Десять железных стрел

– Блядь!!! – взвизгнул он.

– Она говорила, что я так сделаю? – поинтересовалась я. – Говорила, что я сделаю еще, если ты не расскажешь, где, блядь, ее искать? Вряд ли она того стоит, Ришас.

– Ага… я тоже так думал… – прохрипел он. – Была мыслишка, что для кого-то навроде тебя я всего лишь отвлекающий маневр, не больше.

– Стоило прислушаться.

– И как выясняется…

Он посмотрел на меня. Усмехнулся полным крови ртом и рассмеялся.

– Иногда этого достаточно.

Я бы спросила, что он имел в виду, но не понадобилось.

Как только я расслышала песнь Госпожи Негоциант.

Единственную ноту, отразившуюся от разбитого стекла. Безжизненный шепот умирающей женщины в тысяче миль отсюда. Язык ветра, звук набирающего скорость времени, последние слова, что ты слышишь, прежде чем отправиться к черному столу – у всех есть свой способ описать голос, предвестник магии.

Для меня он прозвучал треском пламени и шипением дыма.

Нет. Нет, погодь.

Это был пожар.

Яркая вспышка в углу глаза. Ноги пришли в движение быстрее, чем мозги сообразили, что происходит. Огонь хлынул вниз чудовищными алыми волнами, сжирая гнилую древесину, древнюю пыль и крики Ришаса, исчезнувшего в пламени.

Надеюсь, его последний смешок того стоил.

Мою кожу поцеловал жар. Копоть и гарь запятнали меня, словно чернильные кляксы пергамент. Шрамы отозвались характерной болью, говорящей, что я должна была умереть.

Палантин вокруг шеи загудел. На его ткани слабо засветились фиолетовым крошечные сигилы – а потом погасли, истратив магический заряд. Ткань с удачеграфией – редкая, бьющая по карману и чрезвычайно полезная там, где надо спасти мой зад, когда я не вовремя расслабила булки. Первый подарок, который я от нее получила. И как раз его стоило благодарить за спасение моей жизни.

А вот он не то чтобы, мать его, помог.

Я выхватила Какофонию, встретила его медную ухмылку свирепым взглядом.

– Меня чуть не убило. Не думал предупредить?

– Брось, – скрежетнул он. – Если б ты пала от искусства столь примитивного, как элементарный огонь, то была бы недостойна мной обладать.

Я бы, может, ответила, если бы меня не прервал – так грубо – вопль.

– НЕТ!

Языки пламени расступились, оставив после себя почерневшие, дымящиеся комки, которые прежде были Ришасом, вокруг моего меча. Сквозь угасающий огонь мой взгляд нашел нависающий над гостиной балкон и стоящий там изможденный силуэт.

Когда-то Касса Печаль выглядела получше.

Она родилась в деревенской семье, и пусть проявление в ней сил мастера жара спасло ее от необходимости всю жизнь гнуть спину в полях, оно не пощадило ее румяные щеки, крепкие руки, сбитую фигуру.

Но, с другой стороны, думаю, что подобное совсем не важно, если ты умеешь палить огнем из собственной кожи.

– Проклятье, – прорычала Касса. Глаза под массивным лбом светились фиолетовым, внутри нее перетекала магия. Языки пламени сбегали по плечам к сжатым кулакам, потрескивая в ярости. – Какого ж хера тебе понадобилось сдвинуться с места, Сэл?!

– Ну да, – отозвалась я, – проблема очевидно во мне, а не в палящей огнем чародейской суке.

– Он был хорошим человеком! – рявкнула она. – Они все были хорошими. Они не заслуживали того, что ты с ними сотворила!

– Ну, тогда, наверное, тебе не стоило их убивать. – Я нацелила на нее взгляд, словно клинок. – А ведь ты могла сделать все по-простому, Касса. Ты знаешь, почему я сюда пришла.

Касса пристально уставилась на меня сверху вниз, с балюстрады. Внимательно рассмотрела представшую перед ней покрытую шрамами женщину: поцелованную огнем кожу, содрогающееся от рваных вздохов тело, три ночи не знавшие сна глаза, устремленные на нее.

– Я слышала, что ты неистребима, – произнесла Касса. – Но вот она ты, еле стоишь на ногах. Была ли то лишь очередная ложь? – Она фыркнула. – А истории гласят, дескать, Сэл Какофония приходит убивать, она приходит разрушать, она…

– Она приходит в поисках кого-то, кто поменьше треплется и получше пахнет, чем ты.

Я глянула через плечо на остатки ее бандитов – некоторые умудрились отползти, еще несколько только очухивались, а вот мертвым уже ничем не поможешь.

– Твои мальчики с девочками встали у меня на пути, но их убийство меня не интересует, – сказала я, снова повернувшись к Кассе. – Так что можем пойти быстрым путем или медленным. Если быстрым, то переговорим как маги, лицом к лицу, никаких уловок или угроз. Если медленным – я выясню то, что мне нужно, или у тебя, или у них.

Я стянула с лица палантин. Дала ей как следует рассмотреть пересекающий правый глаз шрам.

– И отсюда не уйдет никто.

Песнь Госпожи Негоциант зазвучала тише. Из глаз Кассы пропал свет, но огонь унялся до медленно тлеющего пламени. Теперь я смогла рассмотреть женщину чуток получше. Крепкое телосложение не помогало держать повисшие плечи, хмуро сведенные брови – скрыть темные круги под глазами.

Старый имперский мундир нынче висел на ней как на вешалке. Рваный, дырявый настолько, что я разглядела оплетающие ее ключицы татуировки огней. Свежие чернила, не тусклые и выцветшие, как тучи, обвивающие мои руки.

В прошлом, во время службы Империуму, Кассанара у-Альтама была известна рассудительностью. Несмотря на свои разрушительные силы, она никогда не стремилась вступить в схватку, если вначале этого можно было избежать. То, как она дорожила солдатами под своим командованием, сделало ее любимицей среди имперских войск.

Всех мучал вопрос, почему она ушла в скитальцы.

Но той гордой имперки больше не осталось. Касса Печаль – скиталец, бандитка, беглая преступница – была усталой, истрепанной, сломленной женщиной, имеющей дело с людьми, которые ей не нравятся, выполняющей работу, на которую ей плевать, в мире, который она не понимает.

Может, именно поэтому я и думала, что драться мне с ней не придется.

Или, может, я просто, ну, протупила. Я так вымоталась, что сложно было сказать наверняка.

Не суть важно, следующий ход Касса пока не сделала.

– Говори.

Я устроила целое представление: подняла руку и ме-е-едленно скользнула ею под палантин. Из потайного кармана извлекла тонкий обрывок бумаги, бережно свернутый и весь сморщенный от времени и непогоды.

– Ты слышала истории обо мне, – произнесла я. – Знаешь, что это?

Касса медленно кивнула.

– В том списке тридцать три имени. Скитальцы. Все они нанесли тебе обиду… по твоим словам.

Грудь пронзило копье мучительной боли, прошлось по всей длине шрама, что сбегал от ключицы до живота. Я спрятала гримасу за палантином, убрала список обратно в складки ткани.

– Двадцать четыре имени, – отозвалась я. – Девять вычеркнуты. Но тебя в моем списке нет. Как и вот этих твоих людей. Если ты готова ответить мне на один вопрос, на том и порешим.

Касса воззрилась на меня свысока.

– Спрашивай.

Я уставилась снизу вверх. И в нос ударил запах пепла. И шрам засвербел так, как обычно свербит, когда все вот-вот пойдет через полную задницу.

– Где, – спросила я, – Дарриш Кремень?

И вот тут она принялась за мое убийство всерьез.

В ушах зазвучала песнь Госпожи, и ее поглотили звуки оживающих с треском огней, которые в свою очередь поглотил яростный визг, вырвавшийся бурей чувств из глотки Кассы. Из ее ладоней изверглось пламя, взметнулось вверх по рукам, плечам, шее, пока наконец не превратилось в львиную гриву.

Касса вскинула руки. С кончиков пальцев хлынули каскады пламени, стекая с балюстрады ко мне.

– Поживей-ка, дорогая.

Какофония прыгнул в ладонь. Я нацелила его вверх. Я спустила курок.

Из его пасти вылетела Изморозь, взрываясь вспышкой холода. Зев бело-голубого льда с морозным шипением распахнулся, чтобы поглотить пламя. Они вгрызлись друг в друга, опаляя и иссушая, пока лед не стал водой, а вода не стала паром. Гостиную затопило пеленой белого тумана, ослепляя меня.

Я услышала, как сквозь пелену пара прорезался крик. Ощутила, как Касса рухнула вниз с балкона и с грохотом приземлилась. Увидела ее, далеким светочем среди тумана.

А потом ощутила и ее жар.

Я подняла было револьвер, но огонь хлынул быстрее, чем я сумела выстрелить. Пылающие руки вскинулись, с кончиков пальцев посыпались алые угли. Несколько угодило мне на кожу, в нос ударило вонью моей собственной опаленной шкуры. Я зашипела, отскочила назад, попыталась выиграть побольше места для маневра. Однако Касса знала меня и мой револьвер, и не давала этого места ни мне, ни ему.

Вокруг продолжал клубиться пар, скрадывая силуэты. Я видела Кассу, разумеется, но так как сама я огонь пока что не источала, сомневаюсь, что она видела меня. Все, что нужно – это убраться от нее подальше, затеряться в клубах пара. Все, что нужно – это дальше пятиться, пока не найду лазейку, чтобы удрать.

Великолепный был бы план, если б я тут же не врезалась в одного из ее мальчишек.

Он сработал проворнее, чем я – вероятно, потому что его внимание не отвлекал разъяренный до горячки мастер жара, – внезапно набросился, обхватил мою шею рукой и с рычанием крепко стиснул. Не знаю, насколько он продумал свой план, Касса ж испепелила бы нас обоих.

И если б у меня еще было сраное время это ему объяснить.

А времени у меня не было, собственно, ни на что, кроме как упереться рогом и вырываться изо всех сил. Парень был крупнее, но ненамного, и его не подстегивал страх быть сожженным заживо.

Касса рывком вылетела из тумана, вереща, размахивая, загребая огненными руками, потянулась ко мне. Я изо всех сил дернулась, упираясь в своего захватчика, однако тот твердо стоял на ногах и крепко меня держал, пока Касса приближалась. Огонь в ее ладонях вспыхнул великолепным столпом, осветившим клубы пара, словно маяк в тумане.

Сказала бы, что красиво – если бы не тот нюанс, что он вот-вот меня убьет.

Так вот, шевелить мозгами надо было быстро. И раз этот бой уже приобретал весьма грязный оборот, я придумала кое-что не менее паскудное.

Обещай, что не осудишь.

Я вскинула Какофонию, а потом резко ударила им вниз, мимо моей ноги – и промеж ног захватчика. Не уверена, попала ли рукоять туда, куда я метила, но судя по хрусту и последовавшему воплю предположила, что угодила достаточно близко.

Стоило парню потерять равновесие – и не только, – как я схватила его за руки и развернула, словно эдакий плащ из плоти и кожаной ткани. В тот же миг песнь Госпожи у меня в ушах достигла крещендо. Взревел, разгораясь сильнее, огонь.

Пламя омыло парня, заглушая его крики. Я высвободилась, ведь его хватку внезапно заняли попытки тщетно потушить окутавший его пожар. Я сбежала в пелену пара и не остановилась, пока жар из мучительного не стал просто болезненным.

Я рывком развернулась, увидела яркое сияние Кассы – раскаленный докрасна маяк среди белой завесы. Однако Касса не искала меня. Она не сводила глаз с дымящейся массы, которая моментом ранее была ее прихвостнем, с того, как его конечности перестали молотить по полу, как тело перестало содрогаться, и он замер, давая огню его поглотить.

– НЕТ!

Пронзительный вопль Кассы прорезал пар столь же четко, как язык пламени. Она рухнула на колени, широко распахнутыми глазами уставилась на погибшего с тем же ужасом, с каким могла бы наблюдать смерть возлюбленного. А может, все так и было.

Ну, тогда ей, пожалуй, не стоило его убивать.

– Прости меня! – взвыла Касса, обращаясь к человеку, который уже не слышал. – Мне жаль! Я просто должна была… я не могла… я…

Она потянулась дотронуться, но убрала руку, будто боялась, что тело осыплется пеплом. Ее огонь померк, обращаясь в дым.

Признаю, зрелище заставило меня помедлить. Как и о всяком скитальце, о Кассе по прозвищу Печаль ходят свои легенды. На службе Империуму она была ответственной, вдумчивой, осторожной. На службе самой себе она требовала от своих мальчишек высочайшей чести – и отвечала им тем же.

Сбросить с себя ярмо Империума и уйти в скитальцы даром не проходит, это точно, однако увидеть Кассу столь отчаянной, столь взволнованной я как-то и не ожидала. Что же то имя из моего списка для нее означает, что она так за него бьется? Почему ради него она позабыла про благоразумие и логику?

И почему, несмотря на то, что ее огонь утих, я слышала, как песнь Госпожи нарастает?

– Если кто остался в живых, – крикнула Касса в пелену, – бегите! Если кто не сможет – мне жаль.

Что-то вспыхнуло сквозь завесу. Факел стал ярче.

– Но я не могу позволить ей уйти.

И горячее.

– Простите меня.

И охренеть как внушительнее.

Он взметнулся с единым оглушительным, разноголосым ревом: злым воем, что вырвался из глотки Кассы, рычанием огней, что вспыхнули к жизни песнью Госпожи, дикой, яростной. Звук затопил мои уши. А огонь – все остальное.

Я вскинула Какофонию, чтобы выстрелить, но было слишком поздно. Из тела Кассы хлынула громадная волна пламени, взрезав пар, изгнав белый туман чудовищным взрывом света и жара. Я рухнула на пол, ринулась прочь на четвереньках – ослепшая от вспышки, задыхаясь от сгорающего воздуха, сцепляя зубы от боли, когда на кожу падали угли и пепел.

Огонь вздымался вокруг меня, словно живое существо, его языки дергались, пытаясь попробовать на вкус всякую плоть, до которой могли дотянуться, мертвую или нет. Он гнался за мной, а я удирала, позабыв обо всем, кроме спасения. Однако за всеми этими гарью, дымом и бесконечным жаром я понятия не имела, куда направлялась.

Пока не наткнулась на обгоревший труп и кусок стали.

– Сэл.

Ее голос, раздавшись позади, был тих, шаги неспешны. Не спастись – ни от нее, ни от ее пламени, – и она это знала. И пусть я к ней не оборачивалась, я чувствовала в ее взгляде, направленном мне в спину, сожаление. Касса поняла руку.

Ее огонь вспыхнул.

– Все могло быть иначе, – прошептала она.

– Ага, – отозвалась я.

Потянулась, обхватила пальцами эфес.

– Не могло.

Раскаленный докрасна металл обжигал сквозь кожаную перчатку, но ничего страшного. Не худшая боль, которую мне доводилось испытывать. Даже не худший ожог. Я удержала в голове звук голоса Кассы, направление, откуда он донесся, выдернула меч из руки трупа и рывком развернулась. Клинок запел, высекая в воздухе дугу.

Раздался мясистый звук удара.

Шипение влаги, брызнувшей на пол.

Разочарованный вздох тысячи магических огней – один за одним они обратились в дым и угасающие угли.

И там, посреди почерневших руин, стояла Касса Печаль, истекая кровью из ярко-красной черты, пересекающей горло.

Касса осела на колени, я поднялась на ноги. Пламя, которое уже не питала ее магия, померкло, и песнь Госпожи, как и прочие звуки, обратилась в полную дыма тишину. Касса потянулась к горлу, наверное, прижечь и закрыть рану или еще что. Но понимала, как и я, что все кончено.

Может, ее сомнения стоили ей победы в битве. Или моя находчивость. Или, может, это просто слепая удача.

Я не собиралась бросать слова на ветер, рассуждая об этом. У нас обеих их осталось так уж много.

– Не стану говорить, что ты можешь спасти ситуацию, если расскажешь мне то, о чем я спрашивала, – обратилась я к ней. – Все, что я хочу знать – стоило ли оно того.

Я уставилась на нее сверху вниз, на мастера жара, одержавшую сотню побед во имя Империума, и теперь умирающую на коленях, силясь удержать кровь внутри.

– Стоило ли спасать Дарриш?

Касса подняла на меня взгляд, фиолетовое свечение в ее глазах догорало.

– Да, – прохрипела она полным жидкости горлом.

– Если ты знаешь, почему я на нее охочусь, – продолжила я, – то знаешь и то, почему спасать ее было глупо.

– Я знаю почему, – пробулькала Касса. – Я слышала… молву. Ты охотишься… потому что ты чудовище… Ты убиваешь… потому что ты убийца. Я пыталась… спасти…

Она сощурилась.

– Потому что солдаты… убивают… чудовищ…

Хотела бы я тебе сказать, что это меня задело. Хотела бы я тебе сказать, что ее последние слова зацепили некую часть меня, взрезали рану, из которой вытекли и хлынули мне в сердце сожаление и раскаяние. Может, в мире почестнее, в жизни помягче, я бы так и сказала.

Но то был Шрам.

А я – Сэл Какофония.

И никто не стоит у меня на пути.

– Ты неправа.

Я присела на корточки, встретила ее взгляд.

– Я на нее охочусь, – прошептала я, – потому что в миг, когда я в ней нуждалась, все, что я могла – это таращить глаза, упрашивать, умолять, пытаясь понять, почему она не стала меня спасать.

Рот Кассы разинулся. Глаза широко распахнулись. В уголках выступила влага.

Ее тело вдруг содрогнулось.

– Ага.

Она осела на пол. Я поднялась на ноги. И уставилась на алую жизнь, вытекающую из ее горла на пепел.

– Именно так.