Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец

Ali B. ‘Uthman al-Jullabi

al-Hudjwiri

The Kashf al-Mahjub

The Revelation of the Veiled

The oldest Persian treatise on Sufism

Translated from the text of the Lahore edition, compared with Mss. in the India office and British Museum by

Reynold A. Nicholson

litt. D., LL. D., f. B. A.

Emeritus professor of Arabic, fellow of Trinity College, and sometime lecturer in Persian in the University of Cambridge

Перевод книги выполнен по инициативе Журавлёвой Анны. Да благословит её Аллах!

Перевод с английского А. Орлова

Научный редактор русского перевода Н. Пригарина

© А. Орлов, перевод на русский язык, 2004

© Н. Пригарина, предисловие, составление глоссария, 2004

© OOO ИД «Ганга», оформление, 2018

От научного редактора

Профессор Рейнольд А. Николсон был одним из тех учёных английской школы классического востоковедения, чьи труды претерпели своеобразную метаморфозу – из академических и рассчитанных на сравнительно узкую читающую аудиторию они с течением времени перешли в разряд научно-популярной литературы в лучшем смысле этого слова. Написанные просто и доступно – однако ни в чём не поступающиеся научной достоверностью ради занимательности, несущие отпечаток его незаурядной личности – такие книги, как Studies in Islamic Mysticism (1914) или The Table Talk of Jalalu’-d-Din Rumi (1924) раскрыли для западного читателя сокровищницу мусульманской духовности, а восемь томов, содержавших текст и перевод «Маснави о духовных сутях» Руми (1925–1940) стали в западном мире на многие десятилетия источником знаний о великом персидском поэте XIII в. Руми. Можно сказать с уверенностью, что именно благодаря этому труду Николсона в Европе и Америке широко распространился в наши дни культ гениального средневекового мистика и поэта.

Николсону принадлежит честь открытия для Запада поэта и мыслителя, своего современника Мухаммада Икбала, чью поэму «Таинства личности» он перевел и издал с предисловием (1920), не потерявшим своей ценности до нашего времени.

Ничуть не менее значительным событием стала другая великолепная работа английского учёного – перевод старейшего трактата по суфизму «Кашф аль-махджуб», буквально «Раскрытие скрытого за завесой», принадлежавшего известному суфию Али ибн Усману Джуллаби Худжвири (полное название книги «Кашф аль махджуб ли арбаб аль-кулуб» – «Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец»).

Перевод впервые был опубликован в 1911 г., второе издание вышло в 1936 г., снабжённое списком исправлений и уточнений. В данном переводе на русский язык эти уточнения и исправления внесены непосредственно в текст.

Между тем в 1926 г. в России был напечатан оригинальный текст трактата «с предисловием и указателями» выдающегося русского востоковеда В. А. Жуковского. Однако это издание не было снабжено переводом. Для своего перевода Р. Николсон использовал другую рукопись. (Стоит вспомнить, что печатных книг в XI в. не было, и зачастую переписчики вносили что-то своё в рукопись, поэтому те рукописные тексты трактата, с которыми работали востоковеды, могли сильно отличаться друг от друга.)

Настоящее издание, таким образом, – перевод на русский язык английского перевода Рейнольда А. Николсона. В этом есть и свои достоинства, и недостатки. Говоря о достоинствах, в первую очередь отметим, что русский заинтересованный читатель, не владеющий восточными языками, получает доступ к одному из самых авторитетных сочинений суфийской литературы, к тому же практически самому старшему из того, что написано на эту тему по-персидски. Но и владеющий английским языком читатель, даже сумевший раздобыть довольно редкое издание перевода «Кашф аль-махджуб», несомненно, сумеет оценить преимущества чтения трактата на своём родном языке. Перевод А. Орлова даёт достаточно ясное представление о стиле, духе, пафосе этого памятника ранней суфийской литературы и при этом позволяет воздать должное Р. Николсону, приложившему немало сил, чтобы разобраться в некоторых тёмных или сложных местах оригинала.

Можно посетовать на то, что данный перевод сделан не с оригинала и, таким образом, отчасти утрачивает свою подлинность. Более того, так или иначе подобный перевод воссоздаёт не только достоинства, но и недочёты, присущие переводу предшественника. Так, например, Р. Николсон сокращал некоторые эпизоды оригинала, лишь ограничиваясь их упоминанием; иногда он значительно отходил от текста, для того чтобы сделать его понятнее, вставлял некоторые пояснения от себя.

Как известно, в трактате Худжвири отразились теория и практика суфизма, сложившиеся ко времени создания этого сочинения. Неудивительно, что профессор Николсон, заботясь о своих студентах, постарался сохранить в тексте как можно больше терминов, технических выражений, так называемых истилахат, а также ряд труднопереводимых фраз на языке оригинала. При сохранении их в русском переводе довольно часто возникало противоречие между термином, переведённым с английского языка, и семантикой персидского слова, помещённого в скобки. Это неудивительно: ведь у английского, русского и персидского слов могут быть разные дополнительные значения – коннотации, особенно если речь идёт о суфийском термине; поэтому в русском переводе термин мог потерять часть оттенков, имевшихся в оригинале и не выявляемых в английском переводе. Чтобы справиться с этой проблемой, пришлось сделать глоссарий, которого не было в английском переводе, и воссоздать в нём как словарные, так и относящиеся к суфийской терминологии значения так, как они представлены у Худжвири. Другими словами, глоссарий отражает суфийскую терминологию в том виде, в котором она использовалась во времена автора. Кстати, как раз из-за того, что у суфийского термина появляются специальные значения, название данного трактата, состоящего из четырёх значимых слов, двух артиклей и предлога, переводится шестью значимыми словами и двумя предлогами (артиклей, как известно, в русском языке нет): «Раскрытие скрытого за завесой для постигших тайны сердец», тем более что концепции «завеса» и «сердце» играют такую важную роль в суфизме.

В русском переводе сохранено оригинальное, присущее персидскому тексту написание имён, в отличие от английского перевода, в котором используются библейско-христианские имена коранических персонажей (Моисей вместо коранического Муса и т. п.). Для облегчения восприятия при первом упоминании этих персонажей в скобках сохранены библейские эквиваленты имён. При передаче имён и терминов, общих для арабского и персидского языков, предпочтение было отдано персидскому фонетическому варианту (например, вместо арабского чтения имени – Фудайль ибн Ийад – даётся Фузайль ибн Ийяз – так, как это звучит по-персидски).

Разумеется, нельзя требовать, чтобы «вторичный» перевод оказался строго научным и полностью адекватным персидскому оригиналу. Ценность этой работы прежде всего велика для тех, кто старается постигнуть тайны мусульманской духовности и углубить своё понимание суфизма. Но, в конце концов, даже учёные не могут отрицать, что такой перевод будет подспорьем и в их трудах. Ведь история знает немало случаев, когда в культурный обиход входили именно переводы переводов – достаточно вспомнить о переводах Библии и Евангелия. Возможно даже, что дотошный академический перевод «Кашф аль-махджуб» как памятника средневековой литературы не имел бы такой притягательной силы живого слова, какую он обретает благодаря уже пройденному – и пройденному успешно – этапу своей английской интерпретации. Недаром писал поэт Востока Мухаммад Икбал:

Н. Пригарина

Предисловие к первому изданию

Перевод наиболее раннего и глубокого труда по суфизму на персидском языке будет интересен, как я надеюсь, не только ограниченному кругу студентов, знакомящихся с предметом из первых рук, но и тем многочисленным читателям, которые, не будучи специалистами по Востоку, интересуются историей мистицизма и захотят сравнить различные и тем не менее сходные проявления мистического духа в христианстве, буддизме и исламе.

Говорить здесь с достаточной обстоятельностью об истоках суфизма и его отношении к крупнейшим мировым религиям нет возможности, и потому я опускаю эти вопросы с намерением посвятить этому отдельную работу.

Ныне моя задача – ознакомить читателя с автором «Кашф аль-махджуб» и кратко очертить особенности его труда.

Абу’ль-Хасан ‘Али ибн Усман ибн ‘Али аль-Газневи ад-Джуллаби аль-Худжвири[1] был уроженцем Газны в Афганистане[2]. О его жизни известны лишь те краткие сведения, которые он кое-где вкрапляет в текст «Кашф аль-махджуб».

Его суфийскими наставниками были Абу’ль-Фазль Мухаммад ибн аль-Хасан аль-Хуттали[3] (см. о нём в главе 12, 6), который являлся учеником Абу’ль-Хасана аль-Хусри (умер в 371 г. хиджры), и Абу’ль-‘Аббас Ахмад ибн Мухаммад аль-Ашкани либо Шакани[4] (см. главу 12, 8).

Его также наставляли Абу’ль-Касим Гургани[5] (глава 12, 9) и Ходжа Музаффар[6] (глава 12, 10).

Он упоминает целый ряд шейхов, с которыми встречался и общался во время своих странствий. Он вдоль и поперёк изъездил исламскую Ойкумену – от Сирии до Туркестана и от Инда до Каспийского моря. Он побывал в Азербайджане, у могилы Баязида в Бистаме, в Дамаске, Рамла и Байт ад-Джинн в Сирии, в Тусе и Узкенде, у могилы Абу Са‘ида ибн Аби’ль-Хайра в Михне, в Мерве и Джабаль аль-Буттаме к востоку от Самарканда. По всей вероятности, ему довелось некоторое время жить в Ираке, где он наделал долгов. В тексте есть намёки на то, что он имел короткий и малоприятный опыт семейной жизни. Наконец, согласно «Рийяз аль-авлия», он поселился в Лахоре и окончил свои дни в этом городе. Однако, по его собственным словам, он ощущал себя узником и был вынужден жить здесь. Работая над текстом «Кашф аль-махджуб», он остро ощущал нехватку своих книг, которые остались в Газне.

В качестве дат его смерти называются 456 г. хиджры (1063–1064 г.) и 464 г. хиджры (1071–1072 г.), однако весьма вероятно, что он пережил Абу’ль-Касима аль-Кушайри, который умер в 465 г. хиджры (1072 г.). Замечание Рьё (Rieu) в Каталоге персидских рукописей Британского музея (I, 343) о том, что Худжвири упоминает Кушайри среди тех суфиев, которых уже не было в живых в то время, когда он работал над книгой, некорректно. На самом деле Худжвири говорит: «Некоторых из тех, о ком я упомяну в данной главе, уже нет в живых, другие же здравствуют». Однако из десяти суфиев, о которых далее идёт речь, лишь об одном, а именно об Абу’ль-Касиме Гургани, автор говорит в таких выражениях, которые не оставляют сомнений в том, что Гургани в то время был жив. В «Сафинат аль-авлия», № 71, говорится, что Абу’ль-Касим Гургани умер в 450 г. хиджры. Если это действительно так, то «Кашф аль-махджуб» написан по крайней мере за пятнадцать лет до смерти Кушайри. С другой стороны, в принадлежащей мне рукописи «Шазарат аз-Захаб» сказано, что Абу’ль-Касим Гургани умер в 469 г. хиджры, что представляется мне более достоверным. В свете всего сказанного предположение, что Худжвири пережил Кушайри, достаточно обоснованно, хотя по большей части оно базируется на посылках «от противного», ибо нельзя же рассматривать в качестве весомого аргумента то, что имя «Кушайри», иногда встречающееся среди мусульман, буквально означает «благословенное воспоминание» (Худжвири о Кушайри).

Итак, я полагаю, что Худжвири скончался между 465 и 469 г. хиджры[7]. Очевидно, он родился в конце Х либо в начале ХI столетия, и в 421 г. хиджры (1030 г.), когда умер султан Махмуд, он был ещё молод. «Рисала-и абдалийя»[8], трактат XV в. о мусульманских святых, написанный Якубом ибн ‘Усманом аль-Газнави, включает историю, притязающую на историческую достоверность, о том, как аль-Худжвири в присутствии султана Махмуда выказал чудодейственные способности для посрамления индийского философа. Однако вполне возможно, что эта история родилась много позже его смерти и является результатом его благоговейного почитания.

Как бы там ни было, но после его смерти ему долгое время поклонялись как святому, а его могила в Лахоре, где его знают под именем датта[9] Гандж-Бахш, во второй половине XVII в., когда Бахтавар Хан писал «Рияз аль-авлия», была местом паломничества.

Во введении к «Кашф аль-махджуб» Худжвири сетует, что два трактата из числа его более ранних трудов были обнародованы лицами, которые утаили имя подлинного автора и выдали их за свои творения. Чтобы подобного не повторилось, он многократно включает в текст настоящей книги пассажи с упоминанием своего имени как автора труда.

В тексте «Кашф аль-махджуб» он упоминает о следующих своих трудах:

1. «Диван» («Сборник стихов»).

2. «Минхадж ад-дин» («Прямой путь веры») – трактат о суфийском учении. Включает детальное рассмотрение ахль-и суффа и полную биографию Хусейна ибн Мансура аль-Халладжа.

3. «Асрар аль-хирак ва’ль-ма‘унат» («Тайны суфийского рубища и заплатанного одеяния») – о заплатанных одеяниях суфиев.

4 «Китаб-и фана у бака» – «Книга о самоупразднённости и пребывании в Боге», составленная «из тщеславия и самонадеянности, свойственных молодости».

5 Работа, название которой не упоминается, толкующая высказывания Хусейна ибн Мансура аль-Халладжа.

6. «Китаб аль-байян ли-ахль аль-‘ийян» («Книга разъяснений о погрузившихся в суть») – о единении с Богом.

7. «Бахр аль-кулуб» («Море сердец»).

8 «Аль-ри‘аят ли-хукук Аллах» («Соблюдение должного перед Аллахом») – о Божественном единстве.

9. Трактат о вере, название которого не упоминается.

Ни один из этих трудов не сохранился.

Книга «Кашф аль-махджуб»[10] создана в поздние годы жизни автора, частично – в тот период, когда он жил в Лахоре. Она была написана в ответ на вопросы его друга, уроженца Худжвира Абу Саида аль-Худжвири. Цель книги – не собрать воедино изречения шейхов, а изложить целостное учение суфиев, описать и разъяснить теорию и практику суфизма.

В излагаемом материале автору свойственна позиция наставника, обращающегося с поучениями к ученику. Даже биографическая часть труда носит наставительный характер. Перед тем как изложить свою точку зрения, автор обыкновенно исследует существующие взгляды по данному вопросу и, если необходимо, критикует их.

Обсуждение мистических проблем и противоречий сопровождается многочисленными примерами, которые автор черпает из своего богатого личного опыта. В этом отношении «Кашф аль-махджуб» более интересен, чем «Рисала» Кушайри, который очень ценен как сборник высказываний, историй и определений, но суховат по изложению.

В труде Худжвири, помимо специальной терминологии, ясно ощутим специфически персидский аромат философских рассуждений.

Будучи суннитом и ханафитом, аль-Худжвири, как многие суфии до и после него, сумел увязать свои богословские взгляды с развитым мистицизмом, в котором главное место занимает достижение фана (упразднение личности в Боге), при этом он редко входит в такие подробности, которые позволили бы назвать его пантеистом.

Он всемерно сопротивляется и объявляет ересью тезис о том, что человеческая личность может быть поглощена и упразднена в бытии Божьем. Он сравнивает фана с испепелением в огне, приводящим свойства всех вещей к свойствам огня, при этом не затрагивая их сущности.

Вослед за своим духовным наставником аль-Хуттали он принимает точку зрения Джунайда, утверждавшего, что «трезвость» в мистическом смысле этого слова предпочтительнее, чем «опьянённость».

Он неустанно и настойчиво предупреждает своих читателей, что ни суфии, ни те, кто достиг высочайших степеней святости, не освобождаются от обязанности следовать религиозному закону.

В других вопросах, таких как возбуждение экстаза музыкой и пением и использование эротической символики в поэзии, его суждения менее категоричны.

Он защищает Халладжа от обвинений в магии и настаивает на том, что высказывания Халладжа лишь по видимости пантеистичны; при этом он осуждает его взгляды как ошибочные.

Ясно, что он стремится представить суфизм как подлинную интерпретацию ислама. Также очевидно, что эта интерпретация не стыкуется с излагаемым содержанием[11].

Несмотря на то глубочайшее почтение, с которым он относится к Пророку, мы не можем отделить Худжвири – исходя из главных принципов его наставлений – от его современников Абу Са‘ида ибн Аби’ль-Хайра и Абдаллаха Ансари[12].

Три этих мистика создали специфически персидскую теософию, которая во всём блеске предстает перед нами в трудах Фаридуддина Аттара и Джалалуддина Руми.

Наиболее примечательна в «Кашф аль-махджуб» глава 14, «Об учениях различных школ суфизма», в которой автор перечисляет и описывает особенности двенадцати мистических школ[13].

Насколько мне известно, Худжвири – первый, кто дал подобное описание. В более ранних трудах по суфизму упоминается только школа маламати. В более поздних работах, например в «Тазкират аль-авлия» («Жития святых» Аттара), встречаются лишь краткие отсылки к другим школам, по всей видимости, инициированные авторитетностью труда Худжвири.

Возникает вопрос: а существовали ли в действительности эти школы – или они были явлены миру из ревностного желания автора систематизировать теорию суфизма? Я не вижу веских оснований для принятия последней гипотезы, из которой следует, что автор сам придумал те высказывания, которые цитирует в тексте главы 14. Однако весьма вероятно, что при описании отдельных доктрин, каждую из которых он приписывает основателю данной школы, он зачастую выражал свою точку зрения на предмет, слишком уж усердно выискивая различия.

Существование этих школ и доктрин не кажется мне сомнительным из-за отсутствия более поздних сведений о них[14] – наоборот, это согласуется с тем, что произошло с мутазилитами и другими мусульманскими раскольниками.

Учения обычно создавались видными шейхами, которые оформляли их в виде небольших трактатов либо довольствовались их изустной передачей своим ученикам до тех пор, пока не появлялась более глубокая доктрина, которая естественным образом заступала на место прежней. Другие школы могли принимать или отвергать её. В каких-то случаях могла возникать оппозиция, и тогда новое учение существовало лишь в рамках той школы, к которой принадлежал её автор, и имело хождение лишь среди отдельных членов данного суфийского братства.

Однако гораздо чаще случалось так, что новое учение получало широкое распространение и вливалось в общий поток духовных знаний, занимая в нём надлежащее место.

Доктор Голдциер отметил, что суфизм нельзя рассматривать как упорядоченную организацию внутри ислама и что его догматика не поддается упорядочению[15].

Это чистая правда, и тем не менее при всех расхождениях существует весьма определённое ядро доктрины, которое равно принимается суфиями различных толков, являясь результатом протяженной во времени деятельности различных духовных наставников.

Весьма вероятно, что главным источником, из которого Худжвири черпал материал для своего труда, была устная традиция. Из существовавших в то время рукописей он упоминает лишь «Китаб аль-лу- ма‘» Абу Насра ас-Сарраджа, который умер в 377 либо 378 г. хиджры. Упомянутая работа написана по-арабски и является наиболее ранним суфийским трактатом. Благодаря любезности А. Г. Эллиса, который недавно обнаружил единственный известный востоковедам список этого трактата, я имел возможность выверить цитату, которую приводит Худжвири в главе 23, и убедился в том, что Худжвири был хорошо знаком с работой своего предшественника. Размещение материала по главам в «Кашф аль-махджуб» в основном следует «Китаб аль-лума‘»; обе книги композиционно сходны друг с другом, и некоторые детали явно перекочевали в книгу Худжвири из «Китаб аль-лума‘».

В главе 11 (18) в примечании касательно Ма‘руфа аль-Кархи Худжвири отсылает к биографиям суфиев, собранным Абу Абд ар-Рахманом ас-Сулами и Абу’ль-Касимом аль-Кушайри. И хотя он не приводит названий их трудов, совершенно очевидно, что это «Табакат ас-суфийя» Сулами и «Рисала» Кушайри.

В «Кашф аль-махджуб» включены персидские переводы некоторых мест из «Рисала» Кушайри, с которым, судя по всему, Худжвири был лично знаком. В главе 2 приводится цитата из Ансари.

Рукопись «Кафш аль-махджуб» хранится в нескольких европейских библиотеках[16]. Она была литографирована в Лахоре, и профессор В. А. Жуковский из Санкт-Петербурга занимается подготовкой к изданию критического текста.

Лахорское издание неточное, особенно это касается написания имён. Впрочем, эти неточности легко поддаются правке, и текст близко совпадает с двумя рукописями в Библиотеке Индийского представительства [India Office Library, №№ 1773 и 1774 по каталогу Ethe], с которыми я сверял перевод.

Я также использовал прекрасную рукопись в Британском музее [I, 342 по каталогу Rieu].

В примечаниях введены следующие сокращения:

• [L.] – отсылает к Лахорскому изданию;

• [I.] – рукопись № 1773 в India Office Library (начало XVII в.);

• [J.] – рукопись № 1774 в India Office Library (конец XVII в.);

• [B.] – рукопись Британского музея № 219 (начало XVII в.).

При переводе в текст Лахорского издания вносились поправки – там, где это было необходимо. Неясных мест осталось крайне мало, однако, признаюсь, многие места потребовали от меня значительных усилий, чтобы уловить мысль автора и уследить за ней. Логика персидских суфиев временами представляется европейскому читателю на редкость алогичной.

Другие камни преткновения пришлось обходить с помощью примечаний, но если бы я везде следовал практике комментариев, объём книги превысил бы разумные пределы.

Английский перевод делался почти без купюр и, хоть я не стеснялся вводить сокращения там, где это представлялось возможным, ничего существенного упущено не было.

Арабисты отметят отдельные несовпадения текста высказываний, транскрибированных курсивом с арабского языка, с их переводами. Эти разночтения возникли не по вине английского переводчика, но содержатся в самом тексте – возможно, оттого, что Худжвири даёт персидский парафраз арабских афоризмов и стихов.

Рейнольд А. Николсон

Предисловие ко второму изданию

Сокращённый английский перевод «Кашф аль-махджуб», впервые опубликованный в 1911 г. в Gibb Memorial Series, переиздаётся без изменений. Правда, я использовал возможность добавить новый список исправлений и пояснений. Пересмотр всего текста и разъяснение тёмных мест потребовали бы немалого труда, к чему я не был готов – даже после появления более полного текста Жуковского [Ленинград, 1926], который давал возможность сверить разночтения. Замечу, что, к сожалению, текст Жуковского оказался не столь полезным, как можно было надеяться.

Худжвири не был ни выдающимся мистиком, ни тонким мыслителем. Однако в целом его труд представляет собой великолепное введение в суфизм. Он охватывает обширный круг важнейших проблем суфизма.

Достоинство его работы, крайне редко встречающееся в книгах такого рода, – ощущение непосредственного контакта с автором, с его взглядами, переживаниями. Он вкрапляет в текст описания своих встреч во время странствий, проливающие свет на обычаи дервишей в разных частях исламского мира.

Изложение им теории и практики суфизма свидетельствует о всесторонней эрудированности автора, о знаниях, полученных из первых рук, а также несёт на себе печать сильной своеобразной личности.

Мы не можем не сопереживать шейху, который рассказывает, как одиннадцать лет Господь оберегал его от женских чар, однако судьбой ему было назначено воспылать любовью к женщине, которую он никогда не видел и лишь прочитал строки, описывающие её, – и его вера оказалась на грани краха.

Я приношу благодарность издателям – господам Люзак за то, что английский перевод, который долгое время не публиковался, теперь доступен студентам и всем интересующимся данным предметом.

Рейнольд А. Николсон

Кембридж, январь 1936 г.

Кашф аль-махджуб. Раскрытие скрытого за завесой