Книга Римские войны. Под знаком Марса - читать онлайн бесплатно, автор Александр Валентинович Махлаюк. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Римские войны. Под знаком Марса
Римские войны. Под знаком Марса
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Римские войны. Под знаком Марса

Звали его Тарквиний Гордый. Он был этруском по происхождению, сыном предшественника Сервия Туллия, царя Тарквиния Древнего. Сервий выдал за него замуж свою дочь. Но жестокий и честолюбивый Тарквиний решил насильно завладеть престолом. Он привлек к заговору патрициев, недовольных реформами царя Сервия, предательски убил его и начал царствовать – без избрания народом и без утверждения сенатом. Однако его тираническое, беззаконное правление привело к народному восстанию, которое возглавил царский племянник по имени Луций Юний Брут. Решением центуриатного собрания Тарквиний был лишен царской власти и изгнан из Рима. По призыву Брута римляне поклялись никогда больше не терпеть над собой царей. Так завершилась в Риме царская эпоха.

Это было еще «детство» римского народа. Впереди у римлян была героическая «юность», когда им предстояло закалиться и возмужать в суровых испытаниях. Но многие самобытные черты римского характера, особенности общественного и государственного строя сложились в эпоху царей, на протяжении которой Рим из маленького поселения на берегах Тибра превратился в сильнейший город Лация. После свержения царской власти в римском государстве было немало изменений и новшеств, но все они осуществлялись таким образом, что в своем непрерывном развитии Рим в значительной степени сохранял основные черты прежних государственных установлений и традиционных порядков. В этом нетрудно убедиться, внимательно посмотрев на устройство Римской республики.


Брут


В латинском языке слово республика означает «общее дело». С установлением республиканского образа правления во главе государства оказались патриции, которые были решающей силой в борьбе с Тарквинием Гордым. Теперь вместо царя из числа патрициев ежегодно в центуриатном собрании избирались два высших должностных лица (магистрата). Их называли консулами («советчиками», «товарищами»), так как они обладали одинаковой властью и, принимая решения, должны были советоваться друг с другом. Хотя само слово «царь» стало ненавистным и равносильным слову «деспот», консулы получили в руки такую же полноту и силу власти, какую имели цари. Эта власть по-прежнему называлась империем и включала в себя прежде всего высшее военное командование. Правда, консулы либо командовали половиной войска каждый, либо по очереди осуществляли общее командование всей армией. В военных делах консул-полководец был так же неограничен, как и царь. Велика была консульская власть и в дни мира. Они обладали полномочиями судей, имели право созывать заседание сената и народное собрание и председательствовали в них. Консулат считался самой важной и почетной должностью (магистратурой). Если один из консулов умирал, сразу же назначались выборы нового. Именами обоих консулов римляне обозначали год и так вели свое летоисчисление. Значительность консульской власти и ее преемственность с властью царей подчеркивались внешними знаками: курульным креслом, тогой, обшитой пурпуром, свитой из 12 ликторов, которые несли фасции – пучки прутьев с вонзенными в них топорами – символ карательной власти консулов. Правда, внутри городской стены ликторы убирали топоры и склоняли фасции перед народным собранием. Такой обычай показывает, что правом сечь и казнить консулы могли пользоваться только за пределами города, где действовали военные законы. В самом же городе приговоренный к смерти гражданин мог потребовать суда народного собрания. Сходствуя с царской властью в отношении символов, твердости и полномочий, власть консулов была надежно ограничена от вырождения в произвол тремя условиями. Как мы видим, это была, во-первых, власть коллегиальная, т. е. совместная, а во-вторых, она длилась не пожизненно, но всего лишь год, по истечении которого консула можно было привлечь к суду за всякое допущенное им за время пребывания в должности злоупотребление. Наконец, каждый из консулов имел право отменить любое распоряжение другого.


Фасции


Правда, во время войны такое равноправие консулов могло оказаться неудобным и даже опасным, если между ними возникали разногласия. Поэтому для особо критических ситуаций была изобретена должность диктатора – магистрата с чрезвычайными полномочиями. Диктатор назначался одним из консулов по предложению сената для устранения наивысшей опасности для государства, но только на срок, не превышавший шести месяцев. В течение всего времени пребывания в должности он обладал неограниченными законодательными, судебными и исполнительными полномочиями. Все прочие магистраты подчинялись диктатору, и его приговор нельзя было обжаловать в народном собрании, в отличие от приговора, выносимого консулом. Первоначально должность диктатора имела почти исключительно военное значение. На это указывает и наименование самой должности («диктатор» – «тот, кто приказывает», «повелитель»), и название его помощника – «начальник конницы», а также 6-месячный срок диктатуры – это как раз то время, которое обычно занимала ежегодная военная кампания.

Так римляне, используя должности консулов и диктатора, сохранили сущность царской власти и смогли при этом эту власть эффективно ограничить.

Со временем в Риме появились и другие магистраты, к которым перешла часть консульских полномочий. Перепись граждан и оценка их имущества (ценз) были поручены цензорам, которые следили также за нравственностью граждан и составом сената. Руководство судами было возложено на преторов. Позже преторов (их избиралось шестеро) стали назначать полководцами и наместниками в завоеванных странах, так как преторы, подобно консулам, обладали империем, включавшим военную власть; только этот империй назывался меньшим.

Все перечисленные магистраты считались высшими. Избирались также низшие должностные лица: квесторы, которые заведовали финансовыми делами и при необходимости помогали консулам в командовании армией; эдилы, заботившиеся о благоустройстве города и порядке в торговых делах. Особая роль принадлежала плебейским (народным) трибунам. Сама эта должность (занимать ее могли только плебеи) была введена для защиты плебса от произвола патрицианских магистратов и сената. Главным правом трибунов было применение «вето», т. е. запрета, который они могли наложить на любое решение или действие других должностных лиц, а также на сенатское постановление. Но эта запретительная власть плебейских трибунов не действовала за пределами города Рима, а стало быть, ее нельзя было применить в войске против приказа военачальника. В военных делах у римлян на первом месте всегда стояла дисциплина.

Любая государственная должность считалась в Риме честью, которую граждане оказывали кандидату, отдавая за него свои голоса на выборах. Все должности, и высшие, и низшие, назывались «почестями», и их исполнение никак не оплачивалось. Поэтому даже после того, как в IV в. до н. э. плебеи добились равноправия с патрициями и получили возможность избираться на высшие посты в государстве, выходцы из простого народа очень редко становились магистратами. Главные должности обычно занимали представители знати, в состав которой, наряду с патрициями, вошли теперь наиболее богатые и влиятельные плебеи.

В римском государстве постепенно сложился строго определенный порядок прохождения почетных должностей от низших к высшим. В частности, было установлено, что между двумя разными ступенями на «пути почестей», как называли римляне государственную карьеру, должно было пройти не менее двух лет, а чтобы повторно избраться на одну и ту же магистратскую должность – не меньше десяти. Высшую магистратуру нельзя было получить, «перепрыгнув» через низшие должности. Государственная служба начиналась с должности квестора, но выставить свою кандидатуру на выборах имел право только тот, кто участвовал не менее, чем в десяти военных походах. Избрание квестором открывало римскому гражданину доступ в сенат. Цензоры, которым было поручено пополнять сенат новыми членами, могли выбрать и тех граждан, которые на войне отличились личной храбростью. Те сенаторы, которые занимали в прошлом высшие должности, пользовались бóльшим почетом: они носили окаймленную пурпуром тогу и башмаки красного цвета, а при обсуждении вопросов в сенате высказывали свое мнение вслух. Прочие сенаторы, носившие светлые тоги и черные башмаки, подавали свой голос молча. Звание сенатора было пожизненным, но цензор имел право исключить из сената того человека, который запятнал себя каким-нибудь недостойным поступком.

С установлением в Риме республики сенат фактически захватил в свои руки всю правительственную власть. С царской эпохи за сенатом сохранилось право давать советы должностным лицам, но теперь эти советы стали равносильны приказам. От сената зависело объявление войны и заключение мирных договоров. Сенат предварительно обсуждал проекты новых законов и затем утверждал их после одобрения в народном собрании. Он объявлял набор войска, определял количество денег на ведение войны и другие нужды, ежегодно составлял инструкции для должностных лиц, устанавливая, кто из магистратов какими делами будет заниматься в самом Риме, на войне или в провинциях. Авторитет сената, состоявшего из наиболее способных, опытных и влиятельных государственных деятелей, перевешивал влияние всех других органов власти. Не случайно одному греку, побывавшему в качестве посла в Риме, сенат показался собранием царей.

Сенат, безусловно, являлся органом знати, но знати особого рода – должностной. Сенаторское звание доставалось не по праву рождения или богатства, а в сущности по выбору граждан, которые избирали магистратов. В условиях непрестанных войн и неразрывной связи высших магистратур с военным командованием подъем по лестнице государственных должностей определялся успехами и подвигами в военных походах. В глазах римских избирателей, большинство из которых сами были солдатами, военные заслуги кандидата на должность, несомненно, имели решающее значение. Такое положение сохранялось и в конце республиканского периода, судя по следующим словам, с которыми знаменитый римский оратор Цицерон обращался в речи к одному из своих противников:

«Неужели тебе кажется слабой помощью и поддержкой при выборах в консулы приязнь солдат, имеющая значение и сама по себе как следствие их многочисленности, так и ввиду их влияния на близких, – тем более, что при провозглашении консула голоса солдат оказывают огромное влияние на весь римский народ. Ведь во время консульских комиций[2] избирают полководцев, а не истолкователей снов. Поэтому большой вес имеют такие заявления: «Я был ранен, а он спас мне жизнь»; «Со мной он поделился добычей»; «Под его начальством мы взяли лагерь, вступили в бой»; «Он никогда не заставлял солдат переносить больше трудностей, чем терпел сам»; «Он столь же храбр, сколь и удачлив».

В республиканском Риме знатным считалось то семейство, в котором имелись предки, занимавшие высшие магистратские должности и прославившиеся своими деяниями. Именно подвиги предков делали данный род «знатным», т. е. знаменитым. Славу для себя и своего семейства можно было заслужить прежде всего проявлением воинской доблести и военными победами. Стремясь к славе, многие римляне добровольно выходили на единоборство с врагом; немало было и таких, которые шли в бою на явную смерть ради спасения прочих воинов, или в мирное время ради безопасности отечества. По словам римского историка Саллюстия, эти подвиги «считали они богатством, добрым именем и великой знатностью». Военная слава открывала путь для должностной карьеры, успехи в которой делались источником еще большей славы. Сам политический строй Римской республики побуждал римских аристократов состязаться друг с другом доблестью и славой, чтобы снискать народное одобрение на выборах. Слава знаменитых предков имела не меньшее побудительное значение: потомки обязаны были не только сохранить ее, но и постараться превзойти. В римской истории есть немало примеров, показывающих, что ревнивое славолюбие и честь рода непосредственно определяли поведение римлян на войне и в гражданской жизни.

Так, в IV в. до н. э. прославились своим героизмом и самоотверженностью отец и сын Деции. Отец, Публий Деций Мус, отличился еще во время первой войны с народом самнитов (343–340 гг. до н. э.), когда он, командуя небольшим отрядом, выручил попавшее в окружение консульское войско. Благодаря славе этого подвига, Деций Мус, плебей по происхождению, был первым из своего рода избран консулом. Возглавив вместе с другим консулом поход против латинов, Деций совершил свой главный подвиг. Как гласит легенда, во время этого похода обоим консулам приснился одинаковый сон: величественный муж объявил, что победа достанется тому войску, чей полководец отдаст себя в жертву подземным богам. Консулы посчитали этот сон указанием на волю богов и решили пожертвовать собой ради победы. Чтобы во время боя добровольная смерть полководца не устрашила воинов, открыто объявили войску о божественном указании. После этого консулы условились между собой, что обречет себя в жертву тот из них, на чьем крыле римское войско начнет отступать. Когда на левом фланге, которым командовал Деций, враг стал теснить римлян, он совершил положенный ритуал, произнес заклинание, подсказанное жрецом, вскочил на коня и бросился в самую гущу врагов. «И нельзя было не заметить, – пишет римский историк, – что, куда бы ни направил Деций своего коня, везде враги столбенели от ужаса, словно пораженные смертоносной кометой; когда же он пал под градом стрел, уже нескрываемо перетрусившие отряды латинов пустились наутек, и широкий прорыв открылся перед римлянами». Эта героическая жертва воодушевила римское воинство, и победа была на его стороне.

Сын Деция, которого тоже звали Публием, исполнял должность консула четыре раза и стал героем многих войн. В 295 г. до н. э. в одном из сражений римляне не выдержали страшного натиска неприятеля и побежали. Деций-сын пытался их сдержать, но безуспешно. Тогда он обратился с мольбой к своему погибшему отцу и, подобно ему, обрек себя на жертву, бросившись на копья врагов. Своей жертвенной гибелью он вселил храбрость в своих бойцов и заставил оцепенеть неприятелей. После боя тело героя едва отыскали под грудой погибших врагов. Так сын приумножил славу отца.

В дополнение к этому примеру можно привести текст надписи II в. до н. э. из гробницы рода Сципионов, давшего Риму многих выдающихся полководцев и государственных деятелей. Один из членов этого рода распорядился высечь на своем надгробии такие стихотворные строки:

Доблести предков своим я образом жизни дополнил, Род я продолжил, отцу в славных делах подражал, Предков славы достиг. Им радостно будет сознанье, Что породили меня: честь – украшенье семьи.

Огромное честолюбие и ревностное желание отличиться на военной и государственной службе воспитывались в римских аристократах многими обычаями. Победоносные полководцы удостаивались различных почестей: им назначали триумф, ставили статуи и почетные надписи; солдаты могли даровать успешному военачальнику особо почетное звание императора, т. е.повелителя, признавая тем самым его решающую роль в достижении победы. Но среди всех этих средств воспитания любви к славе древнегреческий историк Полибий (II в. до н. э.), пристально наблюдавший римские обычаи, особенно выделяет обряд торжественных похорон, которого удостаивались знатные римлянине. Описание, сделанное Полибием, стоит привести целиком.


Римлянин с масками предков


«Когда умирает кто-нибудь из знатных римлян, прах его вместе со знаками отличия относят в погребальном шествии на площадь к так называемым рострам[3]. Здесь, перед лицом всего народа, стоящего кругом, всходит на ростры или взрослый сын, или же, если сына нет, кто-либо другой из родственников и произносит речь о заслугах усопшего и о совершенных им при жизни подвигах. Благодаря этому в памяти народа живо встают деяния прошлого,и слушатели проникаются сочувствием к покойному до такой степени, что личная скорбь родственников обращается во всенародную печаль. Затем после погребения римляне выставляют изображение покойного, заключая его в небольшой деревянный шкафчик, помещенный в его доме на самом видном месте. Изображение представляет собой маску, точно воспроизводящую цвет кожи и черты лица умершего. Шкафчик открывают во время общенародных жертвоприношений, маски старательно украшаются цветами.

Если умирает какой-нибудь знатный родственник, маски эти выставляют в погребальном шествии, надевая их на людей, похожих на умерших ростом и телосложением. Люди одеваются в одежды с пурпурной каймой, если умерший был консулом или претором, в пурпурные – если цензором, наконец, в шитые золотом – если умерший был триумфатором[4]. Они едут на колесницах, а впереди них несут пучки прутьев, секиры и прочие знаки отличия в зависимости от должности, которую умерший занимал в государстве при жизни. Подойдя к рострам, все они садятся по порядку на кресла из слоновой кости. Трудно представить себе зрелище более внушительное для юноши честолюбивого и благородного. Неужели он может равнодушно взирать на это собрание своих предков, прославленных за доблесть и как бы оживших вновь? Оратор говорит не только о том покойнике, которого хоронят, но по окончании речи о нем он переходит к повествованию о подвигах всех присутствующих здесь предков, начиная от старейшего из них. Таким образом непрестанно обновляется память о заслугах доблестных мужей; имена благодетелей отечества становятся известными народу и передаются в потомство».

Из слов греческого историка видно, что превыше всех достоинств римляне ценили доблесть. И это была доблесть, проявленная прежде всего на войне. Именно с воинской доблестью римляне связывали величие и славу своего государства. По словам Цицерона, «воинская доблесть, бесспорно, превосходит все остальные, Это она возвысила имя римского народа; это она овеяла наш город вечной славой; это она весь мир подчинила нашей державе. все городские дела, все наши прославленные занятия… находятся под опекой и защитой воинской доблести». Но само понятие «доблести» (virtus) имело у римлян более широкий смысл, чем у других народов. Оно означало не только необходимую для воина храбрость (virtus происходит от слова vir, «мужчина», и дословно переводится «мужество», «то, как полагается вести себя мужчине»). С древнейших времен словом «доблесть» римляне называли и добродетели вообще: стойкость, достоинство, верность, трудолюбие и другие качества, которые ценились и в мирной жизни. На это обратил внимание греческий историк Плутарх в рассказе об одном из прославленных героев Ранней республики: «Среди всех проявлений нравственного величия выше всего римляне ставили тогда воинские подвиги, о чем свидетельствует то, что понятия нравственного величия и храбрости выражаются у них одним и тем же словом». Таким образом, к воинским качествам восходит вся римская нравственность, ключевым понятием которой всегда была и оставалась доблесть. Как писал римский поэт Плавт во II в. до н. э.:

Ведь доблесть всех лучше наград,Ведь доблесть превыше всего, что есть;Имущество, жизнь, и семью, и свободу,И благо отчизны хранит и спасает.Да, в доблести все, и высокого блага,Кто доблестен, может достичь.

Другой источник римского характера и нравственности обнаруживается в крестьянском образе жизни. Со времен Ромула в римском народе сложилось убеждение, что никакое другое занятие так не способствует воинскому мужеству, как земледельческий труд. По преданию, еще Ромул запретил свободным гражданам заниматься доходными профессиями (т. е. торговлей, ростовщичеством и т.п.) и отдал предпочтение только земледелию и военному делу, указав, что каждое из этих занятий нуждается в другом, ибо земледельческий труд сохраняет воинскую доблесть, необходимую для защиты своего добра, но совершенно искореняет воинственность, служащую несправедливости и корысти. Таким воином-крестьянином был сам Ромул, легко менявший плуг на меч; и его потомки, закаленные мирным трудом, легко переносили, когда требовалось, нелегкую воинскую службу. Из земледельцев, считали римляне, выходят самые добропорядочные граждане и самые стойкие солдаты. В отличие от греков, римляне не только не увлекались гимнастикой и атлетическими состязаниями, но они полагали даже, что эти занятия явились причиной изнеженности и порабощения эллинов, так как греческие юноши, стремясь к победам на спортивных аренах, незаметно стали утрачивать навыки воина и воинской славе предпочитать славу искусного атлета. По мнению римлян, для будущего воина полезнее, если он, как и всякий крестьянский сын, научится управлять лошадьми и владеть охотничьим копьем, приобретет выносливость и крепость тела, неприхотливость и упорство, занимаясь тяжелым крестьянским трудом. Работа на земле отцов, а не стадион, по убеждению римлян, воспитывает привязанность к старинным обычаям, верность родине и уважение к старшим.


Алтарь из Остии с изображением легенды о Ромуле и Реме


Почтение, каким в Риме пользовался земледельческий труд, неудивительно, если иметь в виду, что в Ранней республике даже многие патриции вели простой образ жизни и оставались, по существу, крестьянами, которые владели небольшими участками земли и сами их обрабатывали, нисколько не стыдясь своей честной бедности. Напротив, древних героев Рима всегда прославляли за их бедность и трудолюбие. Идеал доблестного воина и скромного земледельца воплощал, например, Луций Квинкций Цинциннат. Происходя из знатного патрицианского рода, он был консулом в 460 г. до н. э. и дважды после этого назначался диктатором, но владел всего лишь четырьмя югерами (около 1 гектара) земли и жил в жалкой хижине. Рассказывают, что когда его в первый раз назначили диктатором, чтобы спасти Рим от угрозы со стороны сабинян, прибывшие посланники застали Цинцинната за обработкой земли – он то ли копал канаву, то ли пахал свое маленькое поле. Другой прославленный полководец, трижды консул Маний Курий Дентат заслужил восхищение современников и потомков тем, что, расширив границы римских владений, он довольствовался крохотным земельным участком и сам обрабатывал его, как любой рядовой гражданин. А однажды к нему пришли посланцы разбитых им самнитов и предложили в подарок золото. Выслушав их, Дентат показал им на репу, которую сам варил себе на обед в горшке, и заявил, что пока он сыт таким обедом, ему не надо золота: он предпочитает иметь власть над имеющими золото. Говоря о доблестях и честности, часто вместе с Денататом римляне упоминали Гая Фабриция, который после того, как был консулом и цензором и дважды справлял триумф, умер в такой бедности, что сенату пришлось обеспечить его дочь приданым из государственной казны.

Крестьянские добродетели – неподкупная честность, трудолюбие, привязанность к родной земле, строгость нравов – не случайно получили в Риме значение всеобщего нравственного идеала. И так же не случайно, что римляне, в отличие от греков, никогда не поклонялись исключительным умственным способностям, никогда высоко не ставили независимую творческую личность и талант художника. Основой римского республиканского строя было включение крестьян в городскую общину как полноправных граждан. Победы, достигнутые плебсом в его борьбе за политические и экономические права, сделали Рим общиной крестьян. По крайней мере, таким он был в пору своей героической юности в IV-нaчaлe II вв. до н. э. Поэтому те нравственные качества, которые ценились простыми гражданами, признавала и аристократия, а с другой стороны, главные ценности римской знати – воинская доблесть, почет и слава – имели общенародное признание. Сравнивая ход своей истории с историей Греции, римляне подчеркивали, что величие Рима на протяжении столетий творили не отдельные герои, жаждавшие личной славы и восхвалений, но весь народ с его царями, магистратами, сенатом. Каждый гражданин вносил свой вклад в это величие и за самые большие подвиги не требовал иной награды, кроме заслуженной благодарности сограждан – почета, который был признанием доблести.


Сцены крестьянского труда


Могучая жизнестойкость римлян, их способность выстоять после любой катастрофы основывалась, помимо всего прочего, на единстве главных интересов знати и рядовых граждан. Эти интересы совпадали прежде всего в отношении к войнам. Конечно, господствовавшая в Риме аристократия получала на войне не только славу и почести, но и прямые выгоды в виде новых земель, рабов, военной добычи. Военный успех считался наиболее достойным источником нового богатства. При этом, однако, в Римской республике знать делилась выгодами завоеваний с народной массой – и делилась гораздо полнее, чем в каком бы то ни было другом государстве. Почетные награды за доблесть, доля в добыче и, главное, наделение землей на завоеванной территории – все это оправдывало в глазах простых римлян тяжелую и опасную военную службу, которой они посвящали лучшие годы своей жизни. Без такой заинтересованности всех сограждан римское общество не могло бы выдерживать того огромного военного напряжения, когда на протяжении долгих десятилетий примерно каждый пятый римлянин ежегодно призывался в войско.