И вот в один прекрасный день мы зашли во Дворик и увидели такую милую картину: чуть левее Ларька тети Маши, прислонясь спиной к мусорному баку сидел Эпилептик. Он сидел прямо на асфальте, оборванный и грязный, лохматая голова безвольно свешивалась на грудь, и по-видимому он был изрядно пьян. Мы не успели даже удивиться, как со стороны 1-го Неглинного подъехала Канарейка, и два мента, подхватив Эпилептика под руки, потащили его в машину. Он, бедняга, и не сопротивлялся.
– Да-а-а, – глубокомысленно протянул Джеггер, откупоривая бутылку…
В следующий раз мы увидели Эпилептика опять через год в винном магазине на Цветном (кодовое название Инструменты). Магазин этот тогда только открылся, и мы заглянули туда просто для интереса. Эпилептик сидел на подоконнике, еще более оборванный и небритый, и держал на поводке симпатичного пса, который радостно повизгивал. Мы хотели к нему подойти, но он нас явно не узнавал; и тогда мы вышли из магазина, Толстяк плюнул на тротуар, обозвав всех Козлами и Баранами, Джеггер закурил, а я повторил свою крылатую фразу: Спеши жить – ты еще успеешь стать красивым трупом! И больше мы Эпилептика не видели.
ЭПИЗОД 3
Совершенно отчетливо помню тот день и час, когда я впервые увидел Джоконду. Не Леонардовскую Мону Лизу, а обыкновенную живую девочку, которую звали, конечно, совсем не так, но прозвище Джоконда ей очень шло, хотя больше всего она походила на Дельфийскую Севиллу.
Летом 78-го я во второй раз пытался пролезть в Баннер, но попытка не удалась, и в противнейшем настроении я заехал в Контору, чтобы взять очередной отпуск. Но отпуск мне не дали, так как выяснилось, что некому ехать в Колхоз, я метал громы и молнии, но поделать ничего не мог и с горя решил ЗАБУРИТЬСЯ В ЗЕРНО аж на целый месяц – отдыхать так отдыхать.
В середине августа наша Контора переезжала в новое здание около Дома Кино, и я помог перетащить несколько столов, пока оформлялись Колхозные документы. Тут-то я и увидел стройную девочку, робко приткнувшуюся у стены. Как я выяснил позже, это и было Джоконда. Подойти к ней в тот день я не решился, так как был в телогрейке, небрит и наверняка пьян; тем более что она мне показалась очень молодой и застенчивой.
Джоконде в ту пору было 16 лет. Она закончила школу и попыталась вползти в Баннер, но… как вы понимаете, пришлось ей устраиваться в Контору. Она мне сразу понравилась (я всегда любил черные глаза и темные волосы), но после возвращения из Колхоза так и не установил с ней контакта, хотя работали мы в соседних отделах на одном этаже. И виновата в этом была, конечно же, Атомная Леда.
Стоп. Впервые это имя появилось в моей Правдивой Повести, и следует на нем остановиться поподробнее, так как Леда занимает особое место в моей жизни.
На пустынных горизонтах Конторы, где я вкалывал уже несколько дней, она появилась в сентябре 77-го. Точнее, вернулась из того же Колхоза. Эта девочка не была ни красавицей, ни дурнушкой, а как бы сказал Маэстро «сэм-восэм»; короче, женщина на любителя. Судя по ее рассказам, таких «любителей» у нее было полным-полно, но я как-то сразу решил, что у меня с ней быть ничего не может, и вел себя соответственно. Но постепенно в процессе работы мы потянулись друг к другу как две нестандартные личности. Несмотря на колоссальную разницу в характерах, нас объединило то, что вся наша «внешняя» жизнь, деятельность, работа была лишь Маской, которой мы прикрывали свои ранимые, измученные души. Я в тот период удачно косил под Инфантильного Дурачка, и ручаюсь, что за два года работы ни один человек в Конторе так и не понял, что я из себя представляю.
Но и я Леду раскусил далеко не сразу. Понадобилось больше года, чтобы она открылась мне полностью и нашла в моем лице верного друга и союзника. А до этого было много разговоров о смысле жизни, о любви, о поэзии (в частности, о Блоке), я давал ей читать свои стихи, мы ходили курить «не в затяжку» на нашу любимую лавочку и т.д. и т.п. Еще больше мы сблизились в начале второго года работы после того, как Блондин, работавший в отделе у Крюшона, со второго захода пролез в Баннер и исчез из поля моего зрения. Тогда же была предпринята первая попытка постельного общения (как говаривал Заслуженный Бабник Блондин, некрасивая – но пусть будет!), но из этого ни черта не вышло. Позднее я спрашивал у Леды, почему она не доверилась мне полностью, на что она ответила, что думала, будто я такой же как все. И еще год ей понадобился, чтобы наконец понять, что я совсем не такой.
Леда невзлюбила Джоконду с первого взгляда, и та платила ей тем же. По крайней мере, они друг друга «не замечали», и Леда постоянно говорила мне о Джоконде всякие гадости (типа, какая на ней ужасная юбка и т.п.), а я почему-то ей усердно поддакивал. Джоконда же все свое свободное время одиноко курила у подоконника или проводила в обществе Пампушки.
Но вот в начале зимы мы поссорились с Ледой. А в то время я уже играл в группе «Лицом к Лицу», и наш Лидер, которого мы называли Фараон, работал на четвертом этаже в нашем здании. И каждый божий день по миллион раз я поднимался со второго на четвертый по правой лестнице, чтобы обсудить с ним насущные проблемы. И вот, поднимаясь в очередной раз, на нашем любимом подоконнике между третьим и четвертым этажом я увидел Джоконду с Ледой, которые сидели чуть ли не в обнимку и – о, чудо! – оживленно беседовали и даже хихикали. Они что-то крикнули мне, но я прошел мимо в недоумении. Но на обратном пути я к ним подошел и наконец-то познакомился с Джокондой и заодно выяснил, что они успели выпить бутылку вина, и на этой почве у них завязалась дружба, ну просто не разлей вода.
И тут я узнал, что Джоконда – это маленький алкоголик, пьет по поводу и без повода, а Леда, оказывается, просто жить без этого не может; ну а мне просто сам дьявол велел, потому что я уже вовсю внедрял вместе с Фараоном и Бобом, нашим барабанщиком. И мы решил объединиться.
Что тут началось! Последние полгода моей работы вспоминаются мне как одна сплошная пьянка. Мы пили каждый день, в основном, в обеденный перерыв, и где мы только не пили! На чердаках и крышах ближайших домов, на любимом подоконнике, на лавочках и в скверах; целый месяц балдели в библиотеке, где работала Пампушка, пока болела ее начальница; и под конец, совсем обнаглев, даже в нашем отделе. Костяк группировки составляли я, Леда и Джоконда, они же финансировали «проект» и осуществляли доставку горючего (конечно, не водки или гнусного портвейна, а хорошего марочного вина), частенько к нам присоединялись Фараон, Боб или Иов. Троицу Лена, Джоконда и Пампушка я гордо именовал Гаремом, но Пампушка не выдержала моих откровенных намеков, быстро слиняла и откололась, и вскоре ее место заняла Редиска.
А мои отношения с Джокондой складывались совсем не так, как мне хотелось. Четвертого мая 79-го на Дне Рождения у Леды мы с ней вдруг оказались в постели, но она оказалась девочкой, и особо разгуляться мне не удалось. Дальше начались полные непонятки. Мы с этой маленькой злючкой (однажды Иов так ей и сказал: Ты красивая, но злая, – после чего с Джокондой случилась истерика) часто встречались, обнимались и целовались, но все это было как бы в шутку, а намекнуть ей на что-нибудь посерьезнее я не решался. Возможно, у меня был реальный шанс осенью 79-го, когда наша компания распалась, и Джоконда только-только начинала половую жизнь. Но я этот шанс прозевал, но все же весной 81-го предпринял последнюю попытку и опять промахнулся; а когда мы встречали Новый 82-ой Год в Новом Редискино, и Джоконда все менее походила на прежнюю милую девочку, постепенно пускаясь во все тяжкие; я вдруг понял, что она ведет себя так СО ВСЕМИ, а следовательно, я для нее – пустое место. Не передать, как мне тогда стало грустно и тоскливо.
Позднее Джоконда совсем отделилась от нас, ушла в глухое подполье, переехала в новый район, и слухи о ней, иногда доходившие до моих ушей, были все хуже. То она спала с какими-то стариками, то с зелеными юнцами, то жила на содержании; а я все мучительно думал: ну почему же не со мной? И до сих пор я не могу найти ответа на этот вопрос.
КРУЖКА: НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО!
В ноябре 79-го мы сидели на рисунке в Церкви и рисовали. Вдруг пронесся слух, что после этого урока мы все поедем куда-то под Москву на Школьную Базу то ли на экскурсию, то ли собирать опавшие листья.
Мы всполошились: нужно срочно чем-то затариваться. Денег как всегда не было, но мы быстро скооперировались с Дружищами (две подружки из нашей группы) и Оскером, резко пробежались в Сороковой и закупили три пузыря Имбирной. Когда основное дело было сделано, обнаружилось, что поездка отменяется. Мы хотели отдать Оскеру часть выпивки, но он отказался и быстро уехал. Но надо знать мой характер, чтобы понять, что я никогда не отказываюсь от задуманного. Как же так – купить и не выпить? И вопрос решился сам собой: мы двинулись в Кружку.
Спешу уточнить: Кружка – это обыкновенная пивная-автомат (такие в народе называли тошниловками), находившаяся в Печатниковом переулке ближе к Сретенке. Она располагалась к Школе ближе остальных, и осенью и зимой 79-го мы посещали ее особенно часто. Кружка манила нас как магнитом, хотя там было тесно, грязно, да и пиво оставляло желать лучшего. Зато цена одной кружки – 20 копеек или просто «двушка», что для нищих студентов имело большое значение. Но если в Сандуны мы забегали на несколько минут, а на Бульваре сидели только в теплые дни, то в Кружку мы ходили для того чтобы выпить основательно. Обычно мы покупали рыбку или другую закусь, бросали подрамники в угол (почему-то мы всегда оказывались там с подрамниками) и начинали вливать в себя кружки одну за другой до самого закрытия. Почему нам это нравилось – ума не приложу.
Наша обычная доза в тот период – 8-9 кружек на нос. И этого нам вполне хватало. Самое поразительное, что после этого я приезжал домой, ужинал, садился за стол и читал (или делал вид), а Батюшка ничего не замечал.
Чаще всего мы ходили в Кружку по субботам, после семинара по гнусной Истории КПСС – видно, так на нас действовала Никитина. Следует с удовлетворением отметить (как говаривал Сэр), что когда я говорю «мы», я имею ввиду группировку Черные Во?роны Первого Созыва: я, Джеггер и Толстяк. О том, когда и при каких обстоятельствах наш состав поменялся, я сообщу позднее. Так вот, все основные наши вылазки в течение первых двух лет учебы мы совершали втроем, оставаясь верными нашему девизу: Ученостью ты нас не обморочишь! Тогда мы еще не контактировали с Мафией, не были знакомы с Обросовцами, Юниосовцами, Панками и прочими группировками, процветавшими в Школе. Один раз, помню, с нами был Кролик (староста группы), да и то проходом из Гамбурга. Гамбург – это старый район Москвы около Кировской, там у нас находилась кафедра строительных материалов, и раз в неделю мы фланировали по Рождественскому бульвару – естественно, через Кружку. Пройти мимо Кружки было совершенно невозможно!
В тот день, с которого я начал эту главу, мы с Джеггером (Толстяка почему-то не было), решили раздавить Имбирную именно в Кружке. В этом плане там было не особенно строго, алкаши постоянно приносили и распивали бормотуху, да еще все дымили как паровозы, и Джеггер от них не отставал (я в ту пору еще не курил, а Толстяк дымил только тогда, когда напивался ПОПОЛАМ). В общем, атмосфера была теплая и дружественная.
Мы с Джеггером прислонились в уголочке, взяли по кружке пива и одну пустую, и начали разливать проклятую жидкость. Имбирная, сами понимаете, гадость, но не пропадать же добру! Тем более, как говаривал один мой приятель из Москонцерта: На шару и уксус сладкий! Выпили мы один пузырек, запили пивком, а остальные решили оставить на Черный день. Но я как главарь группировки потом распорядился ими по своему усмотрению. В тот раз, кстати, Батюшка заметил мое состояние и начал было ДЫШАТЬ БУРОМ, но когда узнал, что мы будто бы ездили в Подмосковье, резко переменил мнение, подтвердив, что «согреться» было необходимо.
Так мы активно посещали Кружку почти полгода, пока окончательно не переметнулись на Покрова. И в течение последующих лет мы совсем позабыли про нашу дорогую Кружку, лишь изредка удостаивая ее своим посещением.
Помню, в начале августа 80-го мы заглянули в Кружку вчетвером: я, Толстяк, Редиска и Марина-1. Три дня назад я прилетел с Сахалина, где гонялся за Длинным Рублем. Заработал я порядочно, но после месяца ударного вкалывания ударился в запой так стремительно, что удивился даже мой Гарем. На третий день ко мне заехали Толстяк с Мариной, но вдруг кончилось пиво (а было всего 1,5 ящика), и так как мне все равно надо было ехать на вокзал, мы зашли в Кружку. Редиска тогда познакомилась с Толстяком и его невестой, и они ей понравились.
Потом, помнится, осенью 80-го мне что-то захотелось пивка, и я уломал Графа в большой перерыв сгонять в Кружку. Не помню уж, почему я не пошел к Вале, и где были Толстяк с Джеггером, но факт тот, что мы рысцой взбежали вверх по Печатникову, и в поисках свободных кружек первым делом наткнулись на лохматого фраера с подрамником.
– Кружка не освобождается? – ошалело спросил Граф, еще не отдышавшись.
Фраер глянул на него пристально.
– Граф? – наконец выдавил он.
– Откуда ты меня знаешь? – удивился Граф, забыв про кру?жки.
– Наших тут много, – туманно ответил наш коллега, не спеша потягивая пиво. А пока длился этот диалог, я быстро нашел две кружки, мы глотнули пивка и так же резво побежали обратно.
И последний раз, если мне не изменяет память, я посетил Кружку в феврале 82-го. Тогда в Москву приезжала Натали-2, и два дня я жил в гостях, проводя весьма бурные ночи. На третье утро я вскочил ни свет, ни заря, чтобы не опоздать на уроки, голова гудела как колокол, холод стоял страшный; и я не поленился проехать лишнюю остановку до Кировской, чтобы выпить пару кружек. Но мне стало еще хуже, и в тот момент я про себя решил, что с Натали больше встречаться не буду. Так значит, Кружке надо сказать спасибо?
ЭПИЗОД 4
Мои отношения с Ледой продолжали развиваться своим чередом. К весне 79-го мы с ней свободно беседовали на любые темы: начиная от проблемы цвета в творчестве Сальвадора Дали и кончая спором о наиболее удобной позе для занятия сексом. Я знал все ее эрогенные зоны, невинно поглаживал ее по коленкам и постоянно твердил, что неплохо бы было переспать с Джокондой.
И вот однажды Леда подошла ко мне, посмотрела в глаза долгим взглядом и произнесла простую фразу:
– Я хочу стать женщиной.
Я удивился. За последние полгода Леда убедила меня в том, что она рискнет сделать этот шаг только в том случае, если выйдет замуж, хотя бы на три месяца. Короче, она хотела соблюсти внешние приличия. И вдруг такое заявление!
– А причем тут я? – спросил я, немного придя в себя.
– Я хочу, чтобы это сделал ты.
– Я?
– Ты.
«Ну и ну, – подумал я. – Вот попал!»
– Ну что же, – ответ сложился сам собой, – в свободное время милости прошу.
И с конца апреля начались мои мучения. В те благословенные времена мои предки по субботам уезжали на дачу, и квартира оставалась в моем распоряжении. Я использовал это время для того, чтобы основательно напиться.
Но Леда взялась за дело круто. Каждый раз, когда я оставался дома один, она покупала несколько пузырей вина, помидоров, огурцов и прочей зелени, готовила мне обед; и в конце концов мы падали на мой широкий диван-сексодром. Не помню точно, сколько было таких встреч, но продолжалось это почти все лето. Первая попытка кончилась полным провалом, так же как и вторая, третья, четвертая и все остальные. Не буду детально описывать, почему это происходило, эти подробности слишком интимны, а я пишу правдивую, но отнюдь не эротическую повесть.
В следующий раз мы встретились на Дне Рождения Леды в начале мая. Тогда-то я окончательно расстался с Пампушкой и впервые столкнулся с Джокондой. Но ее, как вы помните, мне пришлось отпустить, тем более что в разгар нашей любовной игры в комнату ворвалась Леда и стала не столько помогать Джоконде, сколько мешать мне. Вконец обозлившись, я набросился на Леду, чему она была несказанно рада, и даю голосу на отсечение, в тот раз у нас бы все получилось, так как я был распален Джокондой и настроен весьма решительно, если бы родители Леды не вернулись домой в самый, что называется, пикантный момент.
Совершенно расстроившись от всех этих передряг, я на прощанье выпил кофейник кофе и уехал домой.
Из последующих встреч я отчетливо помню только 20 мая – День Рождения Боба. Этот фраер повез нас куда-то под Москву, уверяя, что знает отличное местечко, где нам никто не помешает. До сих пор я не понимаю, чем это местечко отличается от других точно таких же мест – разве что наличием озера с ледяной водой и обилием комаров? Но тащились мы туда около двух часов, проклиная и Боба и все на свете. Нас было пятеро: я, Леда, Редиска, Боб и его кузен Игорь, и горючего у нас было более чем достаточно. Поначалу от комаров я просто ошизел, и спасаясь от них, залез чуть ли не в костер, но алкоголь делал свое дело, и через час, махнув на все рукой, я подхватил Леду под руку, и мы направились в ближайшую рощу. Но до рощи мы не дошли, а упали в какую-то густую рожь, доходящую нам до пояса, и тут комары принялись нас обрабатывать. Сам-то я плотно запаковался в джинсы и куртку, но Леда щеголяла в одних плавках, и львиная доля укусов досталась ей. Лежа в высокой пшенице (или овсе, черт его знает!), она уже не пыталась от них отмахиваться, а только тихо стонала сквозь зубы. Наконец, не выдержав этой пытки, я предложил все-таки дойти до рощи, надеясь, что там этих кровопийц будет меньше. Но мои надежды не оправдались – казалось, комары со всего света слетелись именно в ту точку, где расположились мы с Ледой. Решив прекратить рискованный эксперимент, мы почти бегом двинулись обратно, и с горя я хватанул гигантскую кружку противнейшего портвейна.
