Тринадцатая редакция

– Новичок обычно, сам того не подозревая, начинает с классической схемы, – продолжал спорить Цианид, как будто забыл, что шеф совсем недавно назвал его Костей.

– Миленький Костя, не суди всех по себе. На моей памяти ты – единственный, кто попёр напролом на первом же задании. Остальные как-то исхитрялись подойти к вопросу творчески. Кстати, ты как-то странно реагируешь на слово «миленький». Тебя так никогда не называли? В самом деле?

– И ещё скажите ему, что та кофейная дрянь, которую он купил по дешевке, оскорбляет саму суть этого благородного напитка! Попробуйте сами! – ввернул Лёва.

– Ты же знаешь, я кофе не пью и поэтому ничего в нём не смыслю. Кстати, я вообще подумываю избавиться от кофейного автомата, – задумчиво произнёс шеф. – Зачем вам стимуляторы? Тебе-то уж точно ни к чему: не спал всего-то одну ночь, а бегаешь, как будто тебя Неспящая красавица поцеловала.

Есть в арсенале у мунгов такое жестокое, но иногда необходимое средство, именуемое «Неспящая красавица». Хранится в ампулах, вводится внутривенно, отгоняет сон на семь суток и позволяет управиться к нужному сроку с любой работой. Упоминание данного препарата, действие которого никто ещё на себе, по счастью, не испытывал, заставило команду собраться. Константин Петрович пообещал не экономить на кофе для офиса и даже демонстративно записал это в свой ежедневник, Лёва шустро зачирикал целую страницу, а потом для верности вырвал её и скомкал, Шурик быстренько вспомнил десяток самых избитых схем работы с носителями – сам он их не применял, но много раз про них слышал, но тут Денис бесцеремонно выдернул его из этих размышлений, коротко спросив: «Ну, мы идём?» – и они удалились. На всё про всё ушло не больше минуты: Даниил Юрьевич всегда даёт сотрудникам выговориться, но, как только разговор по существу превращается в болтовню, приостанавливает его одним только движением бровей.

Маша Белогорская решительно шагала в сторону Тринадцатой редакции. Было очень страшно. Весьма вероятно, что редактор Саша, то есть, конечно, Александр Андреевич, решил посмеяться над нею. Вот она приходит, усаживается, достаёт паспорт и ксерокопии документов, необходимых для составления договора, – и тут же из всех углов выскакивают весёлые люди, распевающие: «Обманули дурочку на четыре булочки, обманули Машу, все поём и пляшем!» Ну и пусть. Нельзя же вечно прятаться!

На подходе к нужному двору она заробела настолько, что ей даже пришлось прибегнуть к допингу. Всего одна рюмка коньяку в какой-то сомнительной, но чистой забегаловке – нет, пожалуй, даже две рюмки, вот так, – страх, правда, никуда не делся, да и Маша не стала смелее, просто между ней и страхом воздвиглась стена из толстого непрозрачного стекла.

Особнячок Тринадцатой редакции возник перед ней внезапно, как будто выпрыгнул из распахнутого окна соседнего дома. Ну, теперь поздно отступать – камера наружного наблюдения, установленная над входом, наверняка её уже отследила, так что топтаться на крыльце глупо – надо идти навстречу своей судьбе, а там – будь что будет. «Ну, бить-то меня не станут, наверное. Так, посмеются разве», – успокоила себя Маша и нажала на кнопку звонка.

Услышав знакомое противное булькающее жужжание, Наташа переключилась на камеру наружного наблюдения, мельком взглянула на посетительницу, испуганно уставившуюся прямо в монитор, и разрешила ей войти. В самом начале своей карьеры звонок на входной двери Тринадцатой редакции издавал довольно-таки банальные, но приятные трели, однако однажды вечером Виталику (а кому же ещё!) показалось, что эти трели разрушают его мозг. Неудивительно – если целую неделю не вылезать из «Петушков», то в конце концов любой звук будет восприниматься подобным образом. Не откладывая дела в долгий ящик, Виталик разобрал прибор, что-то перенастроил, где-то подкрутил, потом решил обучить звонок десятку разнообразных мелодий, позитивно влияющих на человека, побежал искать эти мелодии в Интернете, по дороге придумал, как можно усовершенствовать почтовый клиент, ну и в итоге звонок до сих пор сипит и хрипит, как пожилой курильщик в суровую зимнюю пору. Самое удивительное заключается в том, что ни один мозг в результате этого скрипа не пострадал.

Маша поднималась на второй этаж величественно и спокойно. То есть это ей так казалось – на самом деле она суетливо перепрыгивала со ступеньки на ступеньку, хватаясь за перила так, будто лестница под ней вот-вот рухнет.

«А теперь – собраться!» – приказала она себе и решительно распахнула дверь в приёмную. Мать всегда говорит: ты не умеешь себя предъявить, вот у тебя ничего и не ладится! Ничего-ничего, сейчас заладится, сейчас всё обязательно заладится, вот увидите.

– Здравствуйте, я Мария Белогорская. Мне нужен Александр Андреевич, сообщите ему, пожалуйста, что я пришла с ним поговорить, – сразу с порога произнесла Маша.

От такой попытки предъявить себя Наташа чуть со стула не упала. К счастью, она ещё вчера уяснила, что Александр Андреевич – это Шурик, и постаралась деликатно сообщить посетительнице, что его в данный момент нет на месте. Открыла рот и резко отчеканила:

– Он уехал!

Маша даже попятилась от такого гостеприимства, а уж сама Наташа и вовсе обалдела – как это у неё получилось такое сказать? Она снова открыла рот, чтобы извиниться и вежливо пояснить, что Шурик уехал и что она готова помочь посетительнице в её деле, но вышло почему-то совсем другое:

– Что вам надо?

– Я зайду в другой раз, – твёрдо сказала Маша и повернулась было к двери.

«Надо её остановить! Надо извиниться, попросить присесть, напоить кофе! Какой кошмар, что со мной происходит вообще!» – пронеслось в голове у Наташи. Она снова открыла рот и прокаркала:

– Стоять! Сидеть! Вон диван, там кофе, плащ на вешалку! Я сейчас.

– Да-да, – оторопела Мария и послушно сняла плащ, взглядом провожая этого цербера.

Наташа выскочила из приёмной и опрометью бросилась по коридору, в сторону кабинета Виталика – у него в шкафу, кажется, завалялась портативная боксёрская груша. Ещё чуть-чуть – и ни в чём не повинная посетительница получила бы по голове факсовым аппаратом.

Наташа притормозила немного, прижалась лбом к прохладной стене и попыталась проанализировать своё поведение. Это что, ревность? Но с какой стати? Да, у Наташи с Шуриком был роман – очень короткий, в самом начале её работы в Тринадцатой редакции, но это давно уже в прошлом, и теперь они хорошие друзья и коллеги, и это, кажется, гораздо лучший вариант. В первые несколько месяцев они практически не отходили друг от друга, но потом Наташе стало страшно рядом с человеком, который слишком хорошо понимал все её желания, гораздо лучше, чем она сама. Ей хотелось всё время быть рядом с ним и в то же время – убежать от него как можно дальше и тихонечко умереть где-нибудь в углу. Шурику в свою очередь и самому было очень не по себе: в какие-то моменты он переставал ощущать себя и как будто становился частью Наташи, и самое ужасное заключалось в том, что такое сладостное рабство ему безумно нравилось и выходить из этого состояния с каждым разом было всё труднее и больнее. Словом, оба они были скорее рады тому, что вынырнули из этого омута без малейших потерь, так что ревновать кого-то к Шурику, завидовать кому-то, кто может попасть в такую болезненную зависимость, – да ну, бросьте! Скорее уж стоит пожалеть бедняжку.

Чем дальше Наташа отходила от своего рабочего места, тем легче ей становилось. В какой-то момент прежнее душевное равновесие вернулось к ней окончательно, но не остановилось на этом, так что финишировала Наташа в таком благодушном расположении духа, что впору было не по груше бить, а устраивать в кабинете Виталика внеплановую дискотеку.

Впрочем, Виталик был несколько занят. Наташе, остановившейся на пороге его сказочно преобразившегося после уборки кабинета, открылось удивительная картина: Лёва и Виталик, вцепившись друг другу в глотки, страшно ругались и, кажется, собирались в ближайшее время друг друга поубивать – ну или хотя бы навсегда рассориться.

– Презираю тебя! – рычал Лёва.

– Проклинаю тебя! – хрипел Виталик.

– Порицаю тебя! – не сдавался Лёва.

– Отрицаю тебя! – парировал противник.

Наташа прикрыла дверь и замерла у входа, с интересом переводя взгляд с одного на другого, но представление очень скоро закончилось. Злые, но довольные, противники опустили руки, повертели головами, чтобы удостовериться, что никаких повреждений нет, и повернулись к Наташе.

– Мальчики, не убивайте друг друга, пожалуйста! – сказала она на всякий случай. – Вы оба такие отличные, нам без вас будет плохо!

– Да, мы отличные, – самодовольно подтвердил Виталик.

– Но руководят нами одни кретины, – добавил Лёва, закуривая сигарету. Он по привычке огляделся в поисках какой-нибудь мусорной мелочи, вроде пустой пивной бутылки или хотя бы жестянки, которая вполне могла бы заменить пепельницу, но, не найдя ничего подобного в чисто прибранном кабинете окончательно обезумевшего Техника, направился к окну – мусорить в форточку, благо, навести порядок во дворе Виталик так и не собрался.

– Кто вас обидел? – удивилась Наташа. – И как он мог?

Хулиганы, казалось, только и ждали этого вопроса. Наташа узнала, что директор пиар-отдела «Мега-бук» – не только хрен моржовый, отмороженный, но и (дальше следует конструкция, состоящая преимущественно из грубых ругательств и перечисления способов особо медленного и мучительного убийства живых существ). В свою очередь Виталик добавил, что Цианид не только тупая самодовольная макака, но и (тут он тоже не удержался от ругани, добавив к каждому слову красок и эпитетов и почти совсем избежав упоминаний о возможном причинении коммерческому директору тяжелых физических увечий).

Иными словами, два вышеозначенных злодея так достали Лёву и Виталика, что они решили разыграть ритуальное удушение своих врагов. В роли неприятеля с каждой стороны выступали, опять-таки, Лёва и Виталик. Виталик душил и ругал Лёву, представляя, что ухватил за горло негодяя Константина Петровича, а Лёва воображал, что убивает и жестоко критикует руководителя московского пиар-отдела.

– И знаешь – полегчало! – объявил Виталик.

– Все какие-то сегодня злые, вот и я тоже. Может, что-то происходит, а мы это чувствуем? – задумчиво произнесла Наташа.

– Ты злая? – чуть не выронил сигарету Лёва.

– Конечно, злая! – заявил Виталик. – Была бы добрая – кинулась бы нас разнимать. Вдруг бы этот детинушка меня взаправду придушил?

– Я-то не придушу, у меня большой опыт, а вот ты с непривычки меня чуть на тот свет не отправил! – проворчал в ответ Лёва. – Я тебе потом покажу, как надо душить человека, чтобы его не задушить.

– А как надо душить человека, чтобы его задушить, – покажешь? – оживился Виталик.

– Ага. На шее заказчика. На твоей то есть, – ответил Лёва и выкинул окурок в окно.

– Эй, ребята, – подала голос Наташа, – ну послушайте меня, что ли.

– Уже слушаем! – заявил Виталик, шустро вооружился блокнотом и ручкой для конспектирования, уселся на пол и преданно уставился на Наташу, будто она была самым строгим в мире лектором. Лёва ограничился тем, что молча приволок из угла стул и усадил на него «строгого лектора», а сам отошел к стенке и прислонился к ней спиной.

– Рассказывай, кто тебя разозлил, – хмуро заявил он. – Чтобы навалять ему по шее, время у меня найдётся.

– Да не надо никому по шее! – замотала головой Наташа. – Разве что мне. За повышенную агрессивность. Представляете – к Шурику пришла какая-то посетительница, а я её – вы только не смейтесь – облаяла и застроила!

– Ха-ха-ха, – тут же сказал Виталик. – Гав-гав, стой, раз-два.

– Вот Шурику и надо по шее, – оживился Лёва, – чтоб романы на работе крутить прекращал.

– Да успокойся ты со своим «по шее», при чём тут романы, – слегка покраснела Наташа: ну точно, Лёва тоже решил, что она, как последняя дура, из ревности на человека набросилась. – Тут совсем другое что-то. Я хочу ей сказать – мол, подождите, пожалуйста, а получается вместо этого: «Стоять! Ждать!» И ещё очень хотелось ей по голове факсом дать. Такое ощущение, что во всех моих неудачах, сколько их было, виновата она, и стоит её только устранить, как…

– Ощущение, говоришь? – прищурился Лёва, ударяя пальцем о палец.

– Ну да. Такое, знаешь… Погоди, неужели ты думаешь, что это – оно?

– А чего тут думать? – начал было Виталик. – Вот я как-то раз…

– Да подожди ты, – остановил его Лёва. – Наташ, давай-ка сначала, чтобы не ошибиться.

И Наташа охотно восстановила в памяти все подробности появления неприятной посетительницы, припомнила свои ощущения и мысли и даже вполне остроумно описала «сиротский плащик» Марии и то, как она якобы с благородной небрежностью повесила его на крючок.

– Всё, что ты сейчас сказала про плащик, – это девчачья стервозность обыкновенная, одна штука, – отсёк лишнее Лёва. – А остальное вполне пишется в схему. Поздравляю, подруга, теперь ты – взаправдашняя Разведчица, с завтрашнего дня приступаем к занятиям.

– То есть у нас в приёмной сидит носитель? – встревожился Виталик.

– Ага. И судя по описанию – это Маша-Роман-с-Вампиром, которую наш распрекрасный Шурик никак не может найти, – догадался Лёва.

– Надо её остановить! Удержать! – подпрыгнул Виталик.

– А лучше – увести куда-нибудь из приёмной, чтобы я её не зашибла ненароком! – добавила Наташа. – Так что, получается, я теперь смогу сама находить носителей?

– Да не вопрос, конечно сможешь. Ты уже смогла, – Лёва потёр мочку своего «чувствительного» уха и подумал, что всё же с ощущением ему повезло куда больше, чем Наташе: физическую боль он способен переносить и не морщиться – её действие конечно, границы известны, нужно просто терпеть и делать своё дело. А вот если бы ему, человеку и без того неуравновешенному, всякий раз хотелось прибить носителя факсовым аппаратом – он бы не удержался и всех перебил. А что же, вариант: нет носителя – нет желания.

С того момента, когда шеф вскользь упомянул о том, что при удачном раскладе из Наташи может получиться Разведчица, она только и делала, что прислушивалась к себе и своим ощущениям. Даже «дневник ощущений» завела – строго отслеживала всё, что выходило за рамки обыденного, описывала и обдумывала перед сном. Но когда работаешь в таком заведении, как Тринадцатая редакция, необычное так и падает тебе на голову, не успеешь отсортировать и отследить. В конечном итоге Наташа забросила свой дневник и по совету Даниила Юрьевича на некоторое время забыла о том, что она – будущая Разведчица. И вот оно – ощущение, не заставило себя долго ждать. Хотя, если честно признаться, Наташа втайне надеялась, что её ощущение будет приятным, забавным или хотя бы необременительным.

– Бывает гораздо хуже, – успокоил ей Лёва. Наташу это не слишком воодушевило.

– Ты лучше радуйся, что оно у тебя такое, не совсем удобное, – произнёс Виталик, направляясь к двери. – А то бы начала гоняться за носителями в поисках приятных ощущений, стала бы трудоголиком, усохла, изгрымзилась, превратилась во второго Цианида! Ладно, посидите тут, мои воробушки, а я пойду прогоню злую кошку со двора!

Тем временем упомянутый Цианид решил тайком заменить дешевый кофейный напиток в кофейном автомате на нормальный молотый кофе – надо отдать ему должное, стоило этому человеку осознать, что его экономия в конечном итоге приносит больше вреда, чем пользы, – и он тут же возвращал всё на место. Но какой уж тут может быть кофе, когда – внимание – в приёмной сидит сама Мария Белогорская, которую Шурик уже неделю не может найти, и эту самую Марию никто даже не удосужился хотя бы угостить каким-нибудь напитком, чтобы ей не так одиноко было сидеть. «Ничего без меня не могут!» – свирепо подумал коммерческий директор и, оставив жестянку с кофе на Наташиной конторке, решительно направился к потерянному автору.

– Очень рад, что вы нашлись. Меня зовут Константин Петрович.

– Я, кажется, всех тут очень подвела, – пролепетала Маша. После исключительно радушного приёма, оказанного ей Наташей, она уже была готова к любому повороту событий.

– Вы ничуть нас не подвели, наоборот, очень хорошо, что вы появились, – промурлыкал Константин Петрович и присел на диван. Маша усилием воли заставила себя от страха не вскочить и не умчаться прочь отсюда – рядом с этим серьёзным деловым человеком она сразу почувствовала себя бездельницей. Ну зачем, зачем было выставлять себя на посмешище, приходить сюда, что-то из себя строить? А вот деловой человек, надо признаться, рядом с Машей как-то совсем перестал думать о работе. Перед ним сидела симпатичная девушка, которую этот бездельник Шурик наверняка забыл предупредить о том, что существует такая смешная дата, как «дедлайн», к каковой дате совершенно необходимо сдавать все материалы, и теперь девушке (миловидной и хорошо воспитанной!) совершенно беспричинно стыдно, а стыдно должно быть Шурику, а он умотал с Денисом на дело, а Даниил Юрьевич так занят, что его, считай, нет… Перебирая в голове все эти мысли, Константин Петрович как-то совершенно машинально взял Машу за руку.

– Может быть, я зайду попозже, когда Александр Андреевич вернётся? – осторожно спросила она. «Если мужчина берёт тебя за руку, – говорила мать, – не верь ему до тех пор, пока он не наденет на неё обручальное кольцо!»

– Что вы, не стоит так себя утруждать. А Александра Андреевича мы все зовём Шурик. Вы тоже можете его так звать, – заявил Константин Петрович и задумчиво стал перебирать тонкие Машины пальчики. Нет, определённо, эти обалдуи понятия не имеют, как надо обращаться с талантами – это же творческая личность, у них всё по-другому в голове устроено. – Ну что ж, а пока мы ждём Александра Андреевича, я немного расскажу о нашем издательстве…

Когда в приёмную ввалился Виталик, Маша посмотрела на него с такой мольбой и надеждой, что тот решил, будто бедняжка только что получила нагоняй и сейчас получит ещё один. Уж он-то знал, как добрый дядя Цианид умеет давить на психику провинившегося сотрудника.

– Господин коммерческий директор, – моментально сориентировавшись в обстановке, отчеканил Техник, – дежурный Петров своё отдежурил. А потом, когда отдежурил, обнаружил, что сегодня – ваша очередь, а вовсе не его. Как прикажете это понимать?

Константин Петрович, чуть было не пойманный на месте должностного преступления, мгновенно выпустил Машину руку из своих когтей.

– А в чём, собственно, дело? – строго спросил он, поправляя на переносице очки. – Я перепутал. Значит, отдежурю в следующий раз. Вопросы?

– Больше вопросов не имею. Имею предписание проводить Марию Белогорскую в кабинет Шурика, где она сможет его дождаться. Они с Денисом уже скоро вернутся с переговоров, – нагло соврал Виталик.

– Мне кажется, ей было бы удобнее подождать его тут, – строго сказал Константин Петрович. – Мы как раз обсуждаем с ней некоторые технические вопросы.

– Ой, мне так стыдно, что я вас отвлекаю, я лучше тихонечко посижу где-нибудь в другом месте, – воспользовавшись случаем спастись, Маша вскочила с места и храбро подошла к Виталику.

– Да что вы, вы меня совсем не отвлекаете, – удивлённо пробормотал Константин Петрович.

– Всем известно ваше благородство и готовность пожертвовать собой ради ближнего, – патетически воскликнул Виталик, – но это излишне. Уверен, что Мария нисколько не заскучает в одиночестве, ведь правда же?

– Нет, я не заскучаю! Я привыкла. Большое вам спасибо за интересный разговор.

«Разве мы о чём-то разговаривали?» – удивлённо подумал Константин Петрович и поспешил вернуться к работе. Благие намерения относительно кофейного автомата так и остались неисполненными.

Денис молча следовал за Шуриком, кривыми зигзагами огибающим пассажиров метро, – можно было бы и не торопиться, всё равно таким способом много времени не выиграешь, но Шурик просто не умел передвигаться по-другому, и Денис был вынужден, непрерывно извиняясь и уворачиваясь, следовать за своим начальником.

– Как думаешь, успеем? – азартно воскликнул Шурик, кидаясь к уже закрывающимся дверям последнего вагона и, кажется, только силой мысли заставляя их распахнуться вновь. Успели. Им даже место уступили – вот прямо встала половина вагона и перешла в противоположный конец, так что хоть вдоль ложись, хоть поперёк бегай.

– С нами что-то не так? – уточнил Денис. У него был не слишком большой опыт катания в метро, так что к этому занятию он всегда относился с некоторой настороженностью.

– Это с ними что-то не так, – успокоил его Шурик. – Можно не садиться, следующая наша.

Они вышли из метро как раз в тот момент, когда мелкий дождик, неуверенно моросивший с самого утра, решил немного отдохнуть, отозвал тучи и позволил солнцу ненадолго поглядеть на город Санкт-Петербург.

Переходя дорогу на зелёный свет, мунги чуть было не угодили под огромный золотой джип, так громко бибикнувший на них, что они в ужасе отпрыгнули назад, на тротуар.

– «Хоть это и не по правилам, а я всё равно тут поеду» – капслоком прогудел автолюбитель, – прокомментировал ситуацию Шурик и на всякий случай ударил пальцем о палец, устанавливая защиту. Не его это, конечно, был конёк, но обычно срабатывало. В толпе защита действует следующим образом: тех, кто спрятался под её неосязаемым колпаком, окружающие, в принципе, видят, но не запоминают, и опознать потом никак не могут. «Да вроде были тут какие-то двое… Или трое… Серёга, ты не помнишь – их четверо было или пятеро?» – словом, всё понятно, следствие введено в заблуждение, шемоборам или мунгам снова удалось скрыться.

Но на этот раз Шурик зря перестраховался. Во-первых, выданная Виталиком ориентировка привела мунгов в обычный пункт видеопроката, где безнаказанно позволялось находиться кому угодно, потому что кто угодно, если только ему это заблагорассудится, может взять кассету или диск с фильмом и посмотреть его у себя дома. Во-вторых, носитель, которого намётанный Шуриков глаз сразу же вычислил – работник проката и гениальный программист от природы Гумир Сайфутдинов, – не только обладал крайне скверной памятью на лица, но ещё и очень плохо видел. Всё время, свободное от общения с балбесами-клиентами, он стоял за прилавком в пластмассовых очках в дырочку, якобы улучшающих зрение. Зрение они ему, к сожалению, не улучшали, но зато и не портили. А вот от работы за компьютером зрение Гумира падало так, что он даже был вынужден уволиться из офиса, где получал отличные деньги, и перебиваться случайными подработками – лишь бы «не тратить» глаза на ерунду, не продавать зрение за деньги. Всё лето Гумир провёл в Финляндии – красил крыши в бригаде своего старого приятеля, перебравшегося туда на постоянное место жительства, неплохо заработал, но, увы, сезон закончился, и пришлось возвращаться в Петербург до следующей весны.

В видеопрокате, конечно, платили не в пример меньше, зато график работы – два дня работаешь, потом два дня отдыхаешь – вполне устраивал Гумира. Два дня он вкалывал, ещё день – отсыпался, а потом целый день создавал Операционную Систему своей мечты. Она должна была полностью заменить никудышный глючный Windows: Гумир собирался распространять своё простое, понятное, лёгкое, удобное и гибко приспосабливающееся ко всем прихотям хозяина детище бесплатно. Потому что он работал ради идеи, а не за деньги. Гумир был почти счастлив – оттого, что видел перед собой цель и даже имел кое-какие средства на то, чтобы не протянуть ноги. И только то, что цель свою он видел с каждым месяцем всё хуже и хуже, пугало его и заставляло ещё интенсивнее вгрызаться в работу, отчего зрение, понятное дело, никак не улучшалось.