Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны
Немецкая армия во Второй мировой войне породила силы целевого назначения; фактически в последующих боях многие ее подразделения, ослабленные потерями, были сгруппированы в силы целевого назначения (или «кампфгруппен» – то есть боевые группы, обычно называемые по имени их командующих). Для тех, кто тщательно изучил кампанию, Польша показала, что армия нацистского рейха была составлена из солдат, проявлявших большую тактическую и практическую инициативу на поле боя. Б.Х. Лиддел Харт прокомментировал это как «инициативность и гибкость в лучшем духе старой традиции», которые продемонстрировали немецкие командующие в Польше. Но, как отмечает Харт, «победа в Польше оказала отравляющее действие на Гитлера» [78].
Он стал еще более самоуверенным. После Польской кампании Гитлер все больше и больше играл роль главнокомандующего: он не предлагал, он располагал.
В Польской кампании, которую Гитлер рассматривал как полицейскую акцию, верховное командование не действовало, как таковое. Гитлер более или менее довольствовался ролью активного наблюдателя, он следил за кампанией вместе с небольшим и неактивным штабом из своей штаб-квартиры в поезде – специальном поезде фюрера, который обычно находился возле военного тренировочного района в Померании. Гитлер ездил на фронт, посещал штабы армий и корпусов, что – то предлагал, но не отдавал приказы. Польскую кампанию фактически вело высшее армейское командование (фон Браухич, главнокомандующий, и Гальдер, начальник штаба). Но Польша была исключением. Гитлер всегда жаждал власти, и он брал ее все больше и больше по мере продолжения войны. Во время кампании в Нидерландах (май 1940 г.) он четко дал понять, что был «теперь полон решимости руководить операциями сам» [79]. Пока победа осеняла его легионы, это не оказывало сильного действия, но когда неудачи и поражения иссушали лавровые венки, он становился все более догматичным и устанавливал все более жесткий контроль. Позже в войне, в частности после битвы за Москву, стратегию нацистов определял главным образом Гитлер; слишком часто, как это было под Сталинградом, она перестала быть гибкой, и малые поражения стали большими. Однако тактика немецкой армии почти до самого конца оставалась гибкой; ее солдаты брали инициативу до тех пор, пока полуобученные солдаты, приходившие на замену, и подавленные или неподготовленные граждане всех рас и наций Европы не образовали огромные бреши в их рядах, и это было вызвано неограниченными амбициями и грандиозными планами Гитлера.
Для большей части западного мира, пропитанного пропагандой о том, что немцы – это автоматы, марширующие только под дудку капризов Гитлера, это было трудно понять. Действительно, миф о том, что немецкая армия была жесткой неповоротливой структурой, бездумно выполнявшей приказы до последней буквы, долго не умирал. Польша не положила ему конец – его отбросили лишь те, кто хорошо изучил ее уроки. Этот миф все еще преобладал даже в американской армии, когда Соединенные Штаты вступили в войну тремя годами позже. Миф умер, как и многие американцы, на поле боя.
Польша поставила на вермахт клеймо лучшей в мире армии по ведению короткой войны. Но Гитлер и Геббельс не только создавали ей полную рекламу, они преувеличивали силу Германии и умаляли слабость Польши. Польская армия была сильна людьми – многие, если не все в ней, были мужественными людьми, однако ее стратегия оказалась некомпетентной, руководство – слабым, тактика – устаревшей. Кроме того, ее вооружение прошлой войны уступало немецкому. А самолеты и танки разрушили несовременную связь Польши так досконально и быстро, что согласованная оборона уже через несколько первых дней войны оказалась невозможной.
Западные комментаторы отмечали значение передовых танковых отрядов и внушающих ужас пикирующих бомбардировщиков «Штука», но не обратили внимания на то, что стало самым слабым местом на огромных пространствах России – «гужевые конвои снабжения немецкой пехоты, недостаточное количество тяжелых танков и бронемашин для личного состава, подразделений связи, специальных войск тыловой поддержки и снабжения и хорошо обученного резерва» [80].
Но эти недостатки компенсировала сила. Немцы придавали основное значение артиллерии – и это оправдалось. 88-миллиметровые зенитные пушки доказали свою универсальность при стрельбе по наземным целям и начали бороться за право называться лучшими пушками Второй мировой войны. Они были достойны славы, заслуженной ранее 75-мм французской пушкой в Первой мировой войне. Легкие дивизии были слишком легкими военными гермафродитами; позже они были преобразованы в танковые. Было и много других уроков, из которых Германия извлекла больше, чем Франция или Англия. Рейхсвер устранил слабые места и повел свое мощное пропагандистское наступление по всему миру, основанное на победе в Польше, а несколькими месяцами позже – на поле боя, когда его танки завоевали Францию.
Берлин окрестил Польскую кампанию «восемнадцатидневной кампанией» [81], а фильмы военной хроники о нацистской военной машине, которая катится по равнинам Польши, продемонстрированные в посольстве Германии в Вашингтоне, пересланные в Рим и попавшие в Париж и Лондон и показанные по всему миру, глубоко поразили нейтральных и колеблющихся, вдохновили сторонников, посеяли семена сомнения и пожали урожай страха.
«Дойчланд юбер аллес» – «Германия превыше всего» [82].
Но победа в Польше была для Гитлера двоякой, так как ознаменовала не короткую локальную войну, как он хотел, а начало Второй мировой войны – долгого, изнурительного тотального конфликта, который охватил весь мир. Но когда, немного позже, гитлеровские танки были остановлены у ворот Москвы, а Соединенные Штаты вступили в войну, «блицкриг» стал войной на истощение, войной нескольких фронтов, которую, как и Первую мировую войну, Германия выиграть не могла.
После победы над Польшей мания величия Гитлера проявилась с новой силой. Он был готов к новым и еще более великим победам: его военная машина мчалась по Европе, затемняла небо над Англией, охватила всю Западную Россию, расколола Средиземноморье, проникла в глубь Египта, чтобы отступить окровавленной и разбитой под Сталинградом и Эль-Аламейном и закончить свое существование в руинах Берлина.
То, что Гитлер начал 1 сентября 1939 года, после нападения Японии на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года переросло во вторую тотальную войну века – войну, которая по географическому охвату была несомненно больше Первой мировой войны и даже более кровопролитной. Около 16 000 000 человек из 33 стран и доминионов, одетые в форму, были убиты или умерли. Вероятно, около 24 000 000 гражданских жителей погибли от бомб и снарядов, голода и болезней или в концентрационных лагерях от бесчеловечного отношения человека к человеку [83].
Вторая мировая война, как и Первая, заставила задрожать цивилизацию, ослабила империи, разрушила страны и с католической беспристрастностью косила миллионы злых и мелочных, отважных и лучших [84].
Глава 2
Битва за Британию
Июль – сентябрь 1940 г
«Никогда в сфере человеческих конфликтов так много людей не были в такой степени обязаны такому малому числу людей»
Уинстон Черчилль, 20 августа 1940 г.Англия стояла перед возможным поражением.
Полная трагедия Дюнкерка завершилась, а неукротимый голос Уинстона Черчилля мобилизовывал народ Британии:
«Мы не сдадимся и не падем. Мы будем идти до конца… Мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться <…> в воздухе… мы будем сражаться на пляжах, мы будем сражаться на аэродромах, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться в горах, мы никогда не сдадимся».
Бредовые амбиции Адольфа Гитлера, шовинизм на фоне мании величия и жестокий антисемитизм, которые привлекли немецкий народ под его знамена, депрессия 30-х годов, слабая и нерешительная дипломатия Великобритании и Франции эпохи потакания – эти и многие другие факторы соткали паутину судьбы, в которую попали страны Европы во время Второй мировой войны.
Подготовка к новому Армагеддону, покрытая секретностью, с помощью которой человек всегда скрывает свои планы убийства другого человека, началась за несколько лет до того, как силы вермахта пересекли польскую границу в сентябре 1939 года. А король в своей нерешительной речи во время душевной агонии сообщил империи, над которой никогда не заходило солнце, что Британия вступила в войну.
В Германии странный триумвират руководил предвоенным возрождением люфтваффе. Жирный и опустившийся Герман Геринг, главнокомандующий германскими военно-воздушными силами, министр авиации, ветеран знаменитого Рихтгоффенского кружка Первой мировой войны, архиапостол гитлеризма, потребитель наркотиков и любитель хорошей пищи и вина, а также пышной военной формы, дилетант в искусстве, человек яркий и обаятельный, но неуравновешенный, человек гнева и отточенного спокойствия, был политическим и психологическим лидером возродившейся воздушной мощи Германии.
Эрнст Удет, пилот скоростных самолетов, планерист – энтузиаст, авиаконструктор, пилот истребителя в Первой мировой войне, «космополитичный, забавный, бон вивант», руководил, как техническая повитуха, процессом рождения гитлеровского люфтваффе. Ему и некоторым другим германские военно-воздушные силы обязаны преобладанием одномоторных конструкций истребителей; он лично провел в 1937 году полетные испытания Ме-109, которому было суждено сыграть значительную роль в сражении за Британию. Его направленность, а также необходимость быстрого создания Гитлером военно-воздушных сил и стратегическая концепция Германии о том, что воздушная мощь должна преимущественно играть роль поддержки сухопутных войск, привели к тому, что в первые годы войны Германия делала ставку на пикирующие и на легкие и средние двухмоторные бомбардировщики [1].
Эрхард Мильх, заместитель Геринга, главный квартирмейстер люфтваффе, сторонник дисциплины, политик жестокий и динамичный, был организатором и специалистом по кадрам.
Уже в 1936 году для всех все стало ясно; легион Кондор – 200 самолетов нацистов – был направлен в Испанию под командованием генерала Гуго Шперрля, и это имя вновь будет записано в историю в самые мрачные дни британской голгофы. Лаборатория крови в испанской гражданской войне предопределяла тактику более значительного конфликта. Это:
Переброска войск: 10 000 марокканцев генерала Франсиско Франко пересекли Гибралтарский залив на «Юнкерсах-52».
Поддержка сухопутных сил: «Хейнкели» и «Хейншели» на бреющем полете бомбили Мадрид, Толедо, Сантандер.
Бомбардировки. Древние, выгоревшие под лучами солнца города с мелодичными названиями Малага, Картахена, Аликанте почувствовали на себе тяжесть немецких бомб во время генеральной репетиции 1936–1939 годов.
И на Британию уже легла тень грядущих событий.
Военно-воздушные силы Великобритании, на которые сильное впечатление произвели пробные стратегические бомбежки в Первой мировой войне, под влиянием стратегии Тренчарда, считавшего, что самолет является главным образом наступательным, а не оборонительным оружием, были одержимы «идеей бомбардировщиков», также подпитываемой в послевоенные годы пьянящим вином Джулио Доуэта, итальянского предтечи воздушной авиации. Таким образом, еще до Мюнхена невидящая и сомневающаяся Англия, для которой Чемберлен был неудобным человеком, не хотела вкладывать средства ни в наступательную, ни в оборонную авиацию [2].
Санкционированных решений было достаточно. Уже в 1934 году, через год после того, как «британские агенты в Германии сообщили, что Гитлер перевооружался в нарушение Версальского договора», кабинет инициировал пятилетний план укрепления военно-воздушной мощи Британии, который впоследствии был пересмотрен. Но при этом были задержки и противодействие. Германия стартовала первой.
Однако были и дальновидные люди. И среди них был человек со странной смесью качеств, с кальвинистской непоколебимой скрупулезностью и неприятными личными качествами, получивший по этой причине прозвище Зануда. Зануда Даудинг – маршал авиации Королевских ВВС, который станет командующим истребительной части и будет решать судьбы наций в самый черный для Великобритании день.
А тот дар технического предвидения и гений изобретательности, которые всегда отличали развитие Британии со времени промышленной революции, не покинули потомков Нельсона и Веллингтона. Уже в 1934 году министр военно-воздушных сил, побуждаемый Даудингом, сформулировал характеристики конструкции истребителя с мощным вооружением и скоростью свыше 300 миль в час. В феврале 1935 года Роберт Уотсон-Уатт запустил радиоволны к летящему самолету и победоносно проследил электронное отражение цели. Появился радар, и к 1936 году была начата работа по созданию «первой практической радарной системы (установленной) где-то в мире», которая представляла собой цепь электронных стражей, охранявших восточное и юго-восточное побережье Англии 24 часа в сутки, начиная с Пасхи 1939 года, когда уже приближался кризис, до окончания Второй мировой войны [3].
И все же после Дюнкерка соперники не соответствовали друг другу. Давид против Голиафа.
Мюнхен, синоним сговора, был для британских ВВС и сухопутных войск замаскированным благословением; он дал им необходимое время.
В марте 1938 года Объединенный кабинет начальников штабов Великобритании единогласно и категорически призвал премьер-министра Невилла Чемберлена избегать войны до тех пор, пока Британия не будет лучше подготовлена. В длинном письменном докладе господину Чемберлену они утверждали, не делая никаких оговорок, что страна не готова к войне, что силовые меры, самостоятельные или в союзе с другими европейскими странами, не могли в то время остановить сокрушительный разгром Германией Чехословакии и что любое участие в войне с Германией на этом этапе может привести к полному поражению…
«…не важно, какой ценой, мы должны быть в стороне до тех пор, пока программа по перевооружению не даст ощутимых результатов» [4].
А за несколько дней до Мюнхена военный министр того времени Лесли Хор – Белиша записал в своем дневнике: «Премьер – министр (Чемберлен) всегда говорит нам об ужасах войны, о немецких бомбардировщиках над Лондоном и о том ужасе, который он сам испытывает при мысли о том, что нашим людям придется переносить все несчастья войны в нашем нынешнем государстве. Никто в большей мере, чем я, не осознает наши сегодняшние недостатки. Начальники штабов считают, что против Германии следует предпринять наступление, но в настоящее время это все равно что выйти охотиться на тигра с незаряженным ружьем».
Для аплодирующей толпы, которая приветствовала премьер-министра и его зонтик, Мюнхен мог означать «мир в наше время», но ВВС знали все лучше; это была следующая ступенька на пути к войне, дипломатическая пауза с целью выиграть время.
Во время Мюнхена у Зануды Даудинга было 406 самолетов в 29 эскадрильях, и только 160 в резерве, и ежемесячно производилось 35 истребителей. В составе его сил было лишь несколько восьмипушечных «Харрикейнов», ни одного современного «Спитфайера», а Германия уже применяла смертоносные Ме-109.
Между Мюнхеном и началом войны в сентябре 1939 года британские ВВС увеличили свою общую передовую внутреннюю силу (включая истребительные силы Даудинга) до 1 476 самолетов и 118 000 человек личного состава. Но люфтваффе имело в своем распоряжении приблизительно 4 300 действующих самолетов (включая 540 транспортных) и полмиллиона человек. Только статистика производства самолетов в Великобритании и Германии была примерно одинаковой. Британия производила почти 800 самолетов в месяц, когда в сентябре 1939 года Варшава подверглась бомбардировке; Германия, рассчитывавшая на молниеносную войну, так и не мобилизовавшая в полную силу свое производство во время Второй мировой войны, производила лишь немного больше самолетов. (В 1939-м для военно-воздушных сил Германии было произведено 1 856 истребителей, 2 877 бомбардировщиков, 1 037 транспортных самолетов, 1 112 тренировочных самолетов и 1 413 самолетов других типов – в общей сложности 8 295 самолетов.)
Однако тогда в мире об этом не знали. Официальные цифры производства самолетов в Германии были огромными, и, когда началась война, Лондон ожидал воздушного налета.
Но налет произошел на земле. Польша была повержена, затем – Дания, Норвегия, Голландия, Бельгия, Франция. Гитлер танцевал непристойный танец возле своего исторического железнодорожного вагона в Компьене, где он получил известие о том, что Франция сдалась, а Британия осталась сама по себе, одна против завоевателя.
Еще задолго до поражения Франции, фактически вскоре после начала войны в 1939 году, зародилась мысль о вторжении. Операция «Морской лев» – так назвали ее нацисты. Подобно Наполеону, они вглядывались в туманные воды Ла-Манша в направлении меловых утесов Англии. «Морской лев» дремал, когда германские легионы двигались по Польше, в Копенгаген и Осло, Гаагу и Брюссель, в Париж… Но 2 июля 1940 года, когда порты Ла-Манша оказались в руках у Германии, а ее враги на континенте были разбиты, верховный штаб издал свою первую директиву: «Фюрер и верховный главнокомандующий постановил, что высадка в Англии возможна при условии, когда можно будет достичь превосходства в воздухе, а также и при выполнении других определенных условий…» [5].
И двумя неделями позже: «Поскольку Англия, несмотря на ее безнадежное военное состояние, не пойдет против выполнения требований, я принял решение о подготовке операции по высадке в Англии и о ее осуществлении в случае необходимости. <…> Полная подготовка к операции должна быть завершена к середине августа» [6].
Это действительно был незначительный срок для подготовки к завоеванию земли, не подвергавшейся военному нападению со дней норманнского завоевания; небольшой срок, один короткий месяц, чтобы спланировать самую сложную из известных военных операций – десантное вторжение.
Британия дрогнула от потрясающих поражений, но ее мужество не было сломлено. Она понесла огромные потери при Дюнкерке, где эвакуация в лучшем случае была ограниченной моральной победой, доставшейся дорогой ценой.
Королевский военно-морской флот Великобритании спас более полумиллиона бойцов при разгроме Норвегии и Франции, но они были скорее толпой, чем армией. Почти все тяжелое вооружение было оставлено, подразделения дезорганизованы, выжившие измучены, ранены и слабы [7]. 22 танка из 704, направленных во Францию, вернулись домой; осталось мало артиллерии, боеприпасов, совсем немного ружей и военной формы. Королевский военно-морской флот также понес потери: «…более половины эсминцев во внутренних водах были выведены из строя, 16 затонули и 42 получили повреждения за 2 месяца. Флот пострадал, осуществляя эвакуацию из Дюнкерка, а морскому вооружению явно недоставало зенитных орудий».
В то судьбоносное лето 1940 года «силы завоевателей в 150 тысяч отборных солдат в течение недель могли произвести смертельное опустошение в центре нашей страны», – заявил позднее Черчилль в парламенте.
Зануда Даудинг тоже страдал. В боях за Нидерланды и Францию погибло 463 самолета и 284 пилота; его реальные силы после Дюнкерка (466 самолетов на 5 июня) были не намного больше, чем в злосчастное время Мюнхена [8].
Немцы, следуя директиве Гитлера о подготовке к вторжению в Англию, работали с великой энергией, но с малой убежденностью. 31 июля была установлена предполагаемая дата вторжения – 15 сентября. Однако ни германское адмиралтейство, которое относилось с «сердечным уважением» к британскому флоту и хорошо осознавало сложности такой крупной десантной операции, ни германские сухопутные силы не испытывали восторга от «Морского льва». Сам Гитлер рассматривал операцию как «чрезвычайно дерзкое и смелое предприятие», по крайней мере с четырьмя условиями достижения успеха: превосходство люфтваффе над Ла-Маншем и пляжами высадки десанта; успешное применение дальнобойных орудий, установленных на побережье Ла-Манша напротив Дувра (для обеспечения дальнобойной артиллерийской поддержки при высадке и нейтрализации британских военных кораблей); мощная полоса минных заграждений, преграждающих британскому флоту путь к маршрутам переброски; и хорошая погода.
Осуществление планов и упорядоченная подготовка шли полным ходом, в то время как Англия наблюдала за созданием Гитлером континентального пояса для испытания огнем. К началу сентября 1940 года германское адмиралтейство получило 168 транспортных кораблей водоизмещением более 700 000 тонн, 1 910 барж, 419 буксиров и тральщиков и 1 600 моторных катеров и начало стягивать их к югу по направлению к портам Ла-Манша от Роттердама до Гавра. После многочисленных споров и резких перепалок между немецкими военными службами Гитлер выдвинул компромиссный план: высадка широким фронтом между Фолкстоуном и Богнором должна осуществляться во время первой атаки с участием 90 тысяч человек. 16-я, 9-я и 6-я армии – 13 дивизий в атаке, 12 в резерве – должны пересечь пролив, выйти на побережье и завоевать Англию!
В Берлине нацисты пели:
Heute gehert uns Deutschland,Und Morgen, die ganze Welt![4]Когда немецкие корабли были размещены, а армии подготовлены, люфтваффе собрало свои силы для adlerangrif. «Орлиное нападение» предусматривало нанесение сокрушительного удара Королевским военно-воздушным силам за четыре – шесть недель до даты вторжения. Предварительные операции начались в июне, и их интенсивность возросла в июле; практически между сражением за Францию и сражением за Британию не было промежутка. В июле среди прочих целей были намечены порты Фалмут, Плимут, Портланд, Веймут, Дувр и конвои, находящиеся в проливе. 10 июля английские истребители совершили более 600 дневных вылетов. Однако атаки были беспорядочными и плохо спланированными. Только за пять недель с 10 июля по 12 августа между Лендс-Эндом и Нором было потоплено кораблей с общим водоизмещением 30 000 тонн, старые порты Англии работали круглосуточно, несмотря на взрывы бомб. Действия люфтваффе были слишком слабы и разрозненны, однако усилили напряжение в британской истребительной авиации.
Немцы не планировали атаки всеми воздушными силами до августа. Однако вскоре после середины июля эскадрильи самолетов, помеченных свастикой, оказались в «полной готовности». Англичане посчитали, что великая воздушная битва вступила в свою решающую фазу 10 июля, хотя подготовительные атаки в этом месяце были незначительны по сравнению с тем, что произошло позже.
По различным оценкам, главное сражение началось между 8-м и 13 августа. Англичане были готовы, их храбрость поддерживалась бессмертными словами Уинстона Черчилля: «Вскоре должна начаться битва за Британию… Очень скоро на нас будет обращена вся ярость и мощь врага. Гитлер знает, что он должен разбить нас на этом острове или проиграет войну… Давайте же сплотимся и выполним наш долг, и поведем себя так, что, если Британская империя и ее Содружество просуществуют тысячу лет, человек скажет: «Это был их лучший час» [9].
На 11 августа 1940 года у Зануды Даудинга было 704 «готовых к действию» самолета (620 из них «Харрикейны» и «Спитфайеры») [10]. В резерве у него было 289 самолетов. Британия хорошо использовала передышку после Дюнкерка.
Британские заводы, пришпориваемые лордом Бивербруком, в июле выпустили 1 665 самолетов, среди них 500 – истребители [11]. Главное радарное прикрытие до 15 000 футов, дополняемое глазами и ушами корпуса наблюдения, простиралось от Саутгемптона, вокруг южного, восточного и северного побережья Великобритании. В районе Дуврского пролива и Ла-Манша мощный глаз британского радара мог «наблюдать» через водное пространство, как вражеские самолеты взлетали с прибрежных аэродромов.
Однако этого было явно недостаточно. Не хватало хорошо обученных летчиков; эскадрильи Даудинга пополнились летчиками авиации военно-морских сил, канадской эскадрильи, поляками и чехами. Британия располагала лишь четвертью необходимых зенитных орудий. Аэростатные заграждения и устройства Руби Голдберга, известные под названием «Пи Эй Си» (парашют и трос) – ракеты, несущие тросы, свисающие с парашютов для использования против низколетящих самолетов, – защищали авиационные заводы. Тысячи британских женщин и детей были эвакуированы из Лондона. Англия ждала, в то время как Зануда Даудинг, страж ворот, в штаб-квартире истребительной группы в Стэнморе изучал поле битвы – крупномасштабную карту Англии…
К сражению готовились три военно-воздушных флота Германии: 2-й под командованием фельдмаршала Альберта Кессельринга, базирующийся в Голландии; 3-й под командованием фельдмаршала Гуго Шперрля, базирующийся во Франции; и 5-й под командованием генерал-полковника Ганса-Юргена Штумпффа, базирующийся в Норвегии и Дании. Их общая сила составляла 3 350 самолетов, но лишь 75 процентов из них были готовы к боевым действиям. В любом случае почти полностью бремя сражения выпадало на долю 2-го и 3-го военно-воздушных флотов. Немцы использовали против Британии около 900—1000 истребителей – главным образом одномоторных «Мессершмиттов-109», а позже Ме-110, и около 1000 «Хейнкелей-111», «Дорниеров-17» и «Юнкерсов-88», а также 300 Ю-87 – знаменитых «Штук».