Она мне не нужна
– Вот подонок. Как ты позволила ему войти? И вообще откуда он узнал наш новый адрес?
– Словно мы говорим не о «том самом Багрове», для которого это все раз плюнуть полагаю.
– Что за люди такие? Мерзкие и гадкие, словно паразиты. Надеюсь, что больше не явится, – отпивает кофе и начинает кушать.
Смотрю на нее и не понимаю, откуда в ней столько силы?
Сначала умерла бабушка и дедуля переехал к нам, тогда еще в трехкомнатную хорошую квартиру. Потом и отец нас покинул.
Мама тащила все на себе, я как могла помогала. Потом беда с Аней, а следом новость о моей беременности и мой уход из института.
А она? Она все стойко переносила, была рядом и никогда не плакала… на виду.
Сейчас мы с ней работаем каждая на двух работах, дедушка иногда присматривает и за Аней, и за Катей, если мы с мамой не стыкуемся в одно время нашей дежурной «пересменки». Потому что одна из нас возвращается домой, а вторая на работу спешит. Но по итогу все это не дает правильного результата, накопить достаточно нам так и не удалось.
– Вернется мам. Он вернется вновь, – устало отвечаю ей, облокотившись о стену спиной и прислонив голову к ней же.
– И чего ему надо? Вы ж расстались год назад. Ребенку своему даже не помогает, паршивец, с такими деньгами, – возмущается так яро, но у меня нет на такие эмоции сил.
– Он готов помочь Ане. Помочь взаправду и сразу, – надеюсь аргумент сработает как надо.
– Помочь? Но… Как, – от шока и очевидной радости она и слова сказать не могла, только глазами огромными глядела.
– Вот так мам, возьмет и оплатит все. Операцию, реабилитацию и все что там еще нужно.
Она смотрит в пространство недолго, а потом снова переводит взгляд на меня.
– Погоди. А взамен что?
– Ерунда. Это не имеет значение. Цена не столь высока.
– То есть как это? Ну ка говори, что он там напредлагал тебе, – выпрямляется, идя в бой за правдой.
– Мам, ты правда считаешь, что есть что-то, что будет важней Ани и ее возможности ходить? Жить нормальной жизнью, а не быть прикованной к больничной койке? Нет.
– Но не стоит забывать об уважении и чести, – все еще пытается противостоять, хотя уже давно согласна с моими словами.
– Мама, – устало вою. – Да какая к черту честь? За полгода фонд собрал всего триста тысяч. От продажи квартиры остались копейки. Какое тут уважение? Времени мало. В декабре будет поздно, выйдет срок, у нее скоро пролежни начнутся. Она лежит целый год неподвижно. Год, – осипшим от невыплаканных слез голосом говорю ей. – У нас нет проклятого времени на раздумья. У нас нет времени ни на что.
Резко встаю и развернувшись упираюсь руками в подоконник.
Не хочу с ней ссориться. Не люблю этого. Нервы уже ни к черту, вот и бывает порой, что мы не слышим друг друга. Мне стыдно, что я так себя повела сейчас, но, когда я смотрю на свою сестру… я просто не выдерживаю от проклятий к себе самой.
Слышу, как мама встает со своего места и подходит ко мне. Поворачиваюсь к ней и обнимаю.
– Прости, мамуль.
– Это ты прости, что такая у нас жизнь. Я ведь…
– Нет, не смей, – резко обрываю ее слова. – Виновных предостаточно в случившемся, но это не ты.
– Ох, Алиска, – крепче прижимает меня к себе, и я ощущаю покой в ее руках. – А чего же он Катюше не помогает-то?
– Сказал, что она ему не нужна.
– Ну и дурак, – гладит меня по спине, как в детстве, когда я приходила ей пожаловаться по какой-то там ерунде, что тогда казалась великой трагедией десятилетней девочки.
– Угу.
– Ладно, доченька. Пойду я.
– Как там Аня вчера была? – ступаю за ней в коридор и помогаю одеться.
– Нормально. Ты только почаще ей массажик делай, аккуратно.
– Конечно.
Провожаю маму и ухожу в комнату.
Все по привычке и налаженному распорядку. Проверяю дедушку, который у нас спит в отдельной комнате, так как порой до полночи приходится бегать с малышкой на руках и убаюкивать, а тревожить его не очень хочется, если бы он спал в общей комнате.
Дальше подхожу к Катиной кроватке, что стоит в гостиной, служащей нам с мамой спальней. Мое маленькое чудо, которое так и хочется обнять покрепче, за все дни ее трехмесячной жизни, когда я была не рядом.
Сейчас особенно сильно хочется верить в слова Багрова. Если он поможет нам с Аней, то наша жизнь невероятно облегчится.
Тихо пробираюсь в еще одну комнату, где спит сестра.
Она запрещает нам улыбаться фальшиво рядом с ней и нести бред про скорое выздоровление. Просит быть откровенными с ней и не обелять сгустившийся мрак. Благо она не сдается. Хотя я знаю, что она была бы этому рада, но пустить по ветру наши с мамой труды не решится никогда. И все же я делаю глубокий вдох и вхожу. Пора начать процедуры.
Стоит переступить порог натыкаюсь на ее взгляд.
– Почему не спишь? – подхожу к ней ближе.
Она смотрит на меня своими красивыми, папиными глазами. Не улыбается.
– Вы снова ругались с мамой? – сканирует на ложь меня.
Глава 4
– Ругались? Ань, ты же знаешь, как ругается наша мама. Весь дом услышал бы, – посмеиваюсь, но кажется она не оценила мой юмор. Смотрит пристально, не отпускает взглядом.
– Это он приходил, да?
Спрашивает так грустно, видимо вспоминая меня в те дни, когда я только-только становилась этой стойкой на первый взгляд двадцати двухлетней девушкой. Потому что видела внутри не напускное равнодушие, а окровавленную душу. Я любила Стаса, и всегда понимала, что это чувство слишком сильное. А значит и раны будут размером с черную дыру или армагеддон. Так и вышло в итоге.
– Он, – не вижу смысла обманывать.
– Я слышала все.
Чувствую панику. Потому что вновь меня изнутри выжигает боль от этой встречи. Потому беру себя в руки. Не перед Аней мне показывать свою слабость.
– И знаешь, пусть этот козел просит что угодно, но использовать его смогу я как надо. Думает, что запросил высокую цену? Ха, человек как он никогда не поймет, что важно бывает по-настоящему, – выдаю свою тираду немного потерянность.
– А что он предложил?
– На публике с ним поиграть во влюбленных.
– Странный такой.
– Ну у богатых свои причуды, не так ли? Вот и этот павлин пытается соответствовать этим канонам. Если честно мне плевать, главное, что ты будешь здорова.
– А ему стоит верить, Лис?
Ее ощущение полу радости и полу свободы, когда еще не поняла и не можешь осознать, что все реально скоро прекратиться, опускалось на кожу, тяжелейшим грузом.
– Он, конечно, тот еще паразит, но все же по глазам поняла, что не врет. Да и, прежде чем начать спектакль, я напомню, чтобы начал обещание выполнять. Ты будешь на телефоне и все мне рассказывать.
– Круто, – воодушевляется она.
Пока с Аней разговаривали, успели сделать все процедуры необходимые. И так каждый раз.
– У тебя уже прошел день рождения, и ты просила подождать с подарком, так вот чего хочешь? – задаю вопрос, пока кормлю ее кашей.
– Да ну тебя. Ничего не надо, – отмахивается.
– Значит сама выберу, – пожимаю игриво плечами.
– Ага, не надо. Тогда лучше я.
Однажды, когда она не желала говорить что хочет в подарок, я сказала, что куплю ей ненужную безделушку, очень дорогую и ее будет съедать чувство вины, что эта вещь останется лежать просто так и ее невозможно будет вернуть.
– Подумай и скажи, а мы с мамой посмотрим, что можно сделать, – встаю, убирая посуду в сторону и Аня начинает говорить:
– Есть кое-что, – тихо так.
– Смелее, я готова услышать твои желания.
– Я бы погулять хотела. Вечером. Просто по двору хотя бы. Все вместе.
Останавливаю свою деятельность и ощущаю как из глаз катятся слезы.
– Алис, – тихо зовет сестра, а я в тысячный раз проклинаю себя за то, что я виновна во всем, чего она лишилась год назад.
Разворачиваюсь и падаю возле ее кровати, обнимая обездвиженные ноги.
– Прости, родная. Прости, пожалуйста.
– Ты чего, Алиса? Ну ты… прошу. Успокойся, – гладит меня по голове, пока я реву, разрывая себя на куски от вины, которую испытываю каждый день и каждый миг, но признаться не могу ей, боюсь увидеть презрение в ее глазах, оно меня убьет.
Беру свои эмоции под контроль, что дается с трудом.
– Извини, я просто что-то расчувствовалась. Не могу поверить, что все закончится, Анют, – улыбаюсь, стирая остатки слез с щек, вместе с сестрой.
– Лис, а ты чего себя то винишь? – совсем тихо спрашивает меня, а я теряю дар речи, но меня спасает проснувшийся дедушка.
– Просто, мне кажется, что я должна была быть рядом с тобой и защищать от всего. И в тот день я…
– Ну мне же не пять лет, а восемнадцать.
– Вот именно. Я пойду дедулю покормлю, скоро и Катюшка проснется.
– Приноси ее ко мне, как она поест и покакает, – хихикает сестра.
– А как же.
Целую ее и тороплюсь на кухню.
– Доброе утро, дедуль, – обнимаю его, помогая сесть за стол.
– От даешь, внуч. Восемь утра, а ты уже скачешь и завтрак готов, – смеется.
– Ну а ты вспомни бабулю? Как думаешь в кого я такая?
– Ох, Семеновна моя та еще коза была. Не усадишь, – оба улыбаемся, вспоминая бабушку.
Ставлю перед ним кашу пожелав «приятного аппетита», и быстро мою посуду, которая скопилась, чтобы не стояла долго и стоит вытереть руки, как дом заливает криком самого громкого человечка, греющего мое сердце в любую непогоду.
Иду к дочке и скорее беру на руки мое сокровище, чтобы быстрее обнять.
Целую ее, и принюхиваюсь.
Как же я ее люблю. Жизни не мыслю без моей малышки.
Права мама, это Стас дурак, раз не хочет быть частью ее жизни. А если захочет, в чем я сомневаюсь очень, то я противиться не стану. Быть может помимо своего сына от невесты, решит, что и дочь должна знать своего отца.
– Здравствуй, моя девочка, – она тут же затихает, раскрыв глазки, окончательно проснувшись.
Так внимательно смотрит на меня, хмурым его взглядом из-под бровей, а стоит мне улыбнуться, как тут же одаривает в ответ счастливой улыбкой.
Целую ее вновь и укладываю на диван, который застелила пеленкой.
Шепчу ей, как соскучилась. Играю. Оборачиваю полотенцем и несу в ванную, чтобы подмыть. Памперсами мы не пользуемся. Только если в больницу сходить, не более. Слишком дорого для нас.
Катя очень любит воду, поэтому стоит опустить ее в набранный тазик чуть ножками, перехватив за животик, как тут же становлюсь мокрой уже я.
Дальше одеваю дочку, кормлю и отношу к Ане.
Да, сестра полностью обездвижена, и мы соблюдаем рекомендации врачей, потому что не хотим лишиться окончательно возможности ее полного восстановления.
Я до сих пор помню, когда мы дома пытались ее немного сдвинуть, так как лежала неудобно и она закричала.
Так громко и раздирающе больно, что нас всех скрутило от ужаса и понимания, что это все ужасно давит, держит в напряжении и ощущении беды без остановок и отдыха.
Поэтому после приезда бригады врачей, которые помогли справиться с болью ее, мы не рискуем. А ее сегодняшняя просьба сильно ударила по психике.
Я приношу ей Катю и укладываю в сторону немного, так, чтобы она не толкала Аню, а перевернувшись на животик не скатывалась к ней под бок.
Они обычно играют погремушками, сестра читает ей какие-то книги, что моя девочка порой под них засыпает. В общем они обе мне, по сути, помогают.
– Ооо, моя большая племяшка пришла? – радуется, убрав литературу в сторону.
Недавно она сказала, что если ей суждено никогда не встать на ноги и выучиться профессии куда люди приходят сами, а не сидя в коляске, то она станет писателем. Какое чтиво только мы ей не брали в библиотеке городской, так как покупать книги сейчас очень дорого, все проглатывает за сутки-двое. А решить, что именно желает не может. Но кажется ей понравились романы о любви.
– Ань, минут сорок. Я быстро постираю пеленки и закину в машинку. А еще…
– Алис, я позову деда если что. Он поможет.
– Спасибо, но он еще не вернулся, – целую обеих и ухожу быстро заниматься делами.
Дедушка ушел за хлебом и газетой. Тут уж привычки не меняются с годами, мы и не против. А я после стирки быстро начинаю убираться в квартире.
День проходит в суматохе и только после обеда, как только все поели, я, кормя Катюшу грудью, засыпаю вместе с ней. Проиграв своему уставшему организму, забыв переложить ее в кроватку.
Чувствую, как на мои плечи что-то кладут, тут же просыпаюсь.
– Дедуль? Что такое? Кушать хочешь? – вскакиваю, быстро приведя в порядок одежду.
– Да укрыть тебя хотел, а ты проснулась. Поспи, Алис.
– Нет, ты что мне пяти минут хватило. Итак, отключилась не вовремя.
– Тогда переложи ее, и давай в мою комнату отдыхать. За Аней посмотрю, она тоже легла. Дочка твоя как минимум час спать будет. Так что давай.
– Спасибо, дедуль, – целую его в морщинистую щеку.
Быстро укладываю малышку в кроватку и ухожу в комнату, попросив его меня разбудить сразу, как что-то понадобится.
Я уже давно сплю без снов. Вот и сейчас просто темный экран. И это очень облегчает. Раньше я не могла переносить эти дурные картинки. Казалось, что с ума сойду. В то время все выглядело черным или просто белым. Сейчас не лучше, но все же это лучше, чем когда только случилась та авария с сестрой.
Этого часа мне вполне хватило. Хотя потратить сутки на заботу о близких и работу двадцать три часа, и всего один на сон не кажется правильным, и все же я чувствую, что скоро все изменится.
Выхожу из спальни деда и вижу его с Катей на руках. Она улыбается, размахивая своими маленькими ручками.
– Алис, там Аня просила тебя ей помочь немного, – киваю ему и ухожу к сестре, чуть пригнувшись, чтобы дочка меня не видела и раньше времени не закатила истерику.
– Ой, проснулась? А я попросить хотела с гигиеной помочь, – неловко произносит.
– Конечно, – улыбаюсь ей.
Мама возвращается чуть раньше, и мы впервые за долгое время собираемся все вместе в квартире на целых полчаса.
Смеемся и шутим. Катя не спит, и я с радостью тискаю малявочку мою как могу дольше. Молоко сцедила как могла побольше. Но сердце вновь разрывается стоит посмотреть на часы.
Мама с сестрой сразу замечают мою грусть и понимающе обещают, что все будет хорошо.
– Знаю, что будет. Просто порой думаю о том, что могу пропустить что-то важное в ее жизни и мне будет жаль.
– Ничто не длится вечно, доченька, – целует меня в висок мама, забирая Катю.
– Как и ее детство, мам.
Ухожу переодеваться и стираю слезы. Потом снова беру себя в руки и иду опять бороться.
Глава 5
Магазин, где я работаю рядом с домом, поэтому в некотором роде так проще. К сожалению, и минусы есть. «Женихи» сомнительного социального статуса, быстро узнают, где ты живешь и порой страшно бывает даже.
– Ну че, Алиска, подумала над моим предложением? – вновь встает передо мной один из таковых.
– Володь, ты купил что хотел? Можешь идти. Твое предложение я отклонила еще в момент, пока ты его произносил.
– А че? Я бы и девку твою удочерил, – меня коробит упоминание дочери. – Ты подумай, красавица. Я работаю. Хата мамкина, но та помрет скоро. Так шо вместе заживем.
Обдает гадким дыханием, и я отклоняюсь от прилавка.
– Да нужен ты ей, алкаш такой. А ну пшел вон отсюда, – слышится позади громкое.
– Люба, вот ты всегда не вовремя. Она почти согласилась. Я б тя на свадьбу позвал этой… Как ее там, которая букет держит?
– Иди сказала, бесстыдник. К молодой девке прицепился, пьянь старая.
– Да я ж только по праздникам… Да ну вас, – махнул и вышел из магазина.
– Спасибо тебе, – улыбаюсь начальнице, садясь на табурет.
– Спасибо в карман свой положи. А ему отвечай четко. Он же и впрямь подумал, что ты согласишься.
– Да ну его.
– Вот тебе и «да ну». Достали они слушай. Весь район заполонили уже. Вот откуда берутся только?
– Сама знаешь, что тут живут те, у кого зачастую было многое.
– А ты себя с ними не сравнивай.
– Я ж не про себя.
– Знаю я, про кого ты.
Смеюсь, смотря на нее.
Люба, хорошая подруга и начальница. Где-то месяца четыре назад, я еще беременная вошла к ней впервые, когда она открыла этот магазин и мы разговорились.
Она женщина сорока трех лет. Высокая и крепкая довольно. Так что, смотря на нее, мужчины какими храбрыми не были бы всегда немного побаиваются ее. Потому что она сурова на вид и голос ее такой же. Грубоватый. Так еще и характер огого.
Мы быстро подружились. Но я все же не злоупотребляю нашей дружбой и работу выполняю совестно, не опаздываю и не наглею ни в чем.
У нее самой двое дочерей таких же возрастов как я и Аня моя. Восемнадцать и двадцать два. Но мне называть ее Любовью Николаевной она запретила. Только по имени и только на «ты».
– Ой, я ж че пришла-то. Смотри, – вытаскивает из пакета, который держала в руке коробку из-под обуви и открывает ее.
Внутри были красивые полусапожки. Замшевые. Черные. На низком каблуке.
– Решила в молодость удариться, Люб? Красивые.
– Ага, если бы. Купила Варьке. А эта коза мне заявляет, что без каблука носить не будет.
– Жалко. А ты поменяй с доплатой и все.
– Ой, Алиса, я впервые в своей жизни потеряла чек. Хоть убей искала везде, нигде не найду. Уже подумала грешным делом, что может и не брала его вовсе? Не суть. Меряй давай.
– Чего? Вот еще. Младшей пусть твоей останутся.
– Кому? У нее нога как у мыши. Меряй говорю. И никаких разговоров тут.
– Люб, ну блин. Мне то куда они? Дорогущие же.
– А я все продумала. По пятьсот рублей буду с зарплаты забирать и все.
– Да я как-то не планировала, слушай.
– Да что ж упертая такая? – садится передо мной, с явным намерением, сделать все самой, и я тут же вскрикиваю:
– Ладно я сама. Не надо.
– Так бы и раньше.
Конечно, они подошли и по размеру, и понравились мне. А еще я понимала, что она покупала их вовсе не для дочери. И я была ей в очередной раз благодарна. Потому что с нашими расходами и доходами, вряд ли позволила бы взять и потратить деньги на новую обувь.
Эта смена закончилась в шесть утра. Вернулась домой и быстро приняв душ сцедила молоко, потому что там было уже мало в бутылочке, отправилась спать. Мама проснулась, когда я перебиралась через нее к стенке.
– Ты сегодня раньше? – шепотом спросила.
– Да. Люба говорила мне, что, если за час никто не приходит, можно закрываться. А у меня с четырех никто не покупал ничего.
– Спи дочуль. Я завтра утром сама все сделаю, – гладит по спине. – Отсыпайся.
– Спасибо, мам. Сладких снов.
Проснулась только когда дедушка положил Катюшку ко мне, и она начала играть с моим лицом.
– Доброе утро вам обоим, – целую пухлые ручки, не открывая глаз.
– Доброе, внуч. Тут вот к тебе дочка пришла. Требует еды. То, что было с утра уже выпила.
И я бы решила, что Катя стала есть за двоих, если бы не знала, что она столько не выпьет.
– А сколько сейчас? – хмурюсь, пытаясь понять по солнечному свету из окна.
– Начало одиннадцатого, – отвечает бодро.
– Что? Почему не разбудили-то?
– Чтобы выспалась наконец-то, на зомби похожа, – кричит из своей спальни сестра.
– А массаж и процедуры?
– Дедушка что мог сделал, остальное как встанешь поможешь, Алис.
Закрываю глаза, и открыв смотрю в такие же улыбающиеся любимого старичка.
– Что ты улыбаешься, деда? Нельзя от графика отступать.
– Дочку корми, обязательная.
Он включает телевизор и садится в кресло, а я, перевернувшись к стене целую малышку и приступаю к кормлению.
Дальше полдня я пытаюсь сообразить, чего мне ждать. Стас приходил, но о дальнейшем ни слова. Какие указания он даст и когда, тоже непонятно.
Мама звонила с вопросами, но я ответами не наделена, к сожалению. Вечером отправилась на вторую работу.
На окраине нас забирает автобус и отвозит по адресу, смотря куда нужны рабочие. В прошлый раз мы собирали и упаковывали малярные кисточки. В этот раз, по-моему, пельмени, старшая смены говорила перед выходом. Проблема в том, что я не очень тепло оделась. Там в цеху холодильники. Черт.
К пяти утра я промерзла до невозможного и в итоге даже не чувствовала горячего чая внутри себя, хотя наливала в кружку кипяток.
– Слушай, Алис, может пойдешь погреешься? – с заботой спрашивает соседка по чаепитию.
– Нет, Вик. Сама знаешь, увидит Родионовна и сразу минус половина зарплаты.
– А если заболеешь? У тебя ж мелкая.
– Да сколько уже таких смен было то? Нормально, спасибо за чаек.
Встаю со стула после перерыва и кое как, ощущая покалывания в пояснице, ступаю к столу лепки.
Сегодня мы работали дольше обычного. Двое девочек не вышли, из тех, кто записывался, поэтому пришлось выполнять сверх нормы, за которую, к сожалению, доплатят меньше. Чем если бы взяли доход не пришедших на всех.
В итоге три тысячи сразу в карман. Уже хорошо. Приехала к половине девятого домой и сразу же в горячую ванну залезла, проверив всех членов семьи.
Прогревалась минут сорок не меньше, постоянно добавляя горячей воды из крана. Мне болеть категорически нельзя. Из-за кормления Кати, помощи маме, работы и много еще таких причин.
В один момент я выпала из настоящего и этой комнаты, погрузившись в то наше лето. Он был в моей жизни так мало, и такой большой след оставил. Я не только про дочку. Я про то, что мне было настолько хорошо с ним и… Боже, я так сильно его полюбила. А Стас в ответ делал меня самой счастливой.
Иногда я задумываюсь о том, что солгала ему. Не пришла за помощью к первому. Но пытаясь вообще вспомнить себя в те моменты, я с трудом все это осуществляю. Все как в тумане. Я помню только свой страх и искалеченную Аню.
Сжимаюсь в комок от тех мгновений и стараюсь вынырнуть из прошлого.
Вот только и реальность не слишком радушна. Я не виню Стаса совершенно в том, что он нашел себе девушку своего круга. Я была с ним жестока в те дни расставания. Я слишком сильно его задела.
А сейчас, пусть и не только с благими целями, а вывернув все в выгодную для себя сторону, но все же именно он мне помогает. А это значит, что Стас остается таким, каким я его видела, пусть и не во всем. Но он прежний мужчина и я ему благодарна очень.
Вылезаю из ванны и боль в пояснице никак не уходит.
– Блин.
Одеваюсь и выхожу.
Задвигаю на задний план лечение, потому что нужно многое сделать по дому.
– Алис, давай одень Катю, пойду с ней на улицу погуляю.
– Хорошо, дедуль. Там ветрено немного, так что я и в коляску положу одеяло по краям.
Начинаю создавать кокон для дочки, потому что коляска старенькая и не очень теплая. Но и за нее я благодарна той же Любе. Катя становится более тяжелой, и носить ее на руках в комбинезоне слишком тяжело.
Собираю малышку покормив на сон, отпускаю их обоих.
Принимаюсь за Аню, которая сегодня в плохом кажется настроении. Хотя я догадываюсь в чем дело.
Сажусь рядом с ней и беру в свои руки ее ладонь.
– Анют, ну не обижайся, прошу.
– Я не обижаюсь. С чего ты взяла, Лис? – старается не смотреть в глаза.
– Я не хочу на пороге операции и полного выздоровления рисковать. Мы ведь так долго шли к этому дню. Представляешь сколько у нас будет времени гулять и радоваться жизни?
Пытаюсь найти слова, чтобы она поняла мой страх и риск, на который мы просто не можем пойти.
– Ты так уверена, что мне помогут? – с долей злости смотрит на меня, повернув голову.
«Только не это!» – пугаюсь мысленно, осознавая к чему она это ведет.
Глава 6
– А ну быстро взяла себя в руки, Аня, – резко встаю с места и говорю ей. – Ты что это задумала?
– Ничего, – сдавленно отвечает, снова возвращая свой взгляд к стене.
– Сдаться решила?
– А если и так, то что? Упрекать станешь? – спрашивает с вызовом.
– Стану, – громко начинаю. – И не думай, что материальными жертвами. Мы тебя любим, и ты это знаешь. Я хочу, чтобы ты понимала и то, насколько важна нам. Мне, маме, дедушке. А племянница твоя? Я хочу, чтобы ты, маленькая коза, встала на ноги и исполняла свои обязанности как тети. Любила ее, покупала мороженое, баловала, носилась за ней по пятам, когда она станет ходить. Чтобы, когда я стану ходить на свидания, а это у меня в планах, не такая я уж и старая мамочка, чтобы ты мне помогала за ней присматривать. Да много чего еще. Ты не имеешь вообще никакого права сдаться.
Она внимательно смотрит на меня, чуть улыбается, вот только глаза блестят от слез.
– Я… Алис я так устала… честно. Я помню, что была готова ждать, но прошло так много времени, а я… а я все лежу тут день за днем и ничего… – пожимает плечами срываясь на громкий плач.
Не выдерживаю и обнимаю ее, целуя в макушку.
– Именно поэтому солнышко. Именно поэтому, пройдя этот путь длиною в год, в самом конце ты не станешь поворачиваться спиной к своему будущему. Нет родная, это не про тебя. Не про нас Хруповых. Хрен им всем. Врачам, клиникам. Пусть идут сама знаешь куда.