Солдат

Тому самому солдату

1

Каждый раз, когда я вижу солдат, то невольно вспоминаю, как меня сюда занесло. Эдакая параллель между настоящим и прошлым, которая возникала сама по себе. Санкт-Петербург – это город, способный вывернуть человеческие умы наизнанку и заявить, что так и задумано, а кто-то сразу таким родился. Тут кому какая карта выпадет. Я отношусь к первой категории: меня всё устраивает. Не могу сказать, что к такому привело. Возможно, ощущение магии и стати, пронизывающее пространство, или сложные лабиринты улочек, перекрещенные с величественными сооружениями, или вообще виноваты живые молекулы воздуха и воды. Я не знаю. Говорят, что вся сила в Москве, а Санкт-Петербург – это так, провинция, в которой нечего делать. Что из себя представляет человек без души? Верно, ничего, так что сердце страны – в столице, а вот душа – в Санкт-Петербурге.

– Леся, ку-ку.

Я вздрогнула, возвращаясь с глубин своих философских рассуждений. Дана окинула меня изучающим взглядом.

– А? – я почесала бровь.

– Статью опубликовали твою, говорю. Всплывай.

– Буль.

Раздалось синхронное дребезжание стульев о деревянный пол террасы: солдаты, сидевшие через пару столиков, собрались уходить. О чём они болтали, меня не интересовало. В какой-то момент я смотрела сквозь них, дрейфуя в своих мыслях. Парни заметили, что за ними наблюдают, и отвесили по усмешке. Я опустила глаза в свою креманку: мороженое подтаяло, потеряв шарообразную форму, а прибор съехал набок. Поколупала месиво и отправила ложку в рот, проводив бойцов глазами. Официант принёс кофе, Дана отложила планшет в сторонку и кивнула в знак благодарности. Проглотив клубничную смесь, я вернулась на планету Земля окончательно.

– Чего там по статье? – спросила я, покрутив ложку в руках. Дана подпёрла подбородок.

– Заметила, что ты постоянно пялишься на солдатиков.

– Что?

– На молоденьких тянет? – поинтересовалась она шутливым тоном.

– Нет, – возразила я, а Дана только аккуратно засмеялась. Мы не так давно знакомы, но я уже успела удостовериться, что она как раз относится ко второй категории: рождённая с мозгами шиворот-навыворот и любит поболтать. Старше меня на пару лет, но временами казалось, что всё с точностью до наоборот. Меня не напрягали её подколы, сама за словом в карман не полезу.

– Я шучу, солнц. Хотя не вижу ничего плохого в симпатии к молодым парням.

– Мне двадцать пять, – пробурчала я прямо с ложкой во рту. – Детским садом не увлекаюсь.

– Не уходи от темы.

Я поняла, что она с меня не слезет, покуда не узнает всё. Любопытство не порок. Вздохнув, я откинулась на спинку стула. Ветерок поигрался с моими короткими волосами и уголком салфетки. Дана поёрзала на месте. Сотня солнечных зайчиков дрогнули одновременно, один попал мне в глаз. Я дёрнулась. Как же меня временами напрягал избыток стразов в имидже подруги!

– Я вся во внимании.

– Можно сказать, что Питер пленил моё сердце через солдата. – Я побарабанила пальцами по плетённому подоконнику. – По чистой случайности.

–Ты никогда не рассказывала, как тебя принесло из Хабаровска. Всё как в сказке? Люблю, куплю и полетим?

Я не сдержала смешок:

– Нет, не так.

– А как?

– Там длинная история, да и… – я притихла на полуслове.

– А мы куда-то торопимся? – Она подтянула чашку к себе.

Я прикрыла глаза, обращая свой разум на десять лет назад…

2

– Случайность – это продуманная схема или отмазка для лохов? – спросила Аня и скинула пепел себе под ноги. Я потупила взгляд и изменила положение ног: неудобно сидеть на паре кирпичей, чрезвычайно жёсткий «стульчик» для худой пятой точки.

– Эт как посмотреть, – ответила я. – Где-то одно, а где-то другое.

– А ты мысли более приземленно, не делая акцент на ситуации.

Я потеребила свою овчарку за ухо. Зара облизнула кожаный нос и прикрыла глаза. В такие моменты она выглядела довольной жизнью по максимуму.

– Ты про свой статус в «аське»?

– Ага. У кого есть чутьё, тот подчиняет себе случайность, – процитировала Аня артистичным тоном.

– Да, видела я, видела.

У меня складывалось чувство, что я сонная сижу в беседке в компании китайского мудреца и он толкует мне про человеческие тайны, смысл бытия на родном языке. Подруга часто бравировала громкими цитатами, отчего мне казалось, что та знает всё на свете, а мне прилепили стикер на лоб с надписью «дура». Становилось не по себе. Вот была демагогия на прошлой неделе: «И целого мира мало». Для меня мира мало, чтобы съесть три пачки «Ролтона» за один раз, потому что мир треснет. Всё логично. Мы даже чуть не поругались из-за моей способности многое переводить на мотив еды. Да и сейчас мне хотелось ляпнуть, что случайности – это внушительная гора гречки с чёрными штучками. Я промолчала, не скрывая своих нулей в глазах. Аня взглянула на меня, как на законченную двоечницу и вздохнула:

– Леся-Леся.

Свободной рукой я потянулась за пачкой сигарет и ответила в рифму по принципу песни про йогурты1. Аня неожиданно сморщилась и чихнула, прикрыв рот руками. Видимо, сверху услышали мою мольбу прекратить беспощадную пытку возвышенными афоризмами.

– Будь прекрасна! – сказала я.

– Буду, спасибо! – Аня шмыгнула. – Чёртов пух.

– Теперь представь чёрта с пухом на сраке.

– Ну тебя! – Аня прыснула и пихнула меня в плечо. – Кстати, как дома дела?

– Ай, – отмахнулась я. – С маман опять сцепились.

– А, классика жизни.

– Походу, она никогда не перестанет меня макать в дерьмо.

– Работа у предков такая. – Аня хрустнула пальцами. – Что поделать? Мы либо живём на стороне, либо существуем под их дудку. Миллионы подростков сидят в такой же жопе, как и мы.

И не поспоришь, обидно. Я вздохнула и щёлкнула зажигалкой. Газ почти кончился, поэтому пришлось постараться, чтобы получить от крохотного огонька толк. Лицо спортивное – раскурим. Аня вытащила телефон, чтобы переключить песню. С первых ноток я узнала мотив группы «The Rasmus»2.

– Оставить? – спросила она. Я быстро покивала. Аня запихнула мобильник в карман.

Ночной июльский ветерок щекотал прохладой, расшвыривая полупрозрачные «змейки» дыма в разные стороны. Я подпёрла подбородок руками c просящими глазами. Аня хищно усмехнулась, потягивая время за лямку до конца вступления. Тихим голосом она начала подпевать заученный до дыр текст, где поётся про тепло под ногами, что надо идти и времени на сон нет. Пальцы отстукивали ритм по коленке, а хотелось как минимум попрыгать под зажигательный темп, но шуметь не стоило. Мне достались строчки, где не верят в сказанное, поэтому пора уйти прочь3. Так и пели по очереди всё подряд.

Такие прогулки я обожала за неповторимый флёр: нет бестолковой суеты, которая мешала быть, есть, находиться. Разношёрстные разговоры обо всём на свете и мечты, бурлящие максимализмом, а иногда споры на тему исторических событий.

Общий балкон на девятом этаже высотного дома, как уютный мирок подальше ото всех. Один пакетик «Кириешек» и пачка «Winston» на двоих. Ане – четырнадцать, а мне – пятнадцать. Подростки, которым хочется свободы на фоне настойчивых рекомендаций старших.

Самая большая проблема, которая могла случиться в пору таких шатаний – это звонок от родителя. Ане было проще. Она нарезала круги по ночам, когда мать уходила на сутки. Зависть и только, но не всё так просто. Бабушка Ани страдала стариковскою болячкой, название которой в черепке не держалось, поэтому я называла её маразмом. Когда Аня оставалась с бабушкой один на один, та вела себя чудаковато: не спала, бродила по квартире, бранилась матом и тому подобное. При матери таких сюрпризов не случалось, отчего девчонке не верили, а бабка опровергала свои хождения. Об этом с Аней я редко говорила: уж крайне данная тема ей не приходилась по сердцу. У меня таким весельем не пахло, слава богу, и из страховки оставалась только псина с избитым предлогом «приспичило». На свой страх и риск.

Трек закончился, Аня без звука похлопала в ладоши. Мило с её стороны, цепляло в хорошем смысле. Я показала пальцами козу, выпустив последний дым из лёгких. Большая часть сигареты истлела вхолостую, не расстроило. Выкинула окурок в банку из-под огурцов и закрутила крышку. Заиграл трек незнакомого мне исполнителя, но мотивчик симпатичный. Взгляд упал на часы: время укатилось далеко за ноль-ноль.

– Сколько уже? – поинтересовалась Аня, затолкнув остатки от сухариков себе в карман.

– Три часа.

– Нормас, ещё куча времени пожить. Так, надо до ларька прошвырнуться. Сушняк напал.

– Ты разбогатела?

– На двадцать четыре рубля, – хохотнула Аня, подняв указательный палец. – Два раза на этой неделе в автобусе зайцем прокатилась. Наглость – второе счастье, но у меня первое.

– Ах да. Как я могла это забыть? – прыснула я.

– Слушай, Лесь, у тебя три рубля есть?

– Сейчас пороемся. – Я поднялась на ноги, оттряхнув руками мягкое место от пыли. Пошуршала по карманам джинсов, раздался характерный звон мелочи. Прищурила глаза, чтобы разобрать наверняка, какие монетки в наличии: пара двухрублёвых. – Четыре.

– Хоть где-то повезло. – Аня уцепилась руками за перила, чтобы встать. – Почапали тогда.

– Зара, пошли, – скомандовала я. Собака поднялась с пола, вытянув по очереди задние лапы, осмотрелась с забавным видом и направилась к выходу.

За пределами балкона нас встретил затхлый букет из тяжёлой сырости в сплетении с благоуханием старого мусоропровода. Одним словом, воняло. Полномерно ощущать дух подъезда не хотелось, дышали через рот всей компанией.

График у лифта нормированный (не то что у большинства людей), до низа топать пешком. Аня спускалась первой и глядела себе под ноги. Я шла следом, придерживая поводок, чтобы на нём же не растянуться. Желтоватый свет от лампочек освещал стены с облупившейся краской и типичное «оформление» подъезда: надписи маркером, выцарапанные закорючки и сыпь из черномазых точек, от потушенных сигарет. Иногда я задумывалась, какой Стас был здесь и чем Пашка А. так покоряет всех, что его любят на каждом этаже разнообразным почерком? На подоконниках попадалась полуживая растительность в пластиковых горшках, а на седьмом пролёте кто-то раскидал мусор.

«Да-да, поход до помойки требует усилий Шварценеггера», – мысленно пробурчала я, перешагивая через разорванный пакет. Аня начала рассказывать очередную байку про баскетбол за школой. Её голос меня выдернул из причитаний и ловить суть пришлось прям на лету.

– А Васька, получается, к кольцу несётся со скоростью света, а Петька-Космос за ним тоже несётся. Мяч перехватить вообще никак. Этот короче, взял и прям на спину Ваське сиганул и как заорёт: «Не пущу, любовь моя»!

Картинку события я нарисовала без проблем, пускай и в беготне за мячом понимала не так уж много. Васька метр с кепкой из кожи и костей, а Петька размером с тот самый космос. Дальше – проще, улыбка сама наползла на лицо.

– Любовь нечаянно нагрянет, килограмм так сто с небес, – пропела я шутливым тоном. – Целые хоть?

– Да, но растянулись они, конечно, смачно.

– Пред… – не закончила я из-за характерного пёсьего «уф». Мы застопорились и переглянулись. Зара так делала при посторонних, неплохая страховка. Такой поворот заставлял мои подростковые мозги уткнуться в тупик. От мысли, что кто-то настучит матери про мои ночные шатания, у меня сжимались булки. Любой встречный-поперечный мне казался возможным знакомым родителей, а масштабный круговорот тех самых пугал больше, чем любой маньяк (он тоже страшный, но не настолько). Но я не трусиха, во всяком случае, стремилась ей казаться.

– Я гляну, – шепнула я и сделала шаг вперёд. Крупная собака худо-бедно укрепляла мой шаткий фундамент уверенности. Аня кивнула. Взяв Зару на короткий поводок, я легкой походкой пошла вперёд с мысленной установкой вести себя как обыкновенный собачник. Животинке приспичило и в этом преступления нет, наверное.

Через три пролёта ступенек я резко остановилась и стиснула поводок. Картина такова: в свете стоял человек лицом к лифту. Форма зелёного цвета, а по телосложению вроде мужик. Я силилась ничем себя не выдавать, смешаться с текстурой стены. Прищурилась, чтобы лучше разглядеть подозрительную фигуру. «Столовая», – про себя разобрала я надпись с чужой спины. Восемь ровных и светлых букв мне толком ни о чём не говорили. Незнакомец нажал на кнопку – типичного звука от шахты на тросах не последовало.

«Он время видел?», – мелькнуло у меня в голове. Зара попробовала воздух носом. Шерсть на загривке поднялась. Она зарычала. Незнакомец шарахнулся в сторону. Задел металлическую дверь плечом. «Бабац!» эхом прокатилось по подъезду. Зара дёрнула меня вперёд, огласив окружение звонким лаем.

– Твою мать! – ругнулась я, острая боль резанула моё запястье. Уши заложило. Ноги едва-едва меня удержали. – Заглохни!

Собака замолчала. Я застыла с приоткрытым ртом и посмотрела на незнакомца: вжался в двери лифта спиной, обратив на собаку стеклянный взгляд. Пятно на щеке тёмное. Совсем юный, худой. Коротко стрижен. В воздухе свисла тишина. В нос ударил странный запах, он чересчур отличался на фоне местной вони. Знакомый, но в моих извилинах велись срочные технические работы. Зара прижала уши к затылку, словно говоря: «Что я сделала не так?».

– Извини… те. Ты просто ей понравился, – выдала первое, что пришло на язык, попятившись назад. Неловкость сжала мне рёбра. Нужно же было что-то сказать, или нет? Растерялась. Меня схватили за руку и потащили. Я подчинилась, плевать, куда воруют и для какой цели, лишь бы выкарабкаться из этой ситуации скорым рейсом.

Каша в голове начала своё движение, лишь когда я оказалась на первом этаже. Только дошло, что «похититель» – Аня. На улице я вдохнула свежий воздух, и мандраж начал давать свободу махонькими порциями (темнота – друг молодёжи).

– Жива? – спросила Аня, пихнув меня в плечо.

– Я обосралась!

– Заметно. Я тоже, с ложечку. – Аня закурила и протянула мне сигарету. Мои руки потряхивались, как у старикана с тремором.

«Главное, что не чувствуется», – подумала я и сделала затяжку. Мысли мало-помалу начали возвращаться на свои полочки. Это надо ж было так спалиться на ровном месте. Щёки горели. Незнакомец – сущая ерунда, а вот перед Аней дискомфорт множился на два. Про запястье я почти забыла. Зара потянула в кусты, пришлось тащиться за ней с негодованием себе под нос:

– Зара, коза драная! Вот приспичило тебе погавкать раз в сто лет!

– А чего случилось-то? Я толком не поняла. Рванула из-за грохота, лая, мужик какой-то…

– Да хз, – перебила я. – Тип какой-то лифт вызывал. Собаку увидел и шарахнулся, она варежку свою раззявила.

– Лифт вызывал?

– Нет, блин, Майкла Джексона4.

– Ну-ну.

– Молчу, молчу.

– М-да, – протянула Аня. – Бухнул кто-то хорошо. Бывает.

Сигарета кончилась – легче не стало. Я вылезла из кустов. По пути зацепила волосами за шиповник. Получилось резко, и ругательство от меня вылетело соответствующее. Аня выбросила свой окурок с щелчка в сторону и помогла мне отвязаться от колючих цветочков. В острых ситуациях я вечно изображала неуклюжую каракатицу. Здравая мысль посещала котелок в последнюю очередь. А если я полагала, что выдала нечто годное, немедленно мне в лицо прилетал намёк: так говорить не следует. Это вызывало скачки обиды и чувство вины. В такие моменты плодилось и размножалось желание удрать в кусты, унестись на луну да хоть обратно в подъезд вернуться. Но, кроме Ани, со мной никто близко не дружил, и я ценила то, что она говорит.

– «Встреча у лифта» как заголовок, – не унималась Аня, подхватив меня под руку. Мы пошли в сторону дороги. Я выпятила нижнюю губу, понимая, что традиционного стихотворного батла не избежать. Но это было лучше, чем вариться в собственных переживаниях или материться на колючее растение.

– Он ждал у вонючих дверей… – начала Аня и махнула рукой в мою сторону. Немного подумав, я продолжила:

– Рассматривая нарисованных маркером зверей…

– Может, он пропащий пилигрим?

– Короче, хрен с ним.

От такого конца стихотворения Аня прыснула и уткнулась в моё плечо лбом. Мне тоже стало комично. Смех помогал ощутить себя на своей волне, отчего духовный переполох отодвинулся в тень. Всё-таки не все шутки в моём исполнении плохи.

– Это безусловно, – хохотнула Аня и отлипла от плеча. – Гоу до ларька и за школу?

– Гоу.

Круглосуточный ларёк находился через остановку, но мы никуда и не спешили. Не лень до него топать было исключительно по ночам. Я не знала, как это работает. Мы вышли из-за домов и остановились. Возле вагончика с разбитым окошком стояли машина скорой помощи и уазик милиции. Дама в форме закрыла дверь автомобиля со звучным хлопком. Под фонарём различались ещё люди: мужчина в фуражке беседовал с дамочкой необхватных размеров в зелёном переднике. Она то кивала, то охала, то разводила руками.

– Дядя Рома, – шепнула Аня. – Вот жопа.

– Ларёк грабанули?

– Сваливаем отсюда.

Второй команды мне было не нужно, потому что Роман Николаевич – старший брат матери Ани, и встреча с ним в четыре утра не светила нам ничем хорошим. Мы улизнули, покуда нас не засекли. От жажды избавились на колонке через улицу. Не лимонад, конечно, но лучше, чем ничего.

Пустая спортивная площадка за школой – это возможность отпустить собаку с поводка. Найденная пластиковая бутылка Заре куда интереснее, чем наша болтовня. Мы раскинулись на широкой лавочке и обсуждали обстоятельства у ларька, строя теории, которые через полчаса перестали влезать в рамки реальности. И мы сами не взяли в толк, как перекатились на обсуждение сериала, где два симпатичных брата на старой тачке гоняются за всякими монстрами5. Соль в лоб – и всё пройдёт.

Мы кормили комаров, покуда не расцвело. Какими бы ни были хорошими разговоры, но организм требовал сна. Разевали рот по очереди. До дома тащились на автопилоте. Мы попрощались, и я отпустила Аню домой, попросив её отписаться, как только перешагнёт порог берлоги. Это обязательно для нас обеих. Мне ничего не мешало пойти к себе и лечь дрыхнуть. Покуда я ждала свой лифт, мозг вернулся к эпизоду с парнем в подъезде Ани. Мне пришла мысль, что это новый квартирант или в гости приходил. Вдруг он привык, что лифт по ночам работает? Хотя навряд ли. Так, наверное, только в Москве бывает. Она же never sleeps6. Ну а вдруг он оттуда, кто знает?

Свои цепочки рассуждений я отбросила, когда притопала домой. Мама ещё спала. Впереди её выходные, и она говорила, что у неё имеются планы, о которых ещё предстояло узнать. Я отписалась Ане в «аське» и рухнула отдыхать.

3

Следующие два дня мне хотелось пустить себе пулю в лоб. Ходить с матерью по магазинам за одеждой – это новый вид пыток. Всё ей не так и всё не то. И не дай господь я скажу, что платье её полнит, и можно смело прибавлять новый круг по базару под палящим солнцем. Страшнее, если ей что-то приглянется, но не окажется её размера, то всё: туши Вселенную и швыряй гранату, потому что весь город она перекувырнёт шиворот-навыворот. Примерно это и случилось в первый день, и всё же к вечеру она откопала блузу с нужными пуговичками. Я перекрестилась. Следующий день оказался хуже, потому что покупали одежду мне. Каждый раз я себе говорила, что буду соглашаться с матушкой, но не выходило. Моё «не хочу» срабатывало, как красная тряпка на быка. Между нашими вкусами лежала громаднейшая бездна. Мне нравилось то, что брало её за глотку, и она заводила свою шарманку, какая я неблагодарная: «Ты же девочка. Куда тебе чёрное?» и всё такое. За пару дней меня выжали до состояния сухофрукта: ноги болели, нервы клокотали, глаз дёргался, а череп расходился по швам. Одно-единственное, что оставило хороший след от сумасшедшей беготни – это приобретение очередного диска. Пусть мама и побурчала, что пихать некуда, но она его купила. Видимо, я смогла переплюнуть кота из Шрека.

Выходные у матери кончились, и впереди меня ждала передышка с восьми до восьми с паузой на обед. Дайте премию тому, кто придумал график два через два.

Проснулась я не по своей воле. Мне облизали лицо, я перевернулась на живот и накрылась подушкой. Собачье негодование не заставило себя долго ждать.

– Зара, блин! – От четырёх десятков килограмм так просто не отмахнёшься, вдогонку Зара зацапала подушку зубами. Не её пёсьи проблемы, что у меня чугунная башка благодаря прогулкам по духоте. Состязаться с Зарой за свои ещё пять минуточек бесполезно, а убирать перья в прошлый раз мне не понравилось. И мама всё равно засекла. Тогда я легко отделалась – неделю гулять до восьми вечера, отчего подниматься приходилось на несколько часов раньше. Летом – это чистой воды издевательство.

– Мёртвого разбудишь, – простонала я, потирая глаза пальцами. Вставать желание отсутствовало. Во рту гуляла сухость и собачья шерсть, или мой волос, или все вместе. Первым делом я заглянула в телефон: десять утра. Пропущенные от мамы в количестве пяти штук вызвали закат глаз.

– Нет, блин, меня украли инопланетяне, чтобы ты не нашла.

Переключилась с вызовов на «аську»: Аня в сети была давно.

«Спит ещё», – подумала я и бросила аппарат связи на подушку, а сама села в кровати. Стянула с запястья резинку, собрала волосы в кривую гульку, зачесав надоедливую чёлку за ухо. Зара соскочила с дивана и потрусила в коридор с прерывистым скулежом. Складывалось впечатление, что собака не видела улицы целую вечность, а нужду справлять приходилось исключительно в лапки. Не любила она, когда её выводили чисто для «пи-пи», но сил на большее вчера у меня не нашлось.

– Да, встаю, встаю. – Я вылезла из постели и поплелась на кухню, там включила чайник, далее – в ванную. Несколько минут на водные процедуры, волос во рту оказался всё-таки мой. Я прошла в комнату и сменила старую футболку на чёрную майку с принтом мультяшной панды в боевой стойке и короткие шорты. Покрутилась у зеркала, поправила подвеску в виде логотипа группы «HIM»7.

– Rip out the wings of a butterfly…8 – напевала я себе под нос, продолжая наводить красоту. Нашла в кармане полтинник, постиранный. Вот это джекпот! Я вообразила гору чипсов и просмотр сериала в компании подруги.

Чай себе налила, но до него дело не дошло, потому что Зара намотала сто пятьсот кругов вокруг меня с арией на высоких тонах.

– Пошли, пошли, ты же мне весь мозг вынесешь, – я взяла карамельку с вазочки и пошла за собакой. В коридоре прицепила Зару на поводок, проверила ключи, мобильник. Можно идти. Хотя, кто кого гулять повёл, осталось под большим вопросом.

На улице сверкало солнце, так что глаза слепило, а воздух сухой, как Huggies Ultra Comfort (суше и не придумаешь) корябал ноздри. Одним словом, ненавистная мне погода. И дождём не пахнет. Гул автомобилей с магистрали прессовал вздувшиеся мозги. Я часто с мамой кусалась из-за того, что окно в моей комнате постоянно закрыто занавесками. Довод «мне солнце в шар светит» не принимался.

Свои дела Зара сделала, а у меня оставалось время до обеда матери, чтобы сходить в подъезд: покурить и выветриться. На своих двоих подниматься лень, покуда дожидалась лифт, в черепушку опять залез случай с незнакомцем. Лифт приехал, и я зашла в него, надавив кнопку с цифрой девять. По пути наверх оторвала себя от круговорота мыслей, настрочив подруге в «аське» приветствие. Прочитает, как проснётся. Я окинула глазами стены кабинки на канатах: расклеенные жвачки по углам и надписи маркером пафосного содержания: «Бессмысленно осмысливать смысл неосмысленными мыслями» или «Меня трудно найти, легко потерять и невозможно забыть». Наверное, это про носок или ключи. Так себе новостная лента. Всё знакомо и нового ничего не появилось, хотя нет, образовалось свежее: «2012 близко»9. Я поджала пальцы ног. Вот и зудит у всех на всяком углу вещать про индейские писульки. Ненормальные какие-то. Кончился календарь и бог с ним, чего вопить-то, как коты в марте? У меня каждый год заканчивается и паники из этого не создаю. Зара зевнула.

– Вот и я того же мнения.

Лифт наконец-то замер, и двери со скрежетом распахнулись.

Девятый этаж – лучшая точка в подъезде, потому что на нём встречалась только пожилая пара с крошечной собачкой. Летом они дома появлялись редко. Дача – любимое место людей в возрасте. С другими квартирами было много вопросов, как будто там никто и не жил. В целом, всё делало последний этаж комфортным местом для посиделок и тайника. Вентиляционная дыра располагалась высоко. Встав на носочки, я прощупала пальцами паз для решётки, подхватила пачку и вытянула оттуда сигарету. Спички мы не убирали, валялись на подоконнике. Я расселась на ступеньках, собака тоже. Огонёк превратился в уголёк с первой затяжкой. Приятная слабость прокатилась по мышцам, а все мысли взлетели над головой эфирным шариком. Кайф.