Старый Свет. Книга 4. Флигель-Адъютант
– Проходите! Каюта по левому борту, номер семнадцать.
Мы прошли по узкому коридору к своему временному обиталищу. Не Бог весть что, второй класс, но чистенько и опрятно. Две койки, круглое окно-иллюминатор, шкафчики, тумбочки…
– Не дворец, конечно, – прокомментировал Царёв, – но и не Варзуга. И тем более не Новый Свет. Долго будем здесь прохлаждаться?
– А кто сказал, что ты будешь прохлаждаться, Иван? У тебя куча дел!
– Какие ещё дела?
– Выучить карту предгорий и гор Кафа – это раз! – начал загибать пальцы я. – Привыкнуть нормально общаться с людьми – это два! Научить меня этим твоим ухваткам по швырянию людей на землю – это три. Ну и пуговицу будешь пришивать себе на сюртук. Это четыре.
– Пуговицу? – Он начал себя осматривать, а потом заметил болтающуюся на обшлаге левого рукава нитку. – Тут? Но я…
– Не умеешь? Будем учиться. На всё про всё четыре дня.
Раздался гудок, зашлёпали лопасти колёс, взбивая мутную воду. По одной из бесчисленных рек империи мы двигались к Итилю.
* * *Кажется, я задремал на полчаса, не больше – читал прессу, разморило. Очнулся от какого-то гомона и гула на верхней палубе. Царёв пропал! Сюртук лежал с аккуратно пришитыми пуговицами на кровати – я ему их все поотпарывал, чтоб парень тренировался. Учеником он оказался способным, вон как справился, загляденье! Думал, до вечера его займу, а сейчас солнце ещё вовсю светило в иллюминатор, значит, было не больше трёх пополудни. Я схватился за часы. Вот же чёрт, проспал больше трёх часов!
А вот нечего было до полуночи с капитаном лясы точить! Каюсь, грешен, зацепились языками, обсуждали высадку на побережье у Бубыря, он там одним из транспортов командовал, оказывается. А теперь вот – придавило к подушке, и потерял Иванушку! Но не такой он человек, найдётся. По всему выходило, переполох на палубе был его виной, и в этом предстояло разобраться.
Потирая заспанное лицо, я прошёл по коридору и поднялся наверх по гулкой металлической лестнице. В лицо ударил мощный свежий запах реки, яркое летнее солнце и крики чаек.
На палубе творилось чёрт-те что.
Зря я сомневался в его способности адекватно общаться с людьми. Все представители династии были личностями харизматичными и обаятельными, это признавали даже лоялисты. Эти ясные глаза, открытая улыбка и изящные манеры, не переходящие, впрочем, в лебезение, а полные достоинства, производили впечатление на любого человека, независимо от пола, возраста и социального положения. И мой ассистент стал всеобщим любимцем уже за первые сутки путешествия. Играл с детьми, делал комплименты барышням и дамам постарше, был безукоризненно вежлив с экипажем. А мужчин он купил другим своим талантом.
Он выигрывал. Ну, то есть всегда. То ли это было связано с математическим складом ума, то ли ещё с какой-то особенностью его гениального интеллекта, но в шахматы он сделал всех, и самая длинная партия длилась десять ходов. На бильярде победил даже капитана, заставив его ошеломлённо грызть мундштук трубки и восхищённо шептать в усы малый морской загиб.
А теперь он переключился на покер. И это было плохо!
Царёв сидел за столом в брюках и боксёрке, давая возможность всем дамам любоваться его мощными плечами и крепкими руками, а мужчинам убедиться в том, что он не шулер. Перед ним высилась солидная горка купюр и монет, а его противники явно пребывали в отчаянии. Толстый купчина в малиновой рубахе, седой, в возрасте уже дворянин в полотняном костюме и канапе и какой-то офицер-артиллерист в звании майора уже и не рады были, что сели с ним за стол.
Завидев меня, майор посветлел лицом:
– Господин офицер! – Ну да, несложно было догадаться по накинутому на плечи кителю и орденской ленте. – Не одолжите сотню? Я в Саркеле на пристани верну, слово чести!
– Господин майор, позвольте вас отговорить от такого необдуманного поступка. Мне совестно будет потом требовать от вас эти деньги – вы ведь их проиграете.
– И всё-таки… – Он сдвинул фуражку на затылок.
– Этот молодой человек мой ассистент. Он экстерном сдал высшую математику за два месяца, хотя её изучают год. Понимаете?
– Проклятье… – Дворянин бросил карты на стол. – А я ещё думал, не шулер ли он? Прошу прощения, господин Царёв, за подозрения, я и вправду не верил, что такое возможно! Феноменально! Я расскажу об этом всем своим друзьям, а внукам найму репетитора из университета. Математика, говорите? Ну надо же!
– Иван, я думаю нужно отдать господам их деньги. Это нечестно, – сказал я.
Царёв глянул на меня как ребёнок, у которого отняли игрушку. Ну вот как ему объяснить, что это такой же кошмар, как расстреливать зулусов с копьями из «Максима»? При необходимости можно и даже нужно, но в деньгах мы не нуждались, и цеплять на долговой крючок никого из этих почтенных господ задачи не было.
– Нет, позвольте! – возмутился купец. – Всё честно! Мы видели, как этот молодой человек играет в шахматы, и могли бы догадаться. Но нет! Захотели свергнуть его с пьедестала и поплатились. Всё честно!
Я пожал плечами.
А Иван вдруг широко улыбнулся и крикнул:
– Всем арелатского, игристого! Каждому пассажиру! Угощаю! Вы лучшие попутчики в мире, друзья!
И сорвал овацию, конечно. Умел он это – купаться в славе. Стюарды вытащили из холодильной камеры ящик арелатского, и оно полилось в фужеры для первого класса, бокалы и стаканы для второго, железные и керамические кружки для третьего. Рабочие и их подруги, путешествующие в Саркел в поисках хорошей зарплаты и хлебного места, с осторожностью пробовали напиток богачей и радостно улыбались.
Царёв подошёл ко мне и опёрся на перила:
– Ну что, я правильно сделал?
– Правильно. Ещё правильнее было бы вообще не садиться с ними за карточный стол.
– Шеф, но…
– Ты стал бы боксировать с ребёнком?
– А… Но я…
– Люди не равны от рождения. У кого-то с детства астма, и он задыхается, пробежав несколько шагов. Другой страдает изжогой. Третий не различает цвета. Один высокий, другой низкий, третий хромой. Есть ещё мужчины и женщины, есть коричневокожие, раскосые, северяне, южане… Кем бы сочли человека высокого роста, который, находясь в коллективе низкорослых людей, постоянно кладёт, например, ключи от общей душевой на самую верхнюю полку?
– Скотиной, – сказал он мрачно.
– Так кой же хрен… – скрипнул я зубами.
– Я всё понял, шеф. Я понял. Соревноваться нужно с равными.
– А ещё лучше с сильнейшими. Использовать свои преимущества против тех, кто заведомо слабее – моветон, Ваня.
– А враги? – на всякий случай уточнил он.
– Враги… – Я снова вспомнил зулусов. – А врагов нужно уничтожать, используя все возможные средства. Только нужно совершенно точно знать, что перед тобой именно враги, а не свои, которые почему-то сочли врагом тебя.
– Как лоялисты? – хмыкнул он.
– Да, как некоторые лоялисты.
Мы стояли и смотрели на широкий невероятный Итиль, на проходящие мимо суда, прибрежные деревеньки и городки. Солнце постепенно клонилось к закату, окрашивая голубые воды великой реки в сюрреалистические багровые тона. Где-то служили вечерню – слышался мерный колокольный звон.
– Иван Васильевич, а к зачёту по географии Кафа вы уже подготовились? – спросил я.
– К зачёту? Вот же послал Бог научного руководителя! – вздохнул Царёв, с трудом отрываясь от медитативного созерцания своих необъятных владений. – Мне нужно четверть часа, Сергей Бозкуртович, и можете проверять.
Кто ж знал, что у нашего золотого мальчика ещё и фотографическая память?
* * *Ночью к дверям нашей каюты приходил пьяный майор, ломился и требовал отыграться. Матросы едва скрутили его и поместили в холодильную камеру до утра, чтобы он протрезвел. Наутро замёрзший и простуженный майор ничего не помнил и пребывал в удивлении, кой чёрт понёс его ночью в холодильник?
Все тактично отмалчивались.
Глава 6
Саркел
Утром, когда впереди уже виднелся огромный белый город Саркел, привольно расположившийся на зелёных склонах окрестных холмов, я разминался на палубе, стараясь привести себя в порядок после дурацкой ночи.
– Слышите? Кто-то стонет. Что это?! – Оказывается, наверху я был не один.
Иван тоже проснулся, вышел подышать воздухом, и теперь замер у перил, озадаченный. Поначалу я не понял, что именно он имеет в виду, но потом прислушался.
Звук раздавался со стороны берега. Пение, которое Царёв принял за стон, становилось всё громче, мы приближались к его источнику.
– Обычное дело, – сказал я. – Бурлаки. Тянут баржу вверх по течению.
Он смотрел на несколько десятков мужиков, впряжённых в постромки и медленно бредущих вдоль песчаного берега. Они тянули баржу, гружёную углём, тяжко ступая, и мерно ухали, помогая себе держать шаг.
– Но почему… – удивился Иван. – Зачем они это делают? Есть же буксиры, тракторы, ломовые лошади, например…
– Есть, – кивнул я. – Но и они тоже есть. Взгляни на берег – где здесь пройдёт трактор или ломовая лошадь? Уровень воды в Итиле ближе к устью постоянно меняется, и бечевник – тропа для буксировки судна – может быть только временным. По песку и гальке.
– Но паровые двигатели…
– Бурлаки экономичнее. Вместо топлива расходуют продовольствие, а в этих местах хлеба и баранины гораздо больше, чем угля или нефти. Да и нет пока в империи такого количества двигателей, чтобы обеспечить весь речной трафик буксирами на паровой или дизельной тяге.
– Значит, нужно строить заводы по производству этих самых двигателей, – решительно рубанул ладонью по воздуху он. – Это какое-то средневековье! Только надсмотрщика с плёткой не хватает. Дикость. И завывают так… Мороз по коже!
– На одном Итиле около трёхсот или четырёхсот тысяч бурлаков. Ты думаешь, будет просто переучить их на рабочих по производству деталей для двигателей? Да они проклянут того, кто попытается это сделать! Зачем им это нужно – в корне менять свою жизнь? Какая у них мотивация? В удачный сезон бурлак на Итиле зарабатывает столько же, сколько клерк средней руки в том же Бринёве! И это притом, что большая часть речного трафика приходится на время, свободное от сельского хозяйства. Чем не приработок для поселян?
– И что, ничего не делать? – удивился Царёв.
– С этими-то? – Пароход как раз приблизился к ватаге бурлаков. – Пожалуй, что и ничего.
Крепкие мужики в справной одежде, прочной обуви, удобных головных уборах тянули баржу по узкой полоске земли между обрывистым берегом и речной водой. Они протяжно пели, помогая себе в работе. Командовал бурлаками седой, битый жизнью старикан, тоже впряжённый в лямку. И никаких плетей!
– Они не кажутся забитыми или угнетёнными, да? Это их жизнь и их ниша. Что с ними сделаешь? А вот с их детьми… – рассеянно проговорил я.
Лицо Ивана просветлело:
– Не стоит ставить всё с ног на голову, потому что императору не понравилась песня, да? – Он напряжённо думал, как будто высчитывая что-то. – Если поддерживать оптимальные темпы индустриализации и повышения уровня грамотности в регионе, создавать новые рабочие места для подрастающих крестьянских детей в сельском хозяйстве и промышленности одновременно с модернизацией речного флота, тогда…
Мне казалось, в глазах у него мелькают столбики цифр, пальцы Царёва выводили на перилах какие-то каракули. На несколько мгновений он закрыл глаза, а потом широко распахнул их:
– Так, насколько я могу судить, через десять-двенадцать лет мы сможем превратить бурлачество в элемент фольклора, избавиться от него как от экономического явления. И когда мне будет тридцать, я смогу спокойно путешествовать по Итилю и не слышать эти стоны. В конце концов, император я или нет? Могу себе позволить слушать музыку, которую хочу?
– А чем вам песня не нравится-то? – удивился я.
Интересные у него, однако, методы работы с репертуаром народных песенных коллективов.
– Ну не нравится, и всё! – буркнул юноша, развернулся и пошёл в каюту.
Я прислушался к протяжному хору хриплых мужских голосов.
– Эх, дубинушка, ухнем… – раздавалось с берега в такт тяжёлым шагам бурлаков. – Эх, зелёная, сама пойдёт, сама пойдёт, подёрнем, подёрнем да у-у-у-ухнем! – Эх, зелёная, сама пойдёт, сама пойдёт, подёрнем, подёрнем да у-у-у-ухнем!
* * *Саркел когда-то давно, в незапамятные времена принадлежал башибузукам. Но власть кочевников в этих землях никогда не была прочной. Постепенно трудолюбивые землепашцы с севера под охраной государевых войск отвоёвывали у степи версту за верстой, двигались на юг, сделав сначала рубежом империи Итиль, а потом горы Кафа. Степь распахали, по реке пошли корабли, город обзавёлся постоянным населением и теперь считался одним из крупнейших торговых и промышленных центров страны. Потомки местных племён башибузуков давным-давно были ассимилированы и считали себя точно такими же имперцами, как и правнуки землепашцев-первопроходцев. Плавильный котёл гигантского государства перемолол их и смешал до однородной массы, наделив жителей Саркела чуть более смуглой кожей, выразительными бровями и ресницами. Именно они, эти пассионарные полукровки, стояли в первых рядах покорителей Кафа, водружали имперское чёрное знамя с белым орлом над башнями Эвксины и приводили к покорности уже моих предков.
Такова империя. Имперцы врываются в кишлаки и аулы, разрушают сакли, невольничьи рынки, караван-сараи и капища Ваала с кровавыми жертвенниками, оставляя после себя лишь библиотеки, школы, больницы, промышленные предприятия и железные дороги. А то, что имперский солдат и имперский инженер не могут сделать сразу, заканчивают имперская школа и церковь за следующие лет двадцать.
Справедливости ради, в Эвксине никогда Ваалу не поклонялись. Дорогой друг Тесфайе сказал бы про эвксинцев, что они люди Джа. Да и история Эвксинского государства имеет корни куда как более древние, чем вся родословная нынешнего императора. Но это так, потешить самолюбие маленького гордого народа, который кичился остатками национальной идентичности и мнимой автономией в составе империи.
– Шеф! Нам куда? – Голос Ивана отвлёк меня от нахлынувших мыслей о судьбах народов и вернул к суровой действительности. – Какие у нас тут планы?
– Планы? Ищем пролётку, снимаем гостиницу. Ты как к джазу относишься?
– К джазу? Я больше классическую музыку люблю, – признался Царёв. – Ну и кадрили всякие, галопы, джиги. В Варзуге во вкус вошёл. А что не так с джазом?
– Да тут приезжает одна мировая знаменитость. Не хочешь на концерт сходить?
Иван понял, что в моём вопросе было двойное дно, однако пожал плечами с деланым безразличием:
– Можно и на джаз сходить. Культурный досуг!
Транспорт нашёл нас самостоятельно. Таксист в вязаной шапочке, заросший по самые глаза густой коричневой бородой, видимо, припозднился. Всех пассажиров расхватали его более удачливые коллеги, а этот, на ходу дожёвывая огромный калач, махал нам рукой:
– Поехали, господа! Поехали! Довезу куда надо!
– Главпочтамт городской. А потом дешёвое жильё, – сказал я.
– Всё знаю, всё рядом! – И принялся энергично манить нас за собой.
Он активно шлёпал ногами в босоножках по тротуару, рукава его просторной рубахи и свободные шаровары так и развевались по ветру.
– Меня Федотом зовут, – сказал он. – А внешнего вида машины вы не бойтесь, она у меня надёжная.
Стоит ли говорить о том, что надёжная машина оказалась ржавой колымагой? Она тарахтела и тряслась и, казалось, сейчас развалится. Клубы чёрного дыма вырывались из выхлопной трубы, которая торчала над покосившейся крышей чудовищного автомобиля, из-под капота раздавалось жуткое рычание, подобное рёву раненого медведя-шатуна. В потрёпанном и изгвазданном салоне жутко воняло горючим, алкоголем и ещё чем-то приторно-сладким. Вёл Федот ужасно – быстро разгонялся, резко тормозил, на поворотах его заносило, и матерился он нещадно, на чём свет стоит проклиная остальных участников дорожного движения.
Он остановился у входа в какой-то сквер и ткнул пальцем сначала в вывеску почты, а потом в сторону какой-то подворотни с аркой. На арке была надпись «Дишовые нумера».
– Федот, – сказал я, – ваша машина нам, возможно, ещё потребуется. Где вас можно будет найти?
– Завсегда у пристани! – Он принял деньги. – Обращайтесь, господа!
Царёв с зелёным лицом вывалился из транспорта:
– Никогда… Никогда меня в авто не тошнило и морской болезни не было, но это… Это чудовищно! За каким чёртом, шеф, нам может ещё раз понадобиться этот монстр?
– Как думаешь, если мы будем перемещаться на нём по городу, запомнят нас или шушпанцер Федота?
– Однако! – задумался Иван. – Но с запахом ему нужно что-то делать.
На главпочтамте меня ждала телеграмма от ротмистра.
«полная свобода действий сбереги ассистента верь ветеранам двигайся цели»
Жив, чертяка, наш заговорённый Феликс. Суету наводит, на уши всех ставит. Свобода действий, значит? А сразу почему нельзя было всё откровенно рассказать? И про готовящееся покушение они наверняка знали, но заигрались, проворонили! Сейчас, верно, чисткой рядов опять занялись, носами землю роют! Но про джаз ни слова. Может, не понял, а может, не поверил. В конце концов, товарищ Саламандра хищница матёрая, там и алиби, и легенда, всё будет, комар носа не подточит! Ветераны? Привлечёт кого-то из наших общих знакомых для связи со мной? Отличный ход, тот же Дыбенко был бы в таком деле просто незаменим. А «двигайся к цели» означает, что путешествие в Шемахань продолжается.
Царёв в это время читал «Курьер», привалившись плечом к стене.
– Смотри, что пишут, – сказал он. – Императора прооперировали, состояние стабильно тяжёлое. По всей стране молебны о здравии. Дела!
– Как думаешь, выживет? – спросил я его и по-дурацки хохотнул.
Иван ощупал себя, закатил глаза, как будто прислушиваясь к внутренним ощущениям, и сказал:
– Думаю, шеф, за исключением смерти от голода и жажды, его величеству мало что угрожает.
– Тогда вперёд, друг мой, в «Дишовые нумера», а потом искать обед!
* * *На удивление, в нумерах было даже чисто. Комнатки крохотные, но две кровати, стол, стул, гвозди, вбитые в стену вместо крючков. Замок и засов на двери. Большой сундук, гигантский, опять же с замком для вещей.
– Посуточно или за неделю оплатите? – уточнил совсем юный портье.
– Посуточно. Ванная, душ – что-то такое есть?
– Душевая в конце коридора, – замялся он. – Ночью туда лучше не ходить. Вообще, лучше ночью из номера не выходить, если проблемы не нужны. Ой, хозяин меня убьёт за то, что я это вам говорю. Клиентов отпугиваю.
– А мы пуганые, не переживай. И хозяину твоему ничего не скажем.
Портье покосился сначала на разбитую физиономию Царёва, потом на мою орденскую ленту и понятливо кивнул. Всё-таки кавалер Серебряного креста – это особый статус и особое отношение. Ну и лихая рожа тоже.
– И в сундуке ничего ценного не оставляйте. Одежду не украдут, саквояжи и пайку тоже, а что поменьше да подороже – как пить дать стибрят, – дал ещё один добрый совет этот работник сферы услуг.
Габаритное и неудобное имущество, которое, по словам этого ответственного работника, красть не будут, мы сложили в сундук. Наверх я положил гранату – обычную протекторатскую «колотушку» с выкрученным запалом. Запал спрятал под матрас, а то мало ли… Такой сюрприз должен был прочистить мозги любителям пошарить в чужих вещах.
На рекогносцировку отправились в кафе рядом с филармонией, где должна была завтра выступать Изабелла Ли и её джаз-банд. Кафе называлось «Каркассон», и там предлагали руссильонскую и арелатскую кухню. Суп эскаливадо, хлеб с помидорами, колбаски фуэт – никогда не пробовал ничего подобного. Оказалось питательно и вкусно.
– Этот джаз-банд – матёрые анархисты, – пояснял я Царёву. – Террористы чистой воды. Для них человека прикончить – плёвое дело. Более того, накануне взрыва дворца и нашего с тобой побега у них был концерт в Аркаиме.
– Так это они? – Иван отламывал огромные куски «кока де рекапте» – лепёшки с овощами и колбасой – и макал в соус из чеснока и оливкового масла. – Они меня хотели убить?
Это совершенно не портило ему настроения. Его уже пытались лишить жизни много раз – сначала заговорщики во время переворота, потом лоялисты в концлагере, затем… Сколько покушений предотвратили преторианцы, лейб-гвардия и спецслужбы? Больше дюжины точно. Кое-кого из убийц он даже обезвредил сам, например во время праздника в кадетском училище, которое навещал с подарками. Вывихнул руку и обрушил на пол одного из молодых преподавателей, кинувшегося на него с ножом. То ли скрытый лоялист, то ли просто чокнутый оказался, Бог знает. Так что поход на концерт к анархистам Царёва не смущал.
– Скорее всего. А если и нет, Саламандра… то есть Изабелла Ли наверняка будет знать, кто именно. Она у Шельги на хорошем счету. На Сипанге, можно сказать, фигура номер один!
– Шельга – это который председатель Интернационала и глава какой-то пиратской республики? Я читал доклад по нему, он же из уполномоченных, да?
– Точно! Именно он. Бунты в рабочих кварталах городов Сипанги его рук дело. Вынудил даже правительство пойти на переговоры – анархисты там теперь официальная политическая сила, подмяли под себя профсоюзы, вынудили принять прогрессивное рабочее законодательство.
– Там ещё этот, как его… Усатый человек со страшными глазами. Уткин? – продолжая жевать коку с соусом, уточнил Иван.
– Гусев! – Мой ассистент, оказывается, даже был в курсе дел, настолько далёких от нашей необъятной родины. – Действительно, жуткий тип. Они там надоили кучу денег с жирных котов, и спонсируют дочерние партии по всему миру. К каждой стране индивидуальный подход. Где-то на выборы идут, где-то берут под контроль улицу, в других местах занимаются диверсиями и саботажем.
– Раубаль на этой волне к власти и пришёл. – Царёв потянулся за стаканом, в котором плескался тинто ди верано – освежающий напиток из вина, содовой, льда и лимона. – Обвинил их в поджоге здания капитула анархистов, вывел на улицы своих сторонников-кнехтов. Люди были напуганы, а наш талантливый художник из Виндобоны – единственный, кто указал на виновника и сделал хоть что-то. Тут анархисты просчитались.
– Просчитались. Алоиза всерьёз никто не воспринимал. – Мы отвлеклись от темы, но кто может быть более интересным собеседником, если речь идёт о глобальной политике, чем правитель одной шестой части мира? – Я тоже, если честно. Ну кто он, в конце концов, такой? Ну да, он из ордена, но кто считает кнехтов за самостоятельную силу? Когда в последний раз кнехт становился великим магистром? Усики ещё эти… Рисует, кстати, неплохо, говорят. И знаете что? Я могу понять его реваншизм и желание изменить условия мира с Альянсом и их союзниками, прекратить выплаты по репарациям, но этот его пунктик по поводу финикийцев… Сумасшедший дом. Какая-то детская травма?
Царёв вытер руки салфеткой:
– Вы меня совсем не слушали, шеф. За это его и полюбили тевтоны – он показал им виноватых. Тех, на ком можно выместить горечь поражения, за чей счёт можно поживиться. Анархисты, финикийцы… Скоро он разорвёт мирный договор и примется наращивать армию. Алоиз Раубаль очень опасный человек. Я говорил с дедушкой, и Артур Николаевич считает, что до новой Великой войны осталось лет десять, много – пятнадцать. Протекторат и все, кого они подомнут, против Альянса и Арелата с Руссильоном, возможно, Сипанги. Задача империи – сохранить нейтралитет во всём этом кошмаре. И сделать так, чтобы по Итилю ходили пароходы, а не бурлаки.
– А вы… Хм! Нейтралитет и неучастие в военных союзах, это ведь ваша официальная доктрина. Манифест после коронации и всё такое… – Шестерёнки в моей голове крутились с бешеной скоростью. – И Наталю мы помогали только косвенно, легион – это ведь не танковая армия и не пехотный корпус.
– Да, да, да и многие в правительстве и сенате считали такое моё решение ошибочным. Заключить официальный союз, поддержать Конгрегацию против лаймов и их прихлебателей… Знаете, что президент Грэй месяц назад подал заявку на вступление в Альянс?
– Проклятье, – сказал я. – Как думаете, долго бы продержался нейтралитет империи после того, как всем стало бы известно, что вас убили анархисты? Те самые, которые до этого пытались подорвать изнутри могущество Тевтонского ордена, имеют огромную популярность на Сипанге и чуть ли не официально лобызаются с президентом Грэем? Тем самым Грэем, который месяц назад подал заявку на вступление в Альянс, под крылышко лаймов?
Царёв даже жевать перестал:
– Погодите-ка! – сказал он. – Под таким углом я на всё это и не смотрел.
– Кошмар, правда? – Залпом выпив весь свой тинто ди верано, я встал и одёрнул китель. – Нужно перехватить Изабеллу Ли до концерта. Не одного меня тут играют втёмную.
Глава 7
Товарищ Саламандра
Я и не знал, что в Саркеле так много любителей джаза. Огромная толпа осаждала филармонию, тщетно надеясь пробиться внутрь, хоть одним глазком поглядеть на заморское диво – Изабеллу Ли, золотой голос Сипанги.