Спасти Мейерхольда
«Привет, Марина…»
«Привет, Конфеточка…»
«Привет, Б@гир@…»
«Привет, Tanchik…»
«Привет, Tanchik…»
«Ты совсем бухой? Научись копиравать с перва!» – ответила «Богиня», к которой Роман по ошибке тоже обратился, как к Таньчику.
«Прости, что обозвал тебя танком! Я тут параллельно играю в «Танчики». Помнишь, игра была на «Денди»? Вот типа нее. Заигрался и тебя тоже Танчиком назвал! Забавно, правда?»
Однако «Богине» это забавным не показалось. Больше ответом Романа она не удостоила.
На сайте полно проституток. Но их легко распознавать: они призывают всех заглядывать в свой «дневничок», а там ссылка на другой сайт, где и можно заказать себе шлюху. Да и фотки у продавщиц любви самые откровенные. Вот красивая девчонка – и одетая. Хочет любви и отношений. Наверняка, порядочная!
«Часик – 2500 руб. Два – 4000 руб. Место для встречи есть».
«Да уж, порядочная!» – вздохнул Роман.
Однако некоторые все же отвечали. Даже давали свой телефон. Вот с Зиновией и уговорились встретиться 9 мая.
Тут Апрелев сообразил, что у него кончилась жевательная резинка для освежения дыхания. Он забежал в ближайший магазин, намереваясь успеть оказаться в условленном месте вовремя. Как назло перед ним в очереди в кассу находились россияне, чьи лучшие душевные качества не вынесли условий жизни. Роман с изумлением наблюдал за выдержкой продавщицы.
– Добрый день, клей ваш?
– Нет, это тот мужчина забыл.
– Пакет нужен?
– Нужен.
«Зачем им пакет, если клей не собираются брать?» – мысленно проговорил Роман.
Девушка методично подносила к считывающему устройству продукты из корзины.
– Нет, картошку мы не будем брать, отставьте, – начала покупательница.
– Но я ее уже пробила.
– Мы не будем ее брать! Уберите!!
Девушка позвала старшего продавца и та расписалась ей в тетради, подтверждая законность операции вычитания.
– Тысяча триста двенадцать рублей сорок копеек.
Супруг скандальной женщины взял чек и стал изучать его.
– А почему здесь цена больше, чем на полке? Там стояло двенадцать рублей, а здесь тридцать шесть!
– Там за 100 грамм, а здесь же больше.
– Витя, считай внимательно! – подала голос его жена. – Так, и прибавьте сюда картошку.
– Вы же не хотели ее брать.
– Нет, мы ее берем.
– Еще сорок восемь рублей семьдесят копеек. Но это уже другим чеком.
– Почему другим?
– Тот уже распечатан.
– Это не наши проблемы.
Вздохнув, девушка внешне спокойно отчеканила:
– Тысяча триста шестьдесят один рубль десять копеек. А мельче не будет?
– Нет.
– А одиннадцать рублей десять копеек не будет?
– Нет.
Продавщица выдвинула ящик и стала собирать сдачу монетами.
– Зачем вы мне копейками дали?! Я что, на базаре торговала семечками? Что про меня люди подумают?!
– Вы же видите, у меня других денег нет.
– Меня это не волнует! Поменяйте. Я семечками не торговала!!!
Роман нервно посмотрел на часы. Не хватало еще опоздать.
– Пожалуйста, не задерживайте очередь. У меня нет других денег.
– Вы не будете менять?
– Нет, я дала вам сдачу, сколько причитается.
– Я ну буду брать это. Дайте мне нормальную сдачу!
– Я даю вам нормальные российские деньги.
– Позовите старшего!!!
– Ладно, Варя, пойдем, – примирительно вставил реплику муж.
– Витя, не психуй! – вскрикнула дама. – Не дергай меня! Как меня достал этот сучий город. Эти колхозники, их деревенские шмотки! – выпалила она, невольно обнажив изысканный столичный лоск; но мелочь все же сгребла в кошелек.
– Привет!
Она пришла. На фото гораздо симпатичнее. На коже следы гормональных бурь подросткового периода. На зубах проволока для исправления прикуса. Но грудь, действительно, большая.
– Здравствуй. Куда пойдем?
– У меня не очень много времени. Пойдем сядем на лавочку.
– Что можешь рассказать о себе?
– Я работаю няней…
– Любишь детей? – по привычке перебил Апрелев.
– Ненавижу. Но они меня слушаются. Да и надо же зарабатывать.
– А учишься где-нибудь?
– В колледже на технолога питания.
– Хорошо стряпаешь?
– Я не люблю готовить.
– А что любишь?
– Не знаю. Лучше ты о себе расскажи.
– Ну я работаю на «Царицынском телевидении». Снимаю новости. А вообще по образованию историк. Но по специальности у нас, по-моему, никто не пошел работать. Нет, две девчонки устроились в музеи. Но это же копейки. Вот все и разошлись, кто куда. Я на ЦТВ.
– Про что снимаешь?
– Разное: от секса до моды, – Роман никогда не снимал про моду, а сюжетов о сексе на волгоградских экранах вообще не бывает. Но для создания образа плэйбоя он приплел все это.
– Живешь с родителями?
– Нет, один. Снимаю квартиру.
В разговор вторглась пауза.
– А ты какое кино любишь? – про книги Роман решил не спрашивать.
– Комедии люблю. Особенно с Лесли Нильсеном. Ну и вообще такие фильмы…
– Понятно. А музыку?
– Какую по радио крутят, ту и слушаю.
– Ну да. А… Вот что… – Апрелев придумывал, чем бы продолжить беседу. – А ты со многими с сайта встречалась?
– Ну смотря что для тебя много. Вот сколько для тебя много?
– Человек десять – пятнадцать.
– Ха, тогда очень много! Больше шестидесяти. А ты сам?
– Я? Ну ты у меня первая!
Парень быстро соображал, что бы еще спросить – молчание создавало неловкость. Но в этот раз девушка сама нарушила молчание.
– Секс втроем был?
– Что?
– Секс втроем был?
Наконец-то нормальные темы пошли! Однако Роман был немного смущен.
– Нет, а у тебя?
– Был.
– А просто с девушкой?
– Да, было…
– И как?
– Мне нравится. Но втроем больше всего.
– С двумя мужчинами или когда две девушки?
– Две девушки. Если два парня, то это, считаю, идет затрахивание девушки.
– Согласен.
Зиновия продолжала рассуждать о половых отношениях. Ее слова возбуждали ее собеседника. Но тем не менее… «Все понятно», – подумал Апрелев. Хотя ясность наступила значительно раньше. Ему было интересно поговорить с девушкой о сексе. Еще интересней было бы им заняться. Но разве так забудешь Милану? Нужна другая. Нужна личность, а не третий размер бюста. Хотя хорошо бы личность с бюстом!
Они расстались, пообещав созвониться.
– Апрелев, зайдите ко мне, – промурлыкал Никанор Олегович.
Делать нечего – раз начальство приглашает. Директор сидел один в просторном кабинете. Стол находился аккуратно по центру и – чтобы визуально занимать больше места – стоял так, что его углы смотрели на стены комнаты. Как значок бубнового туза в середине карты. На столе не было даже компьютера. Только телефон и какие-то бумаги, придавленные лежащим на видном месте томиком Гумилева.
– Роман, поведайте мне, что там случилось.
Корреспондент быстро начал вспоминать все свои проступки. «Вроде, Богу безгрешен, директору не виноват».
– Где случилось?
– Вы новости вообще слушаете?
– Я их вообще-то снимаю.
– Не надо огрызаться! То есть вы не слышали, что произошло на Мамаевом кургане?
– Только то, что видел сам. При мне ничего важного не произошло.
– Там должны были передать в Госфильмофонд редкие кинозаписи.
– Да, их передали.
– А вот и нет! Сегодня утром сообщили, что эти пленки похищены. Стоимость их очень и очень приличная. Там даже Мейерхольд есть. Это чуть ли не единственная его работа в кино. В общем, это сенсация! И ее надо отработать, как следует. Раз уж вы взялись за эту тему, я буду знать, с кого спрашивать.
– Надеюсь, я в число подозреваемых в похищении не вхожу?
– Это было бы чудесно. Роман, если вы сперли эти киношки, это просто эксклюзив. Так идите и украдите, что еще не украдено. Работайте!
Апрелев вышел от начальника, по привычке пробормотав: «Козел!» Секретарша Мариночка в очередной раз представлялась по телефону: «Добрый день, «Царицынское телевидение», секретарь-референт директора телекомпании Спиридониса Никанора Олеговича Марина. Я вас слушаю». Такому приветствию девушку научил сам шеф. Он уверял ее, что, если она не будет так говорить, то люди страшно разгневаются. А его – Спиридониса Никанора Олеговича – в деловых кругах знают. Поэтому все сразу будут довольны. Мариночка была послушной и фразу выучила быстро. Все остальные сотрудники ЦТВ тоже запомнили эту «мантру», ибо звучала она каждый день по много раз.
– Мы уже договорились насчет Мейерхольда. После обеда поедешь брать синхроны, – протараторила Сабина.
Сабина была самым нужным человеком на студии. Это она находила информационные поводы для сюжетов. Она мониторила прессу и Интернет, отыскивая интересные новости. Она же звонила людям, от содействия которых зависела съемка, и договаривалась обо всем.
– А до обеда? – решил узнать свою судьбу у всеведущей Сабины Роман.
– А до обеда ты снимаешь рекламу.
– Я буду в костюме йогурта кричать, какой я вкусный и полезный?
– Не вздумай. В сюжете об открытии мебельного салона это будет смотреться, по меньшей мере, странно.
Съемочная группа загрузилась в машину.
– Что снимаем? – нехотя шевеля губами, спросил Рожков.
– Мебель.
– Отлично.
Во время рабочего дня Роману иногда хотелось, чтобы дороги в Волгограде были еще длиннее. Чтоб момент съемки никогда не наступил. Порой в голову приходили совсем странные мысли. Бывало, что предстояло снимать что-то, против чего душа непрофессионально бунтовала. Например, когда его послали брать интервью у мамы мальчика, умершего на экзамене. Апрелев представлял, как она посмотрит на строящего сочувствующую мину человека с микрофоном. Он ехал и мечтал, чтоб в их машину влетел грузовик и не оставил от них мокрого места. Красиво, кинематографично, высоким стилем. «В моей смерти прошу винить Клаву К.». Почему именно «К»? Что за кафкианство? Но в тот раз автомобиль благополучно доехал до места. И пришлось строить радостную мину и самому на этой мине внутренне подрываться. Сейчас, конечно, все было не так трагично, но все же момент встречи с мебелью хотелось оттянуть.
– Здесь? – поинтересовался шофер.
– Не знаю, я же не был там. Пойдем посмотрим.
Они приехали правильно.
– Ты пока иди ищи хозяйку, а я диваны поснимаю, – сказал Паша, настраивая баланс белого цвета.
В этот раз вокруг было много белых вещей, на которых можно было сфокусировать камеру. Возить с собой листок бумаги Рожков так и не взял в привычку. Если какая-нибудь страница и оказывалась под рукой, то по чистой случайности. За долгие годы настраиваться приходилось и по свежим рубашкам, и по снегу, и по оштукатуренным стенам. Однажды не нашлось вообще ничего подходящего. Тогда Паша вспомнил про особенность туалета бывшей с ним молоденькой журналистки. Он повернул ее спиной к объективу и потребовал, чтоб она нагнулась. Из штанов тут же высунулся краешек белых панталон – качество картинки было обеспечено.
Апрелев отправился разыскивать владелицу салона «День влюбленных». Вскоре он нашел ее. Оказалось, что нужная мебель стоит в другом зале торгового центра. А на входе диваны другой фирмы.
– Паш, иди на второй этаж, – позвонил Апрелев оператору.
– Угу.
Полная тетка с бордовыми волосами, с густо напомаженными губами и синими веками сверкала золотом и фальшивыми изумрудами. Рядом стояли улыбчивые и нарядные гости. Молодая девица в вечернем платье, двигая вверх и вниз серебряный браслет, проворковала:
– Я так рада за тебя, за твой бизнес!
– Спасибо, Сибиллочка.
«Дурацкое имя – Дебилочка», – отметил про себя журналист.
Остальные отмечали вслух: говорили тосты и комплименты хозяйке. Апрелев отозвал ее в сторонку, посадил на нежно-голубой диван и протянул микрофон. Записывать пришлось раз пять – дама все время сбивалась и смущалась. Пришлось налить ей коньяку.
– Отлично, – поздравил ее Роман, когда ей все ж удалось связно произнести торжественную речь о своем прекрасном салоне.
Женщина стала предлагать телевизионщикам присоединиться к фуршету. Паша оживился и вылил в себя фужер шампанского. Роман отдал ему и свой. Рожков без колебания выпил и вторую порцию.
– Закусывайте, закусывайте, – щебетала хозяйка.
Мужчины закусывали, закусывали.
– Так, Паша, мебель саму надо снять еще.
– Сейчас сниму. Так, я дальше буду записывать, ты потом просто начало не бери – там у нас чужая мебель. Я не буду перематывать и стирать.
– Хорошо.
Паша запихал в рот бутерброд и начал запечатлевать канапе, софы и оттоманки. А Апрелев, кинув ироничный взгляд на бизнес-леди, стал мысленно реконструировать ее биографию.
«Из приличной семьи потомственных пролетариев. Отец – фрезеровщик, мать тоже выпить не дура. В школе сидела за одной партой с отличницей Леночкой, поэтому училась хорошо. Леночка позволяла ей списывать за приносимые из дома печеньки. Окончила восьмилетку и пошла в техникум советской торговли. Какие там специальности есть? На товароведа. Когда окончила с синим дипломом, но с красным лицом, в страну пришли рыночные отношения. Наша героиня пошла на базар продавать пуховики. Соседка летала в Турцию, закупала, а будущая владычица «Дня влюбленных» стояла на толкучке. Так и зарабатывала. Муж, наверное, таксист. Хотя как же она познакомилась с ним? Вызвала машину, чтобы уехать от друзей поздно вечером. Ну а дальше? Она ему так понравилась, что он попросил ее телефон. Нет, не похоже. Романтичные таксисты только в фильме «Три тополя на Плющихе» бывают. Скорей всего, ее муж тоже торговал на рынке. Пуховиками? Пожалуй, нет. Сначала джинсами. А потом стал возить на машине икру в Москву. Покупал у браконьеров, загружал в багажник и вперед».
Роману очень захотелось спросить женщину, не занимался ли ее супруг черной икрой. Уж так показалось правдоподобно придуманное жизнеописание. Однако Рожков закончил снимать и двинулся к выходу, по пути выпив еще бокал чего-то темно-красного и закусив колбасой.
Старичок, который должен был передать уникальные кадры в Госфильмофонд, встретил Апрелева в дверях.
– Я уже начал беспокоиться, что вы не приедете. Вас как зовут, молодой человек?
– Роман. А вы, если не ошибаюсь, Уваров Тарас…
– Михайлович. Пройдемте сюда. В общем, дело так…
– Подождите, сейчас оператор настроится. Тогда начнем.
Наконец Рожков дал добро:
– Можно.
– Тарас Михайлович, расскажите, что же произошло на Мамаевом кургане.
– Мы, как вы видели, стояли на самом верху этого святого для каждого сталинградца, для каждого россиянина и вообще каждого человека места, у самого монумента. В тот момент на этой площадке больше никого не было. Милиция никого туда не пускала. Мы стали делать коллективный снимок. Фотограф нас выстроил. Столик с кассетами был у нас за спиной. Когда нас щелкнули, мы спустились с барьерчика. Может, с минуту еще шутили о чем-то. А потом я глянул на столик – он был пуст. Ящичек с пленками пропал. Все, кто фотографировался, были тут. Милиционеры уверяли, что к нам никто не поднимался. Площадку оцепили, но ничего не нашли. Если кто-то и пробрался, то, наверно, у него было какое-то служебное положение, что он мог пройти и его не задержали.
– Тарас Михайлович, а какова стоимость пропажи?
– Роман, ну я вам так скажу. Есть коммерческая цена у всякой вещи, да? Я в этом не специалист. Могу лишь сказать, что эти фильмы стоят очень и очень дорого. Но есть ведь стоимость, которая не измеряется деньгами. Понимаете, о чем я? Там кино, снятое Мейерхольдом. Эти кадры бесценны. Это наше достояние.
Апрелев услышал те слова, которые были необходимы для сюжета. Он еще попросил скинуть на флэшку то фото, из-за которого кража вообще оказалась возможной. Уваров согласился, но по его лицу было видно, что уступает он исключительно в силу собственной воспитанности, а не из большого желания обнародовать эту фотографию.
После этого направились в ГУВД. Какой-то майор рассказал свое видение ситуации. Все возможное делается, ресурсы задействованы, рука на пульсе, следователи ведут оперативно-розыскные мероприятия.
В студии Роман быстро отписал рекламный текст и отдал его менеджерам на согласование. Закадровый текст материала о пропавших кинолентах тоже родился легко. Пока редактор вычитывал его, журналист сел за свободный просмотровый монитор и вставил кассету с записью от 9 мая. Все именно так, как описал Уваров. Вот микрофонная стойка, вот стол с реликвиями. На вершине кургана семеро человек. Стоп-кадр. Народ, и в самом деле, наверх не пускают. Апрелев несколько раз перемотал пленку, останавливаясь на общих планах нужного ракурса. Потом вставил в системный блок флэш-карту и стал разглядывать фото. Стол, должно быть, у них за спиной. На заднем плане, вроде, никого не видно. Роман увеличил изображение, всматриваясь в детали.
– Все нормально, Ром, можешь идти начитывать, – редактор положил перед ним лист с распечатанным текстом.
– Фабиан, смотри. Видишь сзади, вот за этим лысым, как будто кусок чьей-то головы?
– Похоже.
– Может, это и есть вор?
– Слушай, отлично! Вор не вор. Вставь это в текст. Типа это наше журналистское расследование. Менты, конечно, тоже уже заметили это. Но твой майор там ничего путного не сказал – у людей в погонах, знаешь, свой, птичий язык. И в конце добавь, что ЦТВ будет следить за развитием… Нет, лучше скажи, что мы ведем собственное расследование. Это зрителей цепляет!
– А мы будем вести расследование?
– Ну, по мере возможности. Мы же не «Человек и закон». Хотя, если Спиридонис скажет…
Редактор обернулся, но там никого не было.
– Ладно, давай доделывай по-быстрому.
– Сейчас.
Роман управился с делами и посмотрел на часы. Сегодня было новое свидание. «Ива, 17» – так была записана эта девушка. Похоже на разновидность баллистической ракеты. Как «Тополь» (РС-12М). Апрелев позвонил ей и предложил увидеться у Дворца спорта. Она согласилась. Роман приехал вовремя, даже на полчаса раньше. Ходил туда-сюда. Вот уже пять минут сверх срока прошло. А Ивы все нет. Только долговязый вяз рядом.
– Алло, ты помнишь обо мне?
– Да, я уже еду. Подожди минут пять.
Через полчаса Роман перезвонил ей:
– Кажется, пять минут уже прошли. Ты скоро?
– Да, я сейчас выйду уже.
Через пару минут девушка действительно вышла из маршрутки.
– Привет, – дружелюбно улыбаясь, протянул к полноватой блондинке руки Роман.
Люди, которые неизвестно как учились в университетах, но все же получили дипломы психологов, советуют улыбаться как можно чаще и искреннее. Премудрость душеведов гласит, что на улыбку человек рефлекторно готов ответить тем же. Все как в песенке: «Поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз еще вернется». Улыбка и по форме похожа на бумеранг. Значит, точно вернется.
– Да, привет. Только мне сейчас надо уехать обратно. Нормально?
«Еще бы не нормально? В порядке вещей!» Но вслух сказал:
– Да, конечно.
Она молча кивнула и перешла дорогу.
«Великолепно!» – подумал Апрелев. Впрочем, ситуация была настолько абсурдна, что хотелось над всем просто посмеяться. Но Роман не смеялся. Домой ехать не было желания. Тепло, комары еще не появились. Молодой человек пошел в сторону Мамаева кургана. Дойдя до лестницы, он решил подняться наверх. Было интересно снова взглянуть на место, где недавно произошло столь громкое событие.
Роман несколько раз обошел площадку у основания статуи Родины-матери. Вор мог притаиться либо где-то на ногах монумента, что маловероятно, либо… В одной из стен квадратного пьедестала была дверь. Вход внутрь скульптуры.
«Отсюда, только отсюда мог выйти похититель!»
Апрелев дернул на себя ручку двери. Не поддается. Тогда налег телом, пытаясь открыть «от себя». Никак. Надежно заперто. Шутки ради Роман постучал.
– Выходи, уже можно!
Изнутри донесся какой-то шум? Или только показалось? Апрелев замер, выжидая. Дальше – тишина. Дежурить у двери всю ночь, проводя «собственное расследование», совсем не хотелось. Да и милиция, наверняка, уже проверила, что там внутри. Однако зудел порыв побыть чуть-чуть детективом. Роман достал из кармана жвачку. Размягчив подушечку во рту, он растянул ее и прилепил резинку в нижней части двери, а другой конец на косяке. Если бы кто-то вошел или вышел, то в средней части эта мятная «печать» порвалась бы. Ну или один из прилепленных концов отклеился бы от поверхности.
Тут зазвонил телефон, вибрируя под мажорную мелодию. Номер неизвестный.
– Алло?
– Добрый вечер, Роман, это менеджер Наталья. Роман, вы же автор репортажа про салон «День влюбленных»?
– Да, я.
– Роман, а вы не знаете, почему заказчик в бешенстве?
Мгновенная догадка привела Апрелева в ужас, но он мужественно сказал:
– Нет, не знаю.
– Она сейчас позвонила после выхода программы, кричит, ругается.
– А чем она недовольна?
– Да там какую-то другую мебель показали. Роман, как такое могло случиться?
– Ну… – он попытался объяснить, что, видимо, каким-то образом монтажер взял кадры, на которых запечатлена мебель, которую Рожков снял до того, как стало известно, что это не те кресла и софы. Что это мебель конкурентов, которая стоит в том же торговом центре. В общем…
«О, черт!» – подумал Роман, сев на холодный гранит. Завтра на работе лучше вообще не появляться.
– Рад, вас видеть, господин Апрелев, – поприветствовал утром Спиридонис.
«Не могу сказать того же», – помыслил Роман. Однако из произнесенного следует, что смог.
– И как же вы объясните то, что произошло?
– Я не сказал монтажеру, что в начале кассеты другая мебель. Я про нее вообще забыл.
– Роман, а вы знаете, сколько стоит минута на ЦТВ?
– Наверно, очень много и всей моей жизни не хватит, чтобы отплатить!
– Ну, как минимум премией вы своей уже компенсировали нанесенный вред. Идите, работайте!
Хотелось застрелиться, но под рукой не было револьвера. Даже если бы и был, Роман бы его не взял. А то пришлось бы стреляться. А это страшно.
Роман сел за компьютер, открыл текстовый редактор и написал:
«Я не срабатываюсь с волгоградскими редакторами и директорами: они считают, что это они знают, как надо снимать, как надо писать, а я полагаю, что время и Нобелевский комитет нас рассудят. А кто был прав из нас, покажут опять же время и вскрытие».
Апрелев быстрым движением выделил текст и удалил его, пока он никому не попался на глаза.
«Что еще за нимфомания величия! Увидит кто-нибудь. Ну да, я амбициозен не в меру. И что? Жаль, что не увидел рожу этой бабы, когда она сидела перед ящиком и любовалась, как за свои деньги прорекламировала конкурентов! Интересно, а Сибиллочка тоже смотрела? Или она в это время на педикюре была?»
Кстати, Роман на самом деле хотел получить Нобелевскую премию. Не потому, что верил в необратимость открытия, которое он при любых раскладах должен будет совершить. Просто хотелось получить много денег, а шведский король каждый год вручает приличные суммы. Впрочем, когда Апрелеву было лет шесть, он все же совершил одно чудесное открытие, во многом предопределившее его эстетические воззрения. Это было незабываемое открытие двери женской душевой. Сквозь годы смутно, как сквозь клубящийся пар (или там и правда был пар?), розовело девичье тело в дымчатых разводах мыла. Но тогда Роман дал той ситуации далекую от его нынешней системы ценностей интерпретацию. Он не придал должного значения открывшимся ему прелестям. Ведь гораздо важнее ему показалась продемонстрированная перед девушкой физическая сила. Дверь-то была заперта! Он потянул на себя ручку, и дохленький шпингалет повис на одном шурупе. Потом Рома всем с гордостью рассказывал, что сломал дверь. Ни изгиб бедер, ни щемящие сердце выпуклости грудей даже рядом для него не стояли с этим первым проявлением «мужественности». Теперь Апрелев пересмотрел свои детские взгляды на женщин и шпингалеты, полностью отдав предпочтение первым. Даже слово «эротоман» в шутку расшифровывал в анаграмматическом духе: «Эротоман – это Роман».
В какой бы сфере Апрелев желал получить признание Нобелевского комитета? Это не так важно. Хотя в области физики, химии, медицины и физиологии, впрочем, как и экономики, шансы получить заветный миллион евро были только с формулировкой «за невмешательство». В литературе возможностей было больше хотя бы потому, что грамоте Роман был обучен еще в школе. За что дают премию мира, не знает никто. Впрочем, иногда торжественная церемония виделась ему так: Нобелевскую премию вручают в психиатрической лечебнице – сочетание желаемого с неизбежным.
Отвлекла от мыслей о грядущей славе Сабина. Жуя пряник, она пробубнила очередное задание для Романа. С молодым оператором Борей отправились делать репортаж о конкурсе профессионального мастерства на каком-то заводе. Семеро рабочих из разных городов Поволжья сражались за звание лучшего токаря. На станках, чей вид, несомненно, вызвал бы сентиментальную слезу у еще полного творческих сил инквизитора на пенсии, пролетарии вытачивали деталь под названием штуцер. Ждать, пока они наточатся, желания не было, поэтому Апрелев заранее отозвал волгоградского конкурсанта и сделал его героем своего сюжета. Вопросы скромному труженику Роман задавал по науке, преподанной старшими товарищами, которые получали профильное образование в университете (открытые вопросы, не позволяющие отвечать «да» или «нет», чтоб интервьюируемый мог полнее раскрыться перед аудиторией). Рабочий отвечал тоже по науке: как учили в ПТУ.