Тайные общества всех веков и всех стран

Брамины и гимнософисты

Смотреть ли на нее как на искажение магизма или как на общую основу всей азиатской теософии, она представляет такое беспредельное богатство божеств, что ни одна другая религия с ней не сравнится. Это изобилие – несомненный признак умственной бедности и грубого невежества народа, который, не имея понятия о законах природы и в ужас приведенный явлениями ее, признавал столько же сверхъестественных существ, сколько для него было тайн. Брамины насчитывают около 300 тысяч богов – страшная толпа, от которой жизнь в Индии проникнута раболепством и застоем, которая поддерживала разделение на касты, покровительствовала невежеству и, как тяжелый сон, давила грудь обманутых жертв, превращая их существование в удушье страдания и рабства.

Но в тайном святилище эти пустые призраки исчезли, и посвященных учили смотреть на них как на бесчисленные случайности и внешние проявления первой причины. Брамины не считали народ способным постичь и сохранить во всей чистоте религию духа и потому облекли ее в образы и также изобрели язык, непонятный для толпы, но, вследствие исследований ориенталистов, понятный для нас, и мы могли удостовериться, что индийская религия одна из чистейших, когда-либо известных людям. Во второй главе первой части «Вишну Пурана» написано: «Бог без образа, ему нет названия или определения, он неизобразим, совершенен, не подлежит уничтожению, перемене, горю или страданию. Мы только можем сказать, что он, то есть вечное существо, есть бог. Простые люди думают, что он в воде; более просвещенные предполагают его в телах небесных; невежественные видят его в дереве и камне; только мудрый усматривает его во всемирной душе». В «Маганирване» говорится: «Многочисленные образы, соответствующие свойствам разных сил и качеств, были изобретены для тех, которые лишены достаточного понимания». И в другом месте: «Мы не можем составить себе понятия, как описать предвечное существо; оно выше всего, что доступно уму, выше природы… Тот единый, который не был определен ни на каком языке и придал речи все ее значение, он есть высшее существо… а не частица целого, которой поклоняется человек… Это существо простирается над всеми вещами. Оно – дух без телесной оболочки, не имеет пространства какого-либо объема, не воспринимает впечатлений и не снабжено органами; оно чисто, совершенно, всеведуще, всесуще, владыко разума… душа Вселенной».

Политеизм в Индии распался на две большие секты – буддистов и браминистов, из которых каждая имела свои отличительные черты. Намеки на этот раскол встречаются в легенде о храме, есть и другие еще отделы в теологическом перечне, которые, в свою очередь, относятся к преданиям об этих двух главных сектах. Индийцы, греки (кроме Пифагора, который в некоторой степени был буддист) и бретоны были браминисты; китайцы же, японцы, персы и саксы – буддисты. Буддисты руководствовались магизмом, браминисты – сабеизмом. Знаменитое буддийское учение нирваны, или нигилизма, – вовсе не понятое, пока под ним подразумевали полное уничтожение – учение глубоко теософское, и на самом деле означает совершенное поглощение в божество, хотя Будда не допускает личного бога или творца. Под божеством он подразумевает свет и вечную свободу, почему нирваной называет высшую степень духовной свободы и блаженства. Индивидуальная душа, оставив тело, в котором находилась в заключении, возвращается во всемирную душу, так точно, как солнечный луч, заключенный в куске дерева, когда оно сгорит, возвращается в вечный океан света. К этому учению впоследствии привили ложное верование в метемпсихоз, или переселение душ, и мизантропическую систему самоотречения, которая в Индии повела к самоистязаниям факиров и других фанатиков, а в христианских общинах встречала подражание, как, например, в аскетизме постов, покаянии, умерщвлении плоти, пустынничестве, бичевании и во всем, чему подвергали себя монахи, отшельники и другие религиозные ревнители.

Аскетизм, основанный на вышеприведенном понятии, а именно что абсолютное или всесущее есть истинное существование, тогда как индивидуальные явления, особенно вещество во всех образах, на самом деле ничто, то есть одни призрачные наваждения, которых следует избегать, как увеличивающих расстояние от абсолютного, и что поглощение в божество может быть достигнуто и в этой жизни умерщвлением плоти, преобладал и до сих пор преобладает в Индии, где его доводят, в тысяче случаев, за все пределы самоистязания, даже до самой смерти. На празднествах в честь грозной богини Бовани, жены Шивы, когда ее массивное изображение везется к Гангу на колеснице с заостренными колесами, исступленные изуверы, увенчанные цветами и радостные, как будто идут к брачному алтарю, бросаются толпами при звуке труб под колеса, чтобы добровольно принести себя в жертву и быть разрезанными на части. В разных сектах аскетизм также был поводом к самым странным обычаям.

В «Рассказах королевы Наваррской» есть место, где упоминается довольно подробно о способе, усвоенном католическими монахами и некоторыми лицами, для умерщвления плоти. Королева говорит о них следующее: «Они утверждают, что надо приучаться к целомудрию, и, для испытания своих сил, говорят с первыми красавицами и теми, которых любят наиболее, поцелуями и прикосновением удостоверяясь, вполне ли отреклись от плоти. Если почувствуют, что это удовольствие их волнует, они удаляются от света, постятся и бичуют себя, а когда настолько умертвят плоть, что ни разговор, ни поцелуй не волнуют их, они подвергаются глупому искушению лежать вместе и целоваться без малейшего вожделения».

Мы имеем очень мало сведений о гимнософистах, магах браминизма, самых строгих блюстителях первобытного закона, вначале чуждого всякого обмана. Они распространились по Африке и Эфиопии, жили отшельниками, возобновляя на берегах Нила много видов азиатской теософии. Как странствующим жрецам, им приписывали распространение тайного учения, которому чистота их нравственности и простота жизни служили как бы внешним проявлением; хотя впоследствии они превратились в одну из распутнейших и самых безнравственных сект в Индии. Они ходили почти нагие и питались растениями, но собственный строгий образ жизни не делал их жестокими к ближним или несправедливыми к обыкновенным условиям жизни. Они веровали в единого Бога, в бессмертие души и ее переселение, а когда старость или болезнь лишали их сил, они всходили на костер, считая позорным дать летам или страданиям побороть себя. Александр Македонский был свидетелем подобного конца одного из них.

Жреческие коллегии в Эфиопии и Египте имели постоянные сношения между собой. Озирис есть эфиопское божество. Ежегодно два семейства жрецов сходились на пределах двух стран, приносить общую жертву Аммону – другое имя Юпитера – и справлять торжество, которое греки называли гелиотрапезой, или трапезой солнца. Нельзя не восхищаться, среди преобладающего в Африке фетишизма, отчасти вызванного климатом, отчасти теми же обстоятельствами, которые положили начало индийскому фетишизму, этой колонией мыслителей, истребление которой было делом мести, нетерпимости и тиранства.

Подобно тому как и в других странах мистерии совершались в подземельях, здесь высеченных в твердых скалах и превосходящих в величии идеи и совершенстве исполнения все, что было видано где-либо. Особенно замечательны храмы в Элефантине, Эллоре и Сальсетте, состоящие из обширных зал и дворцов, капищ и молелен, келий для нескольких тысяч жрецов и пилигримов, украшенные столбами и колоннадами, обелисками, барельефами, исполинскими фигурами божеств, слонов и священных животных, все высеченные из самой скалы. В святилище, доступном одним посвященным, верховное божество изображалось символом лингам, который у всех древних народов более или менее служил олицетворением оплодотворяющей силы, хотя в Индии его также изображали лотосовой чашечкой с лепестками.

Время посвящения определялось прибылью и убылью луны, а мистерии делились на четыре степени; в первую кандидат мог быть посвящен восьми лет. Тогда брамин, который становился его духовным руководителем, приготовлял его ко второй степени, перед которой искус заключался в постоянной молитве, посте, очищениях и изучении астрономии. В жаркое время года его сажали среди пяти огней – четыре костра пылали вокруг него, а солнце палило сверху, в дождь он стоял обнаженный, в холодное время года носил мокрую одежду. Чтобы участвовать в великих преимуществах, которые даровали мистерии, как полагали это, его освящали знамением креста и подвергали испытаниям пастоса[11], солнечной могилы, гроба Хирама, мрака зла – все символы первых трех свойств природы. После обрядов очищения его вели ночью в пещеру, где совершалось посвящение. Она была ярко освещена, и три иерофанта сидели, один – к востоку, другой – к западу, третий – к югу, как представители богов Брама, Вишну и Шива, окруженные служащими им мистагогами в приличных случаю нарядах. Посвящение начиналось с обращения к солнцу под названием Пуруш, означающим здесь душу жизни или частицу всемирного духа (Брам); после нескольких предварительных обрядов кандидата заставляли три раза обходить вокруг пещеры, а потом его проводили через семь темных пещер, между тем как унылый вой изображал плач Магадевы об утрате Шивы. Обыкновенные принадлежности, как то сверкающие огни, печальные звуки и ужасающие призраки, являлись, чтобы устрашить и смутить неофита. Когда достигали последней пещеры, трубили в священную улиткообразную раковину, створчатые двери распахивались настежь и неофит входил в залу, полную ослепительных огней, украшенную статуями и символическими фигурами, богато убранную драгоценными каменьями и накуренную самыми ароматическими благовониями. Святилище должно было изображать рай, оно так и называлось в Эллорском храме. Устремив глаза на жертвенник, неофит должен был, по указанию, ожидать, чтобы божество спустилось в пылавший на жертвеннике яркий, пирамидальный огонь, и немудрено, если в минуту экстаза, искусственно таким образом вызванного, неофит действительно убеждал себя, что видел восседающего на лотосе Браму с его четырьмя головами и руками, изображающими четыре стихии и четыре страны света, и держащего в руках эмблемы вечности и власти – круг и огонь.

Читатель, вероятно, заметил, что я говорю то Брам, то Брама; последний есть тело первого, который есть предвечная жизнь. Эти названия соответствуют божеству преисподней и деве Софии в христианской теософии.

Теперь неофит считался перерожденным; он был облечен в белую одежду, ему возлагали на голову тиару и опоясывали его священным поясом, ему начерчивали на лбу крест, а на груди букву «Т», ему вручали аммонорог, или черный сланец, чтобы упрочить за ним совершенства Вишну, и окаменелую раковину, средство против укусов змей, после чего наконец ему открывали священное название, означавшее солнечный огонь и соединявшее в своем понятии великое Тримурти, или сложное начало, на котором основывается существование Вселенной. Слово это было ОМ, или в трехбуквенной форме AUM, для изображения созидающей, охраняющей и уничтожающей власти божества, олицетворенного в Браме, Вишну и Шиве, символом которого был равносторонний треугольник. Этому названию приписывалась чудотворная сила, подобно тому как масоны степени Королевской арки приписывают имени Иегова, и могло оно быть только предметом безмолвного и приятного созерцания, так как стоило произнести его, чтобы сотряслась земля и дрогнуло небо и сами ангелы затрепетали от страха на небесах. Тогда объясняли неофиту эмблемы, находившиеся вокруг, смысл тайн и сообщали ему, что посредством знания этого ОМ он становился частью божества. У персов слог НОМ означал древо жизни, дерева и человека в одно и то же время, место, где витала душа Зороастра; у них, так же как у индийцев, запрещено было открывать его под опасением смертной казни. В этом тайном названии, заключавшем в себе отвержение политеизма и знание природы, мы видим золотую нить, соединяющую древние и новейшие тайные общества.

Один из символов, встречаемых в святилище, да и повсюду, надо сказать, на стенах индийских храмов, – это лингам (мужские силы природы), перешедший из Индии в Египет, Грецию и Скандинавию. Культ этого символа, естественно, должен был повести к большим злоупотреблениям, особенно у гимнософистов.

Лотос, лилия Нила, считался священным и в Египте, он служил восточным народам главным растительным амулетом. Индийские боги всегда изображались восседающими на лотосе. Это была эмблема свободы души, когда она освободится от своей земной скинии, тела, подобно тому как лотос пускал корни в иле на дне реки, из зародыша развивался в совершенное растение и затем, гордо возвышаясь над водой, стоял в воздухе, как бы независимо от внешней поддержки. Он находится на золотом столе, как символ Шивы, на вершине горы Ману, священной горы в Индии, центре земли, предмет поклонения индусов, татар, маньчжуров и монголов. Ее предполагают в Северной Индии, с тремя пиками, золотым, серебряным и железным, на которые опирается тройное Божество: Брама, Вишну и Шива. Географически эта гора, очевидно, нагорная равнина Татарии, южную границу которой образуют Гималайские горы. Обычай считать гору о трех пиках священной существовал не в одной Индии, но также у евреев. Таким образом, Масличная гора, близ Иерусалима, также имела три вершины, которые считались местопребыванием божеств – Астарты, Хамоса, Молхола (Цар., 4: 23, 13). По Книге Захарии (14: 4) стопы Всемогущего покоились на двух наружных пиках этой горы во время грозившего Иерусалиму разрушения, между тем как сама гора разверзлась от центрального пика до основания и распалась на две части к востоку и западу, образовав между своими расторженными частями обширную долину.

Египетские мистерии

Весь Египет – предмет, требующий особого посвящения в его таинства. Длинная и узкая полоса земли, орошаемая громадными реками и окруженная беспредельными пустынями, – таков Египет. Высокие и отвесные скалы защищали его от набегов кочующих племен, и таким образом долина, река и племя создали самостоятельно если не древнейшую, то по крайней мере одну из древнейших, знаменитых цивилизаций, мир чудес, в то время когда европейцы ходили обнаженные и красили себе тело, подобно тому как Цезарь застал древних бретонов, и когда греки, вооруженные луками и стрелами, вели жизнь номадов.

За много тысяч лет до Троянской войны египтяне изобрели письмо, что доказывается, например, хранящимися теперь в берлинском музее, папирусом для священных письмен, времен Рамзеса II, полного предписаний и наставлений для лечения множества болезней. Египтяне знали также много удобств жизни, которые мы, в нашем высокомерии, считаем новейшими изобретениями, и греческие писатели, которых египетские жрецы называют детьми, исполнены воспоминаний об этой таинственной стране и описывают отца Нила, стовратые Фивы, пирамиды, озеро Мероэ, лабиринт, сфинкс и статую Мемнона, приветствующую восход солнца.

Египетская хронология, укор и образец для всех других, вырезана на вечных памятниках. Но эти обелиски, посвященные солнцу, судя по их конической форме; эти лабиринты; эти птицы с человеческими головами, изображающими тип разумной души; эти жуки, означающие производительную силу; эти сфинксы, изображающие мощь льва, или солнца, и человека; эти змеи, символы жизни и вечности; эти иероглифы, долго остававшиеся для нас тайной и, быть может, всегда бывшие покрытыми мраком для народа, который в страхе и безмолвии сооружал пирамиды, – все эти символы составляли язык одного из обширнейших и наиболее выработанных тайных обществ, когда-либо существовавших. В этих исполинских храмах, которые кажутся работой вымершего поколения, не похожего на наше, подобно тому как окаменелые четвероногие не походят на живущих теперь, когда проходишь ряды келий, ведущих многочисленными изгибами в самое сокровенное святилище, невольно приходит на ум странная мысль – мысль о безмолвии и пустоте, которые всегда должны были царствовать внутри этих зданий, куда народу входить не дозволялось, допущены были только не многие, и мы, дети новейших времен, первые непосвященные, которые ступили ногою в заповедные пределы. Луксорский храм, обширнейший в свете, с шестью пропилеями, длинными рядами колонн, колоссами, обелисками и сфинксами, окружен шестью галереями – каждая новая династия царей в течение семидесяти веков прибавляла новую частицу к зданию и заносила на его стенах историю своих деяний, а каждое новое прибавление удаляло верующего от святилища Бога, диво и таинственность все росли. Шестое предхрамие не кончено; это глава истории, которая прервана на половине и никогда не будет кончена. Стены и колонны храмов были покрыты религиозными и астрономическими изображениями. Судя по тому, что многие из них представляли человеческие существа, подвергаемые пыткам и в разных мучительных положениях, пришли к такому выводу, что египетская вера была не менее жестока, чем мексиканская; но это неверно: изображения представляют только наказания, которые должны были настичь нечестивых в будущей жизни.

Жреческая каста, которая одна владела ученостью, сперва властвовала безраздельно; для собственной защиты жрецы вооружили часть населения, другую они держали в страхе суеверием или обезоруживали и ослабляли ее развратом. Платону, который судил его со стороны, это правление казалось изумительным; он видел в нем идеал, «град Господень», образец республики. Тем не менее, как и было неизбежно, сила возмутилась против учения, воинство свергло власть духовенства, и рядом с первосвященниками возникли цари; лучше сказать, ряд тех и ряд других шел параллельно; жрецов не отстранили; они имели вдоль берегов Нила свои дворцы, храмы, сильные, как крепости, которые в то же время были роскошными жилищами, земледельческие учреждения, торговые склады и станции для караванов; члены этой касты управляли самими царями, распоряжаясь до мелочей всеми их действиями в течение дня; они занимали высшие должности и в качестве ученых, судей и врачей пользовались высшими почестями.

Главные школы их находились в Фивах, Мемфисе, Гелиополисе и Саисе; им принадлежала большая часть земли, которую они заставляли обрабатывать; податей они не платили, но собирали десятину. Они на самом деле были избранной, привилегированной и единственной свободной частью нации.

Жрецы не придерживались языческой веры народа, но раскрыть ему глаза они считали для себя опасным. Истинное учение о Божием единстве, их тайны, они сообщали только тем, которые после многих испытаний были посвящены в мистерии. Поэтому их учение, подобно учению других жрецов, было внешнее и внутреннее; и мистерии оказывались двух родов: большие и малые; первые были мистерии Озириса и Сераписа, последние мистерии Изиды. Мистерии Озириса праздновались в осеннее равноденствие, мистерии Сераписа в летнее солнцестояние, а мистерии Изиды в весеннее равноденствие.

Недостаток места не позволяет нам вполне войти в обширный предмет египетской мифологии, однако сказать несколько слов необходимо, чтобы уяснить ее отношение к мистериям и также указать на ее связь со многими обрядами новейшего масонства.

Что все символы и обряды в древних религиях сначала имели глубокий и всемирно космический смысл, уже было доказано, но в то время, когда мистерии процветали наиболее, этот первоначальный смысл большей частью утратился и был затемнен астрономическим, как будет усмотрено из следующих объяснений.

Озирис, представляемый в Египте под видом скипетра с глазом над ним, что означало правящий и видящий, был символом солнца. Он убит Тифоном, змеей, порожденной илом реки Нила. Но Тифон, искажение Питона, которое происходит от греческого слова 7П)0со, означающего «гноить», только тот имеет смысл, что зловредные пары, отделяющиеся от речного ила, затмевают солнце, почему в греческой мифологии говорится, что Аполлон – еще другое название солнца – убил Питона своими стрелами, то есть рассеял пары своими лучами. Когда Озирис был убит Питоном, – с чем, однако, связывалось более обширное понятие о воображаемом исчезновении или смерти солнца в зимнюю пору, – Изида, жена его, или месяц, идет отыскивать его и наконец находит его тело, разрезанное на четырнадцать кусков, то есть на столько частей, сколько дней между полнолунием и нарождением месяца; она собирает все куски, с одним лишь значительным пропуском, а пустое место замещает тем, что послужило предметом поклонения, одного свойства с индийским лингамом.