Закон Севера
Правда, их копья и шестоперы лишь отскакивали от кольчуги Сталка, усиленной бронепластинами. А меч громадного мутанта надежно прикрывал незащищенную голову. Тот вентилятор, что я недавно изображал своим автоматом, был лишь жалким подобием стального торнадо, который создал вокруг себя Сталк.
Его двуручный меч вращался, смазываясь в воздухе, словно пропеллер вертолета. Рук гиганта тоже не было видно – так, темные контуры на фоне густого веера кровавых брызг. Толпа дампов редела с невообразимой быстротой, распадаясь на фрагменты разрубленных, изувеченных тел. Зрелище было страшным… и одновременно завораживающим. Я даже забыл про боль, наблюдая за происходящим. А по залу с кошачьей грацией продолжала перемещаться огромная машина смерти, вначале показавшаяся мне слегка придурковатым увальнем, страдающим под весом своих тяжелых лат.
Как же я ошибался!
Несколько оставшихся дампов пытались бежать, но Сталк легко настигал убегающих. Невидимое глазу движение меча – и разрубленный труп шлепался в бурую, жидкую грязь, в которую за считанные минуты успела превратиться утоптанная земля огромного зала. Последний дамп успел убежать достаточно далеко и был почти уже у самого выхода. Тогда Сталк перехватил свой меч в левую руку, нагнулся, легко поднял с земли чью-то оброненную алебарду и, широко размахнувшись, метнул.
Алебарда настигла убегающего возле самого выхода. Удар копьем пришелся точно между лопаток. Дампа швырнуло вперед с такой силой, что чуть не вынесло наружу. Помешал бетонный косяк, о который он треснулся головой. Я видел, как мутант упал и повис над полом на алебарде, воткнувшейся в утоптанную землю почти перпендикулярно. В результате страшного удара не только копье, но и топор длинномерного оружия пробили тело беглеца насквозь, выйдя наружу из развороченной груди. Иногда мои глаза снайпера позволяют мне даже в полумраке разглядеть подробности, помогающие сделать определенные выводы.
Сталк хмыкнул, положил на плечо двуручник, повернулся и направился к нам.
– Это он… – прошептал шаман. Но договорить не успел.
Я увидел лишь, как гигант небрежно двинул плечом. А потом мне в лицо брызнула кровь из перерубленных сонных артерий, и голова шамана шлепнулась в грязь. Обезглавленное тело безвольно сползло следом…
И тут же рядом с ним рухнул я. Мир перед глазами внезапно покачнулся, и я просто не устоял на ногах.
Сталк подошел, хмыкнул снова и покачал головой.
– Зачем же ты ушел один? – сказал он. – Видишь, что получилось.
В его голосе слышалось искреннее сочувствие.
– Похоже, ты умираешь.
– Похоже, ты прав, – криво усмехнулся я, скосив глаза вниз.
Точно. На правом боку возле дырки в окровавленном камуфляже расплывалось темно-желтое пятно. Так я и думал. Порвана не только печень, но и желчный пузырь. Впрочем, это уже неважно. Одной разорванной печени хватило бы за глаза…
Сталк с силой воткнул меч в ближайший труп, пригвоздив дампа к земле. Покачал свое страшное оружие за рукоять, убедился, что оно не упадет, после чего достал кожаный кисет, вытряхнул на широкую ладонь его содержимое и принялся неторопливо сворачивать сигару из коричневых листьев.
– Конечно, можно накрутить запас готового курева заранее, – сказал мутант. – Но всегда приятнее после боя свернуть сигару самому. Пальцы еще в полузасохшей крови врагов, поэтому, вдыхая дым, ты одновременно ощущаешь и вкус, и запах победы.
Огромный ворм прикурил от своей зажигалки и с наслаждением затянулся.
– Попробуешь? – спросил он, выдохнув клуб вонючего дыма. – Ведь это и твоя победа тоже.
Я молчал.
– Понятно, – кивнул Сталк. – Вижу по глазам, что не хочешь. Ну да, с такой раной, наверно, все, что хочется, так это лежать и не шевелиться. Но ты же понимаешь, это всё, чем я могу тебе помочь.
Кивнуть у меня уже сил не было, и я лишь только на мгновение прикрыл глаза.
– Хотя нет, – сказал Сталк, присаживаясь на корточки. – Пожалуй, я просто побуду с тобой. Ведь нет ничего страшнее, чем умирать в одиночестве, правда?
Возразить ему было нечего. До сегодняшнего дня я никогда не умирал, и сравнивать было не с чем.
– Пожалуй, я расскажу тебе еще одну историю, – сказал Сталк, стряхивая пепел с сигары. – Не знаю, интересно тебе оно или нет, но ведь это всяко лучше, чем молчать, изображая скорбь. Думаю, ты со мной согласишься.
Он для солидности откашлялся в кулак и начал:
– Где-то на юге есть остров, на котором живут шамы. Самих шамов мало кто встречал, но те, кто их видел, говорят, что уроды они еще те. Хуже нас, вормов. А уж вормы с виду бывают такие, что потом неделю будешь спать вздрагивая. Ну так вот. Лет эдак с тридцать назад на том острове заправляла шамья баба. Законы там издавала, распоряжалась как хотела. А у шамов какой закон? Как и у всех тут. Что плохо лежит, забрать, того, кто слабее, – сожрать. Ну так вот, к чему это я.
Попался к ним как-то в плен кремлевский дружинник. Здоровенный такой, видный хомо. Но против шамов здоровье не спасает. Они ж чужими мозгами вертят как хотят, любую картинку перед глазами нарисуют. Ну и нарисовали чего-то тому дружиннику, что он им в лапы сам дался. Повязали его, значит, и, поскольку жратвы на ужин хватало, оставили на завтрак. И спать завалились. А шамья баба-вожак на передок слаба была. Ну, и предстала перед дружинником писаной красавицей, они это хорошо умеют, мозги туманить. В общем, знатно они ночью покувыркались. Ну а поутру того дружинника съели.
Сталк вздохнул и щелчком отправил окурок в темноту.
– Грустная история, правда? Дальше еще грустнее. Баба та понесла, прикинь? Шамы же про то пронюхали. И про то, что у нее под сердцем не шам, а ублюдок, – тоже. У них нюх развит о-го-го, всё насквозь видят. Да и пуза не спрячешь особо. Короче, убить они решили ту бабу. Хоть шамий вожак может вертеть другими шамами как куклами, против всего общества ему не выстоять. То есть ей. Но она тоже не дура была, почуяла неладное – и убежала с острова.
Бежала долго, на север. Хотела следы запутать и из Москвы выбраться. Не получилось. Роды начались, задержаться пришлось. Родить-то родила и даже снова бежать пыталась, но почти возле МКАД настигли ее шамы. Поймали – и казнили страшно. Всадили меч ей в то самое место, расширили, значит, а потом пустили в рану стальную сколопендру. Чтоб другим их бабам неповадно было с иноплеменниками путаться. Так вот. А ребеночка шамы не нашли. Шамиха его спрятать успела. А он едва родился, уже сильный был. Как котята слепые спасаются уползая, так он соплеменникам глаза отвел. В мамку, значит, способностями пошел – у шамов-то в вожди только самые сильные попадают…
– Сталк… на хрен мне… эти сказки? – прохрипел я.
– Это не сказки, – произнес Сталк. – Это правда. И то, что тебе сказал шаман дампов, тоже правда. У них в ловчих и дозорных септах всегда по семь воинов. Обычай у них такой, а обычаи они страшно уважают. Да только вечером я одного дампа из септа выманил и послал навстречу хомо, который шел на север. Хомо, значит, очень хорошо экипированный был. И очень опасный, у нас слухи быстро разносятся. Ну я и решил не рисковать. Посмотрел, какое у него в голове самое заветное желание, выманил дампа-арбалетчика и показал его тому хомо. Причем так, будто тот дамп – его жена. Как тебе комбинация? Ну а неполному септу дампов со стороны почудилось, что их товарищ соскочил с катушек. Дампов можно понять. Идет их арбалетчик рядом с хомо, разговаривает, руками машет. Ну они и пристрелили того арбалетчика на всякий случай, у них со своими разговор короткий: чуть что не так, или убивают, или скармливают своему Полю Смерти.
– Не верю… – прошептал я.
– А зря, – улыбнулся Сталк. – Смотрю, нож у тебя больно хороший. Подаришь?
И, не спрашивая разрешения, выдернул «Бритву» из ножен на моем поясе. После чего ловко подцепил кончиком ножа мешочек на моей груди, вывалившийся из-за отворота камуфляжа.
На пропитанную кровью ткань моей одежды посыпались мелкие серые камешки, которые я считал бусинами «дочкиного ожерелья»…
Я рванулся вперед из последних сил. Главное, добраться до горла этого гада! А дальше повисну на нем, да так и подохну, как бультерьер. И хрен кто меня от него оттащит.
От моего броска Сталк ушел играючи. Отклонился в сторону – и тут меня словно рельсом в грудь долбануло. Я отлетел назад, почти к самому Полю Смерти. Ну и удар у этого мутанта!
– Т-ты…
– Я, – просто сказал Сталк, поднимаясь на ноги. – Я тот самый ребятенок, которого нашли, выходили и вырастили вормы. Те самые вормы, которых презирают даже осмы, живущие на помойках. Но мне плевать на осмов и на остальное отребье, копающееся в этих развалинах. Я только очень не люблю шамов, убивших мою мать. А еще я не люблю хомо. Если бы их не было, я б родился в достойном племени Повелителей туманов и мне не пришлось бы искать их и убивать по одному.
Внезапно обрез ружья, который висел у Сталка на ремне, плюнул огнем. В потолок третьего этажа ударило многоголосое эхо, а по моим коленям хлестнула невыносимая боль. Это нанесенную холодняком рану не всегда почувствуешь. А вот дробью в упор по ногам – это действительно страшно…
– Не знаю, зачем дампы перебивают колени тем, кого отправляют в Поле Смерти, – сквозь багровую пелену донесся до меня голос Сталка. – Но чужие традиции надо уважать. Сейчас Поле сытое, но скоро оно заинтересуется тобой. Ты можешь подождать его, можешь попытаться уползти. Но лучше зарежься, честное слово. На, держи. Я ж не гад какой-нибудь, чтоб живое и разумное существо оставить в таком месте и без оружия.
Рядом со мной что-то звякнуло.
– Кстати, дампы верят, что кто-то из их далеких предков невредимым прошел через черное Поле Смерти. Они называют этого легендарного персонажа «побратимом Смерти» и с тех пор поклоняются черному Полю. Попробуй, может, тебе повезет. Хотя ты не очень похож на легендарного и на редкость везучего дампа. Скорее, на хомо, у которого закончилась личная удача…
Голос Сталка отдалялся. Вряд ли он пятился, продолжая молоть языком. Скорее, это я потихоньку отъезжал от кровопотери и нереальной боли в ногах.
– Да, и спасибо тебе за винтовку и твое остальное барахло, – откуда-то издалека прозвучал голос Сталка. – Ты очень хорошо все спрятал, но мысли не спрячешь от того, кто умеет их читать. Прощай, хомо. Может, когда-нибудь встретимся в Краю вечной войны.
– Прощай, сука! Я и там найду тебя, чтобы перегрызть горло!
Но тут же я понял, что вместо вопля из моих легких наружу вырвался лишь бессвязный хрип. Глупо, конечно, тратить последние силы на то, чтобы высказать гаду, что ты о нем думаешь. Но иногда сдержаться трудно. Помесь шама и человека покусилась на единственное, что было мне дорого. Походя, между делом смяла, вывернула душу, убила разом все, что в ней оставалось человеческого, – и швырнула мне ее обратно, изуродованную, напоследок заодно прострелив ноги… Как жаль, что я умираю… Как невыразимо жаль, что люди не живут с такими ранами… А ведь здесь, на земле, у меня как раз сейчас появилось очень важное дело. Как раз такое, ради которого стоит жить дальше…
Его шаги удалялись. Я хорошо слышал тяжелую поступь Сталка – по земле любой звук разносится очень хорошо. А возможно, у умирающих просто обостряются слух и зрение. Иначе как объяснить, что я услышал справа от себя другие шаги – легкие, невесомые. И почувствовал холод, пронзивший меня насквозь и доставший до самого сердца. И увидел тень, нависшую надо мной.
– Привет, старая подруга, – прошептал я. – Думаю, не стоит представляться, ведь мы давно знакомы. Вот и выдался сегодня случай познакомиться поближе.
Она молчала, стоя надо мной. Лишь слабый ледяной ветер колыхал ее просторные одежды, похожие на крылья.
Я снова с усилием разлепил спекшиеся губы. И улыбнулся. Все живые существа почему-то панически боятся ее, считают чудовищем. А мне кажется, она глубоко несчастна. Наверно, чертовски неприятное занятие изо дня в день, из века в век навещать столь погано выглядящие куски подыхающего мяса.
– Неважно я выгляжу, правда? Словно свежий кровяной бифштекс. Не побрезгуешь? Самому неловко… Но ты же знаешь, не я спланировал эту встречу. Жаль, что я ухожу с тобой, а этот урод остается здесь. Пожалуй, это единственное, чего мне действительно жаль. Многое я бы отдал, чтобы идти рядом с тобой и при этом гнать его пинками впереди себя. Ну да ладно, чувствую, не время для сожалений. Поможешь подняться? А то я, пожалуй, сам не встану…
Черные одежды колыхнулись. Мне показалось, что она наклонилась надо мной, посмотрела внимательно, как хороший доктор смотрит на пациента, вздохнула…
Мне в лицо вновь повеяло холодом – и вдруг словно пелена спала с моих глаз.
Я все еще валялся на земляном полу, а на месте зловещей фигуры слева от меня покачивался столб черного света, уходящий в темноту невидимого потолка. Многие факелы погасли. Немногие оставшиеся горели еле-еле, скудно освещая громадный зал. Но черный столб был виден преотлично, словно невероятным, немыслимым образом подсвечивал сам себя. Как черный свет может светить? А бес его знает. Не могу объяснить как, но я прекрасно видел коротенькую, робкую, неуверенную ложноножку, протянувшуюся ко мне по полу. Так обожравшийся кот трогает лапой насмерть перепуганную мышь, прикидывая, что с ней делать. Придушить? А на фига? Поиграть? Лениво. Только и остается, что потрогать – авось она учудит чего, развлечет. На сытое пузо развлекуха самое то, что хочется.
Я улыбнулся. Хрен ты угадало, родное. Не буду я, вереща от ужаса, ползти на руках, как тот дамп, которого давеча кинули тебе на съедение.
Моя рука нащупала на земле резиновую рифленую рукоять. Так и есть. Добрый Сталк напоследок бросил мне мой нож, который я затупил безнадежно, роя могилу арбалетчику-дампу.
Я скрипнул зубами от ненависти. Замаскировать такого урода под мою жену… Ладно. Стоп. Хватит рефлексий. Ног ты уже не чувствуешь, и огонь, разлившийся в брюхе, ничем и никогда не затушишь. Потому лучше одним ударом покончить со всем этим.
Я сосредоточился. Надо было хорошенько собраться с силами, чтобы поднять безвольные руки и воткнуть тупой «Сталкер» под левое ухо. После чего останется подождать с полминуты, пока вернется моя старая подруга, почему-то оставившая меня и решившая прогуляться…
Но тут мне стало как-то впадлу резаться по методу овдовевших самурайских жен. Конечно, есть и другие методы отправить самого себя в Край вечной войны, но нехорошо оно как-то для мужика. Неправильно.
Я посмотрел на тянущуюся ко мне ложноножку, рывком перевернулся на живот, закусил губу до крови, чтобы не потерять сознание от страшного приступа ревущей боли внизу, вонзил пальцы свободной руки в мокрую от крови землю – и рванулся навстречу Полю Смерти, занося нож для последнего удара. Если оно живое и лапки тянет, то, может быть, я сумею достать до его сердца. Потому что не дело, когда непонятная бесформенная тварь превращает живые существа черт-те во что…
Удара не получилось. Моя рука вместе со мной провалилась в чернильную, вязкую пустоту, напрочь лишенную звезд. Я точно знал на уровне животного подсознания – эта пустота была бесконечной, как космос, и безжалостно-равнодушной, словно океан. Бесполезно бороться против бесконечности, поглотившей тебя. Бесполезно и смешно…
Но откуда-то из глубин моей памяти, еще не успевшей раствориться в этой космической безбрежности, всплыли слова. Их произнес человек, в совершенно другой реальности носящий прозвище Японец…
«Бесполезно бороться с Пустотой. Можно лишь стать частью ее. Слиться с ней. И тогда ты поймешь, что нет ничего невозможного, ведь Пустота – это материал, из которого состоят все миры и вселенные. Правда, при этом ты постигнешь, что ничто происходящее не имеет значения в этих многочисленных вселенных. Ведь все, что происходит, это лишь часть Пустоты – вечной и незыблемой, как само время…»[1]
Признаться, тогда я ни хрена не понял в этих восточных бреднях…
А сейчас вдруг ощутил на себе.
И понял, что нужно делать.
А вернее – не делать…
С чернотой, окружавшей меня, не нужно было бороться. Борьба порождает ответную борьбу, а бороться с Пустотой как минимум глупо. Нужно было просто стать ею. Раствориться в ней каждой клеткой, каждым атомом своего тела.
Почувствовать себя бесконечностью.
Космосом.
Пустотой…
Внезапно я понял, что вокруг происходит что-то не то. Наверно, так чувствует себя микроб, которого траванули антибиотиком. Только решил, понимаешь, размножиться делением и стать частью одного большого организма, как нечто в разы более могущественное резко прерывает твою кипучую деятельность, и ты вылетаешь из своего обретенного рая вместе с мокротой.
Пространство угрожающе сжалось вокруг меня – и я действительно почувствовал, что лечу…
И лишь чудом, на рефлексах успел сгруппироваться и не приложиться мордой об землю. Перекат – и я вновь стою на ногах, сжимая в ладони рукоять ножа.
На чем стою? На ногах?!!
Я с опаской посмотрел вниз.
Ноги. Мои. Стоят. Целые. И дырки на камуфляже нет в районе брюха. И крови на мне нет. Ни пятнышка на одежде, ни свернувшейся бурой капли на руках. Интересно, может, я все-таки в Краю вечной войны, и сейчас из-за колонны выйдет Ург, потирая лапки, и скажет: «Ну вот, хомо, я же говорил, что мы встретимся…»
Стоп. Бред. Вряд ли в Краю вечной войны те же декорации, которые я покинул будучи при смерти. Многочисленные трупы дампов никуда не делись. Так же чадили догорающие факелы, воткнутые в стены. И так же мерно колыхалось, играя черным светом, Поле Смерти за моей спиной…
Самая неблагодарная скотина на свете – это человек. Даже если с ним и произошло чудо, то ему немедленно нужно узнать технологию этого необыкновенного происшествия. Докопаться до истины, разобрать эту истину по винтикам, попробовать на зуб и сделать глубокомысленный вывод: «Да не, херня, чудес не бывает». Наверно, за это наших прапращуров из рая и выперли. Чисто за вредность и за неверие в чудеса…
Мне, например, тут же на ум пришло продолжение заумной лекции Японца про Пустоту. Если вкратце, то мой кореш вещал примерно следующее, ковыряя вилкой в банке с тушенкой:
«Пустота не принимает неподготовленных. Для того чтобы стать ее частью, человеку необходимо пройти пять испытаний стихиями Огня, Земли, Ветра, Воды и самой Пустоты. И лишь тогда, возможно, Пустота примет его – если он, конечно, пройдет последнее, самое трудное и страшное испытание».
Угу. Похоже, я прям с ходу вперся в суть мироздания и решил стать ее частью. Ну меня и выперли, неподготовленного, зачем-то починив между делом…
Мой взгляд упал на нож, который я все еще сжимал в руке.
Вот это номер! Клинок «Сталкера» был целым и невредимым. Конечно, не «с нуля», видно, что он не на полке валялся, а работали им как нормальным боевым ножом в экстремальных условиях. Но при этом и заметно, что уход за «Сталкером» был соответствующий. На черном антибликовом покрытии – лишь несколько неглубоких царапин и едва видимые продольные потертости от кожаных ножен…
В голове мелькнула невероятная догадка. Я рванул ворот камуфляжа…
Так и есть! На моей груди висел кожаный мешочек. Одно движение ножом – и мне на ладонь посыпались мелкие серые камешки…
Я снова обернулся.
Итак, чудо получило объяснение. Черное Поле Смерти отбросило меня назад во времени. Часа на два-три, но никак не больше. Объяснение, конечно, было половинчатым. Например, почему я, в отличие от того дампа, не превратился в кистеперую рыбу? Может, потому, что мутант сопротивлялся, с испугу излучал волны панического ужаса, и Поле расценило его как жертву, а не как опасность?
Черт его знает. Я ж не яйцеголовый какой-нибудь, чтобы немедленно расположиться возле черного пятна, из которого столбом поднимается неестественный свет, и начать проводить опыты. Мое дело не опыты, а выводы. Которые я для себя уже сделал. И меня они вполне устраивают, как и то, что я жив, здоров и полон надежд на замечательное будущее. Это я про то, что, когда я найду Сталка и вспорю ему брюхо, тут оно и наступит, это мое личное прекрасное далёко.
Но пока это только мечты. Потому что из оружия у меня только нож и больше ни хрена. И силы на нуле, аж ноги трясутся. Накатило как-то быстро и сразу. Понял вдруг, что идти куда-либо не смогу даже под угрозой расстрела. Оно и понятно, такие пертурбации с организмом здоровья не прибавляют.
В общем, сел я к стеночке, где кровищи было поменьше, и принялся отдыхать. А заодно просчитывать свои шансы на предмет выживания в агрессивной среде. Конечно, можно вернуться обратно в Бутырку – тут идти-то с километр. Но есть одно «но». Из тюремного замка уходил этакий увешанный оружием супермен-победитель-не-подойди-всех-убью-один-останусь. А вернется кто? Правильно, лузер, потерявший всё. Нет, конечно, друзья примут, накормят и обогреют. Но это не мой выход из положения. Сам потерял – сам должен и вернуть. Такой вот упрямый я сукин сын, за что частенько и огребаю от судьбы по самые «не хочу».
Только вот вопрос – возвращать-то как? Напомню сам себе – из оружия только «Сталкер» и остался. Прям как в компьютерной игрушке: нож в руке и здоровье почти на нуле. Погано, однако…
Внезапно в темноте зала мне послышалось какое-то жужжание. Я непроизвольно сжал рукоять ножа, как будто в моем состоянии он мог чем-то помочь в случае нападения любого хищника этого мира, даже самого занюханного. Сжал – и вдруг, усмехнувшись, расслабился и неторопливо засунул «Сталкер» обратно в ножны.
В пятно света от догорающего факела вплыло нечто, смахивающее на небольшую летающую тарелку, отрастившую суставчатые металлические ноги. Вплыло осторожно и воровато. Ясно, что при малейшей опасности существо готово дать деру на максимально возможной скорости. И хотя я не был уверен, что это тот самый механизм, о котором я думаю, – хрен знает, сколько их таких шляется по развалинам! – я на всякий случай тихонько произнес:
– Здорово, Колян.
Существо вздрогнуло, замерло, осторожно поводило мощными стальными жвалами туда-сюда… и, наконец обнаружив в глубокой тени источник звука, то есть меня, подпрыгнуло – и со всех ног чесануло ко мне.
– Хэллоу, хозяин! – заверещало оно. – Мой искать тебя, а твой не подавать сигнал! Но я найти тебя сам! Мой знать – если сильно пахнет едой, значит, хозяин близко!
Вот, значит, как. Понятно. Чудес не бывает. Упорно считающий меня своим хозяином робот обслуги, серв номер 864Col765А, которого я прозвал Коляном, искал вовсе не меня. Просто приперся на запах свежего мяса, а сейчас машет хвостом, демонстрируя верноподданнические чувства.
– Уйди, предатель, – сказал я. – За кусок мертвечины мать родную продашь.
– Материнский плата стоит много больше, чем кусок еда, – деловито произнес робот, подходя ко мне вплотную. – Хозяин говорить флуд. Хозяин болеет?
– Выдохся хозяин, – признался я. – Отстань, жывотное механическое, не до тебя. Дай отдохнуть спокойно.
Однако «жывотное» и не подумало отстать. Вместо этого в его брюхе что-то загудело. Оттуда выехал маленький лифт, в котором стояла какая-то фиговина, похожая на распиленную надвое гильзу от тридцатимиллиметровой автоматической пушки. Эту фиговину Колян ловко подцепил гибким манипулятором и сунул мне под нос:
– Пей, хозяин.
От фиговины шел характерный запах, который никакой вояка никогда ни с чем не спутает. Но я все-таки поинтересовался на всякий случай:
– Это что? И… откуда?
– Э-э-э…
Робот замялся. Или застеснялся, или просто в его словаре обнаружился пробел.
– Дух… Личность… Вдохновение… – бормотал он, подбирая подходящее слово для перевода.
– Короче, спирт, – кивнул я. – У вас, пиндосов, и вдохновение, и бухло одним и тем же словом обозначаются. С этим ясно. Второй вопрос – откуда?
– Мой уже говорить, что сервы серии Col уметь оказывать первый помощь свой биологический охранный отряд. Это есть дезинфектор C2H5OH, который я способный синтезировать и очищать…
Дальше я слушать не стал – а то, глядишь, нафантазирую, из чего Колян «синтезировать» свой дезинфектор, а с химией у меня очень плохо. Короче, я просто взял стальную мензурку и опрокинул в себя.
Н-да, судя по вонючести примесей, «очищать» свою продукцию серв умел из рук вон плохо. Ладно, авось не сдохну.
Пока я жмурился после принятия вовнутрь дезинфектора и нюхал рукав, Колян смотался в темноту и очень быстро вернулся, довольно пощелкивая челюстями. Внутри него что-то пыхтело.
– Ты чего задумал, членистоногий? – подозрительно поинтересовался я. Запах от серва шел такой, что мой желудок непроизвольно свернуло в спираль.
– Держи, хозяин, – довольно произнес Колян, доставая из своего лифта смачную, хорошо прожаренную отбивную. – Твой надо много питаться. Иначе у твоя сдохнет и материнский плата, и процессор, и память…
Память у меня однажды уже подыхала, ощущение, признаться, не из приятных. Но это не значит, что я должен жрать кусок дампа, пусть даже хорошо прожаренного.