Конкистадор поневоле

Дети. Пацану лет четырнадцать, может, немного меньше. Точнее сказать не получается – мало того, что совершенно непонятно, с какой скоростью здесь взрослеют, так еще и грязь присутствует. В таком количестве, что пленный напоминает серого цвета ком с руками. Но даже с таким гримом в неверном свете костра хорошо виден синяк на пол-лица – сопротивлялся, значит, до последнего. И все еще глазами зыркает.

Девчонка на вид чуть старше. То есть по меркам этого времени, возможно, уже и взрослая. Семен, честно говоря, смутно представлял, кто есть кто и в каком возрасте – на таких мелочах инструкторы не особенно заостряли внимание, тем более что контакт с местными изначально не планировался. Извазюкана, правда, ничуть не меньше брата. Почему именно брата? Ну, тут даже особой склонностью к дедукции обладать не требовалось, очень уж похожи. Даже с учетом грязи и синяков.

Руки обоих были предусмотрительно связаны. Семен удивленно поднял брови – это что, выходит, их опасаются? Притом, что взяли обоих практически бесшумно, до лагеря не долетело ни звука. И тут же влез профессор. С тем же вопросом.

– Александр… э-э-э… Михайлович… – Опа! В первый раз на памяти Семена он назвал кого-то из нижестоящих по отчеству. – А чем вызваны такие… э-э-э… меры предосторожности?

– А вы сами не видите? – зло буркнул исцарапанный. – Как они нас почуяли – ума не приложу. И скрутили их с трудом. А ведь мы вам не мальчики. Что-то нас о подобном не предупреждали.

– А чего ты хотел? – лениво отозвался лейтенант. Именно так, лейтенант, к нему все и обращались, и выходило это донельзя уважительно. Семен так и не знал, как его зовут. Сейчас он сидел, прислонившись спиной к толстому еловому стволу, и меланхолично обстругивал прутик. Безо всякой цели, просто так. – Это мы здесь в гостях, а они дома. И, бьюсь о заклад, безо всякого ноктовизора на многое способны. Тебя, небось, по запаху табака и портянок заметили.

– Я не курю. И портянок не таскаю.

– Насчет портянок я образно. А куришь, нет – непринципиально. Другие курят, пускай даже и на той стороне. Запах за неделю полностью не уйдет, а в этих краях табаком не балуются. И антикомарином не обливаются. Унюхали тебя, вот и все. Эй, оголец, признавайся, унюхал?

Мальчишка промолчал, только глазами опять сверкнул так, что бумажку кинь – вспыхнет. Лейтенант пожал плечами, встал и решительно освободил пленным руки, попросту разрезав пластиковые хомуты, которые охрана использовала вместо веревок.

– Так, орлы. Умываться – и ужинать. Потом говорить будем.

Интересно… Бежать даже не пробовали, хотя смотрели настороженно, исподлобья. Скорее всего, понимали, что не уйдут. Парень-то, может, сам по себе и смог бы, а вот сестре точно никуда не деться. Стало быть, остается только принять любезное приглашение. Быстро ориентируются. А вот зачем лейтенанту с ними возиться? Не из человеколюбия же? Что охрана экспедиции и сантименты – понятия несовместимые, Семен был убежден. Хотя, с другой стороны, получить информацию о творящемся вокруг безобразии (а чего здесь еще может быть) из первых рук тоже неплохо. Нет, похоже, не так уж и не прав лейтенант.

Пока случайные «языки» умывались под бдительным оком исцарапанного Сани (уж он-то их точно не упустит), в котелке быстро разогрели каши с тушенкой. Нос ребята, кстати, не воротили, хотя густой аромат пряностей вряд ли был им знаком. На котелок смотрели с удивлением, но не более того, зато алюминиевые ложки едва ли не на зуб пробовали. Ну да, диковинка, здесь и сейчас, небось, все больше деревянные в ходу. Ну а пока они насыщались, Семен, воспользовавшись моментом, рассмотрел их одежду. Домотканая, конечно, и грязная. Особых дизайнерских изысков нет, у парня штаны да рубаха, у девчонки что-то вроде платья, затянутого пояском, и платок на голове. Ну и лапти у обоих. Но при этом ткань добротная, плотная и тщательно выбеленная, хоть и не новая. Натуральное хозяйство во всей красе, что ли?

– Ну что же, – начал лейтенант, как только трапеза была закончена. При этом от Семена не укрылось, что ребята невольно дернулись, словно от удара. – А теперь скажите мне, кто вы, откуда и зачем за нами следили?

Ребята переглянулись, а затем мальчишка заговорил. Отмалчиваться не пытался, скорее всего, хорошо понимал: захотят расспросить по-плохому – спросят, и гордо стискивать зубы получится недолго. Язык его отличался от современного русского, но не до безобразия. Понять, во всяком случае, можно было без переводчика. А история… Ну, она как раз оказалась банальной.

Жили Федор и Татьяна недалеко. Правда, корректно перевести «недалеко» в километры у Семена не получилось, здесь, похоже, расстояние воспринималось людьми иначе. Не в метрах-километрах, а в переходах-переездах, которые зависели больше от местности. Впрочем, никто иллюзий не строил, километр по дороге и километр по болоту – две большие разницы, так что логика в таком подходе имелась.

Так вот, жили эти двое недалече. И от города тоже недалеко, но не в пределах стен и не в посаде, а в стороне, в лесу. В голову пришел термин «выселки», но Семен не знал, насколько он здесь подходит. Большая семья, много рабочих рук. Пашня, бортничество… В общем, неплохо жили. А вчера на них напали.

Кто напал – ребята не знали. Здесь и сейчас болталось очень много народу, причем далеко не самого законопослушного. И все воюют против всех, меняя стороны с легкостью невероятной. Никаких идеалов – побольше награбить да побыстрее смыться. А главное, все относятся к этому, как к делу сугубо житейскому. Нормальная, в общем, русская смута.

По сути, их спасло то, что в момент нападения они были в лесу. Ну а потом, вернувшись и услышав шум, не бросились куда-то сломя голову, а догадались затаиться. Ну и наблюдали за тем, как режут скот, вешают отца, отрубают голову матери. Как тащат на сеновал младших сестер и убивают мальчишек. А в сумерках бежали, благо у захватчиков не было собак, а их дворовых кобелей перебили. Думали пробираться в город, но дорога была перекрыта. Пришлось обходить через лес и болото. Семен, услыхав об этом, только головой покрутил. Сам он, не говоря уже о ребенке из своего века, заблудился бы, утонул, переломал ноги, а эти считали такой переход делом самым что ни на есть житейским, внимания не заслуживающим. О том, что в лесу можно заплутать, им, похоже, в голову даже не приходило. Но в результате они вышли прямехонько на лагерь. Случайность, не более, однако вместо того, чтобы делать ноги, ребята захотели узнать, на кого нарвались. Ну что же, узнали. И что теперь с ними прикажете делать?

Озвучивать свой вопрос Семен, естественно, не стал. С чего бы, спрашивается? В конце концов, он техник, его задача с аппаратурой возиться, а на все остальное есть компетентные товарищи вроде того же лейтенанта. Или профессор – ему, как начальнику экспедиции, решения принимать по должности положено. И отвечать за их последствия, кстати. То-то сидит и мнется – уже сообразил, видать. А самое интересное, что, хотя высоколобые специалисты по временным заморочкам (все, как один, теоретики) утверждают, что при допустимо малом воздействии никакого «эффекта бабочки» ждать не стоит, конкретная величина этого «допустимо малого» никем не определена. И если, к примеру, хлопнуть эту парочку здесь и сейчас, то вопрос, скажется ли их смерть на развитии истории, или нет, остается открытым. Хотя, может статься, они должны были погибнуть сегодня, и остались в живых, наткнувшись на пришельцев из будущего. Тоже, кстати, вопрос интересный.

Пока он размышлял, а профессор мялся, заговорил лейтенант. Вот уж для кого не было вопросов, что делать. Привык решения принимать – и здесь оказался верен себе, долго не раздумывая.

– Значит, так. Вам придется пока остаться с нами. На два дня. Потом отпустим. Вреда не причиним, но попытаетесь сбежать – свяжем. Все понятно?

Брат с сестрой переглянулись, потом синхронно кивнули. Видать, сообразили уже, что захоти их убить – давно бы убили. Скорость адаптации прямо зашкаливающая. Вот и верь потом тем, кто говорил, что предки недоразвитые. Они просто мыслят иначе, и неизвестно еще, кто умнее…

Додумать мысль он не успел. Взвыла сигнализация – никаких тебе писков-визгов, а вполне полноценный вопль. Стало быть, массовый прорыв охраняемого периметра. А в следующий момент загремели выстрелы, рухнул головой вперед в костер один из охранников, и сразу же стало не до интеллигентских бредней. Рука привычно рванула из кобуры АПС, и Семен, подчиняясь вбитым на базе рефлексам, кувырком ушел в сторону. Как оказалось, вовремя. Краем глаза он увидел, как вздыбилась земля там, где он только что сидел. Судя по этому зрелищу, пуля была величиной с огурец, не меньше. А следом из кустов прыжком выбрался здоровенный детина с саблей, изогнутой так, что оружие больше напоминало колесо.

Наверное, он что-то кричал, и даже, судя по раззявленному, как ворота, рту очень громко, но Семен почему-то ничего не слышал. Он только видел перед собой кажущуюся неправдоподобно огромной тушу с занесенной над головой отточенной железякой и чувствовал, как медленно, словно во сне, поднимается пистолет.

Ду-дух, ду-дух, ду-дух! Короткая, на три патрона, очередь заставила голову нападающего буквально взорваться, и он медленно, будто в кино, начал падать вперед. Сабля вывалилась из разом обмякших пальцев, это Семен видел невероятно четко, словно под микроскопом. А потом туша ударилась о землю, и брызги того, что еще недавно было мозгами, полетели во все стороны. Семен ощутил на щеке липкие капли – и время словно бы от этого вдруг рывком вернулось к нормальному восприятию.

Нежные интеллигентские мозги от вида происходящего, усиленного первым в жизни собственноручно убиенным, словно бы отрешились от происходящего, но тело работало само, подчиняясь вбитым намертво рефлексам. Еще перекат – и огонь короткими, на два-три выстрела, очередями в остервенело лезущую из лесу толпу. Пули с сердечником из карбида вольфрама – такие на раз проткнут любую кирасу, а более серьезные доспехи здесь пока в ходу. И видно, что стреляет не зря – опрокинулся назад один противник, рухнул другой, с воем покатился, зажимая живот, третий… Рядом, громко матерясь, стрелял еще кто-то… А потом магазин как-то очень быстро опустел, и перезаряжать оружие времени уже не было. И рука сама, без участия сознания, опустилась на эфес тяжелой шпаги, оружия, которое положено было по роли в качестве бутафорского, но в умелых руках грозного и эффективного. А главное, патроны в нем не заканчиваются.

Первого оказавшегося рядом Семен встретил колющим в живот. Попал – тот взвыл, уронил саблю и сложился пополам, хватаясь окровавленными пальцами за клинок. Рывком освобождая шпагу, краем сознания Семен отметил, что пару этих самых пальцев он попросту отсек, но никаких эмоций не ощутил – не до того. Перепрыгнув через раненого, на него уже лез следующий противник, белобрысый и с рассеченной напополам правой ноздрей. Это отпечаталось в сознании, будто молотком вколотили. Семен успел блокировать его удар, крестовина сабли противно скрежетнула о гарду. Абсолютно неграмотно с точки зрения фехтования, но выбирать не приходилось. Дага в левой руке… Когда успел выхватить? Неважно. А важно то, что эта самая дага как в масло вошла в шею противника. Фонтаном брызнула кровь, пачкая руки и одежду. Мелочь, не стоящая внимания. Еще один… Да что им, медом намазано? Отвести оружие, с чувством припечатать ногой в пах, рубануть по спине. Клинок лишь звякнул о кирасу, зато удар ботинком в лицо заставил свежеиспеченного евнуха не только разогнуться, но и рухнуть в костер, откуда он с воплем вылетел и помчался прочь живым факелом. Все, не до него, из кустов носорогами валят новые противники, и надо их остановить…

Солидно и зло зарычал РПК, и длинная, на все сорок патронов очередь буквально смела врагов. Не так уж и много их было на самом-то деле. Оскаленные в совершенно нечеловеческой гримасе зубы лейтенанта, рывком меняющего магазин. С тихим, но отчетливо различимым шипением вылетел из кустов шар с искоркой фитиля. «Граната», словно бы выстрелило в мозгу, и, повинуясь инстинкту, Семен пинком, словно футбольный мяч, отправил так и не успевший коснуться земли гостинец обратно. Супероружие элитной пехоты унеслось в лес, оттуда кто-то истошно взвыл «Шайзе!», а потом рвануло. На удивление хорошо рвануло, местный порох, хотя и дымный, оказался куда мощнее, чем можно было ожидать. И тут за костром рвануло еще раз, видать, граната оказалась не единственной. Толчком спрессованного воздуха Семена сбило с ног, в грудь ударило так, что больно стало даже через очень кстати поддетый бронежилет, но сознания он не потерял. Зато для полноты ощущений отправил следом за отфутболенным гостинцем одну из своих гранат, благо на поясе висели. Лейтенант добавил свою. Два взрыва – и наступила тишина, оглушительная после грохота боя.

– Вот козлы! – с чувством, но при этом удивительно спокойно сказал лейтенант. – Вот козлы… – и добавил пару всем известных, но, увы, абсолютно непечатных слов, как нельзя более подходящих к ситуации. – Иевлев, Карпенко, бегом, проверить.

Один из его подчиненных нырнул в кусты, следом за ним, чуть отстав, второй. Семен огляделся – и еле удержался от того, чтобы выругаться, да куда забористее лейтенанта. И причина лежала буквально на поверхности – кроме этих двоих уцелели он сам и лейтенант. Все. Четверо из четырнадцати. Но главное, профессор. Сидит, лицо спокойное, умиротворенное. Даже кашу не рассыпал. А что неживой – так за это отвечает рана в половину груди. И топор, нанесший ее, так и торчит, пройдя насквозь и пришпилив профессора к стволу вековой сосны.

Этот суматошный, внезапный бой стоил им дорого. Даже дороже, чем можно было представить. Но это выяснилось потом, а сейчас лейтенант, матерясь сквозь зубы, перетягивал бинтом рассеченный осколком бок, Семен ему помогал, хотя самого мутило и от вида крови, и от запаха. Если учесть, что кишечник человека располагается в большей части туловища, неудивительно, что война пахнет не только кровью, но и дерьмом. А Семен – и это сейчас вылезло – самый что ни на есть гражданский шпак, который раньше не то что не убивал никого, а даже как убивают другие, видел разве что в кино. И если в бою адреналин вкупе с инстинктом самосохранения оказались весьма к месту, не позволив впасть в панику, то сейчас, когда они ушли, наступил отходняк. Но ничего, сумел удержать содержимое желудка и помочь раненому, благо ничего страшного там не наблюдалось. Так, рассекло кожу и мясо, даже до ребер не достало. Все же местные гранаты горазды были громко хлопать, но по убойной силе стандартам двадцать первого века не соответствовали. Зато дым от них вонял похлеще иного химического оружия, перебивая иногда даже запахи, исходящие от трупов.

Кстати, из своего бронежилета Семен вытащил один большой и три маленьких осколка, возблагодарив мысленно собственную предусмотрительность. Не поддень он под одежду эту тонкую металлокерамическую броню – и вполне мог присоединиться к товарищам, так и оставшимся лежать в живописных позах. Хотя, надо сказать, только одного из них убило, точнее, добило гранатой. Всех остальных смело или залпом из темноты – пуляли враги все-таки густо и метко – или порубили потом в рукопашной. И если бы не лейтенант со своим пулеметом, еще неизвестно, чем бы все закончилось.

А нападающих завалили всех. Единственный, кого притащили разведчики, был посечен осколками и находился без сознания. Только бредил, мешая польские, русские, немецкие и еще какие-то слова, и примерно через полчаса, так и не придя в себя, отдал богу душу. По одежде тоже сложно было делать какие-то выводы – напялили они на себя что попало, набранное с бору по сосенке. Это, кстати, вполне соответствовало местным обычаям, так что равновероятно нападавшие могли оказаться наемниками, разбойниками, патриотами, решившими выгнать чужаков из своего леса, или же полноценными, разве что малость пообносившимися, правительственными войсками. Знать бы еще только, какого правительства, этого добра здесь и сейчас больше, чем блох на барбоске. В общем, хрен их средневековую душу поймешь. И Федор, которого попытались привлечь в качестве эксперта, тоже ничем помочь не смог, только руками разводил. Ну да и неудивительно, что он там видеть-то мог, в своем медвежьем углу.

Зато выживаемость представители местных тинейджеров продемонстрировали прямо-таки великолепную. При первом же признаке большого шухера Федор спихнул сестру с бревна, на котором они сидели, и сам брякнулся за него. В результате ни пули, ни осколки их не достали, и бой парочка пережила без потерь. И выглядели они, наверное, потому, что остались живы, счастливыми донельзя. Глядя на их улыбающиеся физиономии, Семен испытал острое желание дать обоим по лицу. Так, на всякий случай.

От того, чтобы мысли стали материальными, его отвлекли матюги лейтенанта. Поразительно – человек, обычно следящий за чистотой речи, очень сильно меняется в условиях стресса. Эта мысль просвистела, как пуля, и умчалась вдаль, поскольку Семен, подойдя к месту, откуда доносилась брань, и увидев, чему она посвящена, сам выразился столь виртуозно, что остальные замолчали и начали смотреть на него с неподдельным уважением. И, надо сказать, всем им было из-за чего сквернословить.

Аппаратура, уютно складированная в самом, казалось бы, безопасном месте, выглядела так, будто по ней отработал пьяный кузнец, вооруженный кувалдой. Вмятины, во всяком случае, были соответствующие. Но вмятины – это мелочи, куда хуже, что кое-где не самое толстое железо оказалось еще и пробитым. И было этих пробоин изрядно, некоторые из них могли оставить разве что пули калибром с грецкий орех, не меньше.

Откровенно говоря, Семена мало интересовали приборы безвременно усопшего профессора. Во-первых, имелись стойкие подозрения, что они изготовлены не в заводских условиях, за что уплачены соответствующие деньги (Семен как-то случайно увидел смету и до сих пор пребывал в легком шоке), а сляпаны на коленке. Датчики, во всяком случае, именно такое впечатление и производили. И, кстати, к своим ящикам профессор никого не подпускал, что только усиливало подозрения. А во-вторых, будь они стоимостью хоть в миллиард, Семена это не касалось абсолютно. Не на нем числится, не он отвечает. Куда больше его волновали приборы, отвечающие за поддержку связи с родным временем. Или родным миром? Ай, не важно. Главное, если связь прервется, то открыть сюда портал будет невероятно сложно, это Семен знал точно.

Крышка, на внутренней стороне которой располагались экран с клавиатурой, была закрыта. Защелки… Семен дернул их – черта с два, стояли как влитые. Замок простенький, кодовый, десять цифр. Комбинацию можно подбирать до второго пришествия.

– Дай-ка, – лейтенант аккуратно отстранил Семена, присмотрелся к замку, а потом ловко сковырнул его кончиком ножа. Повторил операцию со вторым. – Пользуйся.

Ну и на кой, спрашивается, такие замки? От комаров закрываться? Очень хотелось задать этот вопрос вслух, но он все же промолчал. Вместо этого откинул крышку, щелкнул клавишей…

Аппарат из спящего режима не вышел. Больше того, он, похоже, вообще не работал, и запустить его не удавалось. Матюгнувшись шепотом, Семен осмотрел ящик со всех сторон и почти сразу определил причину. На задней стороне оказалась дыра, небольшая, но все же… Пришлось вскрывать панель, благо здесь никаких сюрпризов не наблюдалось – обычные болты, вполне подвластные отвертке из мультитула. Справился с ними Семен быстро, после чего сдвинул панель и залез в потроха прибора.

Когда через полчаса лейтенант, отправившийся, как он выразился, «осмотреться», вернулся, техник сидел на обломке древесного ствола, ранее заменявшего профессору скамейку, и бездумно вытирал пальцы тряпкой. Давно вытирал – они уже были чистыми и разве что не блестели. И по задумчивому и в то же время отрешенному взгляду было ясно – не все идет так, как хотелось бы.

– Ну, как? – нарочито бодро спросил лейтенант, присаживаясь рядом.

– Как-как… Тебе честно, или без матюгов?

– Честно и без матюгов.

– Так не бывает. Если вкратце, то – вот… – Семен вложил в протянутую руку лейтенанта смятый до неузнаваемости кусочек свинца.

Тот подбросил его, удивленно прищурился:

– Граммов пятьдесят… Мушкет, а?

– Не знаю, я настолько в оружии не разбираюсь. Но что такая дура наворотила, думаю, ты можешь представить.

Лейтенант молча встал и сам залез в потроха аппарата межвременной связи. Когда он обернулся, лицо его вытянулось настолько, что напоминало лошадиное. Хоть овес прячь, честное слово.

Несмотря на паршивость раскладов, Семен мысленно усмехнулся. Он-то хорошо знал, что там можно увидеть. Много-много осколков, разбитые вдребезги платы и обрывки проводов. Видать, пуля, смявшись в момент удара, пометалась по внутренностям ящика, рикошетом отскакивая от стенок и дробя все на своем пути. Натворила дел, в общем.

– Починить сможешь? – Лейтенант справился с собой в рекордные сроки и сейчас выглядел как обычно, отстраненно-ироничным.

– Не уверен. Скорее нет, чем да.

– Почему? Разбери вон то барахло, – лейтенант кивнул в сторону остальных приборов. – Глядишь, и найдешь то, что нужно.

– Как будто я об этом не подумал, – сварливо отозвался Семен.

– И?..

– И что дальше? У меня нет даже принципиальной схемы этой бандуры. Профессор наш предпочитал хранить секреты. Придурок.

– Совершенно с тобой согласен.

– Я попробую, конечно, но вряд ли. А дальше – сам знаешь.

Лейтенант кивнул – он и впрямь знал. Без пеленга окно точно не открыть. Их, конечно, будут искать, не ради красивых глаз, а для того, чтобы получить собранную информацию. Зачем она нужна, простым исполнителям неизвестно совершенно, никто им не докладывал, типа не ваших куцых мозгов дело. Главное – искать в любом случае будут, но сколько это займет времени по местным локальным раскладам – сказать очень сложно. Может, год, а может, и десять. Ч-черт!

– Хреново, – сказал лейтенант и собрался было отойти, но Семен поймал его за руку.

– Сядь, разговор есть.

Лейтенант пожал плечами, уселся и с интересом посмотрел на Семена.

– Говори.

– Тебе ничего не кажется странным?

– Что конкретно ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то количество пуль, которые выпустили сюда. Больше половины, как мне кажется. И возникает вопрос, даже два. Во-первых, почему именно так стреляли, хотя могли бы нас смести, если бы лупили только по людям, и, во-вторых, как было сделано столько выстрелов? Нападавших было не так и много, а стреляли раз в пять больше. И да, третий вопрос. Как они просочились через вашу хваленую сигнализацию, да еще толпой?

На второй вопрос ответить можно, ухмыльнулся лейтенант. – Там у каждого было по нескольку стволов. В основном, правда, пистолеты, у них убойная сила ни к черту, – тут он поковырял ногтем вмятину на одном из ящиков. – Сам видишь. И на третий тоже отвечу. Сигнализацию отключили.

– … Наши?..

– Нет. Все отключено извне.

– О-па… Это как?

– Да просто, – с внезапной злобой в голосе ответил лейтенант. – Защита ставилась на местных дикарей. Вот и ставили что попроще. Нормально прикрыли только внутренний периметр. Его и не отключили, что характерно.

– Ты хочешь сказать, что против нас работает кто-то…

– Именно так. Кто-то из нашего времени.

– Так, стоп. Это, конечно, отвечает на первый вопрос. Ему надо было или нас уничтожить, или оборвать связь. Так?

– По всему выходит, так.

– Будем считать, ему это удалось. Но зачем такая хамская работа? Лично я взял бы снайперку и положил тут всех. Просто и безопасно.

– В лесу? – лейтенант скептически изогнул бровь. – Сразу видно, что ты ни разу не военный. Прицельная дальность здесь двадцать, ну, тридцать метров. Мы бы его засекли и покрошили из автоматов в мелкий фарш еще до того, как он туда добрался – наш периметр шире.

– Понял, вопрос снимается. И что дальше? Какие предположения?

– Да предположений может быть куча. Он может быть один – вот и подрядил на это дело местных лохов. Их может быть много, но никому не хотелось рисковать. Их могло быть много, но не все захотели принимать участие… Слушай, я тебе целый набор предположений сейчас выдам, и все они имеют право на существование. Одно могу сказать точно. Детишки, – тут лейтенант кивнул головой в сторону гостей, которые только что помогали оттаскивать трупы, а сейчас без какой-либо брезгливости наворачивали кашу, – появились здесь неспроста.

– Думаешь, они связаны с этими?

– Сомневаюсь. Очень уж рискованно. Скорее, их использовали втемную. Вывели, точнее, выгнали на нас, поняли, что имеется сигнализация, а дальше – дело техники.

– Что втемную – не факт. Просто наш противник мог хорошо знать нашу психологию и просчитать, что детей убивать мы не будем.

– Возможно. Это я, кстати, тоже подумал. Сейчас, поедят, чайку попьют – и живо на все вопросы ответят…

Что уж там лейтенант кинул гостям в чай, так и осталось для Семена загадкой. Да он, откровенно говоря, и не интересовался – во-первых, ни разу не химик, и длинная и запутанная (а других сейчас не бывает) формула для него была бы пустым набором звуков. А во-вторых, даже если бы ему сказали название, он тоже не понял бы ничего – с арсеналом спецсредств техник знаком не был. Так что пес с ними, с названиями, главное – работало.