Традиционное искусство Японии эпохи Мэйдзи. Оригинальное подробное исследование и коллекция уникальных иллюстраций

Я заметил, что многие нарядились в новую одежду, а когда я обратил на это внимание японского приятеля, он сказал мне, что все японцы, кто может себе это позволить, к Новому году покупают себе одежду. Бедняки, однако, одетые предельно скромно, выглядят выносливыми и стойкими. Штаны, сшитые из своеобразного набивного ситца цвета индиго, служат им единственной одеждой для нижней части тела. А свободная синяя блуза, с нанесенным на нее строго определенным рисунком или символом диаметром фут (30 см), завершает платье бедноты. Эта категория населения либо ходит босиком, либо в соломенных сандалиях, которые носятся совсем не долго; лично мне известен один случай, когда кули за один день протяженного пути износил три пары соломенных сандалий. Кое-кто из сельских мужчин носит пальто из шкуры буйвола золотистого цвета. На эти пальто наносится рисунок более светлого оттенка. Они представ ляют собой одновременно колоритный и ноский предмет одежды.

Притом что мы в Европе постоянно превозносим удобство нашей одежды, приходится признать, что японское платье имеет одно важное преимущество перед моим. Причем по крайней мере одной своей особенностью. Полы в японских магазинах застилают циновками, а не рогожами, так как под рогожные половики подкладывается расправленная солома слоем 1,5 см или больше. Если европеец ступает на пол с таким покрытием, высокие каблуки его ботинок приводят циновки в негодность. Поэтому европейцу приходится садиться на край приподнятого над общим уровнем пола и снимать свои туфли. Зато японцу совсем не составляет труда скинуть свои деревянные башмаки в любой момент, причем без помощи рук, так как они удерживаются на ноге с помощью своего рода ремешка, который проходит между большим пальцем ноги и его четырьмя меньшими соседями, и штрипкой.

Во время моих вылазок за покупками меня иногда удивляло поведение мужчин, которых местные жители называли английскими купцами. Эти «купцы» входили в помещение магазинов в своих тяжелых ботинках и топали по полу так, будто нарочно хотели порвать застилавшие его циновки. Беспокойство несчастных владельцев магазинов при появлении таких посетителей вызывало сострадание, и я наблюдал, как спешно они приносили половики или другие подстилки, чтобы бросить их поверх циновок, тем самым пытаясь предотвратить их разорение бесцеремонными англичанами. Все туристы, как мне кажется, кто побывал в Японии, обратили внимание на бездушие многих так называемых иноземных купцов, причем наихудшим образом ведут себя как раз мои соотечественники. Кое-кто из них откровенно находит особое удовольствие в том, чтобы досаждать японцам. Иностранцы зачастую разговаривают с японцами как с однозначно неполноценными существами; если же им приходится общаться с представителями низшего сословия, относятся они к ним как к собакам, а не к людям. Такие гости Японии наносят вред стране своего происхождения, так как именно они вызывают у местного населения ненависть ко всем иноземцам.

6 января я отправился из Иокогамы, чтобы несколько дней погостить у сэра Гарри Паркеса в Токио. Господа Сано, Сэкисава и Асами встретили меня на станции с двумя экипажами, в ходе поездки на которых они собирались показать мне достопримечательности их города. К этому моменту я уже знал, что мистер Сэкисава занимается основанием для правительства стройной системы рыбного хозяйства. В Америке он договорился о доставке в Японию оплодотворенной икры лосося и прочей рыбы ценных пород, которую как раз получил, и теперь собирался вывести из нее мальков, чтобы выпустить их в японские реки. Первым делом мы посетили дворец Хамаготэн, расположенный в живописной местности, граничащей с бухтой Эдо. Служивший изначально резиденцией даймё (барона), позже он превратился в летний дворец императрицы, а теперь используется для забавы сиятельных иноземных гостей. Дворец представляет собой старинное здание исконно японской архитектуры, но стены комнат и коридоров завешаны европейскими коврами с рисунками, несущими мало смысла. На европейский взгляд его комнаты выглядят обставленными скудно, так как в них находятся одни только стулья и столы. Стулья покрашены черным лаком, снабжены старинной спинкой круглой формы, считавшейся у нас модной лет двадцать назад, когда их использовали в столовой и спальной комнате.

В саду, окружающем дворец, расположено озеро с чистейшей водой, быстрой речкой и небольшим водопадом. Реку пересекает весьма замысловатый мост, причем в середине он поворачивается под прямым углом налево, а потом снова продолжается в прежнем направлении. Перила между тем до поворота находятся с одной только правой стороны, а после поворота продолжаются с противоположной стороны.

Вокруг озера высится череда курганов, на которых стоят низкорослые, но при этом старые деревья, а с вершины этих курганов открывается вид на всю бухту Эдо. Одна старая и искривившаяся сосна, ветви которой спускаются и извиваются среди камней, формой напоминает ползущую змею. Такие деревья вызывают у японцев особое восхищение, поскольку они ассоциируются у них с изображением дракона, извивающегося среди скал и валунов, с которыми они знакомятся в самом младенчестве.

Над водной гладью озера, поддерживаемые с помощью легкой бамбуковой решетки, нависают побеги глицинии, которые в цвету должны выглядеть совершенно очаровательно. Причем тут следует привести забавный для Японии факт: на всей этой территории воспроизводится китайский пейзаж в миниатюре.

Следующим мы посетили живописный храм в парке Уэно, где, как в парке Сиба, главное здание было уничтожено пожаром. То, что осталось, на самом деле представляется великолепным; но сохранившиеся здания в некотором смысле выглядят не такими прекрасными, как в Сиба, ряды больших фонарей (подаренных кое-кем из принцев или даймё) смотрятся более утонченно.

Описав одну из великих буддистских святынь Токио, я воздержусь от попытки предоставления подробностей, касающихся красот парка Уэно, поскольку мне еще предстоит их отметить во время разговора об архитектуре Японии. Однако о некоторых его архитектурных особенностях можно составить представление по декору двух потолков, приведенных на рис. 17 и 18.

Вечером в нашем посольстве проходила вечеринка, посвященная Рождеству. Своим присутствием прием почтил премьер-министр Японии господин Сандзё Санэтоми с супругой, своим заместителем мистером Ивакурой и прочими видными японскими сановниками, дамами и детьми. Все дети пришли исключительно в японских одеяниях.

Подарки для дам и детей развесили на большой рождественской елке, занимавшей центр зала; господ японцев развлекали с помощью проекционного фонаря через демонстрацию им видов европейских городов и отдельных сооружений. Европейские гости пошли танцевать. Знатные японцы сами никогда не танцуют, потому что предпочитают нанимать других людей, чтобы те перед ними танцевали. Придворные дамы, прибывшие на мероприятие в своих национальных костюмах, выглядели очень яркими и привлекательными: особенно красивым мне показалось платье на одной из дам. Оно выглядело скорее балахоном, чем тем, что мы называем платьем; его основа была белой, но по всей ее поверхности были рассыпаны мелкие летние цветы нежнейших красных оттенков с вкраплениями умеренного зеленого цвета, а в целом она сияла золотом. У всех японских дам были черные как антрацит волосы, и в этот вечер подавляющее большинство из них уложили их по придворной моде в крупную бабочку в виде дуги.

Рис. 17. Потолок в алтаре сёгуна Токугавы Иэмицу, построенном в 1681 году для буддистского храма в парке Уэно: а – вариант пересечения балок; б – орнамент на пересечении балок

Рис. 18. Фрагмент потолка в храме парка Уэно в Токио

Следующие несколько дней я потратил на прогулки по Токио, посещение магазинов, приобретение предметов прикладного искусства и наблюдение за развлечениями народа; 11-го числа мы ощутили слабый подземный толчок землетрясения.

В час пополудни этого же дня сэр Гарри Паркес должен был сопроводить меня к министру внутренних дел Японии господину Окубо; но, обнаружив, что опоздал отправить почту, перенес встречу на следующий день. Во второй половине дня мы осмотрели небольшой синтоистский храм, возведенный в память о солдатах микадо, павших за родину во время революции 1868 года. Он представляет собой здание, построенное из простой некрашеной древесины, в центре которого находится немного приподнятый помост с установленным большим европейским зеркалом и маленькой вазой, изготовленной из колена бамбука и наполненной цветами. Пол самого храма застелен обычным брюссельским ковром, служащим белым фоном для просторной панели. На возвышении постелен европейский белый войлочный ковер качеством пониже. Помимо зеркала в этом храме находится около восемнадцати европейских кресел из лозы.

Этот храм располагается на возвышении рядом с ипподромом, и от подножия его нам открывается чудесный вид на Токио с заливом до горизонта. Заслуживает особого внимания то, как сориентирован этот город относительно рельефа местности, так как в самом его центре возвышается замок, видимый со всех сторон. Через Токио пролегают широкие улицы, застроенные только одноэтажными домами, поэтому город занимает очень большую территорию. Все японские дома, когда смотришь на их густую застройку сверху, выглядят скорее лачугами или избами под соломенной крышей ирландской деревни, чем кварталами английских городов. Только при пристальном взгляде на них можно распознать их красоту, и во многих случаях восхищение вызывает внутреннее убранство, а не внешнее устройство. Завершая круг, мы возвращаемся в нашу усадьбу и видим горделивую Фудзияму, вздымающуюся ярким фиолетовым конусом на фоне светящегося неба, хотя до нее не меньше 100 или 130 км.

На следующий день мы с сэром Гарри Паркесом отправились с заранее оговоренным визитом к министру внутренних дел. Окубо-сан отличался редким даже для выходца из Южной Японии высоким ростом, он на целую голову превосходил среднего жителя Токио. Он обращал на себя внимание как человек в высшей степени достойного поведения, манерами несколько проще, чем у кое-кого из министров, и разговор он вел в душевном и приветливом ключе. Он выбрал себе дом в европейском стиле наподобие того, что теперь в моде у высокопоставленных государственных чиновников. Комната, в которую нас проводили, находилась наверху, полы в ней устилали ковры, а обстановка соответствовала европейской моде.

Здесь слуги не валятся ниц перед министром, как это обычно заведено в японских домах, а ведут себя как европейцы. Окубо-сан вышел к нам в европейском костюме, и мистер Сано с Асами тоже.

Наша беседа вертелась в основном вокруг местных изготовителей художественных произведений; и министр просил меня подготовить доклад, посвященный японской торговле с Европой, а также способам увеличения ее объема. Во время пребывания в гостях у министра я обратил внимание нашего хозяина на меры по предотвращению катастрофических пожаров, удручающе часто терзавших Токио. Во-первых, владельцев домов следовало заставить осуществлять специальную пропитку пиломатериалов, используемых в строительстве жилья, и бумаги для заклеивания окон вольфраматом натрия или каким-то еще сходным по свойствам химическим веществом. Пожары в Токио приносят ужасные беды, каких не встретишь более нигде. Утверждают, что каждые десять лет в пламени пожаров превращается в пепел количество домов, сопоставимое с общим числом домов в Токио.

Окубо-сан, хотя и служит министром внутренних дел, на самом деле считается духовным предводителем народа Японии. Он принял активное участие в революции 1868 года, в ходе которой микадо освободили из его заключения и привлекли к управлению своим народом. Окубо-сан пробивался к власти, а когда микадо взял бразды правления государством в свои руки, его назначили на высокий пост, который он занимает теперь и который достался ему заслуженно за его способности, проявленные в порученной ему сфере деятельности.

Главной своей задачей Окубо-сан видел то, что мы можем назвать взращиванием достижений европейской цивилизации на японской почве. И ни один еще человек не достигал такого живого осознания ценности конкретных европейских изобретений, как этот опытный японский министр. На текущий момент Япония располагала системой телеграфной связи, не уступающей по своему совершенству ни одной европейской стране; безопасность плавания у побережья ее островов обеспечивалась многочисленными маяками; стремительно шло развитие почтовой службы; улицы ряда наиболее крупных городов уже освещались газом; паровые пожарные машины пришли на смену бесполезных небольших насосов; сформировалась постоянная система полицейского надзора за населением; проложили две железнодорожные ветки; идет строительство надежных шоссейных дорог с уже появившимися превосходными мостами; и все эти заслуги следует зачесть в актив мистера Окубо. Здесь следовало бы упомянуть конкретные факты, касающиеся Окубо-сан, но они появятся в настоящем труде только после возвращения автора в Англию. У меня еще возникнет несколько подходящих случаев упомянуть этого достойного человека, но в этой книге его имя прозвучит редко.

После моего возвращения в Англию я получил от господина Окубо письмо, вслед за которым вскоре пришло еще одно послание от моего друга господина Маунси. Привожу копию письма мистера Окубо, а из послания господина Маунси – отрывок, посвященный печальной кончине Окубосан, и отчет, который он просил меня ему написать:

26-й день 3-го месяца 11-го года Мэйдзи.

Доктору Дрессеру.

Сэр! В январе прошлого, то есть 10-го года Мэйдзи, Вы принесли статьи, посланные мистером Оуэном в наш музей, и я очень обязан Вам за то, что Вы взяли на себя труд по их приведению в порядок. После Вашего возвращения домой в апреле прошлого года эти статьи стали достоянием публики, и я уведомил всех заинтересованных лиц в нашей стране о поступлении Вашей ценной информации, касающейся важных аспектов отрасли, предоставленной Вами чиновнику, сопровождавшему Вас во время Вашего посещения нескольких отраслевых учреждений. Вашими заботами мне удалось разъяснить всем отраслевым деятелям суть аспектов, остававшихся для них до тех пор непонятными, и теперь позвольте мне уверить Вас в том, что в скором будущем они добьются прогресса и проявят интерес к коммерческой деятельности.

Во время Вашего пребывания у нас Вы просили сотрудников нашего музея изготовить модели декоративного потолка нескольких храмов Токио, и к настоящему моменту изготовление этих моделей закончено.

Невзирая на их малую ценность и явное несоответствие Вашим прошлым заслугам, я дарю их Вам через господина Ч.Дж. Строума и прошу Вас принять их в качестве свидетельства моего высочайшего почтения к Вам.

С наилучшими пожеланиями,

Эдо, 9 июля 1878 г.».

«Уважаемый доктор Дрессер. Считаю своим долгом сердечно поблагодарить Вас за Ваше доброе письмо от 17 мая, а также за исключительно интересное приложение к нему в виде отчета, адресованного Вами мистеру Окубо. Вам еще предстоит узнать из газет о том, что этот благородный муж пал жертвой жестокого наемного убийцы 14-го числа того же самого месяца, когда он направлялся на заседание совета министров во дворец микадо. Его экипаж остановили шесть устроивших на него покушение заговорщиков, вооруженных острыми мечами, прекрасно известными Вам как смертоносное оружие. Они сначала остановили лошадей и убили кучера. Несчастный Окубо попытался выйти из своей кареты; у дверцы его ждали два заговорщика с обнаженными мечами, он попробовал открыть дверку с противоположной стороны, там его тоже ждали убийцы. Увидев смерть со всех сторон, этот человек должен был пережить ужасный момент своей жизни. Убийцы вытащили его на дорогу и изрубили на куски, а затем пошли сдаваться во дворец, где заявили, будто совершили преступление, движимые исключительно патриотическими побуждениями. С тех пор всех министров сопровождают эскорты верховых солдат, скачущих с мечами на изготовку. Должность Окубо унаследовал Ито-сан, и позапрошлым вечером он сообщил мне о том, что получил Ваш доклад, но еще не нашел времени, чтобы как следует изучить его содержание.

Сноски