Подвенечное платье

Глава 1. Институтка

– Эй, шельма! Круп подбери!

– Куда прешь, не видишь, что ли?

Под эти крики Анфиса на ходу спрыгнула из коляски на подножку, а затем и на тротуар неподалеку от Александрийского театра. Сделала она это как нельзя вовремя, в ту же секунду повозка, в которой она ехала, с отвратительным скрежетом столкнулась с экипажем, мгновением ранее остановившимся у тротуара. Запряженная в пострадавший экипаж лошадь, не выдержав подобного надругательства, таки изогнулась и укусила извозчика, правивщего коляской Анфисы. Укушенный в долгу не остался и ловко двинул ретивой скотине промеж глаз, вызвав еще большее волнение среди плотно приставленных друг к другу пролеток.

Анфиса подумала, что надо было идти пешком. Отсюда до Смольного рукой подать, а вот проехать на извозчике по Невскому в воскресный полдень – задача не из простых. Но классная дама, к которой за годы обучения девушка прониклась не только любовью, но и уважением, граничащим со священным страхом, уверяла, что приличные барышни не тащат свою поклажу аки вьючные мулы. Что, конечно, было справедливым замечанием.

Правда, никакой особенной поклажи у Анфисы не было. Скончавшаяся год назад тетка любезно избавила племянницу от какой бы то ни было собственности, отписав по духовной все семейное имущество церкви. Так что весь багаж вчерашней институтки состоял из крохотного потертого чемоданчика, с которым она когда-то и приехала в Смольный, и небольшой стопки книг, ставшей единственным ее сокровищем. Других вещей у Анфисы не было.

Родителей она потеряла в возрасте пяти лет и уже с трудом могла припомнить их лица. Благо, казарменная, если не сказать тюремная, жизнь в институте благородных девиц, казалось, была создана для того, чтобы оборвать всякое общение с семьей, и потому за все время обучения девушка редко чувствовала себя несчастной. Разве что ежегодный семейный день, когда домашние имели право навещать воспитанниц в присутствии классных дам, давался Анфисе нелегко. За все девять лет обучения к ней так никто ни разу и не приехал.

Но сейчас девушка была не склонна себя жалеть, ведь ей наконец-то улыбнулась удача. Понимая финансовое положение Анфисы, а именно крайнюю степень нужды, в которой она оказалась и которая могла толкнуть девушку на путь недостойный обладательницы золотого шифра, классная дама выхлопотала для Анфисы место гувернантки в одном из самых богатых домов Петербурга. Несмотря на юный возраст и отсутствие опыта у подопечной, наставнице каким-то удивительным образом удалось убедить купца Еремеева, что лучшая выпускница этого года станет идеальной гувернанткой для его младших дочерей.

Такое участие к судьбе воспитанницы со стороны классной дамы отчасти объяснялось личной симпатией, а отчасти незаурядными достоинствами самой выпускницы, включавшими в себя помимо академических знаний феноменальные логические способности и чрезвычайную наблюдательность.

И вот сейчас Анфиса любовалась не зданием столичного театра, а находящимся напротив от него единственным в столице трехэтажным магазином с невероятными витринными окнами, двухметровыми бронзовыми статуями и затейливой декоративной решёткой. Торговый дом купца Еремеева был известен на всю империю, так как именно у него были права на импорт многих редких заграничных товаров, таких как: какао, молочная мука и редкие сорта пряностей. Управление таким крупным предприятием отнимало много времени и заставляло купца постоянно находится в разъездах, надолго лишая возможности жить вместе с детьми в Петербурге. К тому же Еремеев был вдовцом и, по всей видимости, не собирался вновь обзаводиться женой, что делало должность гувернантки в его доме особенно желанной. В отсутствии хозяина и хозяйки дома гувернантка могла рассчитывать на определенную степень самостоятельности, а именно о свободе мечтала девушка, с самого детства вынужденная всегда и во всем себя ограничивать.

Пройдя мимо витрины магазина, Анфиса мимоходом взглянула на свое отражение: чуть волнистые, соломенного цвета волосы были аккуратно убраны под шляпку (прощальный подарок классной дамы). А яркие, эффектно контрастирующие с цветом волос карие глаза изящной миндалевидной формы, лучились предвкушением новой, самостоятельной жизни. Привлекательная аристократичная внешность была, пожалуй, единственным наследством, доставшимся Анфисе от покойных родителей.

Дом купца находился прямо за зданием магазина и выглядел куда менее помпезно, нежели магазин, однако, его отполированная до блеска резная дубовая дверь давала четкое представление о благосостоянии живущей за ней семьи. У двери стоял средних лет привратник в новой, хорошо скроенной ливрее. Вежливо поздоровавшись, Анфиса назвала свое имя, но мужчина никак не отреагировал. Тогда Анфиса решилась повторить:

– Мое имя – Анфиса Алексеевна Знаменская. Я новая гувернантка в семье Еремеевых. Соблаговолите, пожалуйста, проводить меня к вашему хозяину.

Но привратник оставался невозмутим:

– Не положено, барышня. Хозяина дома нету. Ступали бы вы отсюда.

Анфиса видела боковым зрением, что извозчик уже вытащил ее немногочисленные пожитки из коляски и, бурча какие-то проклятия, семимильными шагами шел по направлению к ней. Ужас ситуации состоял в том, что Анфисе было совершенно некуда идти, ее кровать в дортуаре уже сегодня ночью должна занять новая воспитанница. Да у нее даже денег на извозчика нет!

– Боюсь, любезный, вы меня не поняли.

Девушка достала из кармана небольшой конверт с письмом Еремеева, в котором ее приглашали прибыть сегодня по указанному адресу не позднее полудня.

– Вот видите, Знаменская Анфиса Алексеевна!

Тем временем злой как черт извозчик небрежно поставил перед Анфисой вещи и молча поспешил обратно к лошади.

– Барыня, милая. Ну не могу я. Не могу. Никого пускать не велено.

– Да как же это не велено?!

Спустя еще несколько минут противостояния Анфиса поняла, что напрямую сломить сопротивление привратника не удастся. Тогда она всем своим видом изобразила расстройство и полную покорность судьбе.

– Но что же мне теперь делать? Любезный, раз уж так вышло, не поможешь поймать извозчика? Мой-то уже уехал…

Немного посомневавшись и даже покосившись на входную дверь, привратник таки подхватил с мостовой Анфисины вещи, показывая готовность помочь незадачливой барышне.

Вот только Анфиса так просто сдаваться не собиралась. Пропустив привратника вперед и даже сделав вслед за ним пару шагов, она резко развернулась обратно к дому и дернула ручку, удивившись тому, как легко поддалась массивная дверь.

Впрочем, причина покладистости двери тут же прояснилась. Все дело в том, что когда Анфиса потянула на себя, с другой стороны дверь уже открывал выходящий из дома молодой мужчина. Спешащая попасть внутрь Анфиса с разбега столкнулась с широкой грудью выходящего, да так сильно, что курносый носик буквально впечатался в одну из холодных серебряных пуговиц на сюртуке незнакомца, а шляпка сползла на затылок.

Спустя мгновение, показавшееся Анфисе вечностью, крупные ладони мужчины легли на ее плечи и вежливо, но твердо отстранили девушку на почтительное расстояние.

Откуда-то со стороны раздался перепуганный голос привратника:

– Александр Иванович, прошу прощения, не уследил! Я буквально на минутку, хотел ей помочь, думал, что передо мной приличная барышня, а она в дверь!

Но господин в сюртуке с серебряными пуговицами обратился к Анфисе, а не к привратнику:

– Как вас зовут, сударыня?

– Знаменская Анфиса Алексеевна. Гувернантка, – в который раз повторила Анфиса.

Вся эта ситуация казалась ей ужасно нелепой, лицо от корней волос до самой шеи залилось густым румянцем, и бойкая в обычное время девушка даже не смела поднять глаза на говорившего.

Александр тем временем обернулся к лакею и строго сказал:

– Cегодня Еремеевы и вправду ожидают прибытия Анфисы Алексеевны. Видимо из-за событий этого утра тебя, Федор, просто не успели предупредить. Будь добр, проводи Анфису Алексеевну в дом.

С этими словами Александр быстро коснулся полей своего котелка, давая понять, что на этом их с Анфисой разговор закончен, и еще быстрее удалился в сторону магазина. Анфиса даже не успела толком разглядеть лица, отметив лишь, что он был гладко выбрит, а волосы были не по моде длинными, почти до плеч. Ей показалось ужасно невежливым, что мужчина не пожелал должным образом представиться, но вспомнив то, как каких-то пару мгновений назад она сама налетела на него в дверях, снова покраснела.

Федор же уже открывал перед нею дверь, и Анфиса, собрав остатки достоинства и поправив шляпку, вошла в переднюю.

Внутри дом был обставлен лаконично, видно, что выбор между вычурностью и комфортом сделали в пользу последнего. Освещение исключительно электрическое, при этом о недостатке светильников даже говорить не приходилось, только в одной передней Анфиса насчитала семь электрических ламп. Из просторной прихожей наверх вела широкая мраморная лестница. Направо была оставлена приоткрытой дверь кабинета, где, по всей видимости, проводились рабочие встречи, налево же располагалась большая гостиная, откуда доносились детские голоса.

Федор, явно все еще обиженный на Анфису, счел возможным проводить девушку только до передней. Поставив ее вещи на небольшой столик у зеркала, он крайне формально поклонился и, не сказав более ни слова, вышел на улицу. Анфиса осталась предоставленной сама себе.

Посчитав, что надееться на милость судьбы глупо, девушка сняла старенькие перчатки, пальто и шляпку, поправила перед зеркалом волосы и решительно вошла в гостиную. Из наставлений классной дамы она хорошо помнила, что первое впечатление, произведенное на воспитанниц крайне сложно будет исправить, поэтому девушка постаралась придать лицу выражение строгое, но вместе с тем доброжелательное.

Войдя в гостиную Анфиса была несколько озадачена представшей перед нею картиной. На изящном диване сидела молодая девушка в униформе няни и изо всех сил старалась успокоить плачушего мальчонку лет пяти. Ребенок вел себя возмутительно, он буквально заливался слезами и казалось, что уже не мог остановиться. Вокруг дивана суетились две девочки погодки, по всей видимости, будущие Анфисины подопечные. В отличие от брата, сестры не плакали, но и их лица выражали крайнюю степень беспокойства.

На вошедшую в гостиную Анфису никто из присутствующих внимания не обратил.

Слегка кашлянув, она в очередной раз преставилась:

– Прошу прощения, меня зовут Анфиса Алексеевна. Я прибыла, чтобы занять место гувернантки. Могу я видеть Еремеева Петра Ивановича?

Услышав, а мгновение спустя и разглядев стоящую в дверях Анфису, няня вскочила с дивана и начала было что-то сбивчево объяснять, но ее тутже перебил другой, гораздо более властный голос:

– Мы вас ждали, Анфиса Алексеевна. Срочные дела вынудили Петра Ивановича спешно покинуть дом. Пожалуйста, ступайте за мной, я покажу вашу комнату.

Обладательницей голоса была женщина средних лет, одна из тех, внешний вид которых однозначно давал понять, что перед вами – старая дева. Тело таких женщин, как правило, не приобретает с годами мягкой округлости, являющейся своего рода печатью счастливого замужества и материнства. Вошедшая в гостиную вслед за Анфисой дама, казалось, вся была скроена из углов и прямых линий. Длинная шея поддерживала вытянутое лицо с резкими скулами и опять же вытянутыми носом и подбородком.

И снова Анфиса возмутилась тому, что женщина не представилась, как этого следовало бы сделать при первом знакомстве. У девушки складывалось впечатление, что сегодня она единственная, кто заботится о такой вещи, как этикет. Однако, терпеть это более она была не намерена:

– Прошу прощения, могу я узнать ваше имя?

Дама явно не любила, когда ей указывали на оплошности. Прогнувшись в пояснице так сильно, что казалось еще чуть-чуть и она сломается, женщина гордо произнесла:

– Глафира Матвеевна, экономка.

– Очень рада знакомству, Глафира Матвеевна. Могу я попросить вас представить мне остальных присутствующих?

Анфису терзала догадка, что сегодня в доме произошло что-то из ряда вон выходящее. Уж слишком взволнованными, даже перепуганными выглядели дети. Но уйти из комнаты за экономкой прямо сейчас показалось Анфисе в корне неправильным. Игнорировать воспитанниц значит обесценивать их присутствие. А, учитывая врождённую способность всех детей копировать поведение старших, проигнорируй она девочек сейчас, и в будущем уже не стоит рассчитывать на внимание с их стороны.

Гувернантка подошла к девочкам. И они тут же коснулись подолов своих платьев и слегка присели в поклоне. Затем поочередно назвали свои имена. Младшую звали Катя, ей было всего девять лет, но из-за того, что она была довольно рослой, выглядела немного старше своего возраста. Старшая Лиза от природы обладала тонкими чертами лица, ей было уже двенадцать, но из-за своего телосложения выглядела она лишь немногим старше сестры. Анфиса похвалила девочек за хорошие манеры и попросила их после обеда зайти в классную комнату, чтобы как следует познакомится. Малыш на руках у няни немного затих, наблюдая за разговором, но горе его, по всей видимости, было так велико, что даже появление нового человека в доме не могло полностью отвлечь от переживаний. Как только Анфиса вышла из гостиной вслед за экономкой, он снова расплакался.

Глафира Матвеевна явно тяготилась тем, что была вынуждена тратить свое время на новую гувернантку. Она сухо и кратко поведала Анфисе, что помимо Еремеевых в доме постоянно проживают только она, няня Софья Петровна и управляющий торговым домом Еремеева Александр Иванович Лисицын. Хозяин не любит в доме чужих людей, а потому все горничные, лакеи и даже кухарка живут в городе и на ночь не остаются.

Но эти дежурные сведения, хотя и представляли для девушки некоторую ценность, все же не отвечали на главный вопрос, терзавший Анфису с первых минут появления. Набравшись смелости, Анфиса перебила тараторящую как сорока экономку:

– Глафира Матвеевна, прошу прощения, но не могли бы вы все-таки рассказать, что тут произошло? Дети напуганы, Петра Ивановича нет дома, хотя он сам попросил прибыть меня именно сегодня. Если в доме случилось какое-то несчастье, мне бы хотелось об этом знать, хотя бы для того, чтобы еще больше не потревожить детей…

Экономка резко развернулась и посмотрела на Анфису. Впрочем, девушке казалось, что женщина перед ней, должно быть, все делала резко. Анфиса не могла отделаться от мысли, что экономка представляла собой существо прямолинейное, иссушенное и лишенное какого-либо истинного чувства. Она Анфисе решительно не нравилась.

– Что ж, вы правы, дети в любом случае вам обо всем расскажут, – по-своему поняла слова Анфисы женщина. – Сегодня утром у нас действительно случилось пренеприятное происшествие. Старшая из сестер, Татьяна, пропала из своей комнаты. В доме была полиция и перепугала детей, а Петр Иванович лично возглавил поиски, поэтому не смог встретить вас. Надеюсь, я удовлетворила ваше любопытство?

Слова экономки никак не укладывались у Анфисы в голове. Неужели эта женщина правда считает, что детей напугала полиция, а не исчезновение родной сестры? Да и как она может так спокойно говорить о пропаже барышни, будто ничего особенного и не случилось. Но безэмоциональная экономка опять принялась с невероятной скоростью говорить о всяких мелочах, лишая Анфису возможности задать хотя бы еще один вопрос, и, лишь закончив, по всей видимости, заранее заготовленную речь, обратилась к девушке:

– Надеюсь, вас не нужно предупреждать о том, что обсуждать с кем-либо сегодняшнее происшествие не стоит. Петр Иванович высоко ценит в людях два качества: преданность и тактичность. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Вот уже двадцать лет я служу в этом доме. Если вы тоже намеренны тут задержаться, призываю следовать моему примеру и не задавать лишних вопросов. – С этими словами Глафира Матвеевна подвела девушку к двери ее комнаты, после чего попрощалась, сказав, что обед подадут через четверть часа.

Анфиса открыла дверь и на мгновение забыла обо всем на свете. Ее новое жилище превзошло самые смелые фантазии. Это была в целом обычная светлая комната, с широкой кроватью, платяным шкафом и письменным столом, но для Анфисы, которая последние девять лет провела в общей спальне с двенадцатью воспитанницами, отдельная комната была пределом мечтаний. А тут было целых два окна! Затем молчаливая, но вежливая горничная принесла Анфисе обед – рыбный суп с расстегаем, и настроение девушки, изрядно подпорченное происшествием на входе в дом и холодностью экономки, заметно улучшилось.

Однако, стоило только Анфисе зайти в классную комнату, как она буквально физически ощутила горе ожидавших ее воспитанниц. Ни о каких занятиях сегодня речи быть не могло, и Анфиса сразу поняла, что лучшее, что она может сейчас сделать, так это разделить с девочками их волнения о сестре. Лиза и Катя рассказали новой гувернантке, что, потеряв маму пять лет назад при рождении брата, они очень сблизились с Таней. Ей в этом году должно было исполниться уже восемнадцать, и, будучи гораздо старше остальных сестер, она взяла на себя большую часть забот о них. Катя и Лиза очень любили Таню и искренне не понимали, что могло случится прошлой ночью. По их словам, сбежать из дома сестра не могла, так как просто не оставила бы их. Обе девочки предпологали самое худшее, и то и дело на глазах у них выступали слезы.

Анфиса изо всех сил старалась успокоить сестер, уверяя, что у их отца достаточно связей и возможностей, чтобы как можно скорее отыскать Таню и вернуть домой. Лизе и Кате явно не хватало человека, с которым они могли откровенно поговорить о страхах и переживаниях, и, расставаясь с новой гувернанткой, они искренне поблагодарили ее за проявленную к ним доброту.

Вернувшись от девочек в свою комнату, Анфиса обнаружила на подносе ужин. Очевидно, экономка решила не накрывать в столовой в отсутствии хозяина. Поев и развесив в просторном шкафу свои немногочисленные вещи, Анфиса провела пару часов за чтением и даже не заметила, как за окном стемнело. Все это время Анфиса старалась привести в порядок мысли, но так и не смогла унять беспокойство, вызванное исчезновением старшей из сестер Еремеевых. Благовоспитанная барышня, выросшая в достатке и окруженная любящими родными, исчезает из собственного дома и никто этого не замечает?! Это же нонсенс!

Проворочавшись в постели еще пару часов, Анфиса оставила всякую надежду заснуть и села на кровати. Ей ужасно хотелось выпить теплого чаю, чтобы успокоить расшатанные за день нервы. Но в комнате был лишь графин с водой. Вспомнив слова экономки о том, что вся прислуга на ночь покидает дом, Анфиса вообразила, что никого не побеспокоит, если спустится в кухню. На секунду правда девушка замерла в раздумьях – стоит ли выходить наружу в одной ночной рубашке? Халата у нее не было. Отбросив сомнения, девушка накинула на плечи тонкий шерстяной платок и все-таки вышла из комнаты.

Стоило только Анфисе сделать несколько шагов по коридору, как на лестнице послышались чьи-то шаги. Испугавшись, что ее увидят в неподобающем виде, Анфиса спряталась в ближайшей комнате, дверь в которую была оставлена приоткрытой.

Звук шагов прекратился, а может его и вовсе не было. Сердцебиение перепуганной Анфисы пришло в норму, и она уже было хотела вернуться к себе, но тут взгляд упал на длинные стеллажи книг, возле которых она все это время пряталась. В тусклом свете уличного фонаря, освещавшего комнату через незашторенное окно, девушке вначале даже показалась, что она находится в библиотеке, такой просторной было помещение, в котором она оказалась. Однако, присмотревшись повнимательнее, Анфиса обнаружила стоящую под балдахином изящную кровать и догадалась, что, скорее всего, находится в комнате Тани. Мысль о том, что именно тут жила пропавшая девушка, возбудила любопытство Анфисы, и она не смогла удержаться от того, чтобы не осмотреться.

Комната была очень просторной, это было, пожалуй, даже несколько комнат, разделенных между собой не дверьми, а декоративными драпировками. Тут была ниша-спальня, ниша-гардеробная и даже отдельная ниша с туалетным столиком. А у одного из окон стоял широкий письменный стол на тонких резных ножках. Но самым удивительным было великолепное собрание книг. Анфиса провела пальцем по корешкам – труды по географии, теологии и истории. По всей видимости, Татьяна была начитанной молодой барышней и интересовалась миром вокруг себя. Правда, попадались и непонятные для Анфисы издания, такие как «Полное руководство по хиромантии» или «Искусство астрологии».

Осмотрев комнату, Анфиса обнаружила занятную вещь – на прикроватном столике лежала колода карт Ленорман. Как-то раз одна из учениц Смольного пронесла такие в общую спальню. Узнав про это, классные дамы, конечно, карты забрали и строго побеседовали с воспитанницами, но Анфиса запомнила некоторые изображения и без труда узнала колоду для гадания. Удивительной была и еще одна деталь – в качестве пресс-папье Татьяна использовала небольшой стеклянный шар на оловянной подставке. Создавалось впечатление, что старшая дочь купца не на шутку увлекалась всем загадочным и эзотерическим.

Размышляя об увлечениях Татьяны, Анфиса бессознательно перекладывала небольшую стеклянную сферу из одной руки в другую. Вдруг за окном пронзительно завыла собака, и девушка, вздрогнув от неожиданности всем телом, выронила шар из рук.

Невероятное везение Анфисы состояло в том, что пол комнаты был застлан мягким, ворсистым ковром. Поэтому упав, шар не разбился и не наделал много шума. Лишь приземлился с глухим стуком и медленно покатился под кровать. Анфиса встала на колени и слепо поводила под кроватью руками. Пресс-папье она обнаружила быстро, но, помимо шара, рука нащупала картонную коробку чем-то похожую по форме на шляпную, но, пожалуй, крупнее.

Подняв с пола и шар, и коробку, девушка мысленно поблагодарила горничных за усердие, так как даже под кроватью пыли не было совершенно. Вернув шар на его законное место на столе, Анфиса обратилась к коробке и, движимая природным любопытством, отрыла крышку. Удивлению девушки не было предела. Перед ней, поблескивая шикарной вышивкой, лежало нежно-бежевое подвенечное платье. Какое кощунство хранить такую красоту под кроватью!

Платье так и манило. За всю жизнь Анфисе ни разу не доводилось бывать на венчании или даже издали видеть это таинство. С девочками в Смольном они иногда болтали о платьях и замужестве, подолгу разглядывали свадебные портреты членов императорской семьи, но еще никогда Анфисе не приходилось рассматривать настоящий свадебный наряд.

Ругая себя за легкомыслие, Анфиса достала платье из коробки, обещая уложить его обратно в точности, как оно и лежало. Но не успела она вытащить свадебный наряд, как из его складок выпал небольшой листок бумаги, сложенный вдвое.

Это была короткая записка следующего содержания:

«Татьяна,

Ты искала моего совета. И это мой способ дать его тебе. Подвенечное платье не принесло мне счастья, и я заклинаю тебя, дитя мое, никогда не надевай подвенечного платья – ни этого, ни какого-либо другого. Замужество станет твоим тяжким бременем. Молю, внемли моим словам.

С любовью, маменька».

Чтобы прочитать записку, Анфисе пришлось встать ближе к окну. Света фонаря едва хватило, чтобы хоть как-то разобрать слова в послании. Однако, дочитав до точки, девушка ощутила дрожание рук. Письмо было отправлено Татьяне ее покойной матерью, которая умерла родами сына несколько лет назад!

Анфиса пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, напоминая себе, что в отличие от, по всей видимости, впечатлительной Татьяны, она не верит во всякого рода магию и ворожбу. А значит есть только три варианта происхождения подобной записки. Первый, записка была написана еще при жизни купеческой жены, то есть более пяти лет назад, и пролежала в коробке все эти годы. Второй, записку мог написать кто-то другой, жестоко подшутив над суеверной Таней. И третий, самый невероятный, мать Тани жива, и тут нет никакой мистики. По какой-то причине купец просто разыграл смерть жены, а Таня об этом узнала и принялась искать пропавшую мать. Быть может именно в этом и кроется тайна исчезновения девушки?

Вариант со всеобщим заговором показался гувернантке слишком надуманным. А вот злая шутка действительно могла иметь место. Анфисе пришло в голову, что спрятав записку в коробку с платьем, злоумышленник быть может желал, чтобы его послание не попало на глаза кому-нибудь из вхожих в дом, а было доставленно прямо в руки Тани.

Подумав об этом, Анфиса моментально охладела к платью. Из чего-то особенного, почти сакрального, оно превратилось в банальный предмет розыгрыша. Кто знает, может девушка, перепуганная подарком, сбежала из дома? А может и вовсе замыслила что-то богопротивное?