Проникая в мрак

Глава 6

Дым благовония приятной ниточкой потянуло наверх. Задержав на секунду взгляд на молитвенном алтаре, который сегодня необычно сверкал в лучах раннего солнца, я поклонился. Необъяснимым порывом я буквально прибежал в это место, как только понял, что цветок в горшке по-настоящему зеленый.

Сначала я увидел ладонь.

Две ладони.

Свое отражение в зеркале.

В это утро я был бесконечно напуган. Дорогу до храма я нашел сам, минуя крутые выступы в лестнице, где по неосторожности можно круто свалиться и что-то себе сломать.

Узкая тропа петляет, кусты охватывают мои бедра с двух сторон, тянут колючие ветки. Чаща становится гуще, каждое дерево стремится отвоевать себе пространство; высокие спящие гиганты, сосны и дубы, кишат насекомыми и мелкими зверушками.

Сердце бешено качало кровь, я всматривался в каждую деталь, мелочь, что встречалась мне по пути: упавший кленовый лист, жвачку с грязью, случайно оказавшуюся траве.

Меня не покидало чувство, словно я вот-вот получу сердечный приступ или кровь ударит в мозг, парализовав мое состояние.

Я быстро хлопал ресницами.

Мир всплыл точками… а потом снова стал четким.

Я видел все.

– Я знал, что ты сегодня придешь, – прервал низкий голос мои отрывистые рассуждения. Статный мужчина немолодых лет стоял неподалеку и тоже возносил молитву. Необъятное чувство подтолкнуло меня к истине. Это был Мастер Хван. Я пытался напрячь память, чтобы вспомнить последний момент, когда мы с ним встречались, но из этих мыслей меня выкинуло назад, как ветром.

– Вот вы, оказывается, какой, – медленно, словно заколдованный, я произнес то, что мне казалось на тот момент нужным. Глубокая морщина на лбу, несколько родинок, тусклый цвет кожи, но твердый взгляд.

Он улыбнулся и опустил взгляд себе под ноги, правой рукой показывая присесть на скамейку под опадающим кленом.

– Оно не вернулось, – покачал он головой, пытаясь задобрить свои же собственные слова.

– Но я же вижу! Даже мелкую осеннюю пыль под вашими глазами, – с вызовом парировал я. Но лишь маленькая тень улыбки отразилась на увядающем с годами лице.

Я оскорбился. Меня принимали за дурака.

– Ничего плохого в этом нет, Сон Хун.

– В чем? – сердито спросил я его, не понимая, что вообще все это значит.

– Желать неисполнимого, – он сморщился, как будто сам же укололся от собственных слов. Я заметил двух парней, уверенно вышагивающих к нашей скамейке. Слабый ветер слегка колыхал их небрежные волосы, одинаково уложенные на одну сторону, даже размер шага был идентичным, не говоря уже о красных амулетах, свисающих с их шеи парней. Я не понимал одного: почему… почему я не так четко вижу их лица?

Мастер Хван встал и крепко обнял каждого из них. Лучезарная улыбка осветила его лицо, открывая мне новую сторону его жизни.

Никогда не видел его таким счастливым.

Мне хотелось пожать им руки и наслаждаться моментом, когда все стало на свои места, но я не успел. Все погрузилось в темноту, даже звуки угасли, уступая место моему отчаянию.

Я резко открыл глаза, и к горлу подкатила желчь, которая тут же оказалась на полу.

Мне захотелось плакать.

Мужская невидимая слабость.

Слезы капля за каплей уже смешались с содержимым моего желудка.

Мастер Хван умер.

Глава 7

Птицы не пели. Пчелы не жужжали. Деревья не шелестели.

На кладбище было всего три человека: жена Мастера Хвана, их сосед, который имел шанс переброситься с неразговорчивым учителем парой-тройкой фраз, и я.

Ритуал чохон тетушка Айлин выполняла одна, как единственный близкий и родной человек. Других родственников я их не знал, безмолвие было их лучшим другом. Ритуал чохон предполагал взять любую одежду покойного, стать лицом на север и трижды выкрикивать его имя. Так духи узнают о смерти и будут готовы принять его к себе. Потом тело омывают, стригут волосы, ногти, одевают в нарядный традиционный костюм.

Погребальную речь решили не произносить: так хотел бы сам учитель. По очереди друг за другом мы кидаем по три горсти земли на уже закрытую крышку гроба. Сложно было представить, что сейчас испытывала Айлин, жена Мастера. Сначала двое детей, теперь и муж, чья смерть, по предварительным данным, наступила от сердечной недостаточности, но мне было предельно ясно, что это не так. Если бы кто-то из полиции потрудился сделать токсикологическую экспертизу, то наверняка в крови обнаружили бы яд. Свалить Мастера Хвана в ручном бою было практически невозможно. Сильных людей убирают гнусными методами.

Последний прощальный поклон.

Мы все трое согнулись в глубокой позе, касаясь рукой земли. Траурная церемония была закончена. Человек ушел безвозвратно, словно его для другого мира и не существовало. Если прохожий раздавит муравья, станет ли солнце вставать на западе? Нет. А если умрет тиран-правитель, вздохнет ли народ с облегчением? Вздохнет. Так кто же вздохнул после смерти Мастера?

Хрустящее траурное платье направилось в мою сторону.

– После поминок я уеду на некоторое время к сестре, в Андон8. Если тебе что-то понадобится, то… он же оставил тебе ключи? – немного задумчиво спросила тетушка Айлин, но скрыть подавленный вздох у нее не получилось. Вот что делает с людьми горе. Высасывает из них жизнь, и физически, и психологически.

– Да, – и незаметно проверил их в кармане своих штанов.

– Тогда береги себя, Сон Хун.

– Мы же еще встретимся?

– Возможно, но теперь я жду лишь встречи с мужем. В другой жизни.

Сосед Мастера Хвана к тому времени уже ушел, заблаговременно оставив траурную повязку, которую мы все натянули еще до выноса гроба из дома. Смерть учителя немного подкосила мое привычное спокойное состояние, пусть я никогда не видел его лица, но я точно знал всю его суровость, непоколебимость и неизменную веру в то, что у каждого есть нечто, чем он может поразить людей. И плохое, и хорошее.

В какой же момент мирская жизнь от посторонних дала трещину, да такую, что смогла покорить того, кого я долгое время считал близким другом, пусть неразговорчивым и не любителем выйти в ночь пятницы в какое-нибудь неприличное заведение. Тысяча вопросов – ответов ноль. Единственное место, которое могло дать мне часть ответов, – ханок. Место, где все началось, и место, где все закончилось.

Расположение дома можно было назвать практически идеальным. Сзади дома располагались небольшие лисьи горы, где, по легенде, обитали самые настоящие кумихо9, готовые либо оказать тебе милость и помочь в трудном деле, либо же, если наступишь им на хвост, сожрать тебя без остатка. Перед домом же протекал ручей, звук которого меня успокаивал в минуты, когда на место смирения приходили гнев и тошнота к самому себе.

Я вернулся в ханок на четвертый день после похорон. Вспотевшие руки мгновенно впитали себя холод железного ключа. Он был самым обычным, разве что верхушка напоминала рот дракона или льва. Это то, что могли нащупать мои пальцы.

Снаружи доносился яростный рев ветра, но внутри дома стояла тишина. Мертвая тишина. В буквальном смысле.

Вернувшись сюда в погоне за воспоминаниями, я хотел найти то, что не стоило видеть зрячему. Теперь я понимаю, что соблазн узнать что-то запретное гораздо сильнее желания встречи с чем-то знакомым.

Я оставил трость у себя на случай, если внутри кто-то мог быть. Но чутье подсказывало, что дом был пуст, и лишь мягкие воспоминания о теплых вечерах на циновке в зимнюю стужу заполняли это пространство чем-то хорошим.

Я прислушался. Возможно, кузнечик проскользнул в тот момент, когда выносили гроб, и теперь он был единственным хозяином до приезда Айлин.

Не теряя времени, я ринулся в интересующую комнату. В кабинете Мастера Хвана я был всего раза два – не больше. Небольшие подушки для медитации все так же стояли на своем месте. Несколько старых ваз, большой деревянный стол и развешенный во всю стену китайский веер.

Я вытащил из-за пазухи припрятанную бутылку соджу.

Стало приятно.

Я присел у края стола с полной кашей в голове, которая разбухала сразу же, как только я пытался подумать чуть больше, чем привык. Жидкость неприятно отдалась болью в пустом желудке: значит, быстрее опьянею, а, пока этого не произошло, стоило немного порыться в вещах покойного.

– Черт, – прошипел я вслух, внезапно вспоминая, что у меня совсем нет глаз, чтобы хоть что-то прочитать из того, что у Мастера Хвана было в маленьком ящике.

Первое, что я нащупал, была матовая бумага, больше похожая на ту, что используют для выдачи чека; рисовая бумага для иероглифов ханча10 и толстый конверт. Последний предмет заинтересовал меня больше всего. Аккуратно поддетая ногтем, клейкая бумага в момент поддалась и открыла содержимое конверта.

Глянец?

– Фотографии, – сказал я вслух, допивая бутылку до дна. На такие случаи в моем телефоне была предусмотрена специальная программа: навести камеру телефона на интересующий предмет, и она выдаст тебе его описание голосовым помощником.

«Обширное горное пространство; десять человек стоят полукругом в форме тхэквондо».

– А я неплохо вышла на той фотографии. Пусть вся взмокшая от пота и без косметики.

Сяо Мэй была босиком. Голые ступни буквально скользили по лакированному полу, создавая легкую мелодию невесомости.

«Худая, как щепка. Странно, что я не услышал, как она вошла».

– Стой там, где стоишь, – пригрозил я сразу, пытаясь выпрямить спину, но голова закружилась.

– Боишься? – хмыкнула она, но все же шаги стихли.

– Нет, просто не хочу калечить даму.

– Ах, ты про это. Мои друзья уже попробовали тебя в деле. Ты их приятно удивил, – сделав небольшую паузу, Сяо Мэй прохрустела пальцами рук. – Как бы это лучше сказать… Превзошел ожидания! Они, кстати, тоже есть на фото.

– Рыбный и Порошковый? – удивился я масштабам банды головорезов.

– Так вот как ты их обозвал? Тогда вы одного поля ягодки… Крот. По-моему, теперь это твое внутреннее имя.

Игривое настроение Сяо Мэй не столько не было заразительным, сколько отталкивающим, но тем не менее я слегка расслабился.

– Почему учитель хранит твое фото? – спросил я первое, что в этот момент сильнее всего меня беспокоило.

– Ты хотел сказать… хранил? Сегодня земля приняла его, не так ли?

То ли мысли сбились в кучу, то ли действие алкоголя дало свой эффект, но самоуверенность этой дрянной девки начала выводить меня из себя. Палка бо11, что хранилась в вазе, словно сама влезла мне в руки, чтобы я мог выплеснуть гнев наружу. Свист дерева буквально пронзил ядовитое пространство между нами. Я промахнулся. Специально.

Сяо Мэй глубоко вздохнула, и до моих ушей донеслось легкое шуршание платья. Пистолет? Нож? Там могло быть что угодно, поэтому, не дожидаясь русской рулетки, бо дотянулась до ее икр.

– Это было больно, – шикнула она, приближаясь ко мне. Каким-то непонятным ударом она выбила палку у меня из рук, оставив меня безоружным. Но не успел я прижать ее в угол, как одним ловким прыжком в воздухе ее стопа дотянулась до моего подбородка, и я повалился на пол.

Голова закружилась.

– Я тебе уже говорила, что у тебя красивые глаза? – замурлыкала она прямо над моим лицом, коленями вжимаясь в мои плечи. Если бы я видел все это со стороны, то могло бы показаться, что я и Сяо Мэй приближены, чтобы ворковать в постели. Но это было далеко не так.

– Это сделала ты? Ты убила Мастера Хвана?

– Убила? Вообще-то он умер от сердечного приступа.

– Врешь, – сказал я с такой злостью, что слюна скатилась по подбородку.

– Может быть.

Я чувствовал ее дыхание, мелкую дрожь, раскинувшуюся по голым коленям. Я был обездвижен. Внезапно по моему лицу растянулась непонятная жидкость с клубничным запахом. Слюна?

– Ты знаешь, что омерзительна?

– И только? Хочешь знать правду? Правда – это всего наш взгляд на события.

Я плюнул ей в лицо в ответ, но, кажется, Сяо Мэй опередила меня с моим замыслом и ловко увернулась.

– Эх, Сон Хун, мне жаль, что пришлось тебя ввести в дело. Плюешься ты отменно, но вот если бы ты умел стрелять… Неважно. Единственное, что я тебе скажу, так это выполнить то, что мы тебя просим. Мастер отказал нам в просьбе, и, к сожалению, случилось то, что случилось. Но птичка нам нашептала, что последние годы жизни его не прошли зря. Возможно, он чувствовал, что рано или поздно мы за ним придем, и поэтому передал тебе львиную часть знаний, – говорила она не спеша, возможно, больше для себя, чем для меня.

Она встала и медленно направилась к выходу, освобождая меня от тяжести ее ног.

– Не ищи ответов там, где их нет. Сыграй нам на руку, и, возможно, мы пощадим тебя с матерью.

Сяо Мэй ушла. А могла ли остаться?

Я наконец-то встал на ноги, но не успел пройти и пары шагов, как что-то металлическое закатилось мне под ноги. Нагнувшись , я нащупал что-то.

Кольцо?

Проведя незамысловатыми движениями по странной гравировке, я нащупал змеиный силуэт.

– Специально оставила, – хмыкнул я, сжимая кольцо в руке. – Под самой лампой темно12.

Глава 8

Сильный густой туман проник в сад, скрывая под собой всю красоту, что таило это место. Если вытянуть руку с балкона, то он и ее проглотит в свое логово, бисеринками оставляя следы на обнаженной коже. Сяо Мэй не решилась.

Крутя в руках маленькую зажигалку, она все в нерешительности пыталась закурить. Поджечь сигарету было проще всего: легкая дымка проникла в легкие, требуя продолжения приятного действия. Сяо Мэй вздрогнула. Острым каблуком своей туфли она, не задумываясь, уничтожила все то, что недавно дурманило ей голову, подталкивало ее к соблазну.

Не сейчас.

Холодное прикосновение пистолета всячески напоминало о насущных делах. В магазине не хватало одной пули, той, что должна была достаться ей, но в этот раз Викторе стиснул свое желани. На кону было будущее.

Распущенные волосы нежно щекотали спину, прикрывая татуировку в виде Имуги13. Насильно нанесенная на тело в знак подчинения Виктору, она мечтала побыстрее высечь ее из себя. Вытравить всю ту грязь, что ей приходилось делать все эти годы. Оставить изображение – значит смириться с теми путами, что заволокли ее во тьму.

Только легкий стук каблуков мог нарушить тишину приходящего утра. Аккуратно вынув пистолет из кобуры под бедром, она с внимательностью еще раз взглянула на пули. Калибр, высеченный специально под нее. Любой убитый или раненый сразу же отмечался ее меткой. Иероглиф спокойствия. Равновесия.

Сяо Мэй облизнула засохшую губу, на языке остался еле видимый след от красной помады.

– Слепая мышь – легкая добыча для ловкой кошки. Сон Хун должен быть убит сразу же после того, как мы получим все, что нам нужно.

Властный голос, не терпящий возражений. Она его слышала уже десятки, если не сотни раз.

Холодная мужская рука коснулась правого плеча, поднимая тысячи омерзительных мурашек. Недолго думая, мужчина опустил длинные холодные пальцы неприлично ниже, чем полагалось для бесчувственных людей, проникая под кружево. Сяо Мэй прикусила нижнюю губу. Она могла бы достать пистолет и всадить в него пулю, но Виктор был хитрее.

– Ты поняла? – повторил он снова, нажимая большим пальцем в самом глубоком месте.

– Да, – прохрипела она, выгибая спину. От одной этой мысли ей стало тошно, руки зудели от желания выполнить какое-нибудь дело, лишь бы унять беспорядок внутри.

В какой-то момент все начало катиться под гору, по пути ускоряясь, набирая критическую массу, подобно снежному кому. В мгновение ока он становится таким большим, что способен скосить любого, оказавшегося у подножья. В центре этого кома сокрыты банальные человеческие интриги, подавленные эмоции, несбывшиеся надежды. Когда же этот ужасный ком остановится, растает и оставит все как было?

Чтобы преуспеть в этой жизни, нужно выбрать правильную дорогу, но не слишком бросаться в глаза. Но кажется, что Сяо Мэй не сделала ни того ни другого.

Светлячки растворились, как и туман, что прикрывал это безумие, творящееся наяву и в кошмарах. Сяо Мэй расправила плечи, провожая взглядом широкую спину.

Если бы сейчас проходил какой-нибудь кастинг на очередную драму с привкусом боевика, то я бы, несомненно, никогда в жизни не принял в этом участие. Не потому, что мне не нравился этот жанр кино, а просто потому, что действия в нем практически никогда не имели реальной составляющей. Вряд ли кто-то действительно додумается одеться в черные костюмы с очками, вооружиться всеми видами оружия, чтобы надрать задницу главному герою. Но, кажется, именно этого хотели головорезы.

Никто не заподозрит слепого в злом умысле. Ты придешь в полицейский участок с просьбой забрать полицейскую форму. На память, если те решат уточнить причину. Или ты все еще рассчитываешь ее надеть? (Дикий смех.)

Летнее утро было на удивление холодным и неприветливым, но правая ладонь особо обжигалась огнем от предмета. Небольшая заколка в форме бабочки была единственной мотивацией, что тащила меня прямиком в то место, где я отчаянно пытался построить карьеру следователя по особо тяжким преступлениям.

Острые концы вжималась мне в руку. Я сам этого хотел.

Двое неизвестных решили быстро обуздать мой нрав, пригрозив расправой над близким человеком. Откуда взялась эта брошь, мне было известно: нижний шкаф в спальне мамы, вторая шкатулка с гравировкой дракона, которую я любил рассматривать, будучи ребенком.

Кроме мамы, у меня больше никого не было. Заколка оставалась самым ярким маяком и напоминала о жизни с отцом, еще до инфаркта, забравшего его жизнь. Мама никогда не говорила о случившемся, но иногда могла неожиданно рассказать какую-нибудь деталь. Например, что отец, буквально за несколько дней до того, как попал в больницу, ни с того ни с сего начал обсуждать с мамой мое будущее образование, хотя мне тогда было всего лишь четырнадцать, и загадывать на столь дальний период было плохой приметой. Впрочем, это оказалось правдой. Не стоило возлагать огромных надежд на еще несозревшую душу.

Часто мы оказываемся в плену обстоятельств, не поддающихся нашему пониманию. Становимся заложниками событий, развитие которых мы не можем предсказать.

Возможно, из-за погоды в полицейском участке сегодня было особенно людно, и все угрюмо занимались бумажной работой.

Я не был уверен, что охранник на входе рад моему приходу.

– Пропуск?

– К сожалению, у меня его нет, – коротко ответил я, в мыслях предугадывая его следующую реакцию.

– Без пропуска нельзя, вы это и сами понимаете.

На этом его тучное тело, по всей видимости, снова повалилось на мягкий стул. Шорох бумаги щекотал мои уши. Делает вид, что работает.

Не успел я ответить, как возле турникета образовалась небольшая очередь. Слегка поклонившись за принесенные неудобства, я отошел в сторону, выискивая тростью, куда встать, чтобы не создавать очередь и не привлекать внимания, хотя весь план головорезов и был сплошным безумием.

– Сон Хун, это ты?

Внезапно я растерялся. Знакомый голос, как ножом по плоти, отозвался в глубине тела.

Облили холодной водой.

Голос Ёны почти не изменился. Сколько же прошло? Три года или больше? А я до сих пор чувствую те самые духи, что блуждали в каждом уголке задрипанной квартирки.

– Вот это да, не ожидала тебя здесь встретить.

– Я тоже, – сказал я, медленно разжав губы.

– Как ты? – почти с заботой спросила она.

– По-прежнему не вижу твоего лица. Впрочем, в этом нет нужды, – безразлично ответил я, хотя внутри бушевал костер злости.

Звук бумаги. Вероятнее всего, в ее руке был ароматный кофе без сахара, но с ванильным сиропом. Ёна не обратила внимание на мою колкость. Такой уж она была. Безразличной и равнодушной. И как я этого раньше не замечал?

Ёна не была красавицей, но ее точно сложно было не заметить – такая девушка словно излучала особую атмосферу. Думаю, мужчины вокруг это чувствовали. Не исключено, что в ее постели приятно и тепло. Она была из женщин, гонявшихся за мужчинами, из тех, что начинают сердиться, если окружающие не носят их на руках. И я перестал после затяжной депрессии.

– Что ты здесь делаешь? Как дела у мамы? Она прооперировала свою язву желудка?

Я вытянул руку вперед, чтобы прекратить этот бесконечный поток расспросов. Это было ни к чему.

– У мамы все хорошо, – коротко ответил я, медленно вдавливая трость в мелкую впадину в полу. Интересно, как она сейчас выглядит? Сделала ли модную пластическую операцию на двойное веко?14 Или сохранила лицо гладким и естественным?

Я вряд ли это узнаю.

– Классный значок кумихо. У моей племянницы точь-в-точь такой.

Мягкое касание ладони по правому карману пиджака, и мое тело неприятно напряглось. Эти касания мне были неприятны, если не сказать отвратны. Да, Ёна какое-то время пыталась ужиться со мной после случая в метро, и вроде это было искренне и честно. Но с тех пор утекло много воды, да и не думаю, что ее родители оценили бы потенциального зятя, который слеп не только в человеческих душах, но и в реальной жизни.

Если уж Вселенная свела нас не в любви, то, по крайней мере, это был знак, что моя бывшая возлюбленная сможет хоть как-то посодействовать мне в моем деле.