Нобели в России. Как семья шведских изобретателей создала целую промышленную империю

Королевская академия свободных искусств и Фредрик Блюм

Вскоре после возведения арки Иммануил переехал в Стокгольм, где поступил учеником в Королевскую академию свободных искусств. По имеющимся сведениям, призвал его к этому профессор искусств Фредрик Блюм, который в связи с инспекцией триумфальной арки в Евле имел случай беседовать с Иммануилом и был очарован его «одновременно прямым и уважительным существом». Юноша оказался прилежным учеником и в январе 1822 года был удостоен отличительного жетона Академии за архитектурное черчение. В последующие годы он несколько раз будет отмечен наградами, в том числе Тессинской медалью (имени придворного архитектора Никодемуса Тессина-младшего).

Учеба не была обременительной, занятия проводились всего несколько часов в неделю, в связи с чем у Иммануила имелась возможность по ходу дела дополнять свое образование. В 1798 году при Академии искусств была учреждена школа механики, однако ее деятельность была сочтена неудовлетворительной, и в 1816 году ее подчинили Сельскохозяйственной академии. В годы учебы Иммануила школой механики управлял все тот же Блюм, который сподвигнул Иммануила перебраться в Стокгольм. Фредрик Блюм с 1817 года занимал должность профессора при Академии искусств и был одним из наиболее значимых и продуктивных шведских архитекторов своего времени.

В изучении механики Иммануил также преуспел: в 1822 году он получил «большую стипендию» в размере 60 крон за «модель ветряной помпы». В следующем году Блюм отметил его как одного из четырех учеников, «выполнивших работы, заслуживающие того, чтобы быть представленными в Академии искусств». В следующем, 1824 году Иммануил был отмечен как один из двух выдающихся учеников. Три года подряд заслуги молодого таланта отмечались большой стипендией в 60 крон, что примерно составляло полугодовую арендную плату за жилье.

В 1824 году стипендия была предоставлена за «прекрасно выполненную модель переносного дома», а в 1825 году – за «модель двух переносных домов». Эти работы неслучайны, поскольку «переносные дома», то есть деревянные дома блочной сборки, изобрел научный руководитель Иммануила. Фредрик Блюм предложил способ построения блочно-сборных домов, где стены, полы, потолки и крыши представляли собой отдельные элементы. Таким образом, составные детали строения могли быть перевезены с места на место и заново собраны. Одной из таких блочных конструкций был деревянный Русендальский дворец в Стокгольме. Он был возведен именно по блочной технологии из готовых строительных секций, правда, снова перевозить дворец в планы не входило. Переносные дома были отмечены также за границей и экспортировались в разные страны, включая США, Россию и Францию.

Талант и работоспособность Иммануила были столь явными, что Блюм еще в учебные годы сделал его своим ассистентом. Но, по свидетельству самого Иммануила, оклад был «совершенно нищенский». Вскоре помощь молодого ассистента была незаменима, и, поскольку Иммануил был в призывном возрасте, Блюм устроил его на службу на военно-морскую верфь. Таким образом, были решены две проблемы сразу: Иммануил остался в Стокгольме, а за его работу у Блюма платил флот.

Вместе с печником Иммануил разработал проект переносной печи – задание, с которым не справился сам Блюм. Блюму также трудно было найти достаточно искусного строителя моделей для демонстрации клиентам, поэтому его молодой ассистент строил и модели разборных и переносных домов, некоторые из которых были увезены в Россию. Когда первая модель была готова, забрать ее приехали два мужика из провинции, которые однако перепутали его имя и название предмета, за которым их послали, что очень развеселило Иммануила. «Таковым образом, прибыв на место, они спросили, где проживает господин Модель, который должен передать им некую Нобель…»

Иммануил участвовал также в строительстве Русендальского дворца. А когда Блюм в 1823 году по просьбе короля должен был отправиться в Кристианию, он обратился к Иммануилу с просьбой сопровождать его. В норвежской столице предполагалось возвести королевский дворец, и Блюму был нужен в помощь чертежник. Если верить Иммануилу, Блюм использовал его до предела. Он получал такое количество заданий, что под конец не мог от усталости ни видеть, ни стоять на ногах. Его чертежи и предложения пришлись Блюму по душе, «но ни единого слова благодарности, невзирая на все приложенные мною усилия, не услышал я из рябых уст его». Несмотря на все старания Блюма, заказ по проектированию дворца в итоге был отдан другому архитектору.

Жалобы на неуважение и бедное жалованье проходят красной нитью через посвященные Блюму воспоминания, в которых тот выступает как скупой и завистливый человек. При обсуждениях финансовых вопросов со своим шефом Иммануил часто обращался за помощью к своему сводному брату Бернхарду, который уже служил полковым врачом. О характере самого Блума известно мало, поэтому степень справедливости критики в его адрес оценить трудно. Зато эти воспоминания могут многое рассказать о характере самого Иммануила. Ввиду незаконченного школьного образования он постоянно находился в социально уязвимой позиции. С другой стороны, он был старателен и трудолюбив, при этом достаточно хорошо осознавал степень своей природной одаренности, которую смело можно назвать выдающейся. Испытываемое им чувство недооцененности и непризнанности легко можно понять.

Изобретатель

На пятьдесят пятом году жизни, в октябре 1823 года, скончалась мать Иммануила. В описи наследного имущества он упомянут как «Архитектор при Королевской академии живописи». И если в 1825 году он еще числился учеником академии, то после его имя исчезает из реестровых записей этого заведения. В 1827 году, после причисления школы механики к Технологическому институту, Иммануила наняли туда чертежником. В этом качестве он преподавал линейное черчение или построение геометрической проекции на плоскости, и, кроме того, ему было поручено «наблюдать за преподаванием в мастерских <…> главным образом по классу древесной и металлической обработки».

Рослагстулль с новым зданием таможни. Гравюра 1830-х годов Дж. Ф. Юлина

Одновременно с этим Иммануил продолжал работать архитектором. Первые приписываемые ему строения – это переносной дом по заказу придворного келлермейстера Г. Л. Селлениуса, вилла для городского биржевого маклера Рейнхольда Вейландта, а также таможенный домик, возведенный в 1830 году около городской заставы Руслагстуль. Иммануилу также поступил заказ на проектирование торгового дома для «Якоб де Рон и сыновья». Он перестроил их дом, находившийся рядом с виллой Вейландта, заодно справившись с еще одним сложным строительным проектом, связанным с другим домом де Рона. Дом осел, и стояла угроза схода строения вниз по склону. Иммануил предотвратил разрушение, вбив деревянные щиты под фундамент и подведя под них кирпичные опоры, чем устранил дальнейшую осадку. Работы были проведены без эвакуации жителей дома, что современниками было расценено как подвиг. Были и другие подряды, в том числе дом Петерсена в Старом городе. Этот проект отличился повышенной сложностью в связи с возникшими серьезными проблемами. Речь о них пойдет ниже.

Самым крупным заказом в карьере Иммануила было строительство наплавного моста через пролив Скуру в Стокгольме. Старая паромная переправа не отвечала современным требованиям. В 1830 году Иммануил выиграл торги на реализацию проекта. Всего было затрачено тринадцать тысяч крон, что по современному курсу равняется десятку миллионов рублей. Проект преследовали неудачи. Во время буксировки затонула наполненная камнями клеть, и заодно пошли на дно три баржи со строительными материалами.

В 1832 году мост был готов. В ходе работ Иммануил использовал понтоны из воздухонепроницаемых металлических и деревянных емкостей собственной разработки, которые он в 1836 году пытался запатентовать. Патентная заявка, однако, была просрочена, поскольку Иммануил не предоставил детального описания изобретения. Мост занимает в любом случае видное место в биографии Иммануила, поскольку он через несколько лет придумал другой способ строительства понтонных мостов (о чем ниже).

Плавучий мост Скуру, который в 1915 году был заменен бетонным мостом. Картина Жозефины Холмлунд, 1868 год

Через несколько лет после выпуска из Академии искусств Иммануил старался сделать себе имя в качестве изобретателя. В 1828 году он подал три патентные заявки: на строгальную машину, на гладильную машину с десятью вальцами и на «механическое движение». В отношении строгальной машины Технологический институт указал, что такое устройство уже существует. (Случай, типичный для Иммануила, чей разгоряченный мозг зачастую посещали идеи, уже воплощенные другими.) Другие же две заявки были институтом приняты. Однако начинающему изобретателю не повезло: по неизвестной причине Коммерц-коллегия не вынесла никакого решения.

Летом 1827 года Иммануил женился на Каролине Андриетте Альсель, рожденной в Стокгольме в 1803 году. Ее отец служил казначеем, но умер рано, в 1809 году. В течение девяти лет у Иммануила и Андриетты родилось четверо детей: Роберт (1829 г. р.), Людвиг (1831 г. р.), Альфред (1833 г. р.) и Шарлотта (1836 г. р.). Квартира у семьи была простая, квартплата низкая. Несмотря на то что Иммануил получал порой престижные заказы, финансовое положение семьи было шатким. Вероятно, плату за свою работу он брал не особенно высокую.

Семья переезжала несколько раз. В 1829 году Иммануил арендовал небольшое имение Кнаперста на острове Лонгхольмен в Стокгольме. Дом, куда въехала семья, был настолько ветхим, что Иммануил немедленно обратился к городским властям за разрешением на строительство нового. Разрешение на строительство было получено на условиях, что по окончании срока аренды в 1873 году здание безвозмездно перейдет во владение города. Таким образом глава семейства возвел собственноручно спроектированный двухэтажный дом на десять комнат.

Фасад дома на острове Лонгхольмен в Стокгольме.

Рисунок Иммануила

Поселившись на Лонгхольмене, Иммануил, верный своему обычаю, немедленно развернул обширную деятельность, заведуя, помимо всего прочего, столярно-токарной мастерской при местной тюрьме. Но материальные невзгоды продолжали преследовать семью. Через какое‑то время начались проблемы с оплатой аренды, а в марте 1832 года Иммануил лишился земли и дома. Тогда семья переехала на остров Ридён на озере Мэларен. Не исключено, что выбор жилья был связан с тем, что на острове находился пороховой склад. В таком случае первые опыты обращения Иммануила со взрывчатыми веществами могли производиться примерно в этот период.

Финансовые проблемы стали настолько непреодолимыми, что Иммануил обанкротился. Последним ударом стал пожар, который в канун нового, 1832 года полностью уничтожил дом в Кнаперста. Жертвой огня стал не новый почти достроенный, но еще не заселенный дом, а старый. Здание сгорело дотла, однако, согласно газетам, большую часть утвари и личных вещей удалось спасти. Несмотря на то что аренда уже перешла в другие руки, в газетах, а также в местном полицейском журнале текущих дел владельцем был указан Иммануил. Этот факт, а также то, что Иммануил так и не появлялся на пепелище, не мог не вызвать у окружающих удивления и подозрения. Переезд семьи за город, похоже, остался никем не замеченным. Как только до Иммануила дошли вести о случившемся, он незамедлительно, 4 января, обратился в приемный стол прихода, в который входил остров Лонгхольмен. Ему была необходима справка о смене места жительства еще «прошедшей весной». Надо полагать, что Иммануил был в ужасе от мысли, что его заподозрят в умышленном поджоге и укрывании от суда и следствия.

В своем обращении в городской суд 11 января 1833 года Иммануил заявил, что «причиненные мне столь значительные убытки таковы, что, несмотря на искреннее мое желание, я лишен возможности сполна и вовремя возместить каждому из моих кредиторов по взятым на себя обязательствам и займам». Банкротство было неизбежным. Перечисляя причины своей несостоятельности, он, помимо прочего, сослался на то, что «в одном из моих подрядов, что у Скуру, при паромной переправе клети для мостового устоя, сия потонула, да к тому же и три баржи со строительными материалами, по причине морской аварии, были утеряны, а при другом моем подряде, по общему ремонту Петерсенского дома <…> фундамент со стороны залива в столь плохом состоянии найден был, что предполагать было можно, что один из двух флигелей почти полностью заново перестроить пришлось». Дело о конкурсном производстве длилось вплоть до июля 1834 года, однако долги Иммануил был в состоянии выплатить только спустя почти двадцать лет.

Гумми эластикум

Как только конкурсное производство было закончено, Иммануил взялся за следующий проект. С середины 1833 года он производил опыты над каучуком, по латыни – gummi elasticum. Впервые о каучуке стало известно в XVI веке, когда испанцы наблюдали в Латинской Америке за игрой индейцев небольшими упругими мячами. Два века спустя французские исследователи обнаружили дерево в Эквадоре, которое при повреждении коры источало белый сок. Его отличала особая реакция на воздухе – сок густел и затвердевал. Уникальные свойства млечного сока этих деревьев не укрылись и от аборигенов, которые изготавливали из него ткани, напоминающие по качеству вощеные клеенки, а также непромокаемую обувь и грушевидные бутыли. Последние могли использоваться как водометы, если в них вставить трубку.

В течение XVIII века французские и английские ученые продолжали изучать каучук и его свойства, открыв многие сферы его практического применения, в том числе пропитку тканей, производство шлангов и др. Первая в мире фабрика по производству каучука была построена в Англии в 1820 году, и вскоре новые продукты – макинтоши (названные так по имени своего создателя Чарльза Макинтоша), галоши и стирательные резинки – стали завоевывать рынок. В 1834 году одна шведская газета сообщила, что в Англии каучук становится товаром широкого потребления. Вещество использовалось для изготовления одежды, перевязочного материала, тросов, веревок, водолазных костюмов «и даже гарпунных линей для китовой охоты».

Первая шведская фабрика по производству каучуковой резины была основана в Стокгольме в 1830 году. Преимущественно производились дождевики и прочие военные и гражданские защитные ткани. Непромокаемые свойства материалов достигались за счет двойного слоя ткани и пропитки раствором каучука внутренней стороны подкладки. На выставке кустарного мастерства был представлен широкий ассортимент продукции, включая надувные товары, например плавательный жилет. Однако экспозиция большого интереса у публики не вызвала по одной простой причине – изделия из каучука обладали резким запахом.

И всё же производство каучуковой резины считалось перспективным. Несмотря на отсутствие формальных знаний в области химии, Иммануил с живейшим интересом следил за всеми новинками техники; он был в высшей степени человеком своего времени. Успешное производство каучука сулило возможность избавиться от висевших на нем долгов, и после полугода лабораторных опытов в ноябре 1934 года он подал заявку на десятилетний патент на «Изобретение по производству эластичных тканей и ремней»:

«Путем многочисленных испытаний соискатель сего вознагражден был получением тканных предметов, как то ремни, ленты и прочая, наделенными упругими свойствами, каковыми каучук наделять может. Благодаря чему упомянутые ткани пригодны стали для изготовления подтяжек, а также в не меньшей мере для хирургического применения в качестве эластичных бинтов, подвязок для грыж и прочих целей, для которых подобная упругость давно уже являлась предметом желаний. На основании чего нижеподписавшийся дерзает смиренно обратиться к досточтимой королевской коллегии на соискание исключительной десятилетней привилегии на производство эластичных тканей».

К заявке был приложен чертеж машин для производства продуктов из каучука с подробным описанием их применения. В более позднем приложении к заявке, посланном в марте 1835 года, Иммануил расширил список патентных соисканий, включив туда также «тонко растянутую каучуковую пелену <…> образующую воздухонепроницаемую ткань, которую можно использовать для содержания любых жидкостей туда помещенных <…> а также постельное белье, наполненное воздухом, а также и спасательные пояса, этим же веществом наполненные, предназначенные для мореплавателей и тех, кто безопасно на воде пребывать желает». Воздухо- и водонепроницаемая ткань получалась благодаря размещению тонкого слоя из каучука, «каучуковой пелены», между двумя слоями ткани.

По словам историка технологий, станок Иммануила для производства резины представляет собой «простое и весьма гениальное решение». На изображении показан процесс производства резиновых лент

Определенным препятствием к получению патента на производство эластичных тканей был восьмилетний патент владельцев первой каучуковой фабрики. В своем патентном заявлении Иммануил указывает, что их продукты издают «в высшей степени неприятный запах». Иммануилу удалось если не совсем убрать зловоние, то хотя бы уменьшить его новым методом сырьевой обработки.

Другим препятствием для принятия патента являлся факт банкротства изобретателя. Но конкурсный управляющий в своем отзыве заверил, что в судебном вердикте Иммануил «не был признан ни обманчивым, ни небрежным должником», в связи с чем препятствие было устранено, и патентное свидетельство было выдано.

Дело о рассмотрении патентных заявок Иммануила содержит несколько странных моментов. В Отношении Коммерц-коллегии о состоянии фабрик и мануфактур на 1835 год читаем, что Роберт Яльмар Нобель получил патент на десять лет «за изобретение по производству эластичных тканей, лент и полос, а также за изобретение по производству, посредством растянутого каучука, воздухонепроницаемых тканей и сосудов». Роберт Яльмар, а не его отец, Иммануил, который все это придумал… Хранящаяся в Национальном архиве Швеции патентная заявка действительно подписана Робертом Яльмаром Нобелем, которому на тот момент было шесть лет от роду.

Возникает сразу несколько вопросов. На первый из них – зачем? – довольно просто ответить. Сделав своего сына обладателем патентного свидетельства, Иммануил хотел обезопасить себя от притязаний кредиторов и обеспечить семье надежный доход в случае, если каучуковая затея окажется успешной. На второй вопрос – как это получилось? – ответить несколько сложнее. И Коммерц-коллегия, и директор Технологического института прекрасно знали, что автором изобретений является Иммануил, но, несмотря на это, в их отчетах указано, что изобретения сделаны Робертом, шестилетним мальчиком! Наиболее правдоподобное объяснение тому – желание помочь Иммануилу, чей талант они, судя по всему, весьма ценили, выйти из тяжелого экономического положения.

Спустя несколько дней после вынесения решения о предоставлении патента Коммерц-коллегия обратила внимание Иммануила, что на имя несовершеннолетнего лица документ выдан быть не может. Факт подачи заявления от имени сына Иммануил объяснил «неразумением, поскольку Королевская Коммерц-коллегия в известность меня о том не поставила». Поэтому он смиренно просил о переносе патентного заявления на свое имя. Это, разумеется, был фарс. Для того чтобы понять недопустимость патентной заявки от имени шестилетнего ребенка и подделки его подписи, специальных инструкций не требовалось.

Письмо в Коммерц-Коллегию было подписано И. Я. Нобель и свидетельство об исключительном патентном праве (привилегии), опубликованное в центральном Государственном почтовом вестнике, от 2 мая этого же года, также выставлено на имя Иммануила Яльмара Нобеля. Однако такого лица не существовало – имя является комбинацией двух имен – Иммануила и второго имени его сына, Роберта (у самого Иммануила второго имени не было). Как возникло это странное имя, видно из архивных документов Коммерц-Коллегии. В рукописном варианте патентного свидетельства автором указан Роберт Яльмар, но первое имя, Роберт, зачеркнуто и заменено на Иммануил.

Таким образом Королевская Коммерц-Коллегия предоставила «Иммануилу Яльмару Нобелю» патентное свидетельство с привилегией на десять лет «за изобретение по производству эластических тканей и полотен, <…> а также за <…> изобретение по производству воздухонепроницаемых тканей и сосудов».

Правку внесли при переводе патента на имя Иммануила, дабы избежать незаконной регистрации несовершеннолетнего Роберта. Но почему не было вычеркнуто и имя Яльмар? Возможно, это можно было бы объяснить недоразумением или ошибкой писца, но маловероятно. Для чего тогда было подписывать письмо в Коммерц-коллегию инициалами И. Я.? Какие бы ни были намерения, но сочетание имен «Иммануил Яльмар» больше нигде не встречается.

Слева: заявление шестилетнего ребенка.

Справа: имя «Роберт» заменено на «Иммануил»

Также Иммануил не числился официальным владельцем основанной им же каучуковой фабрики. По данным гражданской переписи, Иммануил с семьей проживал в 1836 году в квартире, принадлежащей Перу Эльде, но арендуемой старшим судебным помощником Отто Вестфельдтом. Называвший себя фабрикантом, Эльде в том же году обвенчался с сестрой Иммануила Бетти, за пять лет до этого овдовевшей. С братом супруги Эльде (1802–1874) роднили разносторонние способности и не менее разнообразные интересы. Он владел механической мастерской, книжной типографией, колесно-шлюпочным пассажирским извозом, а также производил содовую воду и торговал ей. Чтобы закрыть хотя бы часть долгов, Иммануил намеревался продать свои патенты Эльде за две тысячи крон, но сделка не состоялась, поскольку производитель шелковых тканей, с которым Иммануил изготовлял свои ткани, оспорил патентное право изобретателя. Спор затянулся, но в итоге протест был отклонен. В 1837 году Эльде получил разрешение на ведение «химического дела и производства водонепроницаемых и эластичных тканей». Именно у него располагалось каучуковое производство Иммануила.

Но на бумагах официально дела производства вел вовсе не Эльде и не Иммануил, а судебный помощник Вестфельдт, который, в свою очередь, сдавал помещение Иммануилу. В работниках предприятия числились один шнуродел, один фабричный работник, одна катушница, две швеи и одна девка. Эта запутанная система, очевидно, была придумана для того, чтобы держать кредиторов на должном расстоянии. Почему от маскировки всё же отказались – неясно, но, как видно из приведенного здесь объявления, Иммануил рекламировал свои изделия под собственным именем.

Сестра Иммануила Бетти с мужем Пером Эльде и их детьми Пером Якобом Исидором, Кристиной Шарлоттой Вильгельминой, Каролиной Аурелией и Ниллой Лидией Хильдегард. Фото примерно 1850 года

В том же году Иммануил подал прошение о возможности использовать принадлежащее Коммерц-коллегии помещение для производства эластичных тканей. В качестве мотивировки упоминалось, что производство скипидара, необходимое для подготовки резины, пойдет на пользу северным областям Швеции. К прошению прилагались список из девяноста четырех товаров и четыре листа с образцами эластичных тканей. Сюда же прилагались пространные свидетельства знаменитого химика Якоба Берцелиуса, где он пишет, что, опираясь на свой опыт, находит продукты Нобеля «столь же качественными, сколь и заграничные фабрикаты того же рода» и что «его методы использования каучука, частично им лично разработанные, свидетельствуют о хорошей изобретательности и о живом уме». Несмотря на лестный отзыв Берцелиуса, дело попало в долгий ящик. А когда помещение наконец стало доступным, то, как увидим, вопрос уже потерял для Иммануила актуальность.