Наконец, последнее важное слово в определении войны – насильственная. Ожесточенная борьба для групп – нормальное дело. Но одна из распространенных человеческих ошибок – смешение причин, которые вызывают резкое и враждебное противостояние, с причинами, при которых это противостояние переходит в насилие. Если ожесточенная конкуренция – это нормально, продолжительное насилие между группами – нет. Помните, что войн быть не должно. И большую часть времени их действительно не бывает.
Война – исключение, а не правило. Даже злейшие враги предпочитают ненавидеть друг друга в мирных условиях.
Наше внимание приковывают войны, которые происходят как в Северной Уганде или Северном Лондейле. Сводки новостей и книги по истории фокусируют наше внимание на горстке насильственных противостояний. Очень мало кто пишет книги о бесчисленных конфликтах, которых удалось избежать. Но мы не можем смотреть только на проявления враждебности, как и студент-медик не должен изучать только неизлечимо больных, забывая, что большинство людей здоровы.
В этой книге мы попытаемся отойти от такого нерепрезентативного взгляда. Возьмем, например, конфликты на этнической и религиозной почве. Политологи подсчитали все этнические и религиозные группы в Восточной Европе, Центральной Азии, Южной Азии и Африки, для которых восстания и чистки считаются своеобразным эндемиком. Они сосчитали количество пар, достаточно близких, чтобы конкурировать между собой, а затем обратили внимание на те, которые действительно вступали в конфликт. Так, выяснилось, что в Африке ежегодно приходится примерно один серьезный случай этнического насилия на 2 тысячи потенциальных. В это время в Индии ежегодно происходит менее одного восстания на 10 миллионов человек, а максимальное количество смертельных случаев – 16 на 10 миллионов человек. Для сравнения: среднее количество убийств в крупном городе США – 16 на 100 тысяч жителей. Это в тысячу раз превышает количество смертей в ходе религиозных конфликтов в Индии. Даже при сильном различии в этих данных ясно, что большинство групп, даже враждебно настроенных, живут бок о бок без насилия: враги предпочитают взаимную ненависть в мирных условиях [5].
Это можно видеть и на международном уровне. Например, длительная конфронтация между Америкой и Советским Союзом поделила Европу и весь мир на две части, даже не используя ядерное оружие. Сегодня продолжается противостояние между Пакистаном и Индией, отношения между Северной и Южной Кореей зашли в мрачный тупик, безвыходное положение сохраняется в Южно-Китайском море. Можно при этом вспомнить поспешный, но мирный уход Франции и Англии из их африканских колоний, как только стало ясно, что там могут начаться войны за независимость, плюс ненасильственный уход Советского Союза из Восточной Европы. Существуют общества, разрываемые политическими фракциями, озлобленные и поляризованные классовыми и идеологическими противоречиями, которые тем не менее выясняют отношения в парламентах, а не на полях сражений. Однако мы каким-то образом склонны забывать об этих событиях.
Мы пишем книги о великих войнах и упускаем из виду периоды мира. Мы обращаем внимание на кровавые спектакли как на самые яркие события. Тем временем моменты компромиссов попросту ускользают из нашей памяти [6].
Внимание к таким историческим провалам объясняется предвзятостью отбора – логической ошибкой, к которой мы все склонны. У этой ошибки есть два важных последствия. Первое – сильное преувеличение количества насильственных действий. Наверняка вы не раз слышали фразы вроде: «Мир полон конфликтов», «Война – естественное состояние человечества», «Вооруженное противостояние между [вставьте названия великих держав] неизбежно». Вот только ни одно из этих утверждений не соответствует действительности.
Не учитывать конфликты, которых человечеству удалось избежать, – значит, совершать вторую опасную ошибку. Концентрируя внимание на периодах, когда мир не удалось сохранить, пытаясь выделить причины, которые к этому привели, легко можно получить обычный для таких случаев набор: порочный лидер, историческая несправедливость, невыносимая нищета, сердитые молодые люди, дешевое оружие, природные катаклизмы. Но, если присмотреться к периодам, когда стороны конфликта не находились в состоянии войны, окажется, что обстоятельства во многом были такими же. Иными словами, так называемые причины войн – обыденность. В отличие от продолжительного насилия.
Когда во время Второй мировой войны американские бомбардировщики возвращались на базы после налетов, их корпуса и крылья были изрешечены пулевыми пробоинами. Командование приказало инженерам усилить броневую защиту этих частей. Но статистик по имени Абрахам Вальд не согласился с этим и заявил, что инженерам следует, напротив, усилить защиту двигателей и кабины пилотов, где у возвращавшихся с заданий машин пробоин практически не было. Он вычислил, что отсутствующие пулевые пробоины должны быть на самолетах, которые не возвращались на базу. Попадания в кабину или двигатель приводили к гибели самолета – вот почему никто не видел вернувшиеся бомбардировщики с пробоинами в этих частях. Это говорит о том, что военные сосредоточили внимание только на одной части примеров, поэтому неправильно определили дальнейшие действия. Такие очевидные в ретроспекции ошибки мы совершаем снова и снова.
Командование ВВС США столкнулось с проблемой отбора, которая также называется предвзятостью или ошибкой выжившего. Когда речь идет о войне, мы, напротив, склонны уделять слишком много внимания периодам, когда мир не удалось сохранить. Но если самолеты изрешечены пулями от носа до хвоста, невозможно сказать, какие попадания оказались фатальными, – ведь мы не сравниваем их с теми, которые уцелели и вернулись на базу. То же происходит, когда вы смотрите на войну и пытаетесь вычислить, что к ней привело. История каждого противостояния изрешечена пулевыми пробоинами: нищетой, раздражением и свободным доступом к оружию. Но далеко не все раздраженные люди поднимают восстания, большинство молодых людей не устраивают разрушительных бунтов, и даже вооруженные до зубов группы предпочитают холодную войну горячей.
Чтобы обнаружить реальные корни конфликта, нужно обращать внимание на противостояния, которые не переросли в войну. Соперники могут спорить и проявлять враждебность. Группы могут быть поляризованными. Они часто хорошо вооружены. Они унижают и порочат друг друга, в том числе демонстративно бряцая оружием. Это нормально – в отличие от кровопролития и разрушения.
Когда в следующий раз откроете газету или книгу об истории, попробуйте за всей напыщенностью и воинственностью разглядеть политиков, которые произносят речи, призывающие к умиротворению. Обратите внимание на противников, которые неделю-другую обмениваются ракетными ударами, а затем прекращают враждебные действия. Подумайте о советниках, которые нашептывают на ухо своим лидерам: «Мир, сэр!» Начните обращать внимание на генералов-ветеранов, которые напоминают менее опытным, но полным энтузиазма офицерам, какие бедствия их ждут впереди. Казначеев и прочих хранителей кошельков, которые трезво указывают, что война – слишком дорогое «удовольствие», обнаружить еще проще. Именно возможные мучения и затраты – то, что приводит большинство соперников к компромиссу.
Почему даже злейшие враги предпочитают мир
Голоса, призывающие к миру, обычно одерживают верх по одной простой причине: война разрушительна. Это массовая гибель солдат, страдания гражданских лиц, голодающие города, разграбленные запасы, нарушенная торговля, уничтоженная промышленность, банкротство правительств. Примерно 2500 лет назад китайский полководец Сунь Цзы так сформулировал это в трактате «Искусство войны»: «Никогда еще не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству»[1 - Перевод Н.И, Конрада. – Прим. пер.].
Даже самые непримиримые противники предвидят последствия активного противостояния. Цена его ужасающа. Вот почему стороны стремятся прийти к соглашению, при котором нет риска уничтожения. В самый горячий момент могут происходить кровопролитные стычки. Но рано или поздно верх одерживают холодные головы.
Они ищут пути к компромиссу. Как сказал однажды Уинстон Черчилль, «встречаться лицом к лицу лучше, чем воевать». На каждую войну, которая случилась, приходится тысячи других, которых удалось избежать благодаря дискуссиям и уступкам. Переговоры и война – альтернативные способы получить сторонами желаемое. Это имел в виду председатель Коммунистической партии Китая Мао Цзэдун, когда в 1938 году говорил: «Политика – это война без кровопролития, а война – политика с кровопролитием». Мао повторял прусского генерала Карла фон Клаузевица, который на 100 лет раньше заметил: «Война – это продолжение политики другими средствами».
Нельзя забывать, что одна из этих двух стратегий губительная. «Компромисс или битва» ставит перед соперниками суровый выбор: заполучить неповрежденный приз мирным путем или каждому заплатить громадную цену, рискнув захватить истрепанные останки. Деструктивность конфликта означает, что для обеих сторон почти всегда лучше найти мирный раздел, чем ввязаться в войну.
Вот почему на протяжении всей мировой истории большинство выбирало мирный путь: 7 тысяч лет назад цивилизации ради спасения свои городов от разграбления регулярно откупались от так называемых варваров – кочующих обществ скотоводов и умелых воинов. Аналогичным образом большинство империй предлагали слабым государствам сдаться, выплатив дань вместо вторжения. В маленьких городах и поселениях клан, к которому принадлежал человек, совершивший убийство, предлагал семье жертвы «кровавые» деньги, чтобы избежать серии актов возмездия и длительных междоусобиц. Все эти люди понимали, что лучше выплатить компенсацию, чем воевать.
Другой пример – многовековые распри между «простым» народом и аристократами в Европе. Когда ситуация с оружием, сельским хозяйством или демографией складывалась в пользу крестьянства, так что народные массы богатели и начинали требовать больше прав, знать оказывалась перед выбором: воевать или идти на уступки. Историки уделяют большое внимания великим крестьянским восстаниям – считаному количеству случаев, когда аристократия не желала подчиняться требованиям народа. Но гораздо чаще элиты делились привилегиями: предоставляли избирательное право наиболее влиятельным торговцам, снижали арендную плату для наиболее скандальных крестьян-земледельцев или раздавали хлеб самым неуправляемым городским бандам. Благодаря готовности идти на уступки постепенная демократизация Европы была длительной чередой революций без мятежей.
Государства предпочитают сражениям умиротворение. Нередко развивающиеся страны скупали или захватывали территории без единого выстрела, а более слабые с этим просто смирялись. Европейские державы при случае старались избегать войн за колонии. Небольшая группа монархов проводила конгрессы, чтобы спокойно кроить территории в Восточной Европе, Африке и других отдаленных местах. Сходным образом развивающиеся Соединенные Штаты выкупили Аляску у России, значительный кусок Среднего Запада у Франции и пытались купить Кубу у Испании в качестве альтернативы вторжению.
Современные концессии территорий проводятся более тонко: право на добычу полезных ископаемых, строительство гидроэлектростанции на Ниле, продолжающиеся переговоры о том, кто контролирует Южно-Китайское море. При этом большинство важных элементов переговоров не касаются территорий. Гегемоны вроде Соединенных Штатов, России или Китая выкручивают руки слабым странам, вынуждая их сворачивать свои военные программы, поддерживать нужную им политику или изменять законодательство. Вооруженное сопротивление правительств этих стран – большая редкость, сколь бы справедливой ни была международная система. Тем временем внутри отдельных стран политические фракции находят оригинальные способы перераспределять политическое влияние при изменении соотношения сил. Набравшие силу меньшинства получают гарантии непропорционального большого количества мест в парламенте или права вето. И все это абсолютно мирные сделки.
К сожалению, наступление мира не гарантирует равенства или справедливости. Если одна из сторон имеет сильные переговорные позиции, она может диктовать свои условия. Более слабый соперник может быть недоволен своей малой долей влияния или выгоды, но вынужден согласиться. Мир полон таких вопиющих, но мирных несправедливостей: группы этнических меньшинств контролируют вооруженные силы и правительство, господствуя над большинством; узкие круги аристократии владеют всеми землями и производством в своей стране, оставляя крестьянам ничтожно малую часть; военные сверхдержавы диктуют мировой порядок всем остальным странам. Для большинства аутсайдеров цена и риски революций слишком высоки, так что при всей несправедливости поднимать мятеж бессмысленно.
Компромисс – это правило, потому что для групп характерно стратегическое поведение. Группы соперников ведут себя как игроки в покер или шахматы: стараются думать наперед, оценивать силы оппонентов, выбирая для себя оптимальный план действий. Иногда они совершают ошибки, например, не владея достаточным количеством информации. Но у них есть мощные стимулы сделать для победы все, что в их силах.
Эта наука о стратегиях называется теорией игр. Она показывает, как одна из сторон будет вести себя, опираясь на предполагаемые действия другой стороны. В этой книге, начиная с первой главы, мы рассмотрим стратегический выбор «компромисс или конфликт». При этом мы не будет следовать теории игр слепо. Некоторые используют ее модели для создания образа неразумно рационального вида — так называемого Человека экономического, или Homo economicus. Нас этот вид интересует потому, что его представители совершают огромное количество насилия. К сожалению, в особых обстоятельствах прямой конфликт оказывается лучшим стратегическим выбором. Но группы и их лидеры не всегда действуют логично и не могут предвидеть всего. У больших групп людей и вовсе не бывает согласованного мнения о том, что точно представляет собой политическое образование.
Эта книга посвящена Человеку неразумному (Ното unreasonablus), Человеку справедливому (Homo righteosus) и другим человеческим породам, которые смогли обнаружить историки, биологи и социологи. Глава за главой мы познакомимся с каждым из них. Круг наших интересов при этом всегда будет определять простая стратегическая игра, ведь можно быть уверенным, что большинство человеческих групп, независимо от вида, который они представляют, всегда действуют в собственных интересах.
Пять причин для войны
Почему же люди воюют? Теперь, когда мы договорились мыслить в стратегических терминах и не впадать в грех предвзятости отбора, у нас в распоряжении появился новый способ ответить на этот вопрос. А именно: что-то должно повлиять на нормальные стимулы к компромиссу и толкнуть оппонентов от обычного поляризованного и вздорного поведения к решению споров через кровопролитие. К счастью, существует всего лишь пять логических причин для такого перехода. В первой части книги мы разберем каждую из них, представив пять логических доводов, которые ликвидируют стимулы к компромиссу.
Первая причина – неконтролируемые интересы. Издержки войны – главный стимул к миру, но, когда люди, решившие развязать войну, не отчитываются перед остальными членами своей группы, они могут игнорировать все эти издержки. Иногда лидеры надеются получить личную выгоду от конфликта, поэтому стремятся ввязаться в него. Неконтролируемые лидеры такого толка – одни главных катализаторов конфликтов в мировой истории.
Вторая причина – нематериальные стимулы. Иногда совершение насилия приносит нечто ценное, например, возмездие, статус или господство. В иных случаях насилие – единственный путь к праведному финалу: славе, свободе или победе над несправедливостью. Для некоторых групп эти нематериальные вознаграждения могут компенсировать любые потери, заслонив стоимость войны и оттолкнув от компромисса.
Третья причина – неопределенность, исключающая возможность сделки. Логику этого явления можно сравнить с игрой в покер: игрокам неизвестно, какие карты на руках у оппонентов, но они знают, что у противников есть стимулы их обманывать. Всегда пасовать при этом – явно не лучшая стратегия. При угрозе войны, без знания намерений противника, точно так же появляется смысл поднять ставки. Недостаток информации в этом случае становится аргументом в пользу нападения, даже если оно по определению губительно.
Четвертая причина – так называемая проблема обязательств. Обычно, когда соперник значительно сильнее, лучший вариант – уступить ему. Но что, если вы заранее узнаете о том, что он наращивает силы? В этом случае игра на опережение и упреждающий удар кажутся разумными. Если грядущее изменение баланса сил достаточно серьезно, стремление атаковать может оказаться непреодолимым. Что в этом случае сможет предложить взамен ваш противник? Пообещает, что не воспользуется преимуществом, когда наберет достаточно сил? Но он не может взять на себя обязательство так поступить, и вы оба это знаете. Проблема обязательств в том, что соперники предпочли бы политические торги во избежание военных потерь. Но никто из них не может считать договоренности такого рода достаточно надежными.
Пятая и последняя причина – компромиссу мешают заблуждения или неверное восприятие. Мы можем быть чрезвычайно уверенными в себе и считать, что другие разделяют наши ценности и сходным образом смотрят на мир. Мы можем демонизировать наших врагов, приписывая им самые злобные мотивы. Даже в самых больших группах мы можем крепко держаться за ошибочные убеждения. Мы лишаемся способности найти вариант сделки, которая устроила бы и нас, и наших противников. Конкуренция и склонность к конфликтам только усиливают эти ошибочные суждения.
Даже если все пять причин выглядят для вас достаточно разумными, вы можете продолжать скептически относиться к идее о том, что ими можно объяснить любую войну. Вам может казаться, что существует отдельный повод для каждой войны и война по любому поводу. Но по большей части все аргументы, которыми оправдывается любой военный конфликт, сводятся к этим пяти объяснениям, просто скрываемым под разными личинами. Очень важно научиться их распознавать.
Названная пятерка – не часть новой теории войн. Я не пытаюсь сказать: «Верьте в эти причины – все остальные книжки ошибаются». К этим пяти пунктам я предлагаю относиться как к типологии или способу организовать уже существующие теории и учения.
Я хочу показать, что нет необходимости выбирать какую-то одну теорию войн. Эти пять причин охватывают выводы, которые делали тысячи экономистов, политологов, социологов, психологов и политиков. Эта книга просто выстраивает их в единую схему [7].
Наконец, мы увидим, что эти пять логических предпосылок не заменяют, а дополняют друг друга, причем драматическим образом: их кумуляция делает мир более уязвимым. Это происходит потому, что у войны, за исключением редких случаев, никогда не бывает одной причины. Различные обоснования конфликта громоздятся одно на другое, взаимодействуя и усиливаясь.
Неподотчетные лидеры, нематериальные стимулы, неуверенность, проблемы обязательств и неверные восприятия смешиваются в токсичное варево военных конфликтов, которые разъедают мир.
Такова жизнь в неустойчивом обществе, городе или стране, Эти пять сил ликвидируют почти все пространство для компромиссов между соперниками, Какое-то время мир сохраняется, но остается непрочным. Война всегда неподалеку, В этих сомнительных обстоятельствах одно недопонимание или пагубное событие может ликвидировать все стимулы к миру. Ожесточенную битву может спровоцировать любое событие: политическое убийство, крах фондовой биржи, пугающие слухи, открытие нефтяного месторождения или недальновидные действия коварного или глупого лидера.
Вот почему так легко найти повод для войны. Мы можем проследить события – миллион мелких действующих сил, – которые к ней приводят. Но можно ли действительно возлагать вину на эти специфические силы? Разумеется, нет, Хотя бы потому, что такого же рода причины, события, ошибки можно обнаружить и на стороне оппонентов, которые войну при этом развязывать не стали. Если держать в голове, что разногласия не обязательно должны выливаться в насилие, потому что пять сил не должны уничтожать место для политических шагов и компромиссов, мы научимся не слишком смущаться этими происшествиями.
Мы также научимся распознавать ложные причины конфликтов, Нищета, нехватка продовольствия или природных ресурсов, изменение климата, этническая раздробленность, поляризация общества, несправедливость и доступ к оружию не обязательно прерывают действие стимулов к миру – по крайней мере не сами по себе. Они безусловно подливают масла в бушующий огонь, но не разжигают пожар войны.
Внимание к успехам и неудачам плюс стратегическое мышление помогают понять, какие пулевые пробоины оставили возможность экипажу сохранить самолет, а какие привели к его гибели.
Всматриваться в эту схему из пяти логических предпосылок к войне важно еще и потому, что они помогают понять, почему некоторые общества стабильны, миролюбивы и успешны и каким образом нестабильные и склонные к насилию общества могут приблизиться к ним. Об этом мы подробно поговорим во второй части книги. В стабильном обществе полно соперников, которые яростно конкурируют между собой, не доводя дело до силового конфликта. Деревни, банды, этнические группы, города, страны и мир в целом нашли огромное количество способов делать свои споры менее болезненными, не поддаваясь стимулам к насилию. Они создали защиту от всех пяти причин, укрепив бронеплитами все самые важные части самолета. Они создали систему взаимозависимости, сдержек и противовесов, норм и механизмов правоприменения и вмешательства. Секрет подобных обществ в том, что все они действуют только в тех случаях, когда сталкиваются с препятствиями по крайней мере для одного из стимулов к развязыванию конфликта.
Но прежде, чем говорить об этом, я хочу продемонстрировать вам гравитационную силу мира.
Часть I
Причины войны
Глава 1
Почему мы не вступаем в конфликты
Впервые про Бильярдную войну я услышал, находясь с визитом в тюрьме Беллависта, от заключенного – назовем его Карлосом, Стройный, мускулистый, лет под 30, он до ареста держал plaza de vicio — место розничной торговли наркотиками, Карлос начал работать в банде своего квартала в 14 лет с должности разносчика пакетиков с марихуаной. Он проявил хорошие способности к счету и не воровал, за что главарь банды, coordinator, взял его на постоянную работу с зарплатой. За несколько лет Карлос повысил свой статус в группе – сначала через участие в вооруженных грабежах, затем через торговлю наркотиками. Со временем он стал руководителем среднего звена, координатором своей plaza. К сожалению, Карлос пристрастился к употреблению своего товара. Когда мы с ним познакомились, он, с бритой головой, в коричневом больничном костюме, обретался в тюремном центре реабилитации наркоманов.
Тюрьма Беллависта расположена в центре долины, окруженной густо-зелеными лесистыми вершинами. Вокруг здания по крутым горным склонам тянется вверх город Медельин, Это коммерческий центр Колумбии. В долине и на нижней части склонов располагаются кварталы, в которых живут представители среднего класса. Это дома с белыми оштукатуренными стенами и охристыми черепичными крышами. Местная промышленность снабжает всю страну мебелью и продуктами питания. Выше на склонах, которые кажутся слишком крутыми для жизни людей, располагаются трущобы – тесно расположенные дома в два или три этажа из грубого глиняного кирпича и ржавых листов металла. Если встать посреди узкой улочки с раскинутыми в стороны руками, можно запросто коснуться изрисованных граффити стен домов, расставленных друг напротив друга.
Колумбия и Медельин
