Там, где Крюков канал…

От автора

Санкт-Петербург всегда славился своей царственной красотой, парадной торжественностью архитектурных ансамблей, строгой соразмерностью улиц и площадей. Такая же неотъемлемая черта города – полноводные реки и старинные рукотворные каналы с кружевной легкостью решеток, стремительностью разбегающихся живописных перспектив и плавными линиями мостов.

Как в зеркало, смотрится в петербургские каналы Северная столица, будто любуется своими золотыми шпилями и куполами, четкими колоннадами и арками. Восхищаясь современным Петербургом, невозможно не поддаться великолепию и обаянию оставшегося нам в наследство старого города, прославленного некогда великими поэтами, писателями и живописцами. Неповторимая прелесть этих заповедных уголков петровского «парадиза» особенно явственно ощущается в сокровенных исторических частях города, на его набережных с затейливыми мостами и мостиками.

Основатель новой столицы император Петр I видел будущий город «русским Амстердамом», прорезанным реками и сетью прямых каналов. По твердому убеждению царя, водоемы должны были придать его детищу не только величественное своеобразие, но и стать надежными гидротехническими сооружениями, способными осушить огромные участки территории городских кварталов, ликвидировать многочисленные болота и гиблые топи. Городские каналы позже превратились в надежные, удобные транспортные магистрали, по которым в столицу доставлялись строительные материалы, дрова и необходимые продукты питания первым жителям Петрополя. Почти целое столетие воды каналов оставались настолько чистыми, что служили источниками вполне доброкачественной питьевой воды.

Крюков канал относится к числу первых столичных водоемов, проложенных в XVIII веке по распоряжению Петра I. Вначале он соединял Неву с Мойкой и под прямым углом пересекался с Адмиралтейским каналом, проходившим тогда параллельно Неве с северной стороны Новой Голландии и далее по линии сегодняшнего Конногвардейского бульвара. В 1780-х годах русло Крюкова канала продолжили до реки Фонтанки. Его берега облицевали добротным финским гранитом и перекинули через него шесть мостов. В 1840-х годах часть старинного водоема, от Невы до места пересечения с Адмиралтейским каналом, засыпали. В то время намечалось строительство Благовещенского моста через Неву и одновременно освобождалось место для формирования новой городской одноименной площади.

Протяженность современного Крюкова канала немногим более километра, но именно он на протяжении почти трехсот лет активно влиял на формирование той части города, которая еще в 1740-х годах получила название Коломна.

Прорытый канал во многом предопределил характер застройки этой городской территории, ее особый ландшафт и собственно образ петербургской Коломны во всей ее неповторимости. Важным элементом местного пейзажа впоследствии стали новые деревянные мосты через Крюков канал, связавшие воедино улицы, переулки и жилые кварталы.

Панорама Крюкова канала. 2006 г.

Отдаленность набережных одного из самых коротких по своей протяженности городских каналов от центра столицы долгие годы придавала им вид тихой и спокойной окраины, а история этого водоема оставалась как бы в тени более именитых соседей – рек Фонтанки, Мойки и канала Грибоедова.

Триста лет неспешно струится вода старого коломенского канала, на каменных набережных которого и сегодня еще можно увидеть аккуратные двухэтажные особнячки, с небольшими окнами по лицевому фасаду, стройными фронтонами, изящными карнизами и замысловатыми рисунками ограждений старых балкончиков. Подслеповатым окошкам бывших барских особняков до сих пор суждено созерцать чудо, возведенное гением русского зодчества С. И. Чевакинским – Николо-Богоявленский Морской собор и его стройную колокольню, отражающуюся в тихих водах Крюкова канала. По своей пропорциональной красоте и стройности силуэта колокольня принадлежит к лучшим произведениям архитектуры XVIII века.

Набережная Крюкова канала. 2005 г.

Набережные Крюкова канала – средоточие памятников старины, знаменитых культурных и торговых заведений. Благодаря своему богатому историческому прошлому Крюков канал внесен в реестр заповедных зон Санкт-Петербурга. Берега канала по-прежнему украшают изящные арки Новой Голландии, аркады Никольского рынка, Мариинский театр и другие знаменитые исторические объекты города.

Жилые и общественные здания на набережных канала частично сохранили свой первоначальный облик и сегодня охраняются государством. Другие же неоднократно изменяли свой вид, обрастали дополнительными этажами. Подобные строения, порой не имеющие высокой художественной ценности и презрительно зачисленные в перечень «доходных» или «эклектических» домов, все же продолжают оставаться городскими объектами, ценными для нашей истории «памятью места», на котором их некогда соорудили или капитально перестроили. Общеизвестно, что именно сама набережная Крюкова канала, жилые дома, лестницы и дворы, а не выдающиеся памятники зодчества часто являлись ареной, историческим местом действия важнейших эпохальных событий и судьбоносных перемен.

Каждый дом на набережной старинного канала являл собой образ некоего посредника между поколениями наших земляков.

В разные исторические периоды в домах на Крюковом канале обитали известные писатели, поэты, артисты и художники, государственные деятели и прославленные военачальники. Здесь жил поэт В. А. Жуковский, к которому на «литературные субботы» приходили Н. В. Гоголь, И. А. Крылов, В. К. Кюхельбекер, П. А. Вяземский. Юноша Пушкин приносил сюда песни своей первой поэмы «Руслан и Людмила». В доме своих родственников Хвостовых на Крюковом канале в мае 1800 года скончался опальный генералиссимус А. В. Суворов.

Строгая красота набережных Крюкова канала всегда притягивала талантливых живописцев, остававшихся на протяжении всей своей жизни верными теме уникального петербургского пейзажа.

Если в сознании подрастающего поколения горожан Петербург как некий образ связан прежде всего с событиями недавнего прошлого, еще не ставшего историей, то для людей старшего поколения город является частью их биографии. Им пришлось увидеть и пережить тяготы военных и революционных лихолетий, губительную для страны политику «военного коммунизма», период жесточайших репрессий и трагические дни блокады Ленинграда. В феврале 2006 года ежемесячный литературный журнал «Нева» опубликовал на своих страницах шесть стихотворений популярного поэта Александра Городницкого, одного из ленинградских мальчишек, переживших в осажденном городе, в Коломне, самые тяжелые времена вражеской блокады.

Также, как и автору опубликованной в журнале подборки стихотворений, мне пришлось в годы войны, «зеленым» восьмиклассником, по воле суровых блокадных обстоятельств, «перейти через Крюков канал» и некоторое время прожить на земле заповедной Коломны.

Г. И. Зуев. 1946 г.

В судьбе военного поколения блокадных ленинградских подростков много общего. Оглядываясь назад, я и теперь чувствую, как много сумела в то тяжелое время вместить в себя наша детская жизнь, как быстро мы повзрослели под влиянием неимоверно суровых и безжалостных требований длительной вражеской осады города.

До сих пор помнятся трагические дни и ночи, проведенные в блокадном Ленинграде. Промороженный Крюков канал, щемящая душу тишина занесенной снегом набережной. Под тревожный перестук уличного метронома прифронтовая Коломна, осыпаемая бомбами и тяжелыми снарядами, продолжала жить и сражаться. По мере слабых мальчишеских сил, мы старались помогать взрослым, сбрасывали с крыш и гасили зажигательные немецкие бомбы. Тогда мальчишки собирали оригинальные коллекции: стабилизаторы немецких «зажигалок» и разнокалиберные осколки с острыми рваными краями – от фугасных бомб и дальнобойных снарядов. У меня, как, впрочем, и у большинства сверстников, переживших фашистскую осаду города, до сих пор ощущается специфический вкус крошечной пайки блокадного хлеба, а также редкого деликатеса тех времен – лепешек из дуранды (жмыхов), поджаренных на остатках довоенной олифы. Весна 1942 года подарила нам «вегетарианское» питание – суп и лепешки из молодой лебеды.

А разве можно забыть аромат и горьковатый вкус нашего фирменного блокадного напитка – верного средства от цинги – крепкого зеленоватого настоя из сосновых иголок.

В дни блокады Ленинграда меня спас мой дед – питерский рабочий Иван Михайлович Типикин. Фото – зима 1942 г.

От гибели в самые суровые дни блокады Ленинграда меня спас дед – замечательный мастер и умелец. Сейчас это может звучать и парадоксально, но я уверен, что именно работа в составе его оперативной ремонтной бригады в первой половине 1942 года пробудила во мне спасительную энергию и силу выжить в те гибельные времена. Меня зачислили в состав районной ремонтной службы, и в первые дни января я с гордостью предъявлял охране свое служебное удостоверение, в котором значилось, что владелец документа является учеником слесаря и мастера ремонтной бригады. Мой дед и наставник добросовестно обучал меня профессии прямо на объектах, где по нарядам трудилась его бригада. Обучал по старинке, требовательно, так же, как раньше приучал к делу своих сыновей мой прадед – знаменитый каретный кузнец. Мое обучение мастерству оказалось довольно результативным. Дед требовал выполнять любую работу в срок, качественно и на совесть. Я старался, работал на пределе своих тогдашних физических возможностей, истощенных хроническим голоданием. Мы работали в учреждениях района, госпиталях и на небольших производственных предприятиях.

Весной 1942 года деду поручили задание по монтажу и наладке технической линии для изготовления армейских галет, предназначенных для воинских частей Ленинградского фронта. Это поручение было выполнено в срок: в июне 1942 года на Староневском проспекте, неподалеку от бывшей «филипповской» булочной, в помещении дореволюционной хлебопекарни заработала автоматизированная линия по производству галет для бойцов, обороняющих осажденный город.

Плакат на жилом доме вблизи истока Крюкова канала. 1942 г.

В сентябре 1942 года я продолжил обучение в своей школе.

Дети, выжившие в условиях девятисотдневной блокады Ленинграда, жили тогда с верой в победу и в ожидании дня нашего освобождения. И мы дождались счастья стать свидетелями долгожданного прорыва блокады города и празднования победы над фашистской Германией. Какое народное ликование и душевный подъем царили тогда на Крюковом канале. 9 мая 1945 года его набережные заполнились оживленными толпами людей, мы вдруг впервые увидели улыбающихся и от всей души смеющихся горожан. Люди плакали от радости, поздравляя друг друга с Днем Великой Победы. На Театральной площади гремели оркестры. В районе Невы ударил мощный праздничный артиллерийский салют. Наступили первые мирные дни. Крюков канал сбросил с себя свой прифронтовой камуфляж, залечивал тяжелые раны, нанесенные войной. Канули в Лету трагические времена. Для нас, блокадных мальчишек и девчонок, началась тогда новая страница жизни – прекрасное время послевоенной юности, веселой, наполненной жизнью и лучезарными романтическими надеждами. С какой щемящей тоской о прошлом, какой грустной иронией и ностальгией по ушедшим годам нашего отрочества звучат сегодня воспоминания Александра Городницкого в стихотворении «Коломна»:

<…>

Краса и гордость Петербурга, Крюков канал по-прежнему степенно, неспешно несет свои воды в старую Фонтанку, и в месте слияния с ней внезапно открывается глубинная перспектива в сердце бывшей Большой Коломны, замыкаемая стройной колокольней Николы Морского.

Этот заповедный район продолжает оставаться предметом обожания и любви горожан, заветным местом поэтов, писателей и художников. Тот, кто хотя бы один раз побывал на его набережных, навсегда запомнил удивительную гармонию архитектурных сооружений разных эпох и спокойного течения воды.

Три столетия радует жителей Петербурга Крюков канал, творение талантливых русских мастеров, строителей и зодчих. Бывая здесь в разные периоды года, не устаешь поражаться его необычной красоте и величию, посланным в наши дни из далекого петровского времени.

«ЕСЛИ БОГ ПРОДЛИТ ЖИЗНЬ И ЗДРАВИЕ, ПЕТЕРБУРГ БУДЕТ ДРУГОЙ АМСТЕРДАМ»

Воздвигнув столицу на отвоеванной у шведов территории, в непосредственной близости от новой государственной границы, Петр заявил миру, сколь прочно утвердилась Россия на заветных берегах Балтийского моря. Молодого царя не испугала близость агрессивных и пока довольно сильных противников, чей король угрожал, что построенные здесь русские города в ближайшее время будут им взяты и разрушены. Не останавливала Петра Алексеевича и неосвоенность отвоеванного края с его болотами и лесами. По вечерам густой туман сплошной пеленой окутывал гиблые места, топи и трясину, заросшую осокой, низкорослым кустарником на мшистых зеленых кочках.

Будущее нового столичного города с самого начала мыслилось царю Петру величественным и блистательным. Российскому императору хотелось, чтобы «новый сей царствующий град с прочими доброжелательными и союзными европейскими государи как наилучше поблизости мог с ними иметь во всяких политических делах, честное обхождение в договорных союзах, постоянная верность, а в коммерциях происходила б взаимная друг другу польза». В мечтах монарха «парадиз» на берегах Невы обязательно должен был стать предметом восхищения и зависти всех государственных деятелей Европы.

А. Овсов. Император Петр Великий. 1725 г.

В 1714–1715 годах строительная деятельность Петра I резко активизировалась. Подвижный, вечно куда-то спешащий, он исколесил Россию и многие заморские страны. Царь успевал всем заниматься, во все вникать, все контролировать. Его можно было видеть повсюду – в Кронштадте, на стенах Петропавловской крепости, на стапелях Адмиралтейской верфи и на многочисленных строительных площадках города. Он сам решал, где какому зданию быть, и самолично утверждал проекты столичных объектов. Одновременно с этим император подыскивал талантливых архитекторов, способных воплотить его мечты по обустройству нового города.

Первый зодчий Петербурга Доменико Трезини

Однако приглашенные на царскую службу знаменитые заморские зодчие, такие, как Доменико Трезини из Копенгагена, Георг Иоганн Матарнови из Германии, Никколо Микетти из Италии, фон Звитен из Голландии и многие другие лучшие архитекторы Европы, оказались заурядными городскими строителями, а не новаторами в возведении невиданных доселе городов.

И все же специалист, удовлетворивший требованиям и задумкам русского царя, нашелся.

Неизвестный художник. Петр I Великий на строительстве Петербурга

В 1716 году из Парижа в Россию приезжает архитектор Жан-Батист-Александр Леблон, заключивший с русским царем во французском городе Пермонте пятилетний контракт. Император тогда писал Меншикову: «Сей мастер из лучших и прямою диковиною есть – как я в короткое время мог его рассмотреть. К тому же не ленив, добрый и умный человек». В сопроводительном письме, врученном Леблоном «князю Ижорскому» – Меншикову, Петр указывал: «Доносителя сего Леблона примите приятно и по его контракту всем довольствуйте» и велел «объявить всем архитекторам, чтобы без его (Леблона. – Авт.) подписи на чертежах не строили».

Губернатор Петербурга, князь А. Д. Меншиков

Любимец Петра I Ж.-Б. Леблон, проживший в Петербурге менее трех лет, оставил в градостроительстве заметный след. Талантливый зодчий, художник, теоретик ландшафтного искусства, инженер, просветитель-гуманист, он являлся мастером ренессансного типа, со смелыми замыслами и проектами. Преодолевая зависть, злобу, кляузы и козни соперников, «генерал-архитектор» Леблон создал в русской столице девятнадцать производственных мастерских; первую архитектурную школу и первую же в России мастерскую декоративной лепки под руководством скульптора К. Б. Растрелли; мастерскую-школу художественной резьбы по дубу во главе с талантливым ваятелем Н. Пино; столярные мастерские, слесарно-кузнечные, школу-студию по художественной обработке камня, литейно-чеканную мастерскую.

В 1715 году у Петра I появилась задумка – сделать центром Петербурга Васильевский остров, и по его указанию архитектор Леблон составил план застройки этой столичной территории. Весь остров царь предполагал прорезать многочисленными каналами, уподобив свой «парадиз» милому его сердцу Амстердаму. По свидетельству А. К. Нартова, одного из любимых приближенных и сподвижников императора, Петр I в разговорах не раз повторял: «Если Бог продлит жизнь и здравие, Петербург будет другой Амстердам».

Справедливости ради следует отметить, что необходимость сооружения в городе каналов диктовалась не только любовью царя Петра к архитектуре голландских городов. В процессе застройки и благоустройства территории новой российской столицы потребовалось срочное осушение заболоченных земель. Каналы выполняли не только дренажные функции: они должны были ослабить напор водной стихии при регулярных в устье Невы наводнениях, мощь и разрушительность которых императору пришлось узнать на собственном опыте.

На планах Леблона (так и не реализованных) сеть каналов имела строгий геометрический рисунок. Сегодня на месте проектируемых Леблоном каналов на Васильевском острове прекрасно смотрятся параллельные улицы – линии. В те же далекие времена предполагалось, что жилые дома должны строиться в линию по обоим берегам каждого канала.

Французский архитектор энергично взялся за дело. По оценкам зодчих той эпохи, «„Леблонов Петербург“ был спроектирован с замечательной для начала XVIII века обдуманностью и красотой». Позднее (в 1869 году) проект архитектора во всех деталях и подробностях описал и прокомментировал столичный «Журнал путей сообщения». По решению Леблона, «Петербург, прорезанный тройным кольцом укреплений, был расположен на Васильевском острове (от Биржи до Смоленского поля), на нынешней Петербургской стороне (от Малой Невки до Карповки) и в материковой части (от Невы до Екатерининского канала). Городская территория имела, по проекту Леблона, очертания овала и была укреплена почти до полной неприступности, с приспособлениями для потопления неприятеля, на случай, если бы он овладел переднею линией укреплений.

Центр города, на Васильевском острове, приблизительно на углу современной 12-й линии и Среднего проспекта, занимал царский дворец, а вокруг него располагались дома вельмож. Каждой национальности отводился особый квартал с храмом на круглом островке среди каналов, шириною в 6–12 сажен.

Рынков Леблон проектировал построить 7 (4 на Васильевском острове и по одному на Петербургской стороне и Мойке); мостов 3, на месте нынешнего Дворцового и Биржевого и от Летнего сада на Петербургскую сторону. В устье Невы на Васильевском острове Леблон предусмотрел скотопригонный двор и на воде „битейный двор“ (скотобойни). Кругом города, за линией укреплений, располагались огороды „со всякими потребами“, госпитали и кладбища.

Своим проектом Леблон предусмотрел здание „академии всех искусств и ремесел“, триумфальную колонну, памятник Петру I. На плане обозначалось и „Марсово поле“ – на Васильевском острове».

«Идеальный» Петербург был продуман французским зодчим до мелочей. В частности, землю при рытье каналов архитектор предлагал употребить «на возвышение петербургской почвы, на каждой улице у рогаток установить пожарные насосы, во дворах домов – колодцы и цистерны». В каждой части города предусматривались здания школ, бирж, ярмарки и даже места казни.

Работу Леблона в Петербурге в значительной мере осложняли постоянные интриги и доносы царю его петербургских коллег по профессии, козни и происки князя Меншикова, невзлюбившего столичного «генерал-архитектора». Указ Петра I, «чтобы оного Леблона были послушны», остался пустым звуком. Особенно агрессивно к делам и проектам Леблона был настроен скульптор Бартоломео Растрелли (отец знаменитого архитектора). Дошло до того, что Растрелли не раз специально подсылал своих слуг для нападения на «генерал-архитектора» Леблона. Проезжая в карете мимо дома итальянского скульптора, Леблон был атакован солдатами, выбежавшими из особняка Растрелли, которые набросились на его экипаж и перерезали ножами всю упряжь. «Генерал-архитектор» и его переводчик Михей Ершов прогнали их, но из дома выскочили другие солдаты с обнаженными шпагами и вновь атаковали экипаж Леблона.

А. Зубов. Панорама Петербурга. 1716 г.

Академик Яков Яковлевич Штелин рассказывал, что Петр I неоднократно получал отрицательные отзывы князя Меншикова о деятельности зодчего. При возвращении из-за границы император, осматривая Васильевский остров, заметил зодчему, что улицы и каналы, прорытые во время его отсутствия, «очень узки и как будто даже уже каналов и улиц в Амстердаме и Венеции, взятых за образец при планировке Васильевского острова».

Петр I специально поехал к голландскому резиденту Вильде, чтобы переговорить об этом. Вильде преподнес Петру I планы Амстердама, по которым и была произведена сверка ширины возведенных Леблоном каналов. Контрольные измерения ширины василеостровских каналов производил лично сам русский царь, отправившийся на шлюпке вместе с голландским дипломатом по каналам. Ширина их действительно оказалась не соответствующей габаритам амстердамских каналов. Царь был разгневан: задуманная планировка города погибла.

В 1719 году Леблон умер, и с его смертью вопрос об устройстве Санкт-Петербурга по типу Амстердама и Венеции был закрыт. Каналы Васильевского острова засыпали в середине XVIII века и превратили в дорожные магистрали, названные линиями.

5(16) ноября 1704 года, вскоре после основания новой столицы, Петр I заложил на южном берегу Невы судостроительную верфь – Санкт-Петербургское, или Главное, Адмиралтейство. Архивные документы утверждают, что строилась она по проекту и при непосредственном участии самого российского императора. В Центральном военно-морском музее хранится старинная гравюра с собственноручной надписью Петра I: «Сей верфь делать государственными работниками или подрядом как лучше и построить по сему».

Царь сумел разместить на сравнительно небольшом земельном участке необходимые и взаимосвязанные кораблестроительные производства.

В начале 20-х годов XVIII века в устье реки Мойки построили адмиралтейские склады для хранения и выдержки лесоматериалов, мастерские по строительству шлюпок, корабельного рангоута и блоков.

В развитие идеи российского императора о превращении новой столицы в северную Венецию, для удобства транспортировки строительных материалов на верфь и склады, в 1720 году специально прорыли Адмиралтейский канал, в результате чего в дельте Невы образовался небольшой островок треугольной формы, получивший впоследствии, с легкой руки императора, название Новая Голландия.

Арка Новой Голландии. 2006 г.

По этому каналу на Адмиралтейскую верфь доставляли лес из «магазейнов» – складов, проводили для окончательной оснастки боевые галеры из Галерного двора.