В этот момент три человека стояли, словно прикованные к земле, провожая взглядами спину потерянного странника, растворяющегося в небытие.
Сможет ли он найти свой свет в этой кромешной мгле?
***
Неторопливо шагая по узкой тропинке территории особняка, я не обращал внимания ни на что. Все здесь казалось чужим и родным одновременно. И это странное чувство все никак не покидало меня, пока я не набрел на любопытную находку…
Дверь. Небольшая, но обвитая сплетением множества Анемонов. Ничего необычного на первый взгляд. Однако интересной работы ручка не позволяла пройти мимо. Коснувшись поверхности величественного существа, раздался щелчок, и символ нашего клана превратился из дремлющего змея в разъяренного хищника с разинутой пастью-замком тонкой работы.
Не раздумывая, я вытащил из конверта, который держал при себе, один из ключей в виде дракона, обвивающего нефритовый камень. Вставив ключ в замок, я выполнил легкие движения правой рукой, желая узреть то, что сокрыто от моих глаз. Прокрутив странный ключ сначала на триста шестьдесят градусов направо, а затем на девяносто градусов налево, я надавил на него сильнее, и он почти полностью водрузился в дверь, а нефрит сменился цветом нежной лазури, и преграда распахнулась, впуская в свою колыбель.
Сделав шаг в пустоту, взору предстала мистическая картина. Множество раскидистых деревьев, ошеломляющих своей красотой, были хаотично разбросаны по лесу, впиваясь в плодородную почву своей железной хваткой, создавая лабиринт, что затягивал в свое царство, желая навек сделать заблудшую душу своим пленником.
Пышные платья крон поражали контрастом, пока я продолжал двигаться вперед, все дальше углубляясь в незнакомую местность.
Бродя по неведомым дорожкам таинственной находки, и пробегаясь изучающим взглядом вокруг, я не заметил, как все начало погружаться в объятья ночи. Немного подумав, я повернул в обратную сторону, желая вернуться во внешний двор особняка. Но некоторое время петляя, понял, что заблудился. Однако это было к лучшему. Ведь отсюда совсем не хотелось уходить. Так тихо, что я просто продолжил свою прогулку по просторам, дарящим спокойствие.
Переступая с ноги на ногу, забыв счет времени, что провел в лесу Зианлин, мысленно соглашаюсь со словами Такеру. И стало лучше оттого, что я натолкнулся на эту находку сразу после приезда.
С течением времени ночной сумрак лишь сильнее сгустился, и я пытался найти свет в ночном небосводе, в звездах, что были в плену сгустившихся мрачных облаков. Сделав еще несколько шагов, я услышал отдаленное эхо. Зачаровывающий голос запел пробирающую до глубины души песню, что разносилась по просторам захватывающего места.
Вдруг взвыл ветер, направляя свои воздушные потоки куда-то вглубь, исполняя танец, он словно приглашал принять в нем участие, нежно поглаживая прохладой со спины. Порывы, то убегающие, то приходящие, словно качающиеся волны, доносили до моих ушей обрывки слов, вызывающих ностальгию.
Эти звуки заставляли сердце биться чаще и возноситься за пределы небес. И это было неописуемое чувство. Именно чувство…
Что-то в этих чистых нотах вызывало странные покалывания в груди. И я решил нырнуть в неизведанные глубины незнакомого голоса, играющего на струнах осколков души, в которых еще теплилось нечто, что я был не в силах описать словами. Я следовал за зовом стихии, чтобы встретить того, кто всколыхнул сердце. Кто исцелял пустоту теплом чистейших переливов.
Следуя за ветром, я заметил, как на ресницу нежданно-негаданно ниспала белоснежная пушинка. А следом за ней пикировали хлопья еще больших размеров, желая составить ветру компанию в этом затейливом танце. Блистая, снежинки увлекал за собой несносный ветер, и взору предстал мистический дуэт, что своим чудодейственным эффектом с головой уносил в мелодию.
Постепенно с быстрого шага я перешел на бег, а ветер и огромные снежинки кружили вокруг, бережно касаясь лица. Они манили все напористее и обворожительней, и постепенно я начал замечать, что незнакомый голос доносится четче. От нетерпения и бурлящего внутри предвкушения дыхание давно сбилось, но я все наращивал темп, устремляясь навстречу безмятежным переливам, что вызывали неимоверную дрожь от силы, что была вложена в каждую ноту.
Множество мыслей крутились в голове, но я лишь продолжал двигаться дальше, даже не представляя, что ждет впереди. И это было впервые. Впервые я позволил себе что-то столь необдуманное и безрассудное. И адреналин забурлил во мне.
Наконец, я мог отчетливо слышать каждую ноту загадочной мелодии, пробирающей до глубины, что столько лет хранила все в себе. Но стоило приблизиться к последней преграде, разделяющей от незнакомой персоны, как мертвая тишина пришла на смену мистическим нотам, вылившим наружу все, что таилось внутри.
Пройдя через колючие кусты, я слегка исцарапал свои кисти, окрашивая рукава белоснежной рубашки алыми каплями. Взору моему предстало не просто дерево, а величественное и возвышающееся к небесам изваяние.
Но я обомлел, когда увидел…
Глава 3
Но обомлел, когда увидел… ее.
Босые ноги, развевающееся на ветру белоснежное платье, подчеркивающее каждый изгиб хрупкого женского тела, обнаженные плечи, кожа которых была белее снега; плавные черты лица, длинные волосы ниспадающие волнами, и странный блеск двух печальных океанов, наполненных древней мудростью. Встретившись с ней взглядом, я заметил, как лица незнакомки коснулась загадочная улыбка.
Совсем недавно танцующий ветер окутали тишина и покой. В этот момент все словно исчезло из-под ног. Не существовало никого в этом мире, кроме нас двоих. А улыбка, эта усталая улыбка, наполняла сердце терзаниями. И странные чувства все сильнее впивались в тело. Медленно… Мучительно… Ведь девушка, подобная распустившимся бутонам лотоса выглядела такой грустной и душа выла, словно тому моя вина.
– Здравствуй – прервали тишину своим чарующим, словно капель, голосом.
– Кто ты? – продержав долгую паузу, обратился я к незнакомке магнетическим тоном.
Так мы продолжали неотрывно смотреть друг на друга, пока не послышалось загадочное:
– Совсем скоро, Эл.
И этим ответом меня словно ущипнули. Я не понимал смысла сказанного, как и того, откуда девушке известно мое имя. И это было следующим вопросом, который хотелось задать, но неожиданно издали послышалось изнуренное:
– Господин Эл! Господин Эл! – повторяли вновь и вновь взволнованно.
– Рэйден. – отозвался я спокойно, чтобы разбить все тревоги.
И он появился из-за кустов.
– Нашел… – учащенно дыша, облегченно выдавили остановившись напротив. – нигде не поранились? – обратились серьезно.
– Все в порядке, – сказал я галантно, похлопав по плечу, чтобы он ничего не заметил. – только… – повернул я голову в сторону могучего изваяния, но там уже никого не было.
– Только что? – спросили недоуменно.
– Нет. Уже ничего. Пошли. – утвердительно сказал я, медленно чеканя шаг.
Напоследок остановившись, я лишь одарил своим задумчивым взглядом великое изваяние и отвернулся, зашагав прочь, сопровождаемый Рэйденом.
***
ЛЕС ЗИАНЛИН
В этот момент две личности скрылись, осыпаемые небесными хлопьями и обдуваемые нежным ветерком.
Неожиданно, из ниоткуда на огромном древе вновь появилась дева в белоснежных одеяниях. Синие, как лепестки роз глаза провожали удаляющихся персон, когда девушка грациозно опустила голову, выражая благодарность Рэйдену. Она хорошо знала сына Дома Рихтарио и позволила войти в эти чертоги. Его лаконичный ответ на слова юноши с глубокими фиолетовыми глазами был правильным решением, пусть Рэйден и увидел ее. Он не должен знать о ней. Пока. С такими мыслями она смотрела в место, где в последний раз увидела фигуру Эла.
– Совсем скоро ты все узнаешь, Эл. – Сказала она безмятежно и подобно первому снегу исчезла так же быстро, как и появилась
***
Страх…
Каково это, когда твой разум одолевают сомненья, а душа просит хотя бы минутной передышки на кроткий глоток свежего воздуха?
Это ужасно.
С каждым днем ты тонешь все глубже в этом бездонном океане. Однажды там очутившись, уже трудно сбежать из капкана вечных терний, опутывающих бренное тело в колючие тиски. В такие миги понимаешь, что безумие поглощает тебя. Ты становишься сумасшедшим. Смеешься когда больно, за место того чтобы плакать. Многие подумают, что ты сильный, раз не проливаешь слез на обозрение всем.
Но все совсем не так.
На самом деле это лишь маска, скрывающая слезы. И из-за наших слабостей, боязни раз и навсегда разобраться в том, что накапливается день за днем все больше, постепенно убивая изнутри, страдает душа.
Она стонет, словно лишилась чего-то очень важного и теперь ее постигнет самое ужасное из страданий – пребывание между адом и раем. И от этого становится совсем пусто. И мы усугубляем наши раны, которые не видны снаружи, но так ощутимы, когда остаемся наедине с собой, и маленькие прорехи становятся огромной дырой, что увеличивается с каждой новой улыбкой. И чем ярче улыбка, тем больнее самому человеку.
Люди всегда пытаются выглядеть сильными, но именно в такие моменты в действительности они слабее всего.
И получается, что на самом деле все мы одиноки и слабы, просто каждый по-своему. Так что же нам мешает изменить это и стать счастливыми?
Ответ прост – лишь мы сами.
Когда я был еще маленьким, мама сказала очень непонятные для моего возраста слова:
«В жизни нас всех поджидают трудности и препятствия. Одни будут большими, а другие маленькими. Но это не значит, что жизнь человека лишь черное полотно. Я думаю, что люди – удивительные существа! Нас можно изменить, сломить и, наконец, сломать. Но даже после этого не отнять нечто удивительное, что дает нам силы идти дальше – наш внутренний свет. Человек изначально появляется чистым. Мы созданы так, что подобны Создателю, нашему Отцу. И когда приходим в этот мир, нашей задачей становится сделать его лучше тем, что невозможно купить за деньги или продать – искренним теплом.»
Погрузившись в воспоминания, я не заметил как совсем недавно кристально чистая вода, наполнявшая ванну, в которой я лежал, постепенно приобретала алый цвет.
Рана на спине пульсировала, изнеможённая резкими контрастами температур, которые я пережил за несколько дней. Она пронзала тело словно тысячей вил, вызывая нестерпимую боль. Тянула вниз, желая навечно заточить в пучине забвения.
Распахнув все это время сомкнутые веки, взору предстала завеса из пара, что заполнила собой все помещение, продолжая сгущаться. Выбравшись из ставшей бледно красной воды, мое нагое тело скрывал за пеленой густой туман. Взяв висевшее рядом полотенце, я обмотался им по пояс и, приблизившись к зеркалу, что было во весь рост, скользнул по пропотевшейся поверхности ладонью и словно заглянул в саму бездну.
Поглощающую…
Исчез тот блеск, сменившись мертвенной пустотой. Стеклянные пластины сохранили лишь глубину, ужасающую пронзительным до смерти холодом.
В отражении на меня смотрел юноша, подобный фарфоровой кукле, что может разбиться в любой момент. Хрупкое тело, подобное зеркальной глади водной, благородные черты лица, идеально очерченные, но слегка потрескавшиеся бледно-розовые губы, миниатюрный нос, длинные смоляные ресницы, что обрамляют фиолетовые глаза. Точеная шея, совсем бледная кожа, через которую можно было четко разглядеть дорожки синих вен, тонкие кисти рук, недлинные пальцы и стройные ноги.
Я родился мужчиной, но с женоподобным телосложением. И это делало меня слабаком в глазах окружающих. Впрочем, мне было неважно чужое мнение.
Родители учили, что быть сильным физически может каждый, но быть сильным духом дано не всем. Ведь духовное совершенствование требует огромной отдачи и беспрерывного самосовершенствования в борьбе с самим собой.
Так же они всегда говорили, что мнения, сплетни, теории и прочее, происходящее за спиной простой ливень, который стихнет со временем. Главное, ты впереди и они не скажут тебе это в лицо, потому что понимают, что на самом деле им до тебя не дотянуться, вы с ними разного уровня. И дело не в количестве материальных благ, а в неосязаемых богатствах, наполняющих душу. Мировоззрение человека, то, с каким чистым взглядом он смотрит на мир, беззаботные улыбки и искренность. Это злит других, ломает, вызывает зависть. Ведь им тоже этого хочется, но эти порывы так и остаются лишь желаниями, потому что люди так ничего и не предпринимают, дабы менять себя, менять то, что их окружает на то, что приносит радость всем. Они лишь продолжают носить уже приросшие к лицам маски. Настолько им страшно оставаться собой. Показать себя слабыми, что они в ком-то нуждаются, что они хотят перемен. Ведь на самом деле людям для счастья нужно так мало.
Лишь когда становишься бедным, и не хватает денег даже на еду, начинаешь ценить то, что когда-то имел, жалея потом о как-то недоеденной горбушке хлеба. Лишь потеряв свой красивый дом и оказавшись на улице вспоминаешь о старенькой хижине, сожалея о том, что продал ее «улийным магнатам», строящим "соты" для детей своей страны, забирающим те крохи скудного пая, нажитого кровью и потом. Лишь когда стареем, и наша пенсия составляет всего четыре тысячи рублей, а живем в большом городе, брошенные собственными детьми, которых когда-то вырастили, становится ясно, что все наши деньги, потраченное здоровье и нажитое добро не имеет значения. В конце все равно остаешься один, а "большая семья" даже не задумываясь о твоем здоровье, сдирает с тебя на старости лет налоги, на которые у тебя уходят все выделенные той же "семьей" субсидии. Замкнутый круг, который всегда оставляет сильных мира сего в плюсе. И от этого становится больнее.
«Думаешь, мир жестокий?"» – как-то спросил отец. «Возможно» – горько протвердил, добавив: «Но я верю, что однажды все изменится. И это будет удивительно, Эл. Поверь…»
И я верил…
В свои четыре я уже увлекался различными дисциплинами. И тогда у меня появился личный преподаватель. Но один инцидент сильно повлиял на будущее взаимодействие с окружающими. Это был случай, после которого я действительно понял, что балансирую по лезвию ножа, а цена ошибки на этом пути – жизнь.
Это была среда. У родителей возникли срочные дела, а Такеру улаживал проблемы с каким-то Домом. Я же, как обычно занимался с учителем. Но что-то пошло не так. И понял я это, когда по правой руке полоснули небольшим кинжалом, нацеленным на сонную артерию. Благодаря интуиции, я вовремя среагировал, но будучи ребенком, полностью урона избежать не удалось. И то, что я остался в живых, уже было чудом. А тот день сохранился в памяти обрывками, словно сработал защитный механизм, стерев самые болезненные воспоминания. С тех пор моим образованием занимались родители и Такеру. А о том случае больше никто не упоминает.
Но заниматься с близкими было только в радость. И это принесло плоды, раскрывая мои способности и таланты на максимум. В девять я одолел Такеру в шахматы. По его словам эта игра развивала оценку ситуации и тактику ведения боя, что были очень важными аспектами в жизни любого главы. Занятия с Ананисом были всегда интересны, ведь им использовались нетривиальные методики. В одиннадцать я за три месяца вычитал все книги из маминой личной библиотеки, подробно помня каждую страницу прочитанных гор. Она занималась со мной искусством, историей, и особое внимание уделяла легендам и притчам, констатируя тем, что древние истоки знаний самые могущественные, ведь они таят за собой великую мудрость. И, наконец, в день своего шестнадцатилетия на спарринге по фехтованию с отцом. Мне удалось одержать вверх, и он был очень горд таким результатом. С ним мы изучали такие дисциплины, как искусство боя, фехтование и ораторство. Когда Ананис узнал о победе, то был удивлен, ведь в фехтовании папа был признанным всеми номером один. И я подумал, что мне просто повезло или он поддался. Но он все честно отрицал, и весь день нахваливал матери, поддевая словами: «Мой сын», «Моя кровь. Он взял от меня только лучшее» – на что она всегда в ответ одаривала его сверкающим словно бриллианты взглядом фиолетовых омутов, поправляя на «наш сын». И папа, ероша свои волосы, естественно соглашался. Ведь в гневе мама была особенно прекрасна.
Это было очень счастливое время.
Теперь же…
Я прислонился лбом к зеркальной глади, отчего темные пряди волос ниспали на глаза, а руки неподвижно висели..
Устало закрыв так резко отяжелевшие веки, я грубо сжал ладони в кулаки, все сильнее впиваясь в кожу ногтями чуть ли не до крови. Я не знал, на кого или что злиться. Меня просто одолевала злость, и она перерастала в отчаяние, которое превращало в безумца…
Что есть безумие?
Это когда помутняется рассудок, тебя одолевает страх и хочется сбежать от всего мира, спрятавшись в скорлупке, которую выдумал сам? В этой скорлупе уютно, потому ее не хочется разбивать. И из-за этой ошибки ты начинаешь забываться меж иллюзиями и реальностью. А потом совсем теряешь грань, не понимая где правда, где ложь. И безумие пожирает тебя, сподвигая причинять боль другим. Оно манит и дурманит, словно сладкий дым, привлекающий жертву приятным шлейфом в капкан, и словно туман, застилающий взор ясных глаз пеленой, утаивает суть вещей. Я всегда думал, что защищаю других. Но я ошибался.
Защищать других имеет право лишь тот, кто в силах для начала защитить хотя бы себя.
Я все больше и больше погружался в мою глубь и, внезапно, нахлынула апатия о погибших родителях. К сожалению, увидеть их тела так и не удалось из-за ужасающего состояния. И дядя Вэйн вместе с Такеру настояли на том, чтобы я не ломал себе психику еще больше. Перед глазами начали мелькать картины нежных улыбок из моей памяти. И с каждой такой улыбкой лицо становилось все мрачнее, отчего я стиснул свои челюсти и напряг мышцы шеи. Дыхание стало редким, сердце забилось медленнее и казалось, что даже время тянуло свой ход. И от этого становилось особенно неприязненно. Словно вырвали часть чего-то важного, что было невозможно заполнить.
В груди метались смешанные ощущения. Словно разбушевавшийся тайфун, что ломал меня с каждым ударом, заставляя ослабевать.
«Хватит уже! У тебя нет права на слабость!» – кричал я мысленно.
Скупая слеза разбилась о то прошлое, что грело и истязало одновременно. За ней последовала еще одна, смешанная со сдавленным стоном тоски.
«Вы улыбались своему сыну даже тогда, перед вылетом…» – вспомнились последние минуты, проведенные вместе.
«Зная наперед, что вас ждет, вы все равно крепко обняли меня.»
Я разжал ладони. Капли воды скатывались по шее с мокрых волос.
«Простите…»
«Черт… Это тяжелее, чем когда я находился в обществе этих шакалов; тяжелее, чем когда на меня покушались и я чуть не погиб.»
«Вы были для меня всем.»
«И это единственное все отобрали…»
Я поднял опущенную голову и посмотрел спрятанным за отросшей челкой расфокусированным взглядом ввысь.
Ища тепла в забвении…
****
Я стоял лицом к огромному панорамному окну с видом на ночной небосвод. Звезд не было видно. Лишь хлопья снега, в сопровождении ветра медленно падали на землю с мутного покрывала, раскинувшегося над человечеством. Я пристально всматривался вдаль, параллельно застегивая пуговицы рубашки, словно чего-то ожидая. Или кого-то. Я не мог понять… Все было слишком запутанно и у меня не было сил распутывать все это. Как и желания.
– Господин Эл, – прервал раздумья знакомый голос и стук в дверь, когда я управился с последней пуговицей.
– Входи, – послышался скрип и человек сделал пару шагов в мою сторону, – Эйден. – произнес я.
Повернув голову, я встретился с немного недовольным собой взглядом, а потом перевел взор на окно. Приблизившись, я коснулся пальцами поверхности стекла.
– То-то вы все знаете, молодой господин, – слетела из уст юноши фраза, напитанная разочарованностью, – как догадались? Я даже поменял манеру речи на привычный стиль Рэйдена.
Но я не дал ему ответа, продолжая смотреть за горизонт.
– Впрочем, не важно, – ни капельки не потерявшись, лишь с большим запалом начали язвить, – Я лишь хотел убедиться, что вы еще живы.
Я молчал, продолжая стоять к нему спиной.
– Тогда… Рэйден не дал тебе договорить. – прервал я тишину.
Чужие глаза блеснули и сузились.
– О чем вы? – сделали вид, словно не поняли моих слов.
– Мы… встречались раньше? – спросил я холодно, что-то раздумывая.
– Возможно. – Загадочно ответили мне, довольно улыбнувшись.
После такой реакции я все больше склонялся к тому, что эти близнецы знакомы со мной еще с рождения и это настораживало.
– Тогда позвольте откланяться. – сказали наигранно вежливо, добавив в дверях, – надеюсь, вам будет удобно. Спать на СПИНЕ. – Сделали явный акцент на последнее слово, и резко закрыли дверь.
«Как он…» – недоуменно подумал я, когда наконец присел на кровать.
Но как только голова коснулась подушки, этот вопрос тут жеисчез. Веки стали свинцовыми, тело словно онемело, и я провалился в сон, а в мыслях… Печальное лицо той незнакомки и пробирающие душу переливы песни, что постепенно исцеляли душу.
Глава 4
Шум раскрывшихся штор вытащил из мглы, в которой я блуждал во сне.
– Доброе утро. – Послышался спокойный голос Рэйдена.
Я присел, изогнув одно колено и, облокотившись, слегка провел рукой по волосам, пытаясь прийти в себя. Все тело ужасно ломило. Я резко встал, отчего слегка помутилось в глазах, что не осталось незамеченным от пары взволновавшихся глаз, мгновенно очутившихся совсем рядом, но я сбалансировал равновесие, рукой преграждая путь к себе.
– Я в порядке. – Спокойно сообщил я, на что мне кивнули.
– Ваша форма рядом с кроватью, господин Эл. Спускайтесь, завтрак также готов. – Сказали, улыбнувшись и закрыв за собой дверь.
Я лишь посмотрел в сторону окна. Яркие лучи искрящегося солнца проникали в комнату, наполняя каждую частичку этого места светом и теплом.
***
Спускаясь вниз по лестнице из красного дерева, я совсем забыл, что так и не удостоил старинный особняк должным вниманием. По правде, вся эта изящность, красота дизайна и тонкость вкуса апартаментов и интерьера подобных сооружений никогда не привлекали. Но этот фамильный особняк наоборот приятно удивил. Нет присущей таким достояниям напыщенности и вычурности. Ничего лишнего. Все слишком идеально, и любая новая деталь или предмет декора могли нарушить атмосферу обстановки абсолютного совершенства и равновесия. Это гармоничное сочетание и сбалансированность, скользящие по лезвию ножа, но не выступающие за грань, прекрасно вписывались в мои вкусы, что я даже не мог к чему-либо придраться. И теперь я еще больше убедился, что этот особняк – достояние Драгнилов.
Я прошагал по коридору, поворачивая голову из стороны в сторону, одаривая фамильное достояние изучающим взглядом, а после завернул в сторону комнаты, из которой доносился приятный аромат.
– Доброе утро, молодой господин – поздоровался со мной Такеру добродушно, пока юноша с золотистыми глазами сервировал стол.
– Доброе утро. – ответил я, соблюдая этикет.
На столе были панкейки с ягодной начинкой и стакан кофе. Приятный аромат знакомого напитка долго впитывался мною в каждую клеточку организма, успокаивая и согревая. Сделав глоток, я замер на миг.
– Не сладко… – задумчиво.
– Да, господин Эл, – начали, пропустив легкую смешинку, – Рэйден меня сегодня с самого восхода солнца засыпал вопросами о том, что вы любите, а что нет. И скажу вам четсно – это было очень изнурительно для моего возраста, хо-хо – поделился со мной пожилой человек, – и букет синих роз также его работа. – улыбнулись сильнее
В этот момент я лишь повернул голову в сторону стоящего у плиты Рэйдена, всматриваясь своим глубоким взглядом в спину Рэйдена, который занимался готовкой.
– Боже правый, – нарушил тишину пожилой голос, – мы опаздываем! – выделил он громче последнее слово.
Я лишь молча схватил свой черный пиджак, и поправив галстук, направился к выходу. Но в нескольких шагах от двери замер. Лишь спустя минуту негромкое:
– Спасибо за завтрак – слетело с губ, и я вышел из дома в сопровождении Ананиса.
В тот момент мне не довелось узреть на лице стоявшего ко мне спиной юноши легкую улыбку, от простых слов благодарности, что эхом отдавались в чужих потемках как луч света.
***
АКАДЕМИЯ ВАИТЕ
– Вы слышали? – начала какая-то девушка с каштановыми волосами, заплетенными в косички. – Говорят, что в классе Вендатте ожидается пополнение! – поделилась она сплетнями, привлекая к себе всеобщее внимание.
– Да ну, не может быть! – шокировано воскликнули, – даже Арвада туда не приняли, а тут какой-то новенький и сразу в Вендатте?! – истерически закончил парень, приняв слова подруги за чистой монеты фарс.
– Но дело в том, что это не просто новенький. Это наследник Дома Драгнил! – не сдержавшись, сорвалась она на крик, после чего быстро прикрыла свой рот рукой в шоке от того, что она все-таки прокричала последние три слова.