее. Мальчишки остаются мальчишками, они могут даже проникнуться к ней нездоровым восхищением. Каким примером она станет для них? Ей надо обязательно поговорить с ними, все объяснить. Как же ей все-таки поступить?

Генриетта снова беспомощно опустилась на кровать. Возможно, к завтрашнему дню леди Ипсвич образумится. Но завтра… или даже к концу сегодняшнего дня… прибудет сыщик. Доставит ее в тюрьму, где она пробудет до начала следующей ежеквартальной сессии суда присяжных, до которой почти два месяца. Генриетта не может ждать целых два месяца, чтобы восстановить свое доброе имя. Даже если бы могла, разве можно надеяться на успех, ведь у нее нет денег, чтобы оплатить услуги того, кто станет ее защищать? Генриетта даже не знала, разрешат ли ей нанять адвоката, и к тому же понятия не имела, как это сделать. Скорее всего, власти вызовут папу, и тогда…