banner banner banner
Неглинный мост
Неглинный мост
Оценить:
 Рейтинг: 0

Неглинный мост


А о третьем разе я расскажу более подробно. Собственно говоря, этот случай никакого отношения в Рыжей не имеет, так как в тот вечер ее просто не было, а мне уже больше нравилась Жанна-2 из соседней группы.

В феврале 80-го я все больше начинал контактировать с Риной, но совсем не думал, что из этого может получиться. Началось с того, что Толстяк вдруг обнаружил, что Рина разбирается в роке, любит «Deep Purple» и «Uriah Heep», и как заядлый меломан шибко ее зауважал. Мы с Джеггером тоже больше стали обращать внимание на эту худенькую девочку, ничем особо не выделявшуюся среди своих сверстниц. Но постепенно мы обнаружили в Рине такие положительные качества как острый ум, широта взглядов и интересов, раскованность, отсутствие комплексов и многое другое. Она совершенно свободно могла рассуждать на любые, даже постельные темы, рассказывала неприличные анекдоты и вела себя так как будто была знакома с вами сто лет. Рина никогда не отказывалась от бутылочки пива, все чаще посиживала с нами на Бульваре, иногда покуривала за компанию и не считала нас алкоголиками.

И вот, сдружившись с Риной, мы начали подбивать ее на черное дело: собраться у нее и выпить как следует (пиво к тому времени уже изрядно надоело). Рина в принципе была согласна, но ее смущало то обстоятельство, что в семь часов приходит ее матушка, а следовательно, к этому часу надо закруглиться и навести порядок. Наконец она рискнула, только решила сделать это официально, пригласив всю Группу якобы на День Рождения. Я был недоволен таким раскладом, распоряжаться казной доверил Сэру и Главарю, а сам начал настраиваться на крупную пьянку.

В тот апрельский вечер мы погуляли славно. Пришли почти все, кроме Рыжей и еще кого-то, да еще Толстяк как всегда репетировал и просил припрятать бутылочку. Мы сели за стол, и распорядитель бала и тамада Главарь смешал в сифоне сухое и водку, и все это загазировал. Представляете себе эту адскую смесь? В башку в момент вдарило! Повторяю, в тот вечер я не пытался никого снимать, так как о Рине как о женщине еще не думал, а все остальные одногруппницы за полгода были ощупаны и отброшены. Но этот вечер интересен другим.

Достаточно выпив, мы принялись танцевать, и Дружища все приставали ко мне, чтобы я сплясал с ними рок-н-ролл; а так как координация моя уже хромала, то, в конце концов, я с размаху уронил Машу на пол и убежал на кухню, даже не сообразив, что ее нужно поднять. И вообще я постоянно бегал из комнаты на кухню и обратно, отталкивая Кролика, который почему-то вертелся на моем пути в коридоре, а зачем я это делал – ума не приложу.

Вскоре я почувствовал себя лажево и выскочил на лестничную площадку, а от– туда на балкон подышать свежим воздухом. Вернувшись в квартиру, я нашел Джеггера, и вдруг нам страшно захотелось пива! Стрельнув у Каминки рубль, мы рванули в ближайшую пивную и удобно расположились с кружками на тротуаре, но тут же напоролись на ментов, которые заявили, что выносить кружки из зала запрещено. Но это не помешало нам выпить пивка, мы вернулись в квартиру, и тут Джеггер куда-то пропал. После долгих поисков я обнаружил его на балконе. Накинув на плечи чужую куртку, он стоял, облокотившись на перила, и мучительно пытался придти в себя, так как был пьян как сапожник. В это время прилетел запыхавшийся Толстяк, и обозвав меня Бараном и Козлом за то, что я ничего не спрятал, умудрился напиться за 10 минут, и закурив сигарету, выскочил на балкон. Там он дохнул на Джеггера дымом, и бедолага Джеггер чуть не упал вниз, так ему стало худо. Так он и стоял на балконе все оставшееся время, а мы тем временем зарядили сифон по второму разу и продолжили наши игры. Все напились как скоты, кто-то заснул на диване, а Джеггер под занавес отколол такую штуку. Оторвавшись наконец от балконных перил, он решил заглянуть в Гогу, и вот проходит 10 минут, 20 – а Джеггера все нет! Уже все собираются уходить, уже злая как черт Рина гонит всех в шею, а этот прикольщик застрял себе в Гоге и неизвестно что там делает.

Роль изгонителя БЕСОВ взял на себя храбрый Федюшка. Он начал колотить в дверь Гоги кулаками и каблуками, громко крича: Джеггер, открой! Но тишина ему была ответом, и все-таки через несколько минут дверь открылась, и оттуда вывалился наш алкаш, довольный КАК САРДЕЛКА. Позднее на мой вопрос, что он делал в Гоге, он ответил просто: Спал!

Мы кое-как стащили с Джеггера чужую куртку (он почему-то активно сопротивлялся и звал меня на помощь), нашли его пальто и вывалились на улицу. В вагоне метро я ехал вместе с Дружищами (мы жили почти рядом), и они, недолго думая, растянулись на сиденьях, положив головы мне на колени. Редкие пассажиры взирали на нас с изумлением.

После того вечера Рина злилась на нас страшно (хотя сама виновата, не надо было приглашать всю Группу), со мной почти не разговаривала, но постепенно отошла, размякла, и как пригрело солнышко, мы все чаще стали выползать вместе с ней на Бульвар. Тут-то мы вдруг и оказались в одной постели. Но эти подробности уже неинтересны моему читателю, скажу только, что вся эта история с Риной вылилась во вторую Великую Любовь, которая в начале второго курса трахнула меня по голове так, что до Нового 81-го Года я ходил как пришибленный и пил как лошадь, пытаясь залить свою боль. Но об этом – особо.

ЭПИЗОД 10

Я думаю, нет никакого смысла утомлять читателя интимными подробностями моей жизни и скрупулезно обрисовывать каждую женщину, имевшую счастье проверить мою сексапильность. Но не могу отказать себе в удовольствии остановиться на некоторых ключевых моментах.

Посматривать на девочек я начал еще в седьмом классе, но лишь в девятом решился на робкие заигрывания с одноклассницами. Выглядел я при этом, наверное, дурак дураком. Ведь тогда я еще был чист и непорочен, постоянно искал какую-то Великую Любовь, и переспать с женщиной ПРОСТО ТАК для меня казалось кощунством. Глупые мечты, конечно, но что поделаешь – я был слишком робким и застенчивым, и не мог тогда РАССЕКАТЬ направо и налево, как, скажем, это делал Старик.

На этой почве мы со Стариком и познакомились. Мы учились в одном классе, но я мало обращал на него внимания, пока однажды на большой перемене он не подошел ко мне и не спросил:

– Хочешь переспать с герлой?

Я опешил.

– С какой?

Тут он начал мне ее подробно обрисовывать, и как ее зовут, и сколько ей лет, и все ее параметры, начиная с цвета волос и кончая размером бюста. В конце концов я понял, что это обыкновенная шлюха, которой безразлично, с кем спать; а на такое я, естественно, согласиться не мог. Отвергнув предложение Старика, я понял, что он занимается этим давно и постоянно и не брезгует ничем. Уже тогда по району о нем ходили слава великого Бабника, которая со временем только росла и ширилась.

Тогда контакта у нас не получилось, и еще полгода я продолжал свои невинные игры, пока немного не повзрослел, и вот в конце 9-го класса мы вдруг сошлись со Стариком, ибо я решил, что пора мне завязывать со своей «холостяцкой» жизнью. Старик быстро понял мои проблемы и с тех пор стал моим верным наставником и союзником.

В мае 76-го мы влипли в историю, познакомившись с тремя восьмиклассницами и начав приплясывать перед ними, как гусь перед тараканом. Треугольник у нас получился явно не равнобедренный. Одой девочке по-прозвищу Уайт, безусловно, нравился я и не нравился Старик; мне больше всех нравилась Джин (Маэстро до сих пор не может забыть ее стройные ножки), и немного нравилась Марфа. Старику же нравились и Марфа и Джин, но он не прочь был переспать и с Уайт. А к кому из нас благоволили Джин и Марфа, мы так и не поняли, и постоянно об этом спорили. Кончилось это тем, что Уайт я послал подальше, Джин откололась, а с Марфой мы устроили тройную любовь на лужайке средь бела дня, впрочем, весьма легко и невинно. После этого мы расстались, так как начались каникулы, я пошел отрабатывать практику на Мосфильм и серьезно начал ухаживать за Дианой. Всю эту историю вы могли бы прочитать в рассказе «20 дней или 5 ударов по фэйсу», написанным совместно со Стариком по горячим следам, если бы в последствие Диана не уничтожила мой экземпляр, а Наша Дура в припадке ревности не сожгла бы экземпляр Старика.

Летом меня скрутила Великая Любовь, о которой я так мечтал, я закрутился с Дианой и почти на полгода забыл и про Старика и про Маэстро и про учебу. Осенью 76-го я познакомился с Грифом, который ухаживал за Дианиной подругой Конфеткой, и мы образовали «любовную четверку». К новому, 77-му году я совершенно ошизел от такой жизни и был готов на все, чтобы отвлечься от мыслей об этой правильной и невинной девочке. Гриф же никогда не отличался постоянством, и мы пустились в загулы. Начали мы с того, что стали ходить в Могилу.

Эх, Могила, Могила… Какой был шикарный бар! Вход в него был бесплатный, народу никогда много не было, коктейль стоил 1.90, и не было дебильной диско-музыки. Зато были свободные девочки, которые легко снимались и долго не ломались. А главное, там собирались только свои: Леня Нашев с неразлучным спутником Гитаристом (они играли в знаменитой тогда на весь район группе «Земное Притяжение»), Леннон, Найн, Дуремар, Тэн, Мозга?, Мидий и т.д. Мы ходили туда с Грифом всю зиму и весну и веселились вовсю. Учился я кое-как, Диана отходила все дальше, и характер мой неудержимо менялся. Под влиянием алкогольных паров я постепенно превращался в наглого циничного гаера, которому все было нипочем, и начитавшись Блока, я постоянно повторял его крылатую фразу: Все – все равно, а над диваном написал: Profani, procol ite, his amoris locus sacer est! (Перевод ищите у Блока). Захаживали мы в Могилу и со Стариком, дружба с которым возобновилась после долгого перерыва. Одновременно я сошелся с Позднячком, учеником на-шего же класса и ближайшим соседом, тоже активно пьющим и рассекающим девок. Мы собирались у него дома или на чужих хатах, или ездили к нему на дачу, выписывая каких-то красоток, которых ни до, ни после я ни разу не видел.

Сейчас я даже не помню, как звали ту, которая была у меня первой, но зато я очень хорошо помню Нашу Дуру, которую мне сосватал Старик. Уже тогда я начал разочаровываться в женщинах, так как все то, что казалось мне сладостным и таинственным, на деле оказалось банальным, пошлым и неинтересным. Как писала еще Ахматова: Губы к губам – и навек утрачено предощущение этого мига. Да еще и Старик постоянно уверял меня, что женщина не человек и существует лишь для того, чтобы с ней спать. И история с Нашей Дурой послужила тому подтверждением.

Я встречался с ней недели две, в течение которых Старикан рассказывал мне о ней всякие гадости, в конце концов, я махнул на нее рукой, но не успел оглянуться, как хитрый друган оказался в ее постели. После этого я решил, что никакая баба не заменит доброго стакана вина, и к концу 10-го класса окончательно порвал с Дианой, с удовлетворением отметив, что любовь прошла, а аттестат у меня – 3,5 балла. Летом, вместо подготовки к вступительным экзаменам, я продолжал пьянствовать, и наконец все это кончилось тем, чем и должно было кончится.

В июле Старик со всей семьей уехал в Сибирь (как он уверял, почти на год) и оставил мне ключи от квартиры для того, чтобы я мог приводить туда девочек. Я ликовал! Еще бы: трехкомнатная квартира оказалась в моем полном распоряжении. Я каждый день ходил в Могилу, но по Закону Вредности нужных девчонок что-то не попадалось, да и экзамены все-таки надо было сдавать, и я уж решил пока передохнуть, но тут и произошла та история, о которой я собираюсь рассказать.

Сдав последний экзамен и поняв, что Института мне не видать, я решил хорошенько кутнуть. И мы с Позднячком отправились в Яму. Кстати, в тот день был поставлен мой первый Рекорд – 7 кружек. Яма – пивная известная, находится она в Столешниковом переулке и официально называется Ладья.

Так вот, в тот раз мы умудрились снять четырех девочек, о моральном облике которых можно судить по тому, что пиво они запивали портвейном (или наоборот). Мы их прихватили и поехали на квартиру. Ну, тут уж мы оттянулись по полной! Через полчаса после нашего ЗАГНЕЗДЕНИЯ бардак на хате царил жуткий: по полу кухни были разбросаны вареные макароны, бычки, грязные кастрюли, сковородки, тарелки и вся еда, найденная в холодильнике; дымились винные лужи, кровати были переставлены в другую комнату, девицы валялись на большом диване в весьма обнаженном виде, и шум стоял невообразимый. В какой-то момент я помчался в Могилу за добавкой (благо наш любимый бар располагался в доме Старика), встретил там бывших одноклассников Мидия и Большого и сдуру пригласил их принять участие в нашей оргии. Тут такое началось! Короче, все напились так, что в конце СЭЙШЕНА Мидий ухитрился сломать кухонный стол задницей одной из девиц. В полночь я кое-как выгнал всех, и мы с Позднячком еще часа два драили и скребли всю хату, пытаясь навести порядок, там и заночевали.

На следующий день я встретился со «своей пассией» уже тет-а-тет, и мы поехали на квартиру. Ну а утром в самый, как говорится, пикантный момент мы услышали скрежет ключа в замке. Решив, что это зашла соседка полить цветочки (о чем предупреждал Старик), мы вместе с простынями залезли в стенной шкаф. Но не прошло и полминуты, как мы поняли, что вернулись хозяева.

И вот представьте себе такую картину: вся семья Старика (матушка, батюшка, младшие брат и сестра) ходят по комнатам и восторженно причитают: Здравствуй, наш дом! О, наш милый дом! – и прочую чепуху, а мы дрожим в шкафу, покрытые липким потом. Через некоторое время батюшка обнаружил что-то неладное, и радость их поубавилась. Когда же они нашли мои джинсы, женское белье и сломанный стол, им вовсе стало нехорошо, и в конечном итоге апофеозом этого радостного возвращения стал момент, когда батюшка сподобился открыть дверь стенного шкафа. Сами понимаете, картина была потрясающая!

Что было после, рассказывать я не буду. Естественно, я не выдал своих подельников, все взял на себя, но отделался весьма легко: крупным разговором со своим Батюшкой и покупкой нового стола. Но дело не в этом. Главное, что после той истории на женщин я просто смотреть не мог (надо ли упоминать, что «виновницу торжества» я сразу послал со свистом), и если тремя месяцами раньше разочаровался в Великой Любви, то теперь всех женщин просто возненавидел и перестал обращать на них внимание. Может быть, поэтому они начали липнуть ко мне как мухи.

Потом, конечно, я вспоминал все это со смехом, но по району поползли слухи, и долгое время, встречая бывших одноклассников, я слышал: А-а-а, Леон! А ну-ка расскажи, как ты голышом в шкафу стоял! И я с удовольствием рассказывал.

Двери квартиры Старика с тех пор были для меня закрыты, а сам Старик сказал мне, что я полностью рассчитался с ним за Нашу Дуру, и пропал на долгих три года.

КУРС ВТОРОЙ

ЗОЛОТЫЕ КУПОЛА

УВЕРТЮРА 3

Теплым весенним деньком 80-го мы с Джеггером шли вниз по Печатникову переулку. Мы возвращались из Кружки, где изрядно оглушили себя пивом, и настроение у нас было мрачнее некуда: деньги подходили к концу. И вдруг этот Очкарик остановился, резко схватил меня за локоть, и поперхнувшись табачным дымом, прохрипел:

– Смотри, Леон, золотые купола!

– Ты что, ошизел? Протри очки, Джеггер! Откуда здесь могут взяться купола, да еще золотые?

– Да нет, ты посмотри!

Я посмотрел и действительно увидел далеко за домами золотые купола. Узкий просвет переулка ограничивал нашу видимость, но купола было хорошо видно, они сверкали на солнце так, что резало глаза.

– Фантастика! – восхищенно прошептал я, и мы, застыв как два тополя на Плющихе минут десять стояли с раскрытыми ртами и любовались открывшейся нам картиной. Наконец мы пошли дальше. Откуда там купола? – в очередной раз спрашивал я, сворачивая на Жданова. Не знаю, – бурчал Джеггер, раскуривая очередную сигарету.

Через несколько дней мы снова пошли в Печатников, чтобы полюбоваться куполами, но… Не знаю, как это объяснить, но никаких золотых куполов мы не увидели, только один маленький купол сиротливо торчал над домами, да и тот был гнусно-зеленого цвета. Мы не могли придти в себя от изумления.

– Где же они? Джеггер, ты точно помнишь, может, их и не было?

– Да нет, я же не слепой!

Нам осталось только развести руками. Ну, началась мистика, усмехнется скептический читатель. Но клянусь душой (которой нет), что купола были – и самые настоящие! Я не поленился сходить в тот район и выяснил, что зеленый купол принадлежит церкви Петровского Монастыря, и остальные его купола тоже зеленые. Я специально залезал на крышу самого высокого дома и осматривал окрестности, но ближайшие золотые купола принадлежали Успенскому Собору, и понятное дело, с той точки из Печатникова мы никак не могли их видеть. И понять это явление мы не можем до сих пор. Что это было: галлюцинация, больная фантазия, мираж? Не знаю, не знаю… С тех пор золотые купола превратились для нас в Символ, но не такой зловещий, как Черные Вороны, и не такой фиглярский, как Летающие Лошади, а как олицетворение чего-то непонятного, недостижимого, куда-то зовущего, что вызывает ноющую боль в сердце и ощущение ненужности, неприкаянности, безысходности. Как будто что-то прекрасное пролетело мимо, прошуршало, поманило, но стоило только протянуть руку – и исчезло, растаяло в синей дымке, отзвенело серебряным колокольчиком. И ты снова один в серой обыденной реальности, в потоке машин, в толпе ничтожных людей, смешных в своей беготне и суете; один среди безликих домов ненавистного Города, и хочется выть от обиды и бежать, куда глаза глядят, но сил хватает только до ближайшей пивной, и все начинается сначала. Но вновь увидеть Золотые Купола нам довелось лишь через полгода при еще более загадочных обстоятельствах.

МАРШРУТ №1: ЗАСТЕНЧИВЫЕ ХАМЫ

В октябре 80-го, вернувшись из Колхоза, мы продолжали осваивать Маршрут №1. В Колхозе мы так разгулялись, что вошли в раж и по инерции никак не могли остановиться. К этому времени Первый Неглинный совсем перерыли и перекрыли, так что Маршрут мы перенесли на Второй Неглинный. Но дело осложнилось еще и тем, что Валя перешла работать на Склад, закрыв Ларек на огромный замок, а у Маши пиво бывало все реже и реже. И приходилось нам ходить прямо на Склад, а продавать пиво со Склада по правилам было запрещено, и Валя ругала нас страшно, но все-таки потихоньку выносила бутылки по старой дружбе. Каждый раз, направляясь в Сандуны, мы испытывали некоторую неловкость, я подталкивал вперед Джеггера, Джеггер – меня, но желание выпить всегда пересиливало, и целыми днями мы торчали на моей любимой Лавке, пока не похолодало окончательно. За год мы надоели Вале хуже горькой редьки, пока она не вернулась в Ларек.

Следует с удовлетворением отметить (как говаривал Сэр), что Толстяк ходил с нами все реже и реже, но объяснить это явление я не берусь. Мы все более сближались с Джеггером, а главное, наконец-то нами была разрешена финансовая проблема: Джеггер стал получать Зряплату (то есть стипендию), а я привез с Сахалина несколько заработанных сотен, и гуляли мы вовсю. К тому же наши пьянки с Нарциссом все еще продолжались, а с ноября к нам примкнул Старик, а также еще один человек прочно вошел в мою жизнь, о чем я хочу рассказать подробней.

Познакомился я с Редиской еще весной 79-го после первого концерта группы «Лицом к Лицу». Она работала в Конторе после техникума, но мы практически не пересекались. Но вот она сошлась с Ледой и Джокондой, образовав Гарем, и мы начали пьянствовать вместе. Я было положил на нее глаз, но мне популярно объяснили, что она ждет из Армии жениха, что у них Любовь, и я автоматически исключил ее из числа кандидаток, тем более, что зимой я крутил с Крошкой, а летом сошелся с Капой. К тому же в то время за ней усердно ухлестывал Боб, но ему не помог даже послеармейский голод, и я Редиску зауважал, решив, что Любовь – дело святое.

Через год, в конце первого курса я, отчаявшись от бесполезных Атак на Рыжую и Жанну-2, крепко завязался с Риной и в предчувствии новой Великой Любви ходил как в дурмане. И вот тут-то мы и собрались на очередном Дне Рождения Леды.

Присутствовали: я, Леда, Редиска и ее брат по прозвищу Сейф. Наверняка еще была Джоконда, а может быть и Фараон, но точно сказать не могу.